— Хватит называть меня Великим, я — Хуту-Лин. Наедине можешь звать меня Аль-Хуту, но только наедине. В свой род я тебя беру, но точно не простым… (черт, как сказать «боец», если самое близкое по смыслу слово в местном языке — синоним «мужчины»?) родственником, шрат. Вот что. Мне нужен… адъютант. Ты готовить-то хоть умеешь?
Обычная женщина моего племени наверняка бы оскорбилась, с тем же успехом я мог спросить: «А ты ходить умеешь?» Но вдруг ее изоляция была такой, что ее и готовить не научили, — лучше заранее узнать.
— Да, Великий… Аль-Хуту, — Рами-И кивнула, — когда умерла моя мать, я готовила для женского очага, тем и кормилась. Ела, что оставалось. Мужчины мне еду не носили, а мать рода запасы без большой нужды никогда не тратила.
— Хорошо. Оставайся пока здесь, будешь мне еду готовить и мелкие поручения выполнять. Эх, поздновато ты ко мне пришла, тебя бы потренировать немного — через пару седмиц ты бы из любого голыми руками икру выбивала.
— Благодарю, Аль-Хуту. — Рами-И коротко поклонилась, но, на мой взгляд, она была немного разочарована. Ничего, потерпит. И селяне мои потерпят. Особенно селянки, вот уж кто будет действительно разочарован.
И в самом деле — не успело солнце достигнуть зенита, весть уже распространилась по всему весьма выросшему в последнее время селению. Я неоднократно ловил на себе косые взгляды и отмечал шушуканье за спиной. А к полудню мое жилище, впервые за все время моего здесь пребывания, почтила своим визитом мать рода. Надо сказать, что ее авторитет в последнее время тоже немало подрос — ведь все прибывающие воительницы вступали в наш род и соответственно Хави-Сна становилась их матерью. Если считать меня полководцем, то она оказывалась на должности начальника штаба, то есть всего на ступень ниже меня. А во многом — в частности, в большинстве житейских вопросов — ее авторитет был даже выше моего, я это хорошо понимал и не вмешивался. Но разговор с ней я предвидел и был к нему готов, хотя и не думал, что она сама ко мне заявится. Для объяснения своей позиции у меня имелся универсальный непробиваемый аргумент.
— Великий, — заявила мне Хави-Сна с порога, — род волнуется. Ты знаешь, любая женщина рода была бы счастлива принять твое семя и родить от тебя детей, но ты выбрал эту… — Следующее слово мне было незнакомо, видимо, оно означало что-то вроде «ублюдок».
Я наклонил голову, надев на лицо маску доброго отца, который смотрит на провинившегося любимого сына.
— Она умна и сильна, — попытался я для начала воззвать к логике.
— Сильна — ха! Если дать ей корзину, которую я несу одной рукой, она переломится, как тростник под ударом весла. И в роду много женщин, которые не глупее ее.
— Я говорю не про эту силу, и ты меня понимаешь, Хави-Сна. — Я решил больше не дискутировать на эту тему. — Но ты права. В роду много женщин сильнее ее, и немало — умнее ее. Дело в другом. — Я взглянул на нее взглядом, преисполненным умудренной грусти (во всяком случае, именно этот смысл я вкладывал, а уж что она там видела — ее дело). — Мне было видение.
Я замолчал. Хави-Сна молчала тоже, на лице ее застыло озадаченное выражение, как у простачка из деревни, которого на глазах всего честного народа ловко обдуривал городской проходимец.
— Мне явилась моя мать, Великая Орлица. Она сказала, что вууль-ду в своем стремлении уподобиться Великой Рыбе слишком глубоко зашли в воду, и в этом — исток всех проблем племени. Поклонение Великой Рыбе — это хорошо, она наш покровитель и защитник. Но вууль-ду забыли, что люди были созданы богами, чтобы владеть как водой, так и землей, и даже небом. Вууль-ду не просто забыли об этом, — я повысил голос, — они в гордыне своей уверились, что их путь — единственно верный. Поэтому Великая Орлица сказала мне, чтобы я приблизил к себе эту женщину, и поставил ее подле себя, и дал ей право повелевать всеми вами. Потому что она — дочь Земли и Воды, я — Сын Неба, и теперь благословение всех богов пребудет над нашим родом. Еще Великая Орлица пожелала, чтобы ее воля стала известна всем женщинам рода, и я поручаю тебе, Хави-Сна, сделать это, потому что — кто сможет лучше? Объясни им, что многие из них достойны быть со мной, но дети богов не свободны в своем выборе и не могут идти на поводу своих чувств. — Теперь на моем лице были мудрость и смирение.
