Открываю. Вижу знакомые иллюстрации и натыкаюсь взглядом на слова:
– Но я не хочу гулять среди сумасшедших, — заметила Алиса.
— Ничего не поделаешь, — сказал Кот. — Мы все здесь сумасшедшие. Я — сумасшедший. Ты — сумасшедшая.
— Почему вы думаете, что я — сумасшедшая? — спросила Алиса.
— Потому что иначе ты бы сюда не пришла».
В горле поднимаются пузырьки смеха, и я, что-бы они не вырвались, прикусываю губу.
Девушка-служанка, стоя на коленях перед огромным камином, выгребает с решетки золу. По обе стороны от нее застыли подставки для дров, выполненные в форме громадных свернувшихся змей, глаза которых вспыхнут, как только оживет огонь.
Смешно, но я не могу заставить себя вернуть книгу на место. Книга, конечно, не та, которую взяла с собой Виви, не та, которую я видела в маминых руках, когда она читала ее нам перед сном. Сую под платье.
Иду к платяному шкафу, открываю, ищу какой-нибудь ключ, какую-то подсказку, что-то, что может быть ценной информацией. Но едва заглядываю внутрь, как в груди вспыхивает паника. Я мгновенно понимаю, в чьей комнате нахожусь. Эти экстравагантные камзолы и бриджи принадлежат, конечно же, принцу Кардану. Это его роскошные, подбитые мехом плащи и рубашки из тончайшего и легкого, как паутина, шелка.
Убрав золу, девушка-служанка выкладывает пирамидой дрова и добавляет для растопки щепки благоухающей сосны. Меня так и тянет оттолкнуть ее и убежать из Холлоу-Холла.
Я предполагала, что Кардан живет во дворце с отцом, королем, но мне и в голову не приходило, что он может жить с одним из своих братьев. В памяти осталась картина: Дайн и Балекин пьют вместе на последней пирушке при Дворе. Остается только надеяться, что все это не подстроено специально, чтобы унизить меня еще больше, дать Кардану еще один повод — или, что хуже, возможность — наказать меня еще сильнее. Я не хочу в это верить. У принца Дайна, которого вот-вот возведут на трон, просто нет времени заниматься мелкими играми, приглашать меня на службу только потому, что так хочет младший брат. Принц не стал бы ради этого накладывать на меня защитное заклятие и торговаться со мной. Я должна верить, что все по-настоящему, потому что альтернатива ужасна.
Все это значит, что по пути домой я должна, кроме принца Балекина, избегать еще и принца Кардана. Каждый из них может узнать меня, увидев даже мимолетно. Следовательно, нужно позаботиться о том, чтобы никто не увидел. Может быть, они и не станут присматриваться. Разве люди-слуги вызывают у кого-то интерес?
Осознав, что не так уж отличаюсь от остальных, присматриваюсь к девушке. Отмечаю скопление бородавок на шее, секущиеся концы светлых волос и загрубевшую кожу на коленях. Выпрямляясь, она слегка покачивается, наверное, от усталости, даже если сама не отдает себе в этом отчета.
Узнаю ли я ее, если увижу снова?
Нет, чары лучше не разрушать, толку от этого не будет. Девушка продолжает работать, улыбаясь той же жуткой, довольной улыбкой. Когда она выходит из комнаты, я иду в противоположном направлении. Нужно найти личные покои Балекина, найти его тайны, а потом уже убираться.
Осторожно открываю двери, заглядываю. Обнаруживаю две спальни. В обеих толстый слой пыли. На кровати, под пологом из паутины, неподвижная фигура. На мгновение замираю, пытаясь решить, что передо мной — статуя, труп или нечто живое, — а потом понимаю, что к моей миссии это не имеет никакого отношения, и быстренько отступаю. Открываю другую дверь и вижу несколько спящих в объятиях друг друга фейри. Один из них сонно моргает и смотрит на меня. У меня перехватывает дыхание, но фейри лишь поворачивается на бок.
Седьмая комната выходит в коридор с винтовой лестницей, уходящей, должно быть, в башню. Сердце пускается вскачь, кожаные подошвы неслышно ступают по каменным ступенькам, и я быстро поднимаюсь наверх.
Круглая комната. Вдоль стен — книжные стеллажи, заполненные манускриптами и свитками, золотыми кинжалами и стеклянными флаконами с некими яркими жидкостями. В глаза бросается череп существа с массивными оленьими рогами, поддерживающими тонкие восковые свечи.
