– И тем не менее, это будет, – проговорил эльф в белом, и в голосе его лязгнул металл, – если мы его не остановим.
Глава 4. Правда за правду.
Сколько они скакали, он сказать не мог. Сырые, заросшие ивами низины сменялись буграми, где копыта давили сплошной цветочный ковер. Оставались позади исполинские деревья, вроде тех, что Олен увидел, едва пройдя Засеку, и заросли кустарника, где все звенело от птичьего пения.
Когда солнце склонилось за деревья и начало смеркаться, Саттия натянула поводья. Олен повторил это движение и едва не вывалился из седла – настолько резко остановился эльфийский скакун.
– Самое время для привала, – проговорила девушка. – Перекусим, отдохнем, а затем поедем дальше. Ты не против?
– Нет, – ответил Олен, раздумывая, как бы помягче сообщить о том, что у него нестерпимо ноет то место, что пониже спины, и что дальше ехать он вряд ли сможет.
Слезал на землю, кряхтя и охая, точно древний старик. Саттия успела расстелить на траве небольшую скатерть из зеленой блестящей ткани, на которой выделялся узор из красных и желтых цветов. На скатерти появилась круглая фляга, куски жареной дичины и сухие хлебцы.
– Прошу к столу, – церемонно сказала девушка и проказливо улыбнулась. На гладких розовых щеках появились ямочки. – Надеюсь, что доблестный муж не откажется отведать моего угощения?
– Э… ну да… конечно, – за этот день Олен смущался больше, чем за несколько лет до этого.
Саттия мало походила на молодых крестьянок, с которыми он привык иметь дело. В ней не было заметно и следа робости, а бойкости хватило бы на пятерых. Да и внешне она отличалась от той же Алирны, как елка от березы, хотя выглядела очень даже привлекательно…
Устыдившись собственных мыслей, Олен подсел к «столу» и принялся за мясо. Оно оказалось хорошо прожаренным, отдавало тмином. Во фляжке обнаружилась простая вода, чистая и холодная, захрустели на зубах хлебцы.
– Ты ешь, – проговорила Саттия, откидывая со лба прядь светлых волос, – но не забывай рассказывать.
– О чем?
– Для начала – кто ты такой? Где научился так владеть оружием?
– Человек, – Олен удивленно глянул на нее. – Обычный селянин. Всю жизнь в земле ковырялся.
– Ладно придумывать, – девушка сердито махнула рукой. – Я тебе не верю! А ну встань! Руки разведи!
Прозвучало это настолько повелительно, что Олен мгновенно вскочил, поднял верхние конечности, словно решил изобразить огородное пугало. Саттия встала следом, принялась осматривать правое запястье.
– А ну сними рубаху! – приказала она без тени сомнения в голосе.
– Э… зачем? – как оказалось, предел смущения в этот день еще не был достигнут.
– Уж не думаешь ли ты, что я голых парней не видела? – бросила Саттия с вызовом, но щеки ее чуть заметно порозовели. – А ну снимай! Мне просто нужно проверить свои догадки!
Олен вздохнул и послушался. Саттия обошла его кругом, осматривая, как торговец лошадьми – породистого жеребца, после чего уверенно заявила:
– У тебя есть мышцы, какие не вырастают сами по себе, – тонкий пальчик коснулся его предплечья, – вот эти появляются, когда упражняешься с мечом, те, что на спине – при работе с большим луком. Такие плечи можно развить только регулярными упражнениями с боевым топором.
– Ерунда это, – Олен натянул рубаху и сел обратно. – Какие боевые топоры и мечи? Я оружия в руках до вчерашнего дня не держал.
– Тогда… – Саттия нахмурила тонкие брови, – тогда остается предположить, что твои предки на протяжении многих поколений были воинами. Тем, кто родился в семьях чистокровных таристеров, умение сражаться передается по наследству вместе с цветом волос и всем прочим…
Тут Олен не выдержал и расхохотался. Белобрысая девица оказалась сумасшедшей – этим объяснялось и то, что она пришла на помощь, и ее чудные речи. Откуда возьмутся предки-воины у уроженца Заячьего Скока, где веками только и делали, что пахли, сеяли и собирали урожай?
