Никаких других мыслей в ту минуту не было.
Вампир…
Мужчина чавкал, крепко держа Антона за плечи, со стороны могло показаться, что никакой трагедии не происходит, а просто соскучившиеся любовники решили приласкать друг друга посреди тропинки, благо в глухую ночь в парке никого нет, а потом…
Потом чавкающий мужчина поперхнулся. Только что шумно причмокивал, урча от удовольствия и прижимаясь к Антону холодным телом, и вдруг поперхнулся. Отстранился. Закашлялся, сделал шаг назад, отпустив ошеломлённого чела, которому очень хотелось, чтобы мужчина продолжал… Антон даже подался следом в надежде, что холодный здоровяк вновь с ним соединится, но тот выглядел не менее изумлённым, чем несостоявшаяся жертва. Посмотрел на свои пальцы – они чернели на глазах, прохрипел короткое ругательство и повалился на землю.
И только тут Антона отпустило.
Он всё понял…
«Вампир!»
Вскрикнул и бросился прочь. Не по тропинке, а проламываясь через кусты, не обращая внимания на хлещущие по лицу ветви. Что-то крича и, кажется, рыдая от страха – Буторин не осознавал себя и опомнился лишь возле своего подъезда.
«Приехали», – сказал таксист, повернувшись к трясущемуся от страха парню.
Антон расплатился, поднялся к себе, заперся на все замки и даже на щеколду, которой пользовался крайне редко, добрёл до комнаты, сел на диван и… уснул. Выключился, сам не заметив как. Проснулся же лишь к вечеру следующего дня. К счастью, это было воскресенье и на работу идти не требовалось.
Проснулся, испытывая странную, непривычную слабость, но списал её на похмелье. Что же касается ужасной встречи, то теперь она показалась Антону иллюзией… то есть казалась до тех пор, пока он не отправился в ванную и не увидел в зеркале окровавленную рубашку и две ранки на шее – как будто от острых клыков.
«Вампир!»
И всё перевернулось, потому что пьяный бред стал реальностью, а такой реальности не бывает! Она невозможна! Сказочна!
И вернулся страх.
От которого Буторина тут же стошнило.
«Вампир?!»
А как ещё объяснить случившееся?
«Вампир?!! В Москве? В парке? Вампир? Но ведь их не бывает, это вам кто угодно подтвердит. Кто угодно!»
Антон всеми силами пытался прогнать из воспоминаний «неудобные» моменты: чудовищную силу мужчины, его немыслимую скорость, жутко холодное тело и… укус, конечно же.
«Раны? Я поцарапался, когда прорывался сквозь кусты! Скорость? Быстрым он показался, потому что я был пьян и заторможен. А холодным… Он же умер! Умер! Он, наверное, умирал, едва стоял на ногах, подошёл ко мне за помощью, схватился за меня и… умер. И похолодел! Всё остальное – пьяный бред».
Однако, чтобы уснуть той ночью, Антону пришлось принять снотворное. И на следующий день тоже, и потом… Но спал он всё равно плохо – ему снились клыки, жуткие, длинные клыки, вонзающиеся в шею. Снился холод мускулистого тела и ледяная неподвижность объятий. Но самое ужасное заключалось в том, что ему снилось наслаждение – каждая капля отдаваемой крови приносила Антону немыслимое удовольствие, от которого по спине бежали мурашки…
///Шера отыскала Антона только в четверг.
Могла бы и раньше – безусловно могла, но девушка не хотела привлекать к поискам магов Тайного Города, поскольку, как тут ни крути, а Малкавиан планировал преступление.
Но сам стал жертвой.
Именно так решила Шера, обнаружив труп любимого: Адриан столкнулся с мелкой сошкой из Тайного Города, скорее всего, со слабеньким колдуном, у которого оказался с собой боевой артефакт. Адриан этого не ожидал и пропустил смертельный выпад.
Вот и всё: буднично, глупо, нелепо.
Красивый, полный сил Адри погиб от руки подлого труса.
И возмездия не будет, потому что Малкавиан атаковал первым. То есть… Шера понимала, что, если пойти в клан и рассказать правду о смерти Адриана, Малкавианы с удовольствием отомстят: отыщут убийцу и высушат его, позаботившись, чтобы никто не узнал о преступлении, но… но Шера хотела отомстить лично. Хотела увидеть, как будет уходить жизнь из его глаз. Хотела его мучений. Хотела унижений…
Проклятый чел должен заплатить!