У единственного окна два больших кресла. Середину комнаты занимает громадный стол с расстеленными картами, уголки которых прижаты кусками стекла и металлическими предметами. Рядом стопка бумаг. Просматриваю документы и наталкиваюсь на такое письмо:
Я знаю, где найти румяный гриб, о котором вы спрашиваете, но обстоятельства его дальнейшего использования вами не должны быть связаны со мной.
После этого я буду считать мой долг оплаченным. И пусть мое имя никогда более не коснется ваших губ.
Хотя письмо не подписано, элегантный почерк выдает женскую руку. Похоже, что-то важное. Может быть, то самое доказательство, которое ищет Дайн? Может быть, это и есть то, что ему нужно? Вот только взять письмо я не могу. Нахожу чистый листок, прижимаю его к записке и как можно быстрее обвожу проступающие под бумагой буквы, стараясь передать почерк писавшего.
Уже заканчивая, слышу какой-то звук. По лестнице кто-то поднимается.
Я в панике. Спрятаться негде. В комнате, кроме стеллажей, ничего нет. Складываю записку, хотя и знаю, что скопировала не все и свежие чернила смажутся. Быстро забираюсь под кожаное кресло, сжимаюсь в комок. Эх, не надо было брать книгу, а теперь ее острый угол врезается под мышку. И о чем я только думала, считая себя ловкой шпионкой? Крепко зажмуриваюсь, как будто если я никого не увижу, то и никто из вошедших не увидит меня.
— Надеюсь, ты практикуешься, — говорит Балекин.
Чуточку приоткрываю глаза. Кардан стоит возле книжного стеллажа. Тут же слуга с каменным лицом, в руке церемониальный меч с золотой гравировкой по клинку и металлическими крыльями, образующими гарду. Чтобы не выдать себя случайно вырвавшимся звуком, прикусываю язык.
— А мы должны? — усталым тоном спрашивает Кардан.
— Покажи, чему ты научился. — Балекин берет посох со стенда позади стола, на котором представлен целый ассортимент посохов и палок. — Все, что нужно, это одно меткое попадание. Всего лишь одно, братишка.
Кардан остается на месте.
— Возьми меч. — Похоже, терпение Балекина на пределе.
Кардан страдальчески вздыхает и поднимает клинок. Стойка — ужасная. Понятно, почему Балекин так раздражен. По достижении определенного возраста, как только принц окрепнет достаточно, чтобы держать в руке палку, к нему приставляют инструкторов по боевым искусствам. Меня этому делу обучают с того самого времени, как я оказалась в мире фейри, так что у Кардана передо мной преимущество в несколько лет. И первым делом новичка учат принимать правильную стойку.
Балекин поднимает посох.
— Нападай!
Какое-то время, довольно долго, они стоят неподвижно, друг против друга. Потом Кардан неуверенно машет мечом, и Балекин в ответ резко опускает посох и бьет младшего брата по голове. Судя по звуку, с которым дерево ударяет в кость, получилось больно. Я невольно моргаю. Кардан злобно скалит зубы и подается вперед. Щека и ухо у него покраснели.
— Да это же нелепо. — Кардан плюет на пол. — Что за дурацкие игры? Зачем они нам? Или тебе такое нравится? Развлекаешься, да?
— Бой на мечах не игра и не забава. — Балекин делает еще один выпад. Кардан пытается отпрыгнуть, но посох бьет его в бедро. Младший принц кривится от боли и, защищаясь, выставляет меч.
— Но тебе-то нравится, да?
Балекин темнеет лицом, костяшки сжимающих посох пальцев белеют. Очередной удар застает Кардана врасплох и приходится в живот. Не удержавшись на ногах, бедняга падает на каменный пол.
— Я пытался направить тебя на верный путь, но ты упорно растрачиваешь свои таланты в пирушках и ночных гулянках, в бессмысленных состязаниях и жалких романах...
Кардан вскакивает и, словно дубинкой, размахивая мечом, бросается на брата. Перед лицом столь безумного натиска Балекин вынужден отступить.
Наконец-то Кардан демонстрирует свою технику боя. Теперь он действует более расчетливо и атакует противника с разных сторон. В школе большого интереса к боевым искусствам за ним не замечается, и, хотя стороннему наблюдателю видно, что по крайней мере основы боя он постиг, систематической подготовки ему явно не хватает. Балекин обезоруживает брата безжалостно и эффективно. Выбитый из руки Кардана меч с лязгом падает и скользит по каменному полу. В мою сторону. Я еще глубже забиваюсь в тень под креслом. В какой-то момент меня охватывает страх, но положение спасает страж, который не моргнув глазом перехватывает грозное оружие.