Но смех начал стихать, когда Олен вспомнил, как орудовал клинком во время схватки с эльфами, как ловко уходил от ударов, бил так, чтобы не убить, а оглушить. Остатки хохота вышли горловым хрипом, стоило из памяти всплыть моменту, когда маленький Рендалл впервые осознал, что мало похож отца и мать, смуглых, черноволосых и темноглазых.
«Ты вылитый дедушка», – сказал тогда отец, почему-то отведя взгляд. Олен остался доволен этим объяснением, и все мысли об отсутствии сходства гнал прочь. Но сейчас в душе зашевелились подозрения.
– Ты хочешь сказать, что мои родители… на самом деле не мои? – спросил он, дернув себя за мочку уха.
– Ничего я не хочу, – Саттия выставила перед собой ладошки, точно защищаясь. – Я лишь пытаюсь объяснить то, что вижу. Ешь, давай. Или больше не хочешь?
– Почему? – Олен сунул в рот еще один кусок мяса, принялся жевать и понял, что совсем не голоден. – А о себе ты не хочешь рассказать? А то…
– Нам пора ехать, – девушка вскочила так стремительно, будто ее подбросили. – Дожуешь на ходу.
Олен не успел и слова сказать, как она собрала оставшуюся снедь, свернула скатерть и убрала ее в сумку.
– Двинулись, – проговорила Саттия нетерпеливо. – Или на закуску у тебя будет застрявшая в брюхе стрела. Но для начала я кое-что должна сделать, чтобы запутать погоню…
Она отвязала троих эльфийских коней от седла и звонко хлопнула каждого по крупу. Скакуны дружно замотали белоснежными гривами и умчались в чащу.
– Вот так, – и девушка забралась в седло.
Олен подошел к белоснежному жеребцу, и не вздумавшему удрать, несмотря на то, что его не привязали. Пощупал ноющие бедра и полез скакуну на спину. Конь фыркнул с различимым презрением, но вытерпел, даже когда всадник начал вертеться в седле, чтобы устроиться получше. После толчка в бока неохотно сдвинулся с места, побежал за едва различимой в сумраке лошадью Саттии.
– Мы не заплутаем ночью? – спросил Олен, поглядывая на темнеющее небо, где между лиловых облаков выступили первые звезды.
– Я вижу в темноте, – отозвалась девушка, не поворачивая головы.
Последующая ночь стала одной из самых ужасных в жизни Олена.
Лошади рысью двигались через окутанный мраком лес. Усталость давила на плечи не хуже мешка с брюквой, боль пульсировала от пяток до копчика. Веки опускались сами собой, ныла спина. Каждый резкий звук – треск сучьев, крик ночной птицы – заставлял в испуге сжиматься и хвататься за меч.
Когда на востоке стали видны признаки рассвета, Олен чувствовал себя таким измученным, что готов был упасть прямо под копыта и заснуть на месте. Когда Саттия обернулась и что-то сказала, он не понял ни единого слова, лишь заворожено следил, как двигаются розовые пухлые губы.
– Эй, ты спишь? – девушка повысила голос.
– Нет, – чтобы ответить, пришлось приложить невероятное усилие.
– Остановимся ненадолго, передохнем. Наши «друзья» наверное освободились и роют землю в поисках следов.
– Почему они хотят меня убить? – Олен мешком сполз с конской спины и со стоном упал на живот. – Только лишь за то, что я забрел в эльфийские земли?
– Не знаю, – Саттия покинула седло куда более изящно. – Тех, кто без спросу суется в лес с оружием, уничтожает магия Засеки, а случайных, заблудившихся путников обычно просто выпроваживают. Но откуда случайный путник в этих местах?
– Я даже не знаю, где мы находимся.
– Хм, удивительно. Мы в угодьях ствола Радужной Росы, примерно в ста пятидесяти милях от границы эльфийских владений.
– О боги…
– Сомневаюсь, что они к этому причастны. Расскажи честно, как ты сюда попал? – девушка уселась на траву, скрестив ноги.
Она вовсе не выглядела усталой, словно бессонные ночи в седле были для нее не в диковинку. Или неутомимость давала эльфийская кровь, пусть не совсем чистая, что бы ни говорила по этому поводу Саттия, но заметная в точеных чертах узкого лица, мелких зубах и хрупком сложении.
Во время поездок на ярмарку в Танненг Олен несколько раз видел полукровок – детей человека и эльфа, и хорошо помнил, как они выглядят. Его новая знакомая походила на них во многом.
