Нитирэн был одним из немногих, кто бодрствовал в этот час. Авденаго увидел его издалека: огромный, массивный, он стоял в полном одиночестве, возвышаясь над долиной, как скала. Многослойный плащ, сшитый из звериных шкур, шевелился под порывами ветра, так что казалось, будто Нитирэн носит у себя на плечах живое чудовище.
Нитирэн смотрел на единственное строение, находившееся в долине, — на храм Комоти. На дом, который дал троллям повод называть эту долину «городом», хотя никаким городом в прямом смысле слова эта местность, конечно, не являлась: здесь не было ни крепостных стен с воротами и башнями, ни строений, не говоря уж о постоянных жителях.
Храм Комоти представлял собой конусовидную башню с ярусами маленьких, похожих на бойницы, окон. Ее стены до второго яруса были сложены из серого булыжника, а выше — из скрепленных раствором костей. Черепа, очевидно, служившие главным украшением, были вмонтированы над оконными проемами. Авденаго не мог определить, кому принадлежали эти кости: были они человеческими, звериными или троллиными. Даже насчет черепов он колебался. То есть, один лошадиный он узнал, но остальные?
«Так ли это важно, в конце концов? — подумал Авденаго. — Они ведь в любом случае покойники».
Этиго, запряженный в телегу, что-то прохрипел.
— Вперед! — заорал Авденаго и дернул поводья сильнее, чем собирался.
Этиго качнулся и чуть не упал.
— Проклятье, — пробормотал его хозяин, ослабляя повод. — Я увлекся.
— Нет, — скрипнул Этиго на ходу, — не нужно. Ты — истинный тролль. Ты — свиреп, ты жесток. Тебе нет дела до… ох.
Телега дернулась и покатила дальше.
Теперь Авденаго слышал голос Нитирэна. Огромный тролль тянул нараспев:
— Комо-оти! Черная Комо-оти! Комо-оти! Черная Ко-мо-оти!
Голос его гудел и раскатывался, а потом разом смолкал, не порождая эха. Казалось, храм Комоти впитывал в себя звуки и не выпускал их наружу, а Нитирэн кормил собственным голосом — не то само странное здание, не то обитающее в нем существо.
Заслышав грохот телеги, Нитирэн смолк и обернулся, а Авденаго снова натянул поводья, остановил свой экипаж и закричал:
— Комо-о-о-оти-и!
Этиго покачнулся и упал на колени, свесив голову на грудь. Конек переступил с ноги на ногу, махнул хвостом, тряхнул головой и шеей, так что его грива разметалась. Он явно красовался перед могучим троллем. Глаза животного сияли золотом из-под густой челки.
Авденаго спрыгнул с телеги. Нитирэн рассматривал его: темная громадина, нависающая с высоты. Длинные сальные волосы падали на лоб Нитирэна, на его плечи и спину, смешивались с густой шерстью шкур, из которых был сшит его плащ. В спутанных черных прядях застряли волокна мяса и куски раздробленных хрящей после вчерашнего пиршества.
Разница в росте была между Нитирэном и Авденаго такова, что Авденаго упирался носом прямо в середину груди Нитирэна. И это насмешило рослого тролля.
— Что тебе здесь нужно, козявка?
— Я пришел к Черной Комоти, — сказал Авденаго.
— Это я пришел к Черной Комоти, — отозвался Нитирэн. — Убирайся!
— Нет, — уперся Авденаго. — Ведь не мы с тобой пришли к Комоти. Ты — отдельно, и я — отдельно.
— Ты слишком мал и слаб, чтобы что-либо делать отдельно. Кто ты такой?
— Авденаго.
— Имя, которого я прежде не слыхал.
— Теперь услышал.
— Ты знаешь, кто я?
— Ты Нитирэн.
— Откуда ты узнал это? Кажется, я не называл тебе своего имени!
— Я узнал твое имя еще раньше, чем тебя самого. Ты — Нитирэн, у которого два солнца в каждом глазу.
— Видишь! — торжествующе пророкотал Нитирэн. — Я велик и знаменит. Даже ты знаешь меня. А кто ты?
— Авденаго.
— Имя, которого я прежде не слышал.
— Ты слышал мое имя несколько минут назад. Ты не можешь теперь утверждать, что никогда прежде его не слышал.
— Ха! — рявкнул Нитиэрн, и его золотые зрачки вспыхнули красным. — Это дерзко и умно.
