Змей Горыныч - Пациашвили Сергей Сергеевич 20 стр.


И на то он покинул избу быстрее стрелы, оставив товарищей лишь пожимать плечами от недоумения.

Глава 4.Бывшие враги.

Искать Ваську Колчана Борис Шапкин отправился без Николы Северянина. Уже с самого начала стало ясно, что поиски могут затянуться. Василия вообще могло не быть на Руси, вместе с купцами он мог умчаться уже на другой конец света. Но если до зимы он остался на Руси, то теперь зимовал на этой земле: для плаваний это время не годилось. Прежде чем начать искать в киевских портах, товарищи решили отправиться в городок Переяславль, который так же, как и стольный град Киев находился на Днепре и участвовал в торговле не хуже своего влиятельного соседа.

Пока Сигват и Дьярви устраивали на погост новгородцев, Никита отправился к самым окраинам села, куда знатные мужи старались без крайней необходимости не заходить. Здесь жил всякий сброд: изгои, бродяги и пришлые люди. Когда-то Никита и сам жил здесь, но со своими друзьями-скандинавами очень быстро выбил себе право жить в почётном месте. Теперь он уверенно шагал по знакомым улицам, проходил по известным тропинкам, спрятанным между домами и в зарослях клёнов и вязов. Наконец, ноги вынесли его к покосившейся старой избушке, стоявшей одиноко посреди огорода, засыпанного высокими сугробами. Трудно было представить, что в этом месте может кто-то жить, но, если приглядеться, можно было увидеть в сугробах расчищенную от снега тонкую полосу, ведущую к двери и белый, почти невидимый дым, выходящий из трубы на крыше. Никита, скрипя снегом под сапогами, дошёл до самой двери, громко постучал в неё кулаком и стал прислушиваться. Никаких признаков движения, ни крика «иду», ни скрипнувшая половица, ни «кого там чёрт принёс» не прозвучало. Кожемяка ударил ещё раз, но только стукнул, как дверь стала открываться.

- Ну чего долбишь, не глухие, - послышался скрипучий мужской голос, и вот на пороге появился мужчина пожилых лет, слегка сгорбившийся, с длинными чёрными волосами с проседью и бледным, гладко выбритым лицом с каким-то застывшим равнодушным выражением на нём.

- А, это ты, Никита. С чем пожаловал?

- Впусти в дом, Пафнутий, а затем расспрашивай. Или ты жертву своим богам приносишь?

- Проходи, - произнёс Пафнутий, криво улыбнувшись шутке старого приятеля. И вот Никита оказался в мрачной избушке. На столе ему в глаза бросилась засохшая хлебная корка, на полках лежали какие-то сухие травы и конечности животных. Видно было, что в доме живёт один человек, который в силу возраста уже не очень следит за порядком.

- Ты, я смотрю, всё чародействуешь, - произнёс Кожемяка, усаживаясь на лавку.

- Да так, понемногу, - отвечал Пафнутий, - нужно же как-то на хлеб насущный зарабатывать.

- И много к тебе народу ходит?

- Не много совсем, но ходят. Кому подлечиться, кому порчу навести надо. А тебя никто не видел, когда ты ко мне шёл? А то слухи плохие поползут о тебе в селе, не отмоешься потом. Хорошо, что уже вечер. Да, давно ты у меня не был, Никита, видно, важное дело у тебя ко мне.

- Да плевал я на слухи. Скоро я, возможно, буду жить в городе. Да, дело очень важное, Пафнутий. Приехали за мной люди из Новгорода, хотят, чтобы я унял чародеев из клана Змея, чтобы возглавил целое войско. У них, говорят, теперь новый вождь, зовётся – Змей Горыныч.

- Слыхал я о нём, - отвечал чародей, - только он не ихний вождь, пришлый, из чужих земель. Но Симаргл дал ему силу.

- То есть он не из клана? - удивился Никита, - и за какие же заслуги Симаргл дал ему такую силу?

