- Да, совершенно верно. Хорош же я батюшка, закрутился в делах и заботах денежных, о дочери забыл!
- Но я ваш компаньон, и можно сказать, друг, помню.
Аким Евсеич вопросительно наклонил голову, пока ещё никак не беря в толк, к чему клонит Пётр Алексеевич?
- Мой сын не единожды упоминал при мне о Наталье Акимовне в самых лестных выражениях.
Ещё совсем недавно, каких год-два назад о подобном Аким Евсеич даже подумать не мог. И ухватился бы за подобное родство обеими руками. Но теперь... Марья Алексевна действительно благодаря своему браку стала вхожа в круги высшего света. В последнюю, проведённую вместе ночь, они о многом переговорили. И будучи женщиной искушенной в житейских делах, она советовала Акиму Евсеичу не спешить с повторным браком дочери, полагая, что желающих в теперешнем её положении, объявится немало. Да и внешность её к тому располагает. Но и затягивать не следует. Молодость и красота преходящи, да и долгое вдовство не способствует хорошему имиджу в обществе. Кроме того, осенью к открытию театрального сезона, обычно устраивается грандиозный бал. Попасть туда можно приобретя билет. Билеты дороги, поэтому на балу собирается весь цвет общества. Надобно Натали на этом балу представить самым выгодным образом.
"Но и единственный сын городского головы - думал Аким Евсеич, - это очень даже выгодная партия, разве что ветреник, гуляка. Как бы Натали с другого бока не хватила горького до слёз", - городской голова перебил его мысли.
- Что с вами, Аким Евсеич? - Пётр Алексеевич, ожидавший увидеть польщенного подобным намёком бывшего писаря, немного растерялся.
- Пётр Алексеевич, буду с вами откровенен. - Аким Евсеич потёр лоб, и принял удручённое выражение лица: - Прошлый раз я выдал дочь свою замуж помимо её воли.
- Да, да. Я наслышан, как послушна и благовоспитанна Наталья Акимовна, - насторожился и так уже недовольный подобной реакцией со стороны бывшего писаря городской голова.
- Дочь моя пережила тяжкие испытания. Не скрою, подобный отзыв о ней, лестен и приятен отцовскому слуху. Но второй раз принуждать дочь... - и Аким Евсеич принял несчастное выражение лица.
Пётр Алексеевич крякнул, опять расправил усы:
- То ли Алексей не в меня пошёл? Нет такой женщины, сердце которой не дрогнуло бы от одного вида такого красавца. - И чуть высокомерно глянув на Акима Евсеича, подумал: "Как же всё-таки неискушён и наивен этот бывший писарь! Вскружить молодой вдовушке голову такому ловеласу, как мой Алешка - дело не сложное. А мне опять же надо пристроить этого повесу и мота, а то глазом моргнуть не успею - разорит. Ей Богу, разорит!" - Теперь уже Пётр Алексеевич задумался так, что даже вздрогнул, вспомнив про Акима Евсеича.
- Однако что же мы? Их дело молодое, а наше - обеспечить их будущность... э... так о чём это мы?
Романтическая ночь в чужой беседке
Глава 11
В этот вечер Аким Евсеич допоздна засиделся в доме Марьи Алексевны. В кабинет доставили купленный накануне новенький сейф с хитроумным замком, и Аким Евсеич аккуратно разместил в нём деловые бумаги. А разместив, дважды попробовал отомкнуть и замкнуть, дабы не забыть порядок и не попасть впросак. Из дома выходил поздним вечером, за экипажем вовремя Акинфия не послал, а теперь во флигеле все окна были темны, видать спят и Акинфий, и Настасья. Свою пролётку тоже отпустил, поскольку не знал, как долго придётся ждать доставки и установки сейфа. Вот и получалось, что приходится возвращаться одному по темноте. Вроде и недалече, но темень на улицах, самоё время для лихих людей. Смазанные заботливой рукой Акинфия дверные петли и замок, не издали ни единого звука, и Аким Евсеич аккуратно замкнув своим ключом дверь, стал осторожно спускаться по лестнице. И тут вдруг услышал негромкий мужской голос. "Предчувствие не обмануло, - подумал он. - Зная, что хозяйка в отъезде, воры решили проникнуть в дом". Но одному с лихими людьми не справиться. Надо как-то разбудить Акинфия. Шорохи и приглушенные голоса доносились из беседки. Понятное дело, там прячутся злоумышленники. Аким Евсеич пригнулся и тихонько стал красться мимо беседки к флигелю. Но сделать это бесшумно в темноте у него не получилось, какая-то ветка треснула под ногами.