И поэтому девушка стащила с Адриана куртку, на которой остались капли крови убийцы, перетащила тело любимого к мотоциклу и сбежала, искренне надеясь, что расследование закончится ничем. И её надежда оправдалась. Более того – к девушке никто не пришёл, поскольку Малкавианы логично решили, что Адриан погиб в стычке с неудачной добычей, а на охоту масаны ходят в одиночку.
Шера выждала три дня, после чего провела не очень сложный обряд поиска по генетическому коду, определила местонахождение чела, приехала к нему домой и… и обнаружила, что Антон понятия не имеет о Тайном Городе, а соответственно, у него не было заряженного артефакта и он никак не мог убить могучего Малкавиана.
Не мог!
Но для Шеры это уже не имело значения.
Девушкой владела ненависть. Лютая ненависть. И тот факт, что Антон оказался обычным челом, лишь упрощал задачу.
– Ты не просто умрёшь, – прошептала Шера, глядя на возвращающегося с работы Антона. – Ты пожалеешь, что появился на свет.
* * *частный медицинский кабинет
доктора Извекова
Москва, улица Россолимо,
29 июня, среда, 17:28
Лучшими врачами Тайного Города по праву считались эрлийцы – выходцы из небольшой семьи, вассальной Тёмному Двору, но соблюдающей нейтралитет и охотно помогающей всем обратившимся. Если, конечно, обратившиеся могли оплатить их высококлассные, но недешёвые услуги. Эрлийцы сделали медицину смыслом и основой своей жизни, и в Тайном Городе поговаривали, что они рождались со стетоскопом в руках и умением пальпировать представителей любого генетического статуса. И шутка эта была шуткой лишь отчасти, поскольку каждый эрлиец знал наизусть едва ли не все книги и монографии по своей специальности, определял температуру тела по внешнему виду и различал шестьсот тридцать два заболевания по лёгкому покашливанию.
Штаб-квартира семьи Эрли, Московская обитель, располагалась в глухом уголке Царицынского парка, но многие эрлийцы – с разрешения отца Динамуса, разумеется, – вели частную практику, открывая кабинеты в городе, и доктор Извеков, он же брат Изяс, был одним из таких предпринимателей. Очень спокойный и очень опытный врач быстро завоевал доверие челов и заполучил весьма достойную практику, но при этом оказывал услуги и тем жителям Тайного Города, которые, по разным причинам, не хотели ехать в Царицыно: одним было лень, другие привыкли лечиться именно у Изяса и отказались уходить к другому врачу, третьи не желали «светиться» в шумной Обители. Некоторые из «третьих» были теми ещё клиентами, способными доставить солидному доктору множество проблем, например великий фюрер Кувалда: шумный, горячий, назойливо пахнущий оружием, кожаной одеждой и букетом различных сортов виски. Показывать фюрера челам не было никакой возможности, однако отказать постоянному клиенту брат Изяс не мог, поэтому, когда Кувалда позвонил и трагическим тоном потребовал немедленной встречи, эрлиец проверил расписание, увидел, что последний приём ожидается в четыре часа дня, и велел главарю дикарей приезжать к половине шестого, рассудив, что за ночь помещение успеет как следует проветриться.
– Только никому не рассказывай, что я у тебя был, лафно? – произнёс Кувалда вместо «Здравствуйте!», но так он начинал все свои визиты.
К слову сказать, визиты немногочисленные, поскольку Шапки к врачам обращались редко, в основном – к хирургам, с огнестрельными и колото-резаными ранами, и почти не доживали до болезней по старости. К тому же их пропитанные алкоголем организмы упорно сопротивлялись всем известным инфекциям, что позволяло крепко экономить на медицинской помощи, но, заняв высокий пост, Кувалда стал мнительным, боялся, что верные подданные его отравят, и навещал эрлийца с необычной для дикаря частотой.
– Что случилось? – осведомился брат Изяс, тоже проигнорировав приветствия.
– Кругом изменники, трусы и обманщики, – с печалью сообщил великий фюрер, расстегивая кожаный колет. – Я окружен ифиотами и никому не могу фоверять.
