- Натальюшка, ты у меня одна единственная - свет в окне. Давно взрослая, вот уж и вдова. Да только для меня всё едино ребёнок мой. - Аким Евсеич замолчал, а Натали, ободрённая такими словами, заговорила спокойно и рассудительно. Рассказала, как неожиданно и без повода с её стороны пимокат в окно спальни влез, да всех слуг в доме перебудил. А когда выскакивал назад чрез окно, она халат этот на него и накинула, чтобы не узнал кто-нибудь ненароком.
- Кто бы, батюшка, поверил, что сам это он, без моего ведома? Слухи бы пошли - не отмоешься! Вот с тех пор этот халат то там, то тут вылезает на свет божий.
- Так что ж ты мне словом не обмолвилась? Не враг же я тебе!
- А что пользы было бы? Так были вы в неведении, люди глядя на вас, никакого сомнения в происходящем не имели. Да и что бы вы сделали? Неужели пошли бы тот халат отнимать? К чему? А так Егор Петрович пуще меня опасается, что прознаете про его проделки. Так что ничего вам про ту историю неизвестно, и вовсе мы об этом разговора не вели.
- Подумать только, я разговаривал с рыбным расстегаем?! Ну да ладно. Раз я знать ничего не знаю, то остаётся решить: что с тем халатом делать? Выходит, Егор Петрович зарыл его на могилке зятя не аккуратно, а земля усела от времени, вот и торчит халат наружу.
- Батюшка... это не всё.
- Что, что ещё я не знаю? - схватился за голову Аким Евсеич.
- Из того, что знать следует, я думаю, всё знаете. Но есть нечто такое, что я объяснить не могу и спросить до сего дня не решалась.
- Ну?
- Повозку, ехавшую на кладбище, с Кузьмой Федотычем в красном бархатном халате, околоточный надзиратель видел до того, как Егор Петрович из окна спальни в нём выскочил.
- Э... значит, когда халат лежал у тебя в спальне... как же мог кто бы то ни было в нём в повозке ехать?
- Это меня и пугает, батюшка. Нет объяснения сему происшествию. Так что страсти в нашем городке доподлинные творятся.
Аким Евсеич заикнулся было рассказать о том, как зять к нему ночью приходил, но передумал. К чему?
- И как же теперь с тем торчащим из могилы куском халата быть? - вслух подумал Аким Евсеич.
- А нам зачем голову ломать? Егор Петрович плохо закопал, пусть и поправляет сам, - спокойно и без тени волнения сказала Натали.
- Откуда же он узнает?
- Городской голова давно Озерки не проведывал. Не плохо бы надоумить, да чтоб вас с собой взял. Счета проверки требуют. Не самому же Петру Алексеевичу карпеть? А там расскажите Егору Петровичу, как кусок халата князей напугал. Я думаю, он вскорости приедет в Бирючинск, да и наведёт порядок... на могилке.
- Натали... Натали... - Аким Евсеич с удивлением смотрел на дочь. Эта рассудительная, жёсткая, а с виду нежная и хрупкая дама, его послушная и ласковая доченька Натали?
- А скажи-ка мне дочь моя, что ты о молодом князе думаешь?
- Больно хил и напыщен... этот юнец.
- Натали? - Брови Акима Евсеича от удивления поднялись вверх.
- Не при вас, батюшка, будь сказано, но... молодость моя проходит, а я так и не узнала женского счастья и удовольствия в супружеской постели. Молодой князь пахнет, будто букет в столовой, из себя хил и по возрасту... мальчик он ещё, не муж. Опять в супружескую постель ложиться без желания и... терпеть супружеские ласки?
- Но у него титул, дворец, а возраст? Не крепкий дуб, конечно, но и не молодая поросль. Самая пора семьёй обзаводится. Что фигурой не взял... так, где же взять в нашем городке такого жениха, чтобы всё при нём и совершенно без изъяна?
- Да уж тогда лучше за Алексея Петровича...
- Ох, нахлебаешься ты с ним горького до слёз!
- Вы бы и князя Самойлова проверили: нет ли на его имущество закладных? Уж, не на наши ли денежки зарятся?
- Натали...
- Пойдёмте, батюшка, спать. А то растревожили душу и себе, и мне. Попробуй теперь усни?