- Ах ты, котяра! - Услышал Аким Евсеич и тяжелая точеная балясина, приготовленная Акинфием для ремонта беседки, с размаху прилетела Акиму Евсеичу в спину.
- А-а-а! - не сдержался он.
- Что за чёрт? Это и не кот вовсе? - послышалось из беседки. В этот момент, не помня себя от страха, Аким Евсеич уже не скрываясь, кинулся к флигелю и, что было мочи, заколотил в дверь, крича:
- Воры, Акинфий, воры, убийцы!
Акинфий выскочил в исподнем белье с тем, что попалось под руку, а попалась толстенная деревянная перекладина, бог весть зачем и сколько стоявшая у дверей. Увидев вывалянного в листве и пыли Акима Евсеича, да ещё согнутого в три погибели, указывающего пальцем на беседку, Акинфий, недолго думая, кинулся туда. Из беседки ему на встречу, как чёрт из табакерки, выскочил человек, явно хлипкого, по меркам Акинфия, телосложения и чтобы не испытывать судьбу, Акинфий перепоясал этого "чёрта" перекладиной.
В наступившей тишине отчетливо послышался звук, вроде как маленький щенок заскулил. Но вначале надо было связать пойманного злодея, благо тот лежал лицом вниз, распластав по сторонам руки. Связав их верёвкой, Акинфий этой же верёвкой решил привязать вора к перилам крыльца, чтоб не сбёг, и, перевернув лицом вверх, подтащил поближе.
- Аким Евсеич, вы бы глянули... кого мы изловили?
- Вора, лиходея, убийцу! - потирая ушибленную поясницу, возмущался Аким Евсеич, но всё-таки наклонился и ахнул!
- Так это же... как же вы... Алексей Петрович? Зачем же... и что, скажите на милость, вы считай что ночью, в чужой беседке промышляли? - растерялся и удивился от такого поворота Аким Евсеич.
Сынок городского головы хлюпал разбитым носом и молчал.
- Вот и я говорю, чего вам барин не хватает, что по ночам шастаете по чужим дворам? Настасья! - крикнул Акинфий жену.
- Тут я, тут.
- Принеси-ка ковш водицы, да чистую тряпицу, - приглядывался к носу Алексея Петровича Акинфий.
Тем временем Аким Евсеич решил выяснить: кто же так жалобно скулит в беседке? И, взяв со стола фонарь, охая и придерживаясь за поясницу, направился туда.
Оказалось, тоненько скулила жена мясника. Дама в роскошном платье дергала себя за подол непомерно широкой юбки. Юбка на кринолине зацепилась за обломок той самой балясины, которую Акинфий собирался заменить и уже приготовил новую, ту, что и была пущена по Акиму Евсеичу. Дама и так и этак пыталась освободиться, но кринолин, скрученный из конского волоса, надежно удерживал её в беседке.
- Меланья Евстафьевна, Боже мой! Голубушка! Я сейчас, сейчас... - суетился Аким Евсеич, но ушибленная поясница не позволяла наклониться настолько, чтобы отцепить подол.
-Вы погодите, я сей момент. Акинфий! - что было мочи, закричал Аким Евсеич. - Поди сюда!
Потом Аким Евсеич и Алексей Петрович сидели на крыльце флигеля, для Миланьи Евстафьевны Настасья вынесла стул, а сама возилась с какими-то мазями и травками. Акинфий искал в беседке кусок подола юбки жены мясника, потому как она проливала слёзы в страхе перед объяснением с мужем.
- Он из меня отбивную сделает! Ей Богу, - божилась она.
- Ох, матушки мои, - потирал ушибленную поясницу Аким Евсеич. - Мне-то за что обломилось?
- И что вас угораздило вырядиться в этот кринолин?! - хлюпал разбитым носом сынок городского головы.
- Для вас старалась. Вы с благородными барышнями общаться приучены, - оправдывалась мясничиа, - а они всё больше в кринолине!
- Они в кринолине с младых ногтей! Вы, матушка...