- Симаргл только за одну заслугу даёт силу, за смерть. Тот, кто умер, чья душа почти перешла Калинов Мост, но нашла в себе силы вернуться, тот возвращается чародеем. Раньше все так становились чародеями. Сейчас такой только один Змей Горыныч. В этом и его сила, и его тайна. Уже больше ста лет никто таким путём не становился столь могучим волшебником. Он не вождь клана, просто посадник в Змейгороде, и правит он не столько кудесниками, сколько волхвами и простой людью. Но колдуны слушаются его и даже выполняют его запрет не приносить жертвы.

- Откуда же ты всё это знаешь?

- Я ведь и сам из клана Змея, не забыл? И иногда до меня что-нибудь от них, да доходит.

- Как такое забудешь? Поехали со мной, Пафнутий, ты мне нужен. Заработаешь себе на безбедную старость, а то совсем ты уже обнищал, я смотрю. Прикончим Змея Горыныча во славу нашу и русскую.

- Не забывайся, богатырь, - усмехнулся Пафнутий, - мы с тобой оба чародеи, но я никогда не был богатырём, и на твоей стороне не воевал. Я сражался против тебя, за свой клан, а не за Русь.

- Но не забывай, что ты сдался киевским богатырям в плен под Новгородом. Если бы не я, тебя бы казнили вместе с остальными. Вольга колдунов в живых не оставлял никогда.

- Я был ранен, я не мог сражаться. Если бы не я, тебя бы убили прямо во время боя с киевскими богатырями, чтобы не отдавать тебя им живым. Я спас тебе жизнь, ты – мне. Мы ничего не должны друг другу.

- Но ты сдался, а я – нет, - вскрикнул Никита, и лицо Пафнутия на мгновение выразило испуг, - но я не виню тебя. Не нужно меня бояться. Ты поступил разумно, и я хочу, чтобы ты поступил так же и сейчас. Я ведь не бросил тебя тогда, я забрал тебя с собой, не смотря на возмущения моих товарищей, против воли Вольги. Помогал тебе, помог тебе устроиться в селе. Чего смеёшься? Как смог, так и помог, ты же всё-таки колдун, а чародейским ремеслом можно заниматься только за пределами села.

- Ты сохранил мне жизнь только для того, чтобы я смог защитить тебя от мести чародеев, против которых ты воевал, чтобы был твоими глазами и ушами, помощью против колдунов. А теперь ты просишь меня, чтобы я воевал против своих же родичей.

- Ты не будешь воевать, воевать буду только я и мои люди. Ты же будешь лишь советовать мне.

- Это почти тоже самое, что вести войну против них.

- Почти, да не тоже самое.

- А что, если я начну давать советы Змею?

- Меня ты знаешь много лет, а его совсем не знаешь. Ты не знаешь, что от него можно ожидать и можно ли на него положиться. Но если ты прав, и Змей знает дорогу к Калинову мосту, только мы с тобой сможем вытащить из его головы эту тайну. А уж если мы найдём дорогу к Калинову мосту….

- Что? – оживился Пафнутий, - уж не думаешь ли ты, Никитушка, провести богов и пройти через мост живым?

- Именно это я и задумал. Или ты не слышал о том, что Змей Горыныч владеет клинком Сорочинского мастера?

- И что? У доброй половины колдунов мечи Сорочинского мастера. С чего ты взял, что этот меч – Тот Самый?

- Что-то мне подсказывает, что это так. Не забывай, что я тоже чародей, хоть и не колдун, но какое-никакое чутьё, да имею. Так что, пойдёшь со мной, или останешься здесь прозябать?

- Поехали, чёрт с тобой. Всё ж лучше, чем торчать в этой клоаке Велеса.

- Хорошо, тогда готовься, по весне отправимся в Новгород.

- Куда? – встревожился Пафнутий, но богатырь уже вышел, закрыв за собой дверь.