И в самом деле, Акиму Евсеичу не спалось. То ли плотный ужин мешал уснуть, то ли тревожные мысли одолевали? Натали тоже долго читала, но ни любовные страсти романа, ни мягкая тёплая постель не навевали долгожданного сна. И уснули отец и дочь, когда сквозь щелки ставней стал пробиваться рассвет.
Утро следующего дня давно наступило, а в доме Натали стояла сонная тишина. Аким Евсеич кликнул Федота и велел ставни в спальне открывать, да приготовить умыться. И тут услышал, как в дверь кто-то с силой барабанит. А Федот, вместо того, чтобы направиться открывать ставни, вернулся назад:
- Аким Евсеич?
- Ну чего ты растележился? И кто там барабанит?
- Акинфий это. Говорит срочно вам доложить надобно.
- Пусть входит. А ты иди, отвори ставни. Не толкись без дела.
Акинфий вошел к Акиму Евсеичу в рабочем брезентовом фартуке, видно как занимался дворовыми работами, так спешно и отправился.
- Марья Алексеевна утренним поездом пожаловала. Без чемоданов и какого-либо багажа вообще.
- Боже мой! Что случилось? Ничего не говорит?
- Нет. Но просила вас срочно и тайно, никому не сообщая о её приезде, пожаловать к нёй.
- Возвращайся, доложи, сей момент буду.
Неожиданность
Глава 17
Окна в комнатах дома Марьи Алексеевны были по-прежнему плотно зашторены, так, будто никого в доме нет. И только Настасья с чего-то поднималась в дом с накрытой корзинкой.
- Настя? - окликнул Аким Евсеич. - Что у тебя там?
- Так печь в доме разжигать не велено, вот приготовила завтрак у себя во флигеле...
"Боже мой, какая неожиданная напасть могла свалиться на её голову, чтобы она вот так срочно и не уведомив заранее, да ещё тайно, приехала?" - И воображение нарисовало ему едва прибранную, расстроенную или даже испуганную даму. Он пропустил вперёд себя Настю, немного постоял перед входом и вошёл в дверь, видимо специально для него оставленную не запертой.
За накрытым столом в хорошем дорожном костюме сидела Марья Алексеевна и собиралась пить чай.
- Аким Евсеич? Как же я рада вас видеть! - И не вставая из-за стола, подала для поцелуя руку... без перчатки.
- Марья Алексеевна, дорогая, что, что заставило вас приехать столь спешно и тайно?
- Прошу, садитесь. Вы успели позавтракать?
- Я... э...
- Так и думала. Пожалуйте, без особых изысков, но булочки очень вкусны, - улыбнулась Марья Алексеевна.
Аким Евсеич сидел как на иголках, а она пила чай и молчала. Наконец поднялась со стула, прошлась по комнате и остановилась напротив Акима Евсеича.
- Я ожидаю ребёнка.
- Наконец сокровенное желание вашего супруга осуществится!
- Супруг тут не при чём по нескольким причинам, и главная - его долгое отсутствие, а дитё во мне... с недавнего времени. Я за тем и приехала тайно и спешно, чтобы сообщить вам - это ваш ребёнок. И следует принять меры, чтобы обеспечить и его будущее, и моё. А поскольку отцом этого дитя являетесь вы, то не можете остаться в стороне.
- Но что ж я могу?
- Достать ту самую микстуру... ну, вы понимаете?
- Зачем? Вам нельзя в вашем положении принимать такие капли! - но посмотрев ей в лицо, спросил вдруг севшим голосом: - Что вы задумали?
- Что тут не понятно? Не притворяйтесь, что не догадываетесь о чём речь!
- Вы уверенны, что это мой ребёнок, а не князя?
- Я уверенна! Но не навязываю вам его, потому что его будущность, если вы мне поможете, может быть прекрасна.
Аким Евсеич почувствовал, что кровь отлила от его лица, а в руках появилась непреодолимая дрожь.
- Вызовите врача к Наталье Акимовне, а полученную у него микстуру предайте мне. Сделать это надобно сегодня. Я получила телеграмму, извещающую о возвращении мужа. И должна вернуться назад, так, будто не из Бирючинска приехала, а вернулась из загородной прогулки. И тогда, рождённое после смерти моего супруга... наше дитя будет не только законнорожденным, но и носить высокий титул.