- Какая я вам матушка?! - обиделась мясничиха.
Но Алексей Петрович только невозмутимо повёл плечами, поскольку был холост и супружеской ревности не опасался.
- Я бы на вашем месте поостерёгся, - кивнул в сторону Алексея Петровича Акинфий, подавая мясничихе найденный клочок юбки. - Это из Меланьи Естафьевны, как она изволила выразиться, муж отбивную сделает. А вы, Алексей Петрович, разве что на рагу сгодитесь. Мясца-то в вас никакого. А мясник мужик крепкий. Я видал, как он топором машет. Свинью надысь разделал в три удара.
- Так, может, меня тут и вовсе не было! - Швыргнул разбитым и на глазах опухающим носом сынок городского головы.
- И кто ж это вас тогда так разукрасил? - съехидничала обиженная мясничиха. - Нет, чтобы за честь дамы вступиться, он в кусты!
- Вот, Аким Евсеич, отдадите эту склянку Дуняшке, она знает, что с ней делать, чтобы поясница ваша не болела, не свербела. - Анастасия протянула Акиму Евсеичу банку и повернулась к Алексею Петровичу:
- А это вам. А то к утру под глазами такие круги образуются, что батюшке вашему и без слов многое станет понятным. Бодяга это, взвар травяной. Мочите тряпицу и прикладывайте к синякам. - Алексей поморщился, но бутылку принял.
- Но вы как хотите, а я домой. Проводи меня, что ли, Акинфий? На сегодня с меня приключений достаточно. - И Аким Евсеич, не спеша, поднялся с крыльца.
- Погодите, Аким Евсеич, пару слов... приватно, так сказать... - сынок городского головы, видимо осознал надвигающуюся опасность. Отойдя немного в сторону, он стал просить ничего никому не рассказывать про эту историю. Синяки свои он как-нибудь батюшке объяснит. Подол Меланья заштопает. Так что всё шито, крыто будет.
- А я взамен вашего молчания, вам, какую пожелаете, услугу окажу.
Аким Евсеич помолчал, подумал и решил, что распускать про сына городского головы дурные слухи, даже если это чистая правда, только себе во вред. А так, вот он случай, не жаль и болящей поясницы.
- Есть одно дело, в коем вы можете мне поспособствовать.
- Я к вашим услугам, - картинно кивнул на глазах распухающим носом Алексей Петрович.
- Откажитесь от желания жениться на моей дочери.
- Но сегодняшний случай... я же пока холост... А молодому мужчине, в силе... э... каждодневный пост тягостен.
- Как хотите, вы сами просили об одолжении. Но теперь у меня будет причина для отказа. Так не лучше ли вам всё-таки передумать?
Первый бал Натали
Глава 12
Натали готовилась к первому в своей жизни балу.
- Батюшка, как же быть? Мазурку или котильон я буду вынуждена пропустить, ведь приглашение на мазурку, например, может сделать только хорошо знакомый кавалер. А меня на балу никто не знает!
- Хм, ты права, - улыбнулся Аким Евсеич. - Поэтому танцевать мазурку ты будешь со мной.
- Но, папенька? Как же... - растерялась Натали, - столько лет прошло со смерти матушки, я и не припомню, чтобы вы когда-либо за эти годы танцевали.
- Вот поэтому я нанял учителя, который даст нам с тобой несколько уроков. Ты хоть и обучалась танцам и манерам, но это твой первый бал. Нам очень важно обратить на тебя внимание с лучшей стороны.
- Папенька, а котильон?
- Показать, что мы никого не знаем в кругах этого общества - очень не выгодная позиция. Хотя недалека от истины. На котильон уже напрашивался сынок городского головы...
Натали непроизвольно встала, будто что-то хотела сказать, но передумала. Аким Евсеич посмотрел на дочь продолжительным взглядом:
- Натали, Алексей Петрович молод и привлекателен. Дамы на него... кхе, кхе... как пчёлы на мёд... в общем я хочу сказать, что репутация его в обществе может тебя скомпрометировать.
- Это как же, батюшка? Он молод, красив, богат, хорошего происхождения! Многие семьи желали бы иметь его в зятьях!
И Аким Евсеич решился рассказать про случай в беседке.
- Батюшка, - щеки Натали порозовели, но глаза блестели и улыбались: - не думаете же вы, что молодой мужчина в расцвете сил ведёт монашеский образ жизни?