Балекин подсекает брата ударом посоха по ногам, и тот снова оказывается на полу.
Я облегченно выдыхаю. Жаль только, посох не в моих руках.
— Можешь не вставать. — Балекин расстегивает пояс и передает стражу, который дважды оборачивает его вокруг ладони. — Ты не прошел испытание. Снова.
Кардан не отвечает. В его глазах бушует уже знакомая мне ярость, но только сейчас она направлена на другого. Он на коленях, но покорным не выглядит.
— Скажи-ка, когда ты наконец возьмешься за ум. — Балекин прохаживается вокруг младшего брата, и его голос обманчиво мягок. — Пока же ты одно сплошное разочарование.
— Может быть, тогда, когда ты перестанешь притворяться, что делаешь это не ради собственного удовольствия, — отвечает Кардан. — Хочешь унизить меня — давай, и не трать так много времени. Если...
— Отец, когда зачал тебя, был стар, и семя его было слабым. Потому и ты слаб. — Балекин кладет ладонь на шею брата. Жест вроде бы нежный, но Кардан вздрагивает и оказывается прижатым к полу. — Снимай рубашку и прими наказание.
Кардан стягивает рубашку, обнажая бледную спину с тонким узором едва заметных шрамов. Чувствую, живот как будто стягивает обруч. Сейчас его будут бить.
Мне бы торжествовать, видя врага таким униженным. Мне бы радоваться, что ему живется еще хуже, пусть даже он принц фейри, ублюдок, обреченный на вечную жизнь. Если бы мне сказали, что я увижу такое, я бы, наверно, захлопала в ладоши. Но сейчас, наблюдая за происходящим, я понимаю, что за его дерзостью прячется страх. Никто не хочет, чтобы о его страхах знали другие, и многие скрывают их за громкими словами. Нет, мое отношение к нему не меняется к лучшему, но впервые он кажется настоящим. Не хорошим — настоящим.
Балекин кивает, и слуга бьет. Дважды. Кожаным ремнем по спине. Эхо кажется еще громче в неподвижном воздухе комнаты.
— Это не потому, что я злюсь на тебя, брат, — говорит Балекин, и меня бросает в дрожь от этих слов. — Это потому, что я тебя люблю. Потому что люблю нашу семью.
Страж в третий раз поднимает руку, и тут Кардан прыгает за своим мечом, лежащим на столе, куда и положил его слуга. В голове мелькает мысль: сейчас убьет.
Слуга не издает ни звука и даже не поднимает руку, чтобы защититься. Может быть, под действием чар он даже не сознает опасности. Может быть, так и умрет, ничего не предприняв. Меня едва не парализует ужас.
— Смелей, — скучающим тоном говорит Балекин и кивает в сторону стража. — Убей его. Покажи, что хотя бы крови не боишься. Покажи, что можешь по крайней мере нанести смертельный удар.
— Я не убийца, — отвечает, к моему удивлению, Кардан. Вот уж не думала, что этим молено гордиться.
Два шага, и вот уже Балекин рядом с братом. Как же они похожи. И у одного, и у другого чернильно-черные волосы, хищные глаза, надменное выражение лица. Но за спиной старшего десятилетия опыта, и он, легко обезоружив брата, толкает его на пол.
— А раз так, то и прими наказание, как подобает жалкому созданию, коим ты и являешься. — Балекин делает знак слуге, который, стряхнув дремоту, приступает к делу.
Я слежу за каждым ударом, за каждым вздрагиванием. Ничего другого не остается. Можно закрыть глаза, но нельзя заткнуть уши. И одно, и другое ужасно, а хуже всего пустое лицо Кардана и его бесстрастные, холодные, как свинец, глаза.
Своей жестокостью он в полной мере обязан старшему брату. В жестокости его растили, в нюансы жестокости посвящали, применению жестокости обучали. И как ни ужасен Кардан, теперь я понимаю, каким он может стать, и мне становится страшно.
ГЛАВА 13
В платье служанки попасть во Дворец Эльфхейм даже легче, чем войти во владения Балекина. Все, от гоблина до джентри и от смертного придворного поэта до сенешаля, едва удостаивают меня мимолетным взглядом, когда я неловко пробираюсь по запутанным лабиринтам коридоров. Я — ничто и никто, посыльный, достойный внимания не больше, чем механическая игрушка или сова. Безмятежное выражение лица и устремленность вперед приводят меня в покои принца Дайна без малейшей заминки, и это притом, что я дважды сбиваюсь с пути и вынуждена возвращаться.