- Боже мой, Боже мой! Какое коварство!
- Вы это своей дочери скажите!
- Вы о чём?
- Я же прошу вас всего лишь достать для меня успокоительную микстуру! Что тут коварного?
- Я... подумаю.
- Нет! Завтрашним поездом я должна уехать. Поэтому торопитесь.
Аким Евсеич встал, не спеша подошёл к окну, и выглянул из-за края шторы на улицу. А там безмолвно раскланивался и кривлялся, будто клоун в цирке, всё тот же странный человек, которого он видел из окна квартиры, когда в последний раз встречался с Марьей Алексеевной. Только теперь его чёрное пальто было совсем не по сезону, но он будто и не замечал этого. И тут из-за угла дома вылетела пролётка, кучер даже не придержал лошадей, они неслись прямо на этого незнакомца! Аким Евсеич, рванулся крикнуть, но... лошади пронеслись через этого человека, будто через пустое место, а странная фигура по-прежнему продолжала кривляться!
- Тьфу! Провались на этом месте! - в сердцах выкрикнул Аким Евсеич и фигура действительно, закрутившись волчком, исчезла сквозь мостовую.
-Что с вами? - Марья Алексеевна попыталась выглянуть в окно через плечо Акима Евсеича.
- Чужое имя, чужое богатство, преступление совершенное матерью, когда он был ещё в её чреве... Я приму этого ребёнка и признаю своим, даже если это не так.
- Вы не понимаете! Как только скрывать беременность станет невозможно... меня и моих детей ждёт незавидная участь. А уж этого, ещё до его рождения, вы, его отец, обрекаете на горькую судьбу. Тогда как участь моего мужа предрешена и это только вопрос времени...
- Мы все на этой земле временно! Я подам утром пролётку и сам отвезу вас на станцию.
- Вы об этом пожалеете!
Спиритический сеанс
Глава 18
Проводив Марью Алексеевну, Аким Евсеич заехал по делам в присутственное место, оттуда ещё кое-какие дела неотложные давненько его ожидали, так что домой вернулся к вечеру голодный и уставший. Но, тем не менее, всё, за что он в этот день брался, получилось наилучшим образом. После сытного ужина, стал просматривать почту, да и обнаружил письмо от князей Самойловых, которые сообщали, что спиритический сеанс уже назначен и называли дату и время, приглашая для участия Акима Евсеича и Натали.
- Ну что, дочь моя? Надобно ехать. Да и наш доктор невероятные вещи рассказывал про эти сеансы. Заеду-ка как-нибудь к нему побеседую, что это за чудеса такие?
Натали только плечами повела:
- Коли вам угодно, батюшка...
- Тогда значит так, Натальюшка... Э... помнишь там в письме приписочка есть? Так вот, за сутки до сеанса жирного и мясного не кушаем, так же с вином, которым и без того не балуемся лишку. Да, будешь гардероб подбирать, помни, украшений на тебе из металла, буде даже золото, быть не должно. Ну и я отправлю в нужный день Федота, чтобы он комнаты нам снял, лучше бы прежние.
- Батюшка, уж ежели мы будем в уездном городе, так хотелось бы тамошний театр посетить.
- Будь по-твоему, - вздохнул Аким Евсеич. А сам подумал, как же раньше не ценил свою свободную и беззаботную жизнь? И всё-то ему хотелось женской ласки и тепла. И вот-с получил! И что теперь? Есть дочь, которую надобно выдать замуж, да теперь уж без нужды, а к её радости... по возможности. И тут отчётливая мысль возникла: "Что ежели Марья Алксевна сына родит? Надо бы Натали сказать. Хотя нет, рано ещё. Кто знает, как судьба повернётся? А судьба..."
- Что с вами, батюшка?
- Так, не хорошо что-то. Устал я. Пойду в кабинет.
Но не на следующий день, не через день Аким Евсеич не выбрал время, чтобы посетить доктора, да и поговорить о спиритических сеансах. Когда же, наконец, собрался, то доктора дома не оказалось. А слуга, хорошо знавший Акима Евсеича, пояснил с гордостью за хозяина, что доктору пришло приглашение из уезда, там какая-то очень знатная дама страдает нервным расстройством и желает лечиться непременно у него.