Хави-Сна глядела на меня с обожанием, сверкая глазами. Потом склонилась в глубоком поклоне:
— Прости меня, Великий, что посмела в тебе усомниться. Прости меня, мне не хватило мудрости, чтобы сразу понять волю Великой Орлицы, но теперь, после твоих слов, ночь в моей душе сменилась днем. Я все поняла, я вижу твою правоту и мудрость твоей божественной матери. Позволь мне идти, Великий, и я разъясню волю богов своему роду.
— Я прощаю тебя. Иди, — величественно кивнул я. — Только у меня к тебе одна просьба, мудрая мать.
Хави-Сна вскинулась, всем видом показывая готовность беспрекословно выполнить любое, даже самое идиотское мое желание.
— Прошу тебя, будь к ней добра. Хотя боги и отметили ее, она всего лишь уставшая женщина, видевшая мало хорошего в этой жизни. Не ее вина, что она родилась такой.
Хави-Сна коротко поклонилась:
— Я представляю, Великий, каково тебе было выполнять эту волю богов. Представляю и преклоняюсь перед твоим человеколюбием. Надеюсь, она хоть способна доставить мужчине удовольствие. Я выполню твою просьбу.
Хави-Сна выскользнула за дверь. Я перевел дух. Дети, просто большие дети.
Следующим визитером оказался Рим-Са, и с ним было посложнее. Он с первых дней нашего знакомства порывался женить меня на ком-нибудь из многочисленных своих потомков женского рода. Версию про видение я ему даже предлагать не стал — не тот случай. Рассказ про устроенное для Рами-И испытание произвел на него некоторое впечатление, но не более того. Дедуля в упор не желал признавать, что ум и смелость могут быть поставлены выше красоты, особенно когда дело касается интересов рода. И как вообще Великий собирается восстанавливать порядком подорванный авторитет? Я объяснил как. Старикан задумался. По его лицу было видно, что он уже смирился со случившимся, но все равно не понимает. В конце концов, мне его стало жалко, и я попытался объяснить ему, что мне Рами-И вовсе не кажется некрасивой, и даже наоборот. На середине моих объяснений дедуля посветлел лицом и перебил меня:
— Я понял. Прости, Великий, я слишком давно живу в племени, и мне всегда нравились его женщины, поэтому я не сразу тебя понял. Ты просто мало жил среди нас, и ты еще молод. Пусть будет так.
Рим-Са поднялся, чтобы выйти, но я его остановил:
— Ты сказал, что слишком давно живешь в племени? А раньше ты где жил?
— В другом племени, — Рим-Са пожал плечами, — мне надо идти, Великий.
Я посмотрел на него с прищуром, потом покачал головой:
— Иди.
Ох, темнит старикан. Но все же проговорился. Теперь понятно — он не из вууль-ду. В самом деле мне следовало бы самому давно догадаться. Но откуда же он? Уж не из Сухих ли Людей мой первый советник?
Рами-И изменение своего статуса воспринимала потрясенно. До полудня она держалась тихо и незаметно, но по степени распространения среди жителей деревни «воли богов» менялось и отношение к ней. Поначалу девушка даже шарахалась, когда кто-то приветливо к ней обращался, но потихоньку привыкла. К вечеру она уже сияла так, что, казалось, ее лицо светится в темноте.
Но следующим утром она опять выглядела расстроенной. Я поначалу не обратил на это внимания, занятый навалившимися с утра делами, — я проверил полосу ловушек на дальних подступах к селению, послал два отряда сеять отравленные шипы и еще четыре отправил ко рву — заметать следы наших ежедневных тренировок. К полудню стало полегче, и я собрался провести некоторое время, обучая свою новую помощницу бою на мечах. К моему удивлению, поблизости ее не оказалось. Я начал ее искать и нашел за деревней, под обрывистым берегом, сидящую на кромке у самой воды.
— Рами-И, — сказал я с укоризной, — я же просил тебя быть подле меня.
Она обернула ко мне заплаканное лицо.
— Прости, Хуту-Лин, — сказала она, вскакивая и натужно улыбаясь, — я иду.
Я раздраженно вздохнул. В современном ли городе, в диком ли племени — везде одно и то же.