— Смотри. — Авденаго вытянул вперед сжатую в кулак руку.
— Какая-то палочка… или веточка? — Нитирэн сделал вид, будто не может в точности определить, что за странный и жалкий предмет вдруг оказался перед его глазами.
— Внимательнее! — потребовал Авденаго.
Нитирэн наклонился ниже, так, что его дыхание ощущалось на тыльной стороне ладони: влажное и горячее, как у коня.
— На этой палочке какая-то почка… или это птичка насрала? Слишком мелко для того, чтобы Нитирэн рассмотрел это!
— У тебя ведь два зрачка, — настаивал Авденаго. — Неужто от этого твое зрение расплывается, и перед глазами у тебя все двоится?
— У меня двоится, только когда я сильно пьян, а такое случается нечасто, — ответил Нитирэн презрительно. — И я отлично вижу, что у тебя на кулачке надето какое-то дешевое колечко.
— Глубже смотри.
Нитирэн наклонился совсем близко.
Несколько мгновений он стоял неподвижно, а затем сильно вздрогнул всем телом, выпрямился и с совершенно новым выражением орлиного лица уставился на Авденаго.
— Как, говоришь, твое имя?
— Авденаго.
— Я уже слышал это имя, — медленно проговорил Нитирэн. — Должно быть, ты — один из выкормышей Морана Джурича, тролля из высших, Мастера, жителя Калимегдана — белой башни, одинаковой по обе стороны Серой Границы.
— Это так, — ответил Авденаго.
— Издалека ли ты приехал?
— Издалека.
— Давно ли ты видел Морана?
— Совсем недавно.
— Сколько у тебя имущества, Авденаго?
Авденаго помолчал немного, затем улыбнулся.
— Я молчу не потому, что не желаю отвечать на твой вопрос, Нитирэн. Я молчу потому, что ты назвал меня по имени, и я хочу подольше растянуть это мгновение.
— Много ли у тебя имущества, Авденаго? — повторил Нитирэн.
— У меня есть телега, конь и говорящая еда.
Нитирэн посмотрел на Этиго, все еще стоящего на коленях и хватающего ртом воздух, затем перевел взор на Авденаго.
— Хочешь сказать, что ты намерен съесть это жалкое туловище?
— Не сейчас.
— Ты ешь людей?
— Нет. Обычно я такое не ем. Но обстоятельства могут сделаться необычными.
— Хорошо сказано! — похвалил Нитирэн. — Я тоже обычно не ем эту породу. Они полны дурных чувств, а скука после них застревает между зубами, и ее ничем оттуда не выковырять.
— Среди твоих предков, Нитирэн, были тролли из высших, — сказал Авденаго.
— Как ты это определил? — нахмурился Нитирэн.
— По твоей манере выражаться. Она сходна с морановской.
Он сознавал, что сейчас поступает дерзко, и мысленно собирался с силами, чтобы достойно встретить гневный натиск Нитирэна.
Огромный тролль потемнел лицом, он стал совершенно черным, глаза его превратились в две тонкие ниточки, а пасть широко распахнулась, выставляя крупные оранжевые зубы.
— Козявка! — загремел с высоты Нитирэн. — Как ты посмел угадывать мою родословную? Ничтожество! Я и есть тролль из высших!
Авденаго потребовалась вся наглость, чтобы не дрогнуть и не побежать прочь от этой ярости. Повернись он сейчас к разъяренному Нитирэну спиной — и тролль попросту разорвет его пополам. Голыми руками разорвет.
Очень бледный, Авденаго покачал головой. И выговорил (и зубы у него, между прочим, даже не стучали):
— Нет, Нитирэн, хоть твои предки — и самые достойные из возможных, все же ты ниже их. Я знаю это, потому что долгое время питался объедками со стола Морана Джурича! Я знаю, например, что тролль из высших не стал бы считать Эхувана своим соперником. Ха! Он бы попросту перешагнул через Эхувана — вот как поступил бы тролль из высших.
— Кажется, ты не слишком высокого мнения об Эхуване? — хмыкнул Нитирэн. Судя по всему, его забавляло то обстоятельство, что какой-то коротышка набрался дерзости иметь мнение касательно великих и могучих троллей, претендующих на звание верховных вождей всего народа.
— Мое мнение об Эхуване никого не интересует, — отозвался Авденаго. — Ни Эхувана, ни тебя. Но если хочешь знать — так, ради любопытства, — то да, я не считаю его достойным. Он непревзойденный воин и истинный тролль, но не вождь. Если народ пойдет за ним, то погибнет.