– Через Вечный лес, – буркнул Олен неохотно. – Я вошел в него три дня назад со стороны графства Файн.
– Что? – на лице девушки отразилось недоверие. – Ты будешь рассказывать, что выбрался живым из Вечного леса? И что прошел больше трехсот миль за несколько дней?
– Зачем мне врать? – пожимать плечами, лежа на животе, не очень удобно, но Олен ухитрился это сделать. – Может там внутри все не так, как у нас здесь? И я вынес оттуда меч.
– Ах да, я все хотела спросить, где ты добыл такое странное оружие. Не покажешь его мне?
Олен перекатился на бок, вытащил из-за пояса ножны с клинком.
– Вот, – сказал он, протягивая их Саттии, – только осторожно. Я сам не знаю, как он себя поведет.
– Спасибо! – тонкие пальцы коснулись коричневой кожи, голубые глаза вспыхнули восторгом. – Ух ты, какой легкий! Это настоящий пвартер, судя по длине, а весит не больше двух унций!
– Э, что?
– Пвартером называют меч, которым можно сражаться как одной, так и двумя руками. Этим словом, как ты знаешь, – на губах Саттии мелькнула грустная улыбка, – именуют отпрыска человека и эльфа. Такой клинок должен весить в два раза больше, если он из металла, конечно…
Она встала, быстрым и плавным движением вытащила меч из ножен. Сквозь кроны прорвались лучи восходящего солнца, упали на оружие. Лезвие засияло, вокруг него замелькали неяркие серебристые вспышки.
– Невероятно, – девушка гладила меч нежно, точно мать – младенца, поворачивала, чтобы увидеть со всех сторон, – он холодный, а рукоять теплая. Интересно из чего это сделано?
– Если бы я знал. А ты покажешь мне свой клинок?
– Конечно, – она убрала ледяной меч в ножны, отдала Олену. Только после этого извлекла собственное оружие – ничем не примечательное лезвие, сужающееся к кончику, какие-то серые полосы на нем, крестообразная рукоять.
– Его делали специально для меня, – похвастала Саттия, – смотри, он идеально подходит по длине.
Она вытянула правую руку в сторону, развернула меч влево параллельно земле. Кончик оказался точно напротив середины груди.
– В лезвии сплавлено чистое железо с лучшей сталью, – продолжала девушка, – поэтому он гибкий и в то же время прочный.
– Дорого стоит, должно быть, – вздохнул Олен, изо всех сил стараясь не заснуть прямо посреди разговора.
– Мне его подарили роди… – Саттия осеклась. – Ладно, чего-то я заболталась. Ты ведь спать хочешь?
– Да.
– Я могу привязать тебя к седлу, – девушка кивнула в сторону белого жеребца, с хрустом объедающего листья с похожего на калину дерева. – Я, конечно, слегка путала следы, да и ехали мы быстро. Но все-таки это их родной лес, так что на долгий отдых времени у нас нет.
– Тогда поехали дальше, и привязывать меня не надо, – Олен встал на четвереньки, затем ухитрился подняться. Отряхнул рубаху на животе, колени, и принялся запихивать ножны с мечом за пояс.
Саттия расхохоталась.
– Листья и корни, – проговорила она, откидывая прядь волос со лба, – теперь я верю, что ты и в самом деле никогда не держал в руках оружия!
– Это почему?
– Ты даже не знаешь, как его носить, – девушка подошла ближе, на Олена пахнуло смесью запахов конского пота, выделанной кожи и незнакомого пряного аромата. – Вот тут у самого устья ножен есть петля, а ниже вторая, более длинная. Через них надо продеть пояс…
Краснея и сердясь на себя, что не догадался до столь простой вещи, Олен снял пояс. Просунул его в кожаные петли, после чего застегнул обратно поверх рубахи. Стало гораздо удобнее, хотя непривычная тяжесть на боку отвлекала, казалось, пряжка вот-вот расстегнется.
– В путь, – Саттия легко взобралась на спину сивой кобылки, Олен впихнул себя в седло, закусив губу, чтобы не завопить от боли в натруженном седалище.
Зашуршала под копытами трава, двинулись назад белые и серые стволы огромных деревьев, закачались над головой ветки. Олен растер щеки так, что те начали гореть, и сон ненадолго отступил. Голова стала ясной, но в ней закружились назойливые, очень неприятные мысли.