— Что случилось, Рами-И? — спросил я, спускаясь к ней.
— Ничего, — девушка мотнула головой, — я просто горевала о погибшей матери.
Я прищурился:
— Не ври мне, Рами-И. Разве ты не знаешь, что боги наделили меня умением видеть ложь? Скажи, что тебя огорчило?
Рами-И промолчала. Я вздохнул.
— Я приказываю тебе: говори.
— Ничего. Прости, Хуту-Лин, я постараюсь впредь не смущать тебя.
Я начал сердиться, но тут заметил, как дрожат ее плотно сжатые губы. Повинуясь внезапному душевному порыву, я подошел и обнял ее. Рами-И уткнулась лицом мне в плечо, ее волосы защекотали мне нос. Словно какая-то плотина прорвалась в ней, и она разрыдалась. Я стоял и ждал, легонько поглаживая ее по волосам и плечам. Наконец, выплакавшись и перестав всхлипывать, она решилась:
— Я слышала вчера, как ты разговаривал с Хави-Сна и с Рим-Са. Хави-Сна ты сказал, что я некрасива, а Рим-Са — что красива. Ты умен и хитер, Хуту-Лин, и я верю, что с тобой мы победим хара-нги и навсегда прогоним их в степь.
Я ругнулся про себя. Вот болван. Мог бы и сам догадаться, что девочка в соседней комнате жадно ловит каждое мое слово.
— Но скажи мне, — Рами-И всхлипнула, — ведь ты соврал Рим-Са и сказал правду — матери рода? И, если бы не такова была воля богов, ты не стал бы и смотреть в мою сторону? И ты не собираешься любить меня?
Адово воинство! Шихарова бнопня! Я стоял и перебирал весь свой словарь ругательств. Ну как ей объяснить, дурехе? Ведь что ей ни скажи, все поймет не так. Я молчал, но она и молчание умудрилась озвучить по-своему.
— Не надо, Великий. Не говори ничего. Я все понимаю, я буду мудрой. И буду тебе хорошей помощницей.
Шрацблат! Ну что мне оставалось делать? Я легонько куснул ее за ухо — здесь это заменяло поцелуй — и почувствовал, как она напряглась.
У местной женской одежды есть два несомненных преимущества — ее мало, и она очень легко снимается.
Получилось все довольно сумбурно — неудивительно, учитывая, что у меня это был первый опыт подобного рода. У Рами-И, как я понимаю, тоже. По-моему, ей было больно, но она и не пискнула. А после так вообще выглядела такой счастливой, что я, сам не понимаю почему, устыдился. Мы лежали, обнявшись, и на меня в какой-то момент вдруг накатило четкое ощущение, что я обнимаю Ирси. Я даже вздрогнул, Рами-И подняла голову и встревоженно-вопросительно на меня посмотрела. Я улыбнулся: «Муравей укусил», она тут же успокоилась и положила голову обратно мне на грудь. Интересно, с чего это я вдруг вспомнил Ирси? Наверное, решил я, это потому, что из девушек, до сегодняшнего дня, мне приходилось обнимать только ее. И ничего такого — исключительно дружеские объятия и дружеские же потасовки. Как-то само собой так получилось, что мы стали близкими друзьями, и наши отношения никак не перерастали во что-то большее. Хотя все вокруг и были уверены, что мы любовники… Эх, Волчья Ягода, как ты там? Как тебе живется и жива ли ты вообще? Я протяжно вздохнул, Рами-И сразу встрепенулась, вскочила и накинула одежду со словами:
— Прости, Хуту-Лин, я отвлекаю тебя от важных дел…
— Шрат, да перестань ты извиняться, — сказал я раздраженно, — я и так уже себя Шихар знает кем чувствую от этих ваших непрерывных величаний.
— Прости, больше не буду.
Я вздохнул и укоризненно на нее посмотрел.
— Ой, прости, — снова выпалила она и в ужасе закрыла себе рот обеими ладонями. Я засмеялся. Рами-И выпучила глаза, задрожала, сдерживая смех, но не выдержала и тоже расхохоталась красивым переливчатым смехом, хоть и немного с истерическими нотками. Я обнял ее и похлопал по спине:
— Пойдем, я поучу тебя держать меч.
