— Роун из Негасимого Света! — воскликнул Жало.
Братья приветственно подняли мечи.
— Роун! Роун! Роун! Роун! — громогласно прокричали они и застыли по стойке «смирно».
Лампи чуть склонился к Роуну, чтоб другим это не было заметно.
— Кажется, они ждут, чтоб ты им что-то сказал, — прошептал он.
Роун пристально вгляделся в лица мужчин, и перед его мысленным взором возник бык, являвшийся ему в одном из видений. Выгнув шею так, чтобы проникнуть взором в самую глубь его глаз, он сказал ему голосом крысы: Кровь быка, ты знаешь об этом.
Рука Роуна машинально коснулась рукояти меча. Он выхватил его и поднял над головой.
— Друг! — крикнул он.
Братья тут же, как по команде, подняли мечи и стали скандировать:
— Друг! Друг! Друг! Друг!
Повернувшись, чтобы спешиться, Роун заметил, что у Лампи рот в улыбке растянулся до ушей. Роун лишь пожал плечами, но удержался, чтобы самому не расплыться в улыбке. Оба они стали деловито снимать с коней поклажу.
— Добро пожаловать, Роун из Негасимого Света, — сказал Жало, направляя к ним одного из новообращенных. Но как только новичок подошел поближе и получше разглядел Лампи, он отпрянул назад. Волк в три прыжка подскочил к нему и схватил за шкирку. — Это же адъютант Роуна из Негасимого Света! Быстро веди коней в конюшню, накорми их там хорошенько и пригляди за ними как следует. — Подойдя к Лампи, Волк тихонько сказал ему: — Им уже говорили о тебе, но у некоторых застарелые предрассудки очень сильны, они остались у них с тех времен, когда приходилось бороться за выживание, и вытравить их порой бывает непросто.
— Лишь бы камнями бросаться не начали, — вроде бы беспечно ответил Лампи, но Роун расслышал в его тоне напряжение — отзвук былых увечий и оскорблений.
Новообращенный, покраснев от смущения, опасливо взял у Лампи коней под уздцы и повел прочь.
— Роун из Негасимого Света… — как-то неуверенно сказал Волк, косясь на брата Жало.
— Брат Волк хотел до наступления ночи провести еще одну тренировку, — быстренько подсуетился брат Жало.
— Прости меня, брат Волк, — извинился Роун. — Не нужно из-за меня ничего менять в твоем расписании.
Получив разрешение Роуна, Волк направился к центру лагеря. Мощь и расчетливая точность каждого его движения напомнили Роуну о том, как он любил ходить на занятия, которые вел Волк. Ему вспомнился тот день, когда Волк подарил ему меч-секач — один из двух совершенно одинаковых мечей, которые выковал его отец. «Один для меня, — сказал он тогда, — а другой — для моего лучшего ученика».
Роун с Лампи последовали за братом Жало мимо стоявших амфитеатром на взгорке скамеек. Роун старался не смотреть в их сторону, но не удержался и бросил взгляд на расположенные ярусами скамьи. Именно здесь прошли его последние минуты с братьями. Их бешеные вопли «Убей! Убей! Убей!» до сих пор были свежи у него в памяти. «Убей! Убей! Убей!» — кричали они, подбивая его обезглавить двоих воинов-фандоров, которые, как говорили, принимали участие в разгроме Негасимого Света.
Но вместо этого Роун полоснул мечом Святого. Жало сказал ему, что именно это и обеспечило ему сегодняшний торжественный прием у братьев. Интересно, подумал Роун, сделал бы он это, если бы знал то, что знает теперь?
Когда они прошли мимо нескольких рядов небольших шатров, Роун слегка толкнул Лампи локтем в бок.
— Я спал вон в том шатре, что стоит с краю.
— Думаешь, они нас и теперь туда поселят?
— Нет конечно, — отозвался Жало, — вы будете жить в шатре Святого.
На мгновение Роун замер от удивления.
— Вам обязательно придется проводить там совещания без посторонних ушей, вести конфиденциальные переговоры. Контрабандист, например, спит и видит, как бы с нами заключить сделку на самых выгодных для него условиях. А это единственное подходящее место для обсуждения такого рода вопросов.
Настала очередь Лампи ткнуть Роуна локтем под ребра.
— Да, да, — запинаясь, сказал Роун и прочистил горло. — Спасибо тебе, брат Жало.