— Существует третий, — напомнил Нитирэн. — Не ошибись, Авденаго. У меня имеется еще один соперник.
— Тагана, — кивнул Авденаго. — Он съест нас всех, если ты не победишь. Но ты победишь.
Нитирэн расхохотался, и окошки храма под черепами вдруг вспыхнули золотистым светом.
— Тагана! А ты хитер, коротышка. Ты видишь больше одного тролля за раз. Что ж, поговорим и о Тагане, если тебе так хочется. Ты забавляешь меня, клянусь ушами! Ну так знай, что Тагана больше никого не съест. Он лежит за храмом Комоти. Прямо сейчас и лежит. Черная Комоти готова принять его в своих объятия. И это произойдет, когда она выйдет из своей горы и даст нам знак, что новый правитель ей угоден.
— Я хотел бы посмотреть на Тагану, — проговорил Авденаго.
Нитирэн, забавляясь с каждой минутой все больше, кивнул ему.
— Идем.
И зашагал первым. Авденаго побежал следом, стараясь не слишком отставать.
Создавалось такое впечатление, что храм Комоти, несмотря на разницу в размерах, почти целиком закрывал гору Комоти. По крайней мере, с того места, где Авденаго встретился с Нитирэном, гора была практически незаметна.
Однако стоило им обойти храм кругом и оставить его за спиной, как гора выросла перед ними во всем своем зловещем великолепии.
Она была черной. Густые хмурые леса покрывали ее склоны. Срезанный конус верхушки повторял по форме крышу храма.
Как будто не строители храма подражали уже существующей горе, а некий таинственный созидатель горы избрал себе образцом воздвигнутый троллями храм.
Эта мысль так поразила Авденаго, что он застыл в неподвижности и уставился на гору с разинутым ртом. Нитирэн обернулся к нему, схватил за плечо и протащил вперед.
— Ты хотел видеть Тагану? Смотри!
Авденаго, влекомый мощной рукой Нитирэна, пробежал несколько шагов и споткнулся. На земле, распростертый, лежал тролль, костлявый, с физиономией, напоминающей череп. Кожа у него была желтоватая, туго обтягивающая кости, а глаза — совершенно круглые. Только эти глаза и выдавали, что Тагана еще жив. Они бешено вращались в орбитах, ни на миг не останавливаясь, как будто пытались охватить взором всю картину мира сразу.
Раскинутые крестообразно руки и ноги Таганы были прибиты к земле. Длинные тонкие медные прутья как будто вырастали из ладоней, запястий, они торчали выше и ниже локтя и недалеко от подмышек. То же самое было сотворено и с его ногами. Вся одежда Таганы пропиталась кровью, но это выглядело просто как грязь.
— Это ты с ним сделал? — спросил Авденаго, взглянув на Нитирэна.
Нитирэн расхохотался. Он упер кулаки себе в живот, выставил вперед локти и зашевелил ими, выражая явное удовольствие. Потом осведомился:
— Нравится?
— Очень, — ответил Авденаго. — Как тебе это удалось?
— Заманил, — лаконически ответил Нитирэн. — Он будет жить до тех пор, пока Черная Комоти не примет его в себя. Она сожрет его, потому что я так захотел! И она будет довольна, потому что он сытный.
— Как ты определил, что он сытный? — поинтересовался Авденаго.
— Откусил кусок. — Нитирэн указал пальцем на бедро своего поверженного соперника — там еще кровоточила рана. И выглядела она (понял Авденаго) так, словно кто-то действительно отгрыз зубами часть плоти.
— Жирный. Жилистый, — добавил Нитирэн. — Невкусный, но сытный. Вообще тролли не едят друг друга. И не все тролли едят людей. Ты ведь человек?
— Я — создание Морана Джурича, — сообщил Авденаго. — Я не знаю, человек я или нет. Моран Джурич ничего не говорил мне об этом.
— Моран Джурич жесток, — охотно подтвердил Нитирэн. — Если ты хочешь, можешь быть моим сторонником.
— Да, хочу.
Нитирэн сказал:
— Когда я уничтожу Эхувана, я заберу себе и его сторонников. Я убью только некоторых.
— Ты тоже жесток, — кивнул Авденаго. — Я понял смысл твоей жестокости.