Теперь пришла очередь растеряться Акиму Евсеичу. Он не то чтобы не знал, что ответить, его поразило подобное отношение дочери.
- А не думаешь ли ты, дочь моя, что для мужчины, который многие годы занимался мотовством и кутежом, семейная жизнь с одной женщиной окажется скучным бременем? И страдать в большей степени будет жена. Ему общество будет многое прощать, тебе - ничего.
- Но... в нашем городе выбор не велик. Да и Алексей Петрович вполне может не заинтересоваться мной. И мы попусту рассуждаем на эту тему.
- Натали, ты упустила из виду, что на бал мы едем в уездный город. А тамошних кавалеров ты и в глаза не видала. Так что и судить пока не можешь: кто более достоин твоего внимания. А вот, чтобы иметь возможность судить, да рядить - тебе необходимо произвести наилучшее впечатление на этом балу.
- Да, батюшка, мне пришла посылка с заграничной бальной книжкой красного цвета с золочёной окантовкой и карандашик к ней. Вы посмотрите: как изыскано оформлены странички!
- Как бы с платьем не опоздать?
- Батюшка, по совету Марьи Алексевны, я заказала платье цвета бордо.
- Натали, но на бал приняты белые платья...
- Да, в основном для молодых, незамужних девиц. А я... вдова и мне позволительны наряды. Да и потом, сегодня я ещё в чёрном платье, а завтра буду порхать в белом. В обществе могут сказать, что и думать забыла о дорогом супруге.
- Но траур, и в самом деле, миновал.
Натали несколько замялась, будто набираясь решимости, и заговорила:
- Для вас, батюшка, я думаю не секрет, что в обществе много говорят о... вдове вампира... обо мне, батюшка.
- Не будешь же ты поддерживать досужие разговоры?
- Почему досужие?
Такой намёк на запретную в их разговорах тему, больно царапнул душу Акима Евсеича, но он промолчал, ожидая, что скажет Натали далее.
- Отчего не поддержать полунамёком, чтобы выгодно отличиться от других? Ведь на этот бал привезут столько молодых девиц в роскошных платьях и цветах! Все схожи своей юностью и белыми нарядами, кавалерам отличать их разве что по внешности родителей, дабы не ошибиться приданным. А мне, как даме, позволительно бриллиантовое украшение и более яркое платье. - Натали вздохнула, немного помолчала и продолжила: - Флёр подобных разговоров нисколько меня не компрометирует. Моя репутация за годы траура столь безупречна, что те таинственные слухи, которые витают в обществе, как аромат хорошей пищи возбуждает аппетит, возбуждают и привлекают ко мне внимание. - В комнате повисло долгое молчание.
- Натали, я понял о каких бриллиантах ты говоришь... Да, бант-склаваж твоей матушки я утаил от твоего покойного супруга, поскольку это единственная вещь, которую я много лет храню, как память о моей дорогой супруге. А для него это были бы всего лишь бриллианты, он бы понёс бант к скупщику, его бы касались разные люди... А этот бант-склаваж помнит прикосновенье пальцев твоей матушки. С тех пор, как она его собственноручно убрала в этот футляр, я на него лишь иногда позволял себе смотреть. И знаешь, у меня было такое чувство, будто говорил со своей любимой женой.
В футляре на красном шёлке лежала чёрная бархотка на шею, к которой крепилось небольшое ожерелье в виде банта из белого золота. В центре благородная шпинель яркого красного цвета, заключённая в легкий, воздушный узор белоснежного бриллиантового кружева.
Нарядное, таинственное, полное изящества и тонкого кокетства женское украшение.
- Вот видишь, как кстати я заказала платье цвета бордо! Эта ткань сильнее оттенит красный цвет камня, цвет крови...
- Крови? Натали, меня пугают твои взгляды на жизнь. Ты ещё так молода...
- Ах, батюшка, это всё романы. Романы! - улыбалась дочь.
- Да, неумеренное чтение ни к чему хорошему не привело, хотя я полагал наоборот - ты наберёшься из книг ума-разума.
- Батюшка, платье прекрасно! Прекрасно! - искренне радовалась Натали.
- Да, выставленный за платье счёт поверг меня в изумление. Уж не из чистого ли золота оно сшито? - вздохнул Аким Евсеич.