Взяв себя в руки, Роун вошел в шатер своего бывшего наставника. Когда они шли по узкому коридору, брат Жало показал им несколько комнат, что-то рассказывая, но Роун его не слушал.
Лампи даже присвистнул, когда они оказались в центральном помещении огромного шатра. Посреди богато украшенного коврами зала ярко горел костер, дым которого поднимался к тканому потолку. Роуна тоже поразило это помещение, когда он впервые сюда вошел. Он улыбнулся, глядя на обалдевшего Лампи. Время здесь, казалось, остановилось. Он вспомнил в тот момент, как Святой сидел на ковре рядом с костром. Вышитые на нем змеи будто сплетались и извивались. Святой — пророк Друга, таким он предстал ему тогда. Мысленным взором видел он его и теперь, и как ему показалось, изо рта Святого выползла пиявка и неторопливо проползла по щеке. И тут пиявки одна за другой стали выползать у него отовсюду — из ушей, живота, они ползли по нему, покрывая все тело, пока оно не превратилось в огромный сгусток извивающихся кровососов. Лишь глаза его будто безмолвно вопили от обреченного отчаяния: теперь это был тот Святой, которого Роун видел в аду.
— Ужин вам уже несут. А утром, после завтрака, мы приведем к вам контрабандиста. — Брат Жало вынул из кармана небольшой мешочек. — Вот что мы нашли в шатре Аспида.
Роун взял мешочек, слегка задев рукой брата Жало, и вдруг почувствовал, что шрам у него на груди стал сильно зудеть. Роун поднял голову, чтобы задать брату какой-то вопрос, но увидел, что Жало уже ушел.
Лампи взял его за руку и, сгорая от любопытства, спросил:
— Можно мне на это взглянуть?
Открыв мешочек, Роун поднес его к свече — в неярком свете пламени вещество бледно отливало фиолетовым цветом.
— Раньше я такого никогда не видел.
Роун поднес мешочек к огню и медленно высыпал его содержимое в костер.
— Вот и хорошо, что не видел. Это вещество не совсем земного происхождения. Его добывают в том месте, куда когда-то упал метеорит.
— Интересно, почему же тогда это связывает людей с Краем Видений?
— Не знаю, но, как бы это ни происходило, ничего хорошего в этом нет. Может быть, само по себе снадобье Край Видений и не разрушает, но люди, которые его принимают, занимаются именно этим, и к добру это не приведет.
Кто-то постучал в дверь — они замерли от неожиданности. Роун потянулся было за мечом, но не стал его брать, разглядев стоявшего в проходе худощавого юношу.
— Поваренок? — спросил Роун, подходя к нему. — Неужели это ты?
— А ты что, решил, что я привидение? — Поваренок протянул поднос с едой. — Я принес вам ужин.
— Ну как ты? — озабоченно спросил Роун.
Поваренок выглядел изможденным. Его водянистые глаза будто плавали в темных кругах, растянувшихся от бровей до скул и скрывавших истинный цвет его лица. Шея и подбородок были замотаны толстым шерстяным шарфом, а поверх одежды на нем были меха, в которых братья обычно занимались рисованием песком.
Поваренок скривился.
— Что ты имеешь в виду?
— Просто спросил, — пожал Роун плечами.
— Отлично. У меня все в порядке.
— Поваренок был моим первым другом, когда я сюда приехал, — объяснил Роун Лампи. — А когда я ушел…
— …меня должны были принести в жертву Другу, — закончил Поваренок фразу, ставя миски на низенький столик около костра. — Но Роун решил по-быстрому смотать удочки, и все переменилось. Мы, конечно, уже больше такие жертвы не приносим, а потому я все еще жив и все так же работаю на кухне. — Открыв большую миску, он положил в мисочки поменьше по большой порции жаркого. — А теперь ты вернулся, чтобы вести нас на битву с Городом. Я горжусь тобой, брат Роун.
Вдруг Поваренок судорожно забился в конвульсиях, половник выпал у него из руки на пол.
— Ой, простите меня, извините, это пальцы мои непослушные…
Голова его тряслась, упав на колени, он не переставая бормотал извинения и концом длинного шарфа собирал осколки и подтирал пол. Но когда Роун коснулся его руки, чтобы помочь ему подняться, Поваренок так сильно дернулся, что шарф соскочил у него с шеи, и друзья увидели набухшую за ухом огромную шишку величиной с кулак, покрасневшую и кровоточившую.