Стучу тихонько в дверь. К счастью, открывает сам принц. Увидев меня в домотканом платье служанки, он удивленно поднимает брови. Как и подобает девушке моего положения, делаю реверанс и на случай, если мы не одни, сохраняю на лице выражение довольной покорности.
— Да? — спрашивает Дайн.
— У меня для вас сообщение, ваше высочество, — говорю я, надеясь, что не нарушаю общепринятый этикет. — Прошу уделить мне минуту вашего времени.
— У тебя хорошо получается, — говорит он. — Входи.
Какое удовольствие расслабиться, снять маску, смахнуть бессмысленную улыбку.
Следую за принцем в его гостиную. Повсюду бархат, шелка и парча. В цветовой гамме доминируют малиновый, синий и зеленый, все глубоких, темных тонов, как перезрелые фрукты. Узоры на тканях привычные — замысловатые переплетения веток вереска, листья, которые могут оказаться пауками, если смотреть на них под другим углом, и сцены охоты, где не вполне понятно, кто на кого охотится. Я вздыхаю, сажусь в указанное мне кресло и опускаю руку в карман.
— Вот, — достаю сложенный листок, кладу на изящный столик с резными птичьими лапками вместо ножек и разглаживаю. — До конца скопировать и промокнуть не успела — помешали, так что немного смазалось. — Украденную книгу я оставила с жабой. Не хочу, чтобы Дайн знал, что я прихватила кое-что для себя.
Он щурится, стараясь разобрать за пятнами буквы.
— Балекин тебя не видел?
— Его отвлекли, а я спряталась. — Мне не приходится даже врать.
Дайн кивает и звонит в маленький колокольчик, возможно, вызывает слугу. Лучше бы кого-нибудь не под чарами.
— Хорошо. Тебе самой понравилось?
И как это понимать? Я не уверена, что знаю. По большей части мне было страшно — что же здесь может нравиться? Но чем дольше я думаю, тем яснее сознаю, что да, приключение, в общем-то, пришлось мне по душе. Едва ли не вся моя жизнь прошла в напряженном ожидании чего-то, какого-то логического завершения происходящего — дома, на занятиях, при Дворе. Страх быть пойманной в роли шпионки стал новым, до того не ведомым ощущением. По крайней мере я точно знала, чего именно следует бояться и что нужно, чтобы добиться успеха. Шнырять по дому Балекина было не страшнее, чем веселиться на некоторых пирушках.
Правда, многое переменилось после сцены с наказанием Кардана, невольной свидетельницей которой я стала. Там я почувствовала нечто такое, углубляться во что никак не хотелось бы.
— Мне нравится хорошо делать свое дело, и эта работа дает такую возможность, — говорю я наконец, найдя честный ответ.
Дайн задумчиво кивает и уже начинает говорить что-то, но тут в комнату входит гоблин. Лицо его все в шрамах, кожа зеленая, как вода в зацветшем пруду, длинный нос шмыгает влево-вправо, а когда возвращается в исходное положение, то напоминает косу. Волосы — черный хохолок на макушке. Глаза абсолютно непроницаемы. Несколько раз он моргает, словно никак не может взять меня в фокус.
— Меня тут кличут Тараканом. — Голос на удивление мелодичный и никак не вяжется с малоприятной физиономией. Отвесив поклон, он кивает в сторону Дайна. — Состою у него на службе. Смею предположить, как и ты. Ты ведь та новая девчонка, верно?
Я киваю.
— Мне положено представиться или изречь что-то умное?
Гоблин ухмыляется, что вовсе не добавляет привлекательности его безобразной физиономии.
— Мое дело — познакомить тебя со всей группой. И не беспокойся насчет того, какое имечко получишь. Это уж мы сами решаем. Думаешь, кому-то в трезвом рассудке захотелось бы зваться Тараканом?
— Отлично, — говорю я и вздыхаю.
Некоторое время он присматривается ко мне.
— Да, талант и впрямь немалый. Не говорить, что имеешь в виду.
Одет Таракан в некое подобие официального камзола, сшитого из обрывков кожи. Интересно, что сказал бы Мадок, узнав, где я была и с кем встречалась. Полагаю, похвалы я бы от него не дождалась. Скорее всего, то, чем я сегодня занималась, его бы не обрадовало. У солдат свое, особенное, представление о чести. Прокрадываться в чужие дома, красть документы — такое с их понятиями о приличии сочетается плохо. И хотя у Мадока наверняка есть собственные шпионы, мое пребывание в этом звании он вряд ли бы одобрил.