– Тогда к психиатру.
– А ты кто?
– Врач широкого профиля.
– Фа? – Кувалда изумленно вытаращился на эрлийца. – Но ты мне всегфа помогал.
– Разумеется, я же врач.
– А почему сейчас хотел послать?
– Потому что даже у самого широкого профиля есть границы.
– А-а… – протянул одноглазый, почёсывая татуированное пузо.
Волосы у дикарей не росли, и, видимо, поэтому – в качестве компенсации – Шапки «украшали» себя таким количеством татуировок, что их узор казался нижним бельём, тонким и буйно разрисованным.
– Я фогафывался, что тех, кто меня не любит, нужно к мозгоправам отправить, – неожиданно произнёс великий фюрер, закончив обдумывать слова эрлийца. – Они точно психи… – И перевёл взгляд на врача: – Как можно меня не любить?
На этот вопрос у брата Изяса ответа не было, и он предпочёл вернуться к делам:
– Что случилось?
– Сказал же: меня окружили фебилы. Гфе их можно вылечить?
– С тобой что случилось? – повторил эрлиец. И на всякий случай уточнил: – Зачем притащился?
– Я? – Как все дикари, Кувалда с трудом перескакивал с темы на тему, и ему потребовалось примерно десять секунд, чтобы понять, что за вопрос задал добрый доктор. – Живот… – Великий фюрер вновь почесал пузо. – Резко заболел. – Выдержал паузу и уточнил: – Наверное, меня отравили.
– Показывай, – решительно велел брат Изяс, который не собирался сидеть на работе до полуночи.
– Живот?
– Нет, то, что заболело, – саркастически ответил врач.
Но понят не был.
– Как я покажу, что заболело, если это внутри? – растерялся Кувалда, думая одновременно и о собственной болезни, и о том, как бы оказать карательную психиатрическую помощь тем, кто его не любит. Несмотря на старания, думать одновременно о разном получалось плохо. Наверное, имело смысл выпить.
– У тебя что, живот не открывается? – притворно удивился эрлиец.
– А что, так можно?
– Были бы деньги. – Брат Изяс брезгливо оглядел разрисованное брюхо и принялся натягивать тонкие перчатки. – Это новый тренд на рынке современных медицинских услуг: в животе клиента делается отверстие, через которое в любой момент можно добраться до любого органа.
– Зачем?! – изумился Кувалда, принимающий разглагольствования брата Изяса за чистую монету.
– Очень полезное изобретение, особенно для часто рожающих женщин…
– Я не рожаю. И я не женщина!
– Ну, всё поправимо…
– Не смей! – Великий фюрер отступил к стене и одновременно положил руку на ятаган. – Не приближайся!
Его устраивало быть мужчиной, и он не хотел ничего «поправлять».
Эрлиец понял, что перегнул палку, и примирительно произнёс:
– Успокойся, я пошутил.
– Всё равно не приближайся, – велел Кувалда, прикидывая, не достать ли пистолет.
– Тогда сам лечись, – окрысился брат Изяс. – Забирай свои шмотки и проваливай!
– И провалю!
– И проваливай!
– И провалю!
– А когда снова заболит – езжай в Обитель. А ко мне больше не приезжай, мне надоело за тобой проветривать.
– Э-э… фа пофожфи ты! – замахал руками опомнившийся фюрер. – Я тоже пошутил. Мне лечиться нафо – меня отравили. И вообще: я вефь постоянный клиент, очень тебя ценю.
– Значит, надо удвоить стоимость визита, – тут же среагировал врач.
– Зачем?
– Чтобы ты смог показать, как сильно меня ценишь.
– Сильно я тебя ценю, сильно, – произнёс Кувалда. – Не нафо меня проверять, лучше живот вылечи.
– Ложись.
Одноглазый вздохнул, убедился, что в руках эрлийца нет скальпеля или иного режущего инструмента, расстегнул боевой пояс, с лязганьем уронил его на пол – эрлиец вздрогнул, ожидая, что какой-нибудь из пистолетов выстрелит, – и завалился на кушетку.
– Вот.
– Где болит? – Брат Изяс мягко, кончиками пальцев прикоснулся к пациенту.
– Осторожно! – взвыл фюрер.
– Болит?
– Пальцы у тебя холофные, – ответил Кувалда. – Будто у кровососа.