Поначалу Никита совсем не говорил с Николой Северянином и выдерживал гордую паузу. Николай это понимал, и потому особо не навязывался. Рано или поздно им всё равно пришлось бы заговорить, и однажды это случилось, ещё в марте, до прибытия Бориса Шапкина с Василием Колчаном. Случилось это как-то само собой, Никита и Николай оказались за одним столом. Никита был слегка хмельной, и оттого у него было очень хорошее расположение духа.

- Значит, ты уже имел со Змеем дело? - спрашивал Никита старого товарища, - неужели он и впрямь такой страшный?

- Самый жуткий оборотень из всех, которых я когда-либо встречал, - отвечал Николай, - он один стоит целого отряда.

- А зачем ему три головы?

- Я точно не знаю, хоть и много думал об этом. Он может смотреть на три

стороны, отбивать атаки с трёх сторон, в три стороны извергать огонь. Подкрасться к нему почти невозможно, а вот он отлично умеет подкрадываться, и его почти не слышно. Его любимая тактика – нападать ночью, когда все спят. Он так в одиночку перебил половину нашего войска.

- Хм, это очень странно, - поглаживал бороду Кожемяка, - оборотни ведь глупы и неуправляемы, поэтому оборотничество считается слабой волшбой. Оборотень не может совладать со своей животной стороной, и потому в образе зверя может причинить вред себе или своим же товарищам. Только с другими оборотнями он может ладить. Если он, конечно, действительно, оборотень.

- Вот именно, - согласился Николай, - никто не знает, что это за существо, и откуда у него такая сила.

- Да, главный вопрос только в том, зачем Симаргл дал ему эту такую силу? Чего он боится? Что это за вид чар, что позволяет волшебнику летать?

- Ты веришь во всю эту ересь? В Симаргла и других богов? - удивился Николай.

- Когда-то ты и сам в это верил, забыл? Видно слишком долго ты жил среди христиан.

- Со временем плохое забывается, и вспоминается только хорошее. Я много делал глупостей в молодости, но приходит время, когда нужно забыть о глупостях и пойти по пути мудрости. Христианской мудрости.

- Или по пути предательства. Или предательство для тебя и есть мудрость? Как же ты живёшь-то после того, как предал всё, чему был верен?

Но Николай не ответил, а только резко изменился в лице, которое вдруг приобрело невероятно печальное выражение. И Северянин ушёл прочь, ничего не ответив.