- Выходит и до уездного города слухи с самой наилучшей стороны о нашем докторе дошли! - Вот, мол, у какого знатного доктора служим! Но Акима Евсича будто что-то кольнуло изнутри. И пока, возвращаясь домой, трясся в пролётке, в голове его сложилась жуткая картина: "Марья Алексеевна вызывает врача, жалуется на мигрень и бессонницу, - думал Аким Евсеич. - Врач прописывает ей капли... те самые, что и в тот раз Натали. Марья Алексеевна добавляет их в вино, ведь ни вкуса, ни запаха эти капли не имеют, и поит своего супруга. Ежели такой столп, как Кузьма Федотыч... - далее даже помыслить о случившимся с зятем Аким Евсеич не решался, поэтому только и подумал: - Вампир, не вампир, но упокой Господи его душу! Так что же ждёт болезненного супруга Марьи Алексевны?"
- Бр-р-р! - вслух передёрнуло Акима Евсеича.
Но что было делать? И в поездку эту Аким Евсеич собирался как на каторгу.
К проведению спиритического сеанса князь Самойлов отнесся серьёзно. Была приглашена дама - медиум одна из самых знаменитых - Флоренс Кук. В свете говорили, будто она умеет материализовывать дух Кэти Кинг, который признавался, что приходится дочерью пирату Генри Моргану. Но гостей мало интересовали и Кэти Кинг и её батюшка - пират. Заранее составленные вопросы адресовали к мужу Натальи Акимовны Кузьме Фдотычу. Его и предполагали вызвать. Кроме Флорес Кук, Натали и Акима Евсеича были приглашены: граф и графиня Сташено-Дагомышские и в последний день дал согласие граф Немиров, самый завидный жених в уезде - высокий стройный красавец надменного характера. Жил граф на широкую ногу, и ходили слухи, будто бы он принят ко двору.
Небольшая комната напоминала тёмный колодец. Высокий потолок терялся во мраке. Окно и входную дверь задрапировали плотными чёрными портьерами, оставив приоткрытой форточку, через которую, как предполагалось, должен появиться дух Кузьмы Федотыча. Посреди комнаты стоял круглый стол на трёх ножках, вокруг которого расставили семь стульев по числу участников.
На стенах в канделябрах зажгли по одной свече, отчего комната погрузилась в таинственный полумрак со странно двигающимися по стенам тенями.
Когда Наталья Акимовна с батюшкой вошли туда, то все остальные были уже в сборе. Напротив входа, спиной к окну сидела дама в чёрном платье под горло. Длинные рукава полностью закрывали руки. И только кисти рук покрывали белые перчатки, отчего казалось, что живут они отдельной, самостоятельной жизнью. Лицо её было сосредоточенно, губы плотно сжаты. Это и была сама Флоренс Кук. Справа от неё расположились хозяева: князь и княгиня Самойловы, слева сидела Марья Алексеевна и рядом с ней бледный, даже в этом полумраке, одетый по последней европейской моде, но без излишнего подражательства, мужчина, высокий лоб которого покрывала лёгкая испарина то ли от болезни, то ли от духоты, образовавшейся в комнате - граф Кирилл Романович Сташено-Дагомышский . Граф Немиров, видимо ещё не определился с местом. Он стоял за спинкой стула госпожи Флоренс, оглядывая собравшихся, слегка скучающим, и всё-таки любопытствующим взглядом.
Платье Натали из плотного темно-зеленого шёлка, отделанное тонкими Елецкими кружевами с золотой каймой, открывало её шею и плечи мраморной белизны. Красиво уложенные чёрные кудрявые волосы роняли непослушные завитки на плечи и шею, ещё больше обращая внимание на их хозяйку. Лёгкий, едва уловимый аромат окружал её при каждом движении и улавливался даже в стоячем воздухе комнаты. В Акиме Евсеиче теперь вряд ли кто узнал бы того немощного и болезненного писаря, каким он был каких пять - шесть лет назад. Одет с большим вкусом, в костюме из дорогих тканей, сохранивший хорошую осанку и стройность фигуры, умевший держаться уважительно, но привыкший за последние годы к общению с людьми самого разного общественного положения, производил самое благоприятное впечатление, как на мужчин, так и на женщин.