Глава восьмая
— Нитирэн брезгливо относится к людоедам, — сообщил Авденаго своему рабу. — Как ты полагаешь, это обнадеживающий признак?
Этиго угрюмо посмотрел на него.
— Понятия не имею. Может быть, он поступает с людьми еще хуже.
— Съесть — куда уж хуже…
— Наверняка возможно что-нибудь и похуже, — повторил Этиго. — Не знаю. Просто подозреваю. С некоторых пор я утратил способность сравнивать. Все одинаково плохо, и лучше не становится.
— С каких это пор? — прищурился Авденаго.
— С тех пор, как не убил тебя.
— Не смог убить, — поправил Авденаго.
Этиго вздохнул.
— Говорят, чем больше неприятностей переживешь, тем больше ума наживешь. Но это, по-моему, не мой случай. Я глупею.
— Николай Иванович сказал бы, что заметить собственную глупость — первый признак приращения ума, — процитировал Авденаго.
— Николай Иванович? — удивился раб. — Странное имя.
— Мой первый тролль. Еще до Джурича Морана, — объяснил Авденаго.
— Ясно.
— Ничего тебе не ясно! — рассердился Авденаго.
Этиго посмотрел на него устало.
— Может, и не ясно, но мне это не интересно, — сказал он. — Я просто хочу, чтобы все поскорее закончилось.
— В таком случае, закапывайся в опилки и спи, — приказал Авденаго. — Я вернусь под утро. Сегодня последняя сравнительно мирная пирушка, а завтра в полдень Нитирэн вызовет Эхувана на вечный поединок.
При слове «вечный» Этиго передернуло, и Авденаго поспешил добавить:
— Просто такое название. На самом деле это — финал. Для одного из двоих последствия единоборства будут вечными, вот и все.
Он махнул рукой и весело ушел. Этиго проводил его глазами, потом забрался в телегу и почти сразу же задремал. Находясь среди троллей, в средоточии их мира, он терял силы. С каждым днем это становилось все ощутимее. Даже на карьере не было так тяжело, а здесь Этиго едва мог дышать. Поездка к храму Комоти чуть не убила его. А его хозяин, наоборот, здоровеет час от часу. Как такое возможно? Неужели Авденаго действительно становится троллем — не только по умонастроению или по духу, но и по плоти? Живое существо, рожденное матерью, не в состоянии ведь изменить свою принадлежность к той или иной расе, как не может оно по собственному усмотрению выбрать себе цвет глаз и кожи.
Нужно было действительно зарезать этого Авденаго, когда еще оставалась возможность. Если подумать хорошенько, то у Этиго еще были случаи исправить первую ошибку. Жаль, что он не воспользовался ими. Теперь-то уж поздно.
Этиго не заметил, как погрузился в сон. Ему показалось, что он вообще не спал, но когда Авденаго растолкал его, Этиго с изумлением обнаружил, что уже рассвело.
От Авденаго пахло пивом и потом, волосы его были измазаны салом и осыпаны пылью. Он пошатывался, посмеивался и бессвязно что-то говорил. Этиго подловил удобный момент, чтобы толкнуть его. Оказавшись в горизонтальном положении, Авденаго тотчас же захрапел.
Этиго забрался к нему за пазуху и вытащил хлебную лепешку и здоровенный кусок мяса. Еще раз посмотрел на спящего хозяина. Ну надо же! Ай да Авденаго! Куролесил всю ночь, кажется, с кем-то успел подраться, если судить по царапинам на щеке и черным ссадинам на левой руке, но не забыл принести еду.
— Не только еду, — пробурчал во сне Авденаго. — Там, под поясом… тебе.
Этиго вздрогнул всем телом, страх пронзил его. Спящий хозяин читает мысли? Это подарок Морана или просто так влияет близость храма Комоти? И все ли тролли читают мысли, когда спят, пьяные, или только некоторые? И где это происходит — повсеместно или же только здесь, возле храма и горы? А может быть, такое случается лишь во время Великого Камбая?
Он еще раз обшарил безвольное тело Авденаго и действительно обнаружил еще один трофей — довольно сносную рубаху бурого цвета.
Этиго забрался под телегу и устроился спать на земле. Рубаху он свернул и сунул себе под голову.
Хозяина и слугу разбудил оглушительный рев множества труб. Одни трубы рыдали гнусаво, другие, напротив, верещали пронзительными голосами, как будто их щекотали. Воздух наполнился звуками, такими густыми, что даже дышать сделалось трудно.