А вскоре прибыл, наконец, и Борис Шапкин вместе с товарищами. Васька Колчан был с ними. Выглядел он каким-то помятым, потрёпанным жизнью, хоть, как и прежде носил длинный чуб и длинные свисающие усы, но теперь стал сутулиться, в волосах появилось не мало седых волос, а во взгляде боязливость и неуверенность. Прежде он был отменным стрелком, его стрелы были самыми меткими, его выстрелы были самыми быстрыми. Васька сам сделал себе лук, сам делал и стрелы, и летели они дальше прочих. Такой стрелок был просто незаменим в отряде. Но теперь у него не было ни лука, ни колчана со стрелами за плечами. После ухода из Новгорода Василий и впрямь связался с купцами. Он встретил своего дядьку-купца, а тот пристроил его к себе. Поначалу дела шли неплохо, Василий зажил весьма безбедно, побывал в разных местах. Но дядька его был уже не молод, и решил больше не плавать, взял себе молодую жену и осел в Тмутаракани, стал там заниматься ремеслом и торговлей, и прочими делами. Васька же продолжал плавать, и вскоре его постигла целая полоса неудач. Сначала на них напали разбойники и разграбили их суда. Васька бился с ними храбро, но силы были не равны. Колчан был ранен, едва выжил, и два месяца приходил в себя, а когда оклемался, оказалось, что у него ничего нет, даже до дома добраться не на что. Тогда стал занимать у купцов, чтобы вновь восстановиться, но дело всё не шло. Василий занимал снова, а потом прятался и старался не попадаться на глаза своим кредиторам. Но вечно так продолжаться не могло, он задолжал уже слишком многим, а отдавать было нечем. В результате купцы его схватили, избили и посадили под замок. Дело это было зимой, и Василий точно погиб бы от холода в полуземлянке, если бы Борис Шапкин вовремя не отыскал бы его. Но каким он застал Василия! Униженным, побитым, с кривым сломанным носом, презираемый всем городом и всей знатью, даже родной дядька не пришёл ему на помощь. Часть долгов Борис обещал отдать сразу по прибытии в Новгород, остальную часть обещал отдать после победы над Змеем Горынычем. Купцы долго не соглашались, пока один из них, по имени Зиновий, ни подал пример и ни дал своё согласие. Шибко купцы тогда не любили Горыныча, и отпустили Василия. Из всех людей Кожемяки Колчан был единственным, кто не был женат, и не имел своей семьи. По сути же, его товарищи и были его семьёй, и Василий был очень рад, что снова возвращается к ним, что он снова при деле. Ничто он не умел делать так хорошо, как воевать, а потому больше всех других он жалел о том, что в своё время ушёл с Никитой, а не остался в Новгороде. И вот теперь этот старый воин, потрёпанный жизнью, ехал верхом на коне, но смотрел уже не взглядом воина, а взглядом загнанного зверя. И Никита даже не сразу узнал его, а как узнал, поспешил заключить в объятия, едва тот слез с коня.

- Василий, ты ли это? - обрадовался он, - живой!

- Я-то? Живой ещё, с божьей помощью.

- Ну что, погуляем ещё, друг мой? Прижмём проклятому Змею его шершавый хвост.

- Да с тобой я хоть на Змея, хоть на самого дьявола пойду. И на смерть пойду, лишь бы рядом с братьями. Эх, братцы, как же я скучал по вас.

И расчувствовался Василий, и принялся обнимать всех: и Сигвата, и Дьярви, и даже Николу Северянина. И вот стали они собираться в дорогу, и тут неожиданно перед ними возник колдун Пафнутий.

- Что этот чародей здесь делает? – возмутился Николай.

- Он едет с нами, - отвечал Никита, даже не поворачивая к нему головы.

- Ты в своём уме? Он же наш враг.

- Я ему доверяю, и беру его в своё войско. А тебе если что не нравится, можешь уходить, я тебя не держу.

- Да ладно, будет тебе, - успокаивал Николая Борис.

- Ты хочешь, чтобы нас прикончили в первом же бою? Мы теперь христианское войско, а не горстка разбойников. Василий, скажи хоть ты ему.

- Никита мой старшина, - отозвался Колчан, - я ему верю, как он велит, так и будет.

- Мы не христианское войско, - произнёс Кожемяка, - мы сами по себе. Это ты – христианское войско, и ваш Вольга. А я бьюсь не за вашего бога, а за свою славу да за злато.

Николай понял, что оказался в меньшинстве, хоть его люди и поддерживали его, но теперь главным был Никита, и им нужно было подчиниться, чтобы не сеять вражды промеж войска.

- Ты не бойся, я тебя не заколдую, - злорадно сказал Пафнутий Николаю.

- Помолчал бы лучше, - зарычал на него Семён Гривна.

- Сам молчи, я здесь такой же воин, как ивы.

- Ладно, Семён, - произнёс Николай, - раз командир так решил, будем надеяться, что он не выжил из ума, и подчинимся его решению.

Глава 5.Евпатий.