У Роуна волосы на голове встали дыбом. Два года назад Ворон вставил в шею Поваренка блокиратор, за счет чего паренек стал покорным и сам хотел, чтобы его принесли в жертву. А теперь никто понятия не имел о том, какое воздействие оказывало на него это устройство.
— Поваренок…
Судорожно схватив шарф и обмотав его вокруг шеи, Поваренок прикрыл рану и стал путано объяснять:
— Пророк сказал брату Ворону… чтобы он это снял. Но тот ему ответил, что не знает, как это сделать. Тогда брат Аспид попытался меня от этой штуки освободить… и, мне кажется, ему почти это удалось, но он не довел дело до конца, потому что решил, что это… меня убьет. Но он, наверное, что-то там сломал, потому что я… у меня с тех пор пропало хорошее настроение, и я перестал со всем соглашаться. А кожа вокруг все время нарывает и чешется. И временами голова у меня сильно кружится. Но сильной боли я не чувствую. Это Друг за мной присматривает. — Роун с Лампи, будто набрав в рот воды, смотрели, как Поваренок, все еще судорожно подергиваясь, пятился к выходу из шатра. — Миски оставьте у входа. Я позже приду и заберу их на кухню, Роун из Негасимого Света. — Он низко поклонился и исчез за порогом.
— «Он в ночь придет, тебя найдет и яд с собою принесет. Ты не всплакнешь — ты вдруг замрешь. Ведь лишний звук — и ты умрешь».
Роун в недоумении уставился на друга.
— Что это за стихи?
— Это предания сказителей. Здесь нет слова «блокиратор», но люди прекрасно понимают, о чем идет речь. Правда, такого я еще никогда не видел — ни у клириков, ни у их жертв. И в Городе мне такого видеть не доводилось.
— Ворон использовал блокираторы, но врачом он не был. А Поваренка должны были принести в жертву — ему не суждено было выжить.
— Думаешь, эта дрянь его убивает? — спросил Лампи.
— Похоже на то, а тебе так не кажется?
Печальные и усталые, они принялись за еду.
Отложив ложку в сторону, Роун раздраженно пробормотал:
— Друг. Это же надо, он надеется, что Друг его спасет!
Лампи оторвал глаза от миски.
— Может быть, это лучше, чем жить вообще без надежды?
— Надежды? — недоверчиво переспросил Роун. — Ведь Друга создал Святой, позаимствовав идею у древних. Какой же смысл возлагать на него надежды? — с неприязнью сказал Роун. — Хочешь посмотреть? Пойдем, я тебе кое-что покажу!
Он прошел по коридору в спальню, когда-то принадлежавшую Святому. Там все осталось точно так же, как запомнилось Роуну, — лишь шерстяной матрас и несколько ковров. Под половиком, лежавшим рядом с матрасом, открылся каменный пол. Он вставил острие ножа в трещину в камне, приподнял прикрывавшую тайник каменную плиту, и внизу показалась металлическая коробка. Сняв с нее крышку, он достал книгу и дал ее Лампи.
— Религии… Дре… Древнего Рима, — прочел тот.
Роун раскрыл книгу на главе, описывавшей культ Митры, и показал Лампи картинки: бога Митру, рожденного из скалы, солдат, приносивших в жертву быка, двух мужчин, державших в руках по факелу, из которых один указывал на небо, а другой — на землю.
— Вот книга, которую использовал Святой для создания своей религии. Это все пришло из Древнего Рима. Друг — это Митра.
Лампи просматривал иллюстрации.
— Значит, они верили в Друга еще в те времена. Получается, Другу уже несколько тысяч лет.
Роун в недоумении уставился на Лампи.
— Ты что, шутишь?
— Нет. Разве это важно, что Святой дал ему другое имя? Разве что-то меняется от того, что он открыл его благодаря этой книге? Ты ведь сам говорил мне, что смысл книг состоит в том, чтобы хранить и передавать важную информацию. Именно ради этого я и учусь читать — чтобы делать открытия, узнавать то, о чем я даже не подозревал.
Роун, пытаясь взять себя в руки, несколько раз глубоко вздохнул, потом очень медленно проговорил:
— Если о нем написано в книжке, это еще не значит, что Друг существует на самом деле.