Что, если Саттия права, и чета Рендаллов, хозяев усадьбы в Заячьем Скоке – вовсе ему не родители? Тогда кто он? Как оказался на их попечении, и почему они всегда называли его сыном? Если существует какая-то тайна, связанная с его рождением, то почему никто из соседей за восемнадцать с лишним лет ни разу не проболтался? Та же тетушка Ралита, любительница сплетен?
Нет, девушка ошибается, и Олен Рендалл обычный селянин…
Но тогда почему за ним охотятся Чернокрылые, которых боится сам барон? Из-за чего неведомого мага заинтересовал обитатель затерянной среди лесов деревни? По какой причине эльфы, обычно просто выпроваживающие непрошенных гостей, попытались его убить? И откуда его тело знает, как именно держать меч, наносить удары и уклоняться от ответных?
Впору и в самом деле поверить, что в предках имелись благородные таристеры.
От изобилия вопросов, не имеющих ответа, внутри черепа загудело, накатила такая тоска, что хоть вытаскивай ледяной клинок и перерезай себе горло. Олен помотал головой, покосился на едущую чуть впереди спутницу – та выглядела собранной, поводья держала одной рукой, другую не убирала с меча.
Мелькнула мысль, что она на самом деле не знает, какой опасности подвергается рядом с ним, что стоит сказать девушке о том, кто именно его преследует. Но тогда она наверняка бросит Олена, а в одиночку он пропадет среди этого леса, дивного, красивого, но чужого для человека.
И что остается – молчать? И тем самым врать тому, кто спас тебе жизнь?
Дурманящей волной накатила усталость, сомнения и тревожные мысли растаяли в ней, как комки масла в теплом молоке. Олен вцепился в поводья покрепче и закрыл глаза, надеясь, что если вывалится из седла, то девушка услышит и остановится, чтобы вернуть спутника в чувство.
Его покачивало в седле, тело казалось жестким и оцепеневшим. Каждое движение сопровождалось болью, поэтому шевелился редко, только меняя надоевшую позу, разминая занемевшие мускулы. Когда ветки касались лица, испуганно открывал глаза, но всякий раз видел одно и то же – кобылку Саттии впереди, а вокруг – деревья, кусты, мох и траву.
В очередной раз выпал из полудремы ближе к вечеру, когда далеко за южным горизонтом загрохотало.
– Гроза, – проговорила Саттия, и голос ее прозвучал глухо, безжизненно. – Счастье, если она пойдет не сюда.
– Почему? – губы спеклись, так что единственное слово отозвалось болью.
– Альтаро – хозяева магии воды. Если среди преследователей есть хоть один умелый маг, ему под силу превратить дождь в оружие.
Сонливость Олена исчезла, он завертелся в седле, разглядывая озаряемые белыми зарницами черные тучи на юге. Обратил внимание, что вокруг редколесье, заросшее хилыми по эльфийским меркам деревьями – сосенками с пожелтевшей листвой, кривыми березками.
Лошадиные копыта глухо стучали по твердой каменистой почве.
– Говорят, что во времена Войн Творения кто-то из Древних был сожжен в этих местах силой богов, – тихо сказала девушка, – и что земля так и не смогла до конца зарастить этот ожог…
– Похоже, – выдавил Олен через пересохшее горло. – Почему за время пути мы ни разу не встретили поселков?
– Все, лежащее в пределах двухсот миль от границы, эльфы именуют «гнилыми землями». Считается, что они отравлены зловонными миазмами людей. Тут никто не живет, хотя земли поделены между стволами. Все, больше не могу…
Это прозвучало так неожиданно, что Олен в первый момент не понял, что именно услышал.
– Что? – спросил он с испугом.
– Спать хочу, – Саттия зевнула. – Если так пойдет, то скоро из седла выпаду. На этом камне даже эльфы не сразу найдут следы. Надо рискнуть, отыскать укромное место и поспать.
Олен с тревогой глянул на юг, где по-прежнему клубилась сизая пелена, но зарницы сверкали реже, а гром грохотал слабее.
– Хорошо, – сказал он. – Клянусь Селитой, сам не понимаю, как я еще не уснул прямо в седле.
Редколесье закончилось примерно через милю. Они миновали завал из громадных черных стволов, под которыми что-то шевелилось и попискивало. После этого Саттия повернула в сторону стоящих тесной группой невысоких деревьев с густыми кронами, серебристой корой и длинными, как у ивы листьями.