Приближалось время тяжёлого испытания для Ратмира Вышеславича, он должен был сразиться с войском богатырей. Когда-то он и сам был богатырём, а теперь супротив него выходили легенды, обожаемые им с детства. Но теперь сам Симаргл избрал Змея своим помощником, и во всём ему помогал. Симаргл покровительствовал ему даже вопреки воле других богов. И вот задумался Змей Горыныч о том, как ему справиться с врагами. Сильная тоска одолела его, ведь не хотел он проливать богатырской крови. А когда на него находила тоска, он брался за гусли и начинал играть. Пальцы быстро вспоминали почти забытые движения, и лилась над посадом Змейгородом тихая, тревожащая душу мелодия. Узнал Ратмир, что во главе войска стал великий богатырь – Хотен Блудович, которого он очень уважал, хоть лично и не знал. Хотен был скандинавом и начинал простым наёмником в Новгороде, вместе с князем Владимиром брал Киев, Полоцк, Корсунь. В Новгород он пришёл уже христианином. Сильно отличился при взятии Корсуня, когда начали крестить Киев, стал крупным военачальником богатырей, наравне с такими легендами как Анастас, Леон Отважный, Святогор. Когда Новгород осадили чародеи, князь послал Хотена с войском на помощь новгородцам. В Новгороде было немало своих богатырей. Это и известный Садко, и Святослав Вольга, и Микула Селянинович, они стали Хотену названными братьями. И теперь Вольга вверил ему войско, чтобы пошёл он с ним на проклятого Змея и обратил в пепел посад Змейгород. На Змейгородской земле тогда и без того было не спокойно, и если богатыри не пришли бы, то подняли бы там крестьяне восстание против Змея. Но общий враг сплотил враждебные сословия. Хотен же Блудович обращался с крестьянами, как с язычниками, и вместо того, чтобы попытаться с ними завести дружбу, подавлял и наказывал, и насильно обращал в христианскую веру.

В эти дни Ратмир остался наедине с собой, и никого к себе не подпускал, даже свою молодую жену Агнию. Эта юная красавица всё это время была едва ли не единственной отрадой владыке-Змею. Любовь его не знала предела, хоть им и редко удавалось оставаться наедине. Ратмир души не чаял в этой простой посадской девушке, покорившей его своей красотой и преданностью. Она одна всегда поддерживала его, смотрела на него с неподдельным восхищением и отдавалась ему вся, без остатка. Но перед боем и Агния не заходила к Ратмиру, он был один на один с собой, закрыв глаза, он пытался выйти на контакт с духами. Никогда прежде он этого не делал, но теперь он был чародеем, и когда-нибудь он должен был этому научиться. Змей искал встречи с Симарглом – своим покровителем. В какой-то момент Ратмир представил себя Змеем, парящим над землёй. Он видел под собой людей и бегущих куда-то лошадей, деревья и поля. И вот Ратмир снова оказался над рекой Смородиной. Река без истока и устья, мерно и тихо текли её воды. Вот и мост через эту реку. Калинов мост. Над мостом так же в воздухе парило какое-то существо, похожее на огромного крылатого пса. Это был он, Симаргл. Ратмир только взглянул в его большие зелёные глаза и тут же пришёл в себя. Он лежал на полу у себя в покоях, весь в холодном поту. Теперь он точно знал, что он должен делать. Ночью Ратмир вышел на улицу и снова принял облик трёхглавого Змея. Теперь холодная ярость толкала его вперёд, жажда крови, жажда убийства заполнило его существо. Он был собой и в то же время не собой. Он знал, что кому-то сегодня будет очень больно. Да, кто-то будет сегодня страдать и корчится в муках. Это были новгородские богатыри, славные витязи. Колдун застал их врасплох. Но это было только начало, только первая их ужасная ночь. Змей Горыныч рвал их плоть, отгрызал им руки, обжигал огнём, наводил порчи. Он издевался, как мог над их телами и повергал этим в ужас тех, кто оставались в живых. Он словно спал, и во сне мог делать всё, что хотел, ведь всё это происходило не на самом деле, всё можно было исправить, вернуть. Но поутру становилось ясно, что это был не сон, и вернуть ничего нельзя, и Ратмир прятался от всех и