Лампи уже просматривал главу о созвездиях.
— Я никогда не бывал в Краю Видений, но ты говорил мне, что он существует в действительности. Ты видел там людей, которые умерли, зверей, говоривших с тобой человеческим языком. То, что ты знаешь об этом, являлось тебе во сне или видениях. А что, если… там существуют и древние боги? Только ты пока их там не видел.
Роун плюхнулся на постель Святого и сжал голову руками.
— Ну ладно, Роун, не бери в голову. Я ведь это просто так сказал, без задней мысли. Не злись на меня, мне просто хочется понять — мы говорим с тобой о том, что Святой ошибался, или о том, что возможно, а что невозможно?
Роун приподнялся, опершись на локоть. Знание — сила. Отец часто повторял ему это старое выражение, когда желание поиграть с друзьями на улице пересиливало его стремление к занятиям. Тогда он еще не понимал этого, но, глядя на Лампи, терпеливо ожидавшего его ответа, гораздо глубже оценил смысл этой поговорки. Природное чутье Лампи всегда было на высоте, но, научившись читать, он стал использовать естественную смекалку более целенаправленно. Вот и теперь в его вопросе Роун уловил глубокий смысл — Лампи, как говорится, попал не в бровь, а в глаз.
— Ну ладно, — вздохнул Роун. — Давай предположим, что Друг существует на самом деле и все мифические божества тоже реальны, все они где-то живут. Что это для нас, по сути, меняет?
Лампи держал руки на переплете книги, будто хотел ее защитить.
— Может быть, они могут нам помочь. Ты говорил, что в видении тебе являлся бык, что его кровь исцеляла… куда ты пошел?
— Прости, мне нужно выспаться, — сказал Роун, — забыть на время и о Друге, и о Святом, и о братьях… обо всем.
— Только держи ночью меч поближе, — посоветовал ему Лампи. — На всякий случай.
— Он, Лампи, рядом со мной каждую ночь, — печально ответил Роун. — Я и припомнить не могу, когда без него спал.
Когда он вернулся в центральный зал шатра, ему показалось, что стены придвинулись ближе и нависли над ним. Ему тошно было, когда он распаковывал дорожный мешок, меч-секач в его руке казался живым. Во рту стоял привкус крови, он чувствовал ее запах. Вся боль его, все муки и ужас, которые довелось ему тут испытать, казалось, придавили его своей тяжестью.
Войдя в одну из спален, он упал на единственный предмет обстановки, лежавший на полу. Было такое ощущение, что на толстом шерстяном матрасе долго никто не спал. Отовсюду доносился легкий душок плесени. Должно быть, с самой смерти Святого здесь никто не жил, кроме привидений. Крыса сказала Роуну, что будущее его связано с братьями, с Другом или с теми и другим. Неужели Роун и впрямь отвергал возможность существования Друга только из-за Святого?
Лампи приходилось пускаться во все тяжкие, чтобы выжить. Он вынужден был отбросить предрассудки и научиться пользоваться всем, что было в его распоряжении. Если это мог сделать его друг, может быть, и Роуну следовало преодолеть предубеждения, связанные со всем, что касалось Святого?
Из всех слов, которые он знал, из всех совершенных им действий главным было выживание. От этого зависело все. По сравнению с этим все его проблемы с братьями и Другом казались сущей мелочью. Почему же ему понадобилось так много времени на то, чтобы это понять? Именно такие мысли бродили в голове Роуна, когда он положил руку на меч-секач и вскоре заснул.
* * *Проснулся он за несколько мгновений до того, как вошел брат Волк. Роун мгновенно вскочил.
— Ну вот, — сказал Волк, — я рад, что ты уже проснулся и готов действовать. — Перешагнув через матрас, он вынул толстую черную накидку. — Пришло время поднимать на небо солнце.
Роун хотел было отказаться, но передумал.
— Подожди меня, пожалуйста, снаружи, — попросил он.
Волк улыбнулся, повернулся на каблуках и вышел.
Роун набросил накидку на плечи и надвинул на лоб капюшон, вспомнив силуэт Святого с рукой, оттягивающей тетиву зажженной стрелы, которую надо было выпустить в предрассветное небо. Он странно себя чувствовал, пробегая пальцами по грубой ткани и думая о том, что занял место Святого.