Бойцом Рами-И оказалась прирожденным. Не скажу, что она научилась хорошо управляться с мечом за один день, — это невозможно. Но задатки у нее были прекрасные. В то же время вооружать ее мечом было еще рановато — вряд ли она оказалась бы серьезным противником даже для самого нерасторопного из хара-нги. Поэтому, подумав, я собрал все трофейные ножи, оставил самые тяжелые и плохо сбалансированные, а для остальных сшил на скорую руку перевязь из рыбьих жил. Рами-И подарком осталась довольна — она сразу поняла назначение этого предмета одежды, споро подогнала перевязь под свою фигуру, чтобы ножи плотно лежали на теле и не выпадали на бегу, проверила, легко ли достается каждый клинок, и успокоилась.
— Теперь, — сказала она торжественно, — десять хара-нги умрут прежде, чем умру я.
— Уже мыслишь лучше. — Я качнул головой. — Но все равно плохо. Ты не должна бояться смерти, это так. Но и спешить умирать тоже не должна. Ты нужна мне.
Я имел в виду, что мне нужны ее ум и смелость, но она все поняла по-своему. Ослепительно улыбнулась, ненадолго прижалась головой к моей груди, потом встряхнулась и выскочила за дверь, не в силах сдержать ликования.
Я покачал головой и вышел следом. Надо будет приглядеть за ней во время боя.
К вечеру меня снова посетила Хави-Сна.
— Еда кончается, — сказала она с порога.
Я удивился — да, людей в селении стало в сотни раз больше, чем раньше, но и рыбу теперь ловили по два раза на дню с помощью сетей. Неужели они выловили всю рыбу из реки? Хави-Сна подтвердила мое предположение:
— С каждым разом улов все меньше и меньше. Вчера за целый день поймали меньше, чем род съедает за полдня. Сегодня сети почти пустые. Рыба ушла, Великий.
Хави-Сна уставилась на меня с тревогой. Я подумал и спросил:
— На сколько хватит еды?
— Наш род стал очень велик, — покачала головой мать рода, — на три дня хватит. Потом начнется голод.
Я успокаивающе улыбнулся:
— Этого достаточно. Через два дня у нас будет много еды. Иди.
Но оказалось, что еды будет много уже через день.
К Двум Рыбам хара-нги вышли раньше, чем я ожидал, — ранним утром третьего дня на пороге моего дома появился запыхавшийся гонец. У Двух Рыб река прорывалась через небольшой скалистый хребет, образовывая в нем узкий проход — единственное удобное место для пересечения хребта и идеальное место для засады. Ни один нормальный полководец не повел бы свое войско в такую удобную ловушку без тщательной разведки, но вууль-ду раньше не приходило в голову использовать ущелье в таком качестве, и хара-нги обнаглели настолько, что проложили довольно заметную тропу по стене ущелья. Именно над этой тропой и сидели мои бойцы, готовые скинуть пару десятков громадных и неисчислимое количество просто больших камней на голову неприятелю. Лодка против течения идет не намного быстрее пешего человека, я надеялся на то, что мой передовой отряд задержит хара-нги, но рассчитывать на это не мог, поэтому немедленно объявил общий сбор. Действия моего войска были многократно отрепетированы, поэтому я не стал за ними следить, а бросился вверх по течению — к началу рва, одновременно концентрируясь на образе Хама-И. «Я слушаю, Великий», — прозвучал у меня в голове шелестящий голос. «Готовься», — сказал я ей, подбегая к кучке камней на вершине, — отсюда я уже свободно дотягивался заклинанием до нужного места и одновременно мог видеть почти все поле предполагаемой битвы. Сзади послышались легкие шаги, я обернулся, уже зная, кого увижу. Так и есть — Рами-И уже успела надеть перевязь и где-то обзавелась копьем.
— Позволь мне быть с моим родом, — сказала она.
Я помотал головой:
— Нет. Я уже все сказал еще вчера. Ты нужна мне.
Она вздохнула и собиралась что-то возразить, но я предостерегающе вскинул руку. Почудилось?
Нет, не почудилось — у самого горизонта показалась тонкая нитка дыма, — сработала моя сигнальная ловушка. От нее до нижнего конца рва было не больше пятнадцати ли.
— Быстро они, — пробормотал я и добавил уже про себя: «Давай, Хама-И». «Делаю, Великий», — прошелестел ее ответ, и через мгновение симпатическая связь разорвалась. Я вздохнул. Достойная смерть. Надеюсь, она была не напрасной, и моя задумка сработает. Я сел на камни и принялся ждать. Рами-И безмолвной статуей застыла рядом.