– Придётся потерпеть.
– Ты что, окровососился?
– Заткнись! – Дикарь послушно умолк, а эрлиец надавил в другом месте. – Болит?
– Нет.
– А тут?
– Немного… если нажимаешь сильно.
– У тебя татуировка потускнела.
– Ты что, театральным критиком зафелался?
– Тогда уж художественным, – поправил пациента брат Изяс.
– Не фави сильно, хуфожник!
– Как ты меня назвал?
– Ой!
Судя по громкости последнего вопля, врач добрался до очага заболевания.
– Сильно болит?
– Ещё раз нафавишь – и я тебя пристрелю, – пообещал несчастный Кувалда.
И потрогал себя там, где должна была находиться кобура. Оружия не нашёл, зато убедился, что он по-прежнему не женщина, и успокоился.
– Понятно. – Эрлиец отступил от кушетки, велел: – Одевайся!
И принялся стягивать перчатки.
Великий фюрер полежал ещё немного, прислушиваясь к состоянию организма, затем уселся на кушетку и вопросительно уставился на доктора.
– Жить будешь, – ответил тот на немой вопрос.
– Фолго?
– Деньги у тебя есть?
– Сколько?
– А сколько ты хочешь жить?
– Всё плохо? – испугался одноглазый.
– Нормально всё у тебя, нормально, – успокоил клиента брат Изяс. – Надо заплатить за визит и анализы…
– За какие ещё анализы?
– Вот за эти. – Эрлиец ловко уколол великого фюрера в плечо. – У тебя наличные или карточка?
Кувалда посмотрел на пробирку, в которую врач засунул испачканную в его крови иглу, прищурился, когда над пробиркой стал подниматься едва заметный дымок, и пробурчал:
– Карточка. Я не рассчитывал, что прифётся обращаться к форогостоящему врачу.
– Плати, – предложил эрлиец.
– Почему не потом?
– Потом ты можешь забыть, – объяснил брат Изяс, протягивая клиенту терминал. – Или от радости, или от горя.
– Что ты за врач такой?
– Один из лучших.
Одноглазый вздохнул, достал карточку и сунул её в устройство.
– Фоволен?
– Ты просто сделал то, что должен. Я же буду доволен, когда тебя вылечу.
– Меня нафо лечить? – вновь заволновался фюрер.
– Всех больных надо лечить, – ответил Изяс. И задумчиво добавил: – Иначе чем заниматься докторам?
– А жить я буфу?
– В философском смысле?
– Изяс, перестань! – не выдержал Кувалда. – Ты же вифишь, что я нервничаю, и специально смеёшься! Меня отравили?
– Нет.
– Хорошо… – расслабился великий фюрер, но через мгновение вновь забеспокоился: – А почему живот болит?
– Съел что-то ненужное.
– Отравленное?
– Несвежее.
– Это может быть, – подумав, сообщил Кувалда. – Мы вефь срок гофности только у виски смотрим.
– У виски есть срок годности? – удивился брат Изяс.
– Случается, – махнул рукой одноглазый. И принялся одеваться.
– Ты, кстати, сегодня пил? – поинтересовался врач, останавливаясь у шкафа с порошками.
– Кстати, пил, – не стал скрывать дикарь. – Но в меру.
– Стакан с утра?
– И потом ещё немного.
– Сможешь продержаться пару часов без выпивки?
– Зачем?
– Дам тебе быстрый порошок, – объяснил брат Изяс, решительно смешивая несколько разноцветных ингредиентов. – Через два часа будешь как самый настоящий огурчик.
– Зелёный? – испугался великий фюрер.
– Бойкий.
– Тогфа фавай.
Кувалда вытряхнул в рот собранную эрлийцем смесь, запил водой, деликатно рыгнул, пробормотав: «Не виски, конечно», и вновь прислушался к голосу организма. Организм пробурчал что-то неразборчивое и на том успокоился.
Эрлиец поморщился, включил кондиционер на полную мощность и отправился мыть руки.
– А ты чего расстроился? – поинтересовался он, включая воду. – Не в первый раз болеешь.
– Я пофумал: вфруг у меня живот от пьянства прихватило? – ответил одноглазый и совершенно напрасно уточнил: – Я вефь выпивал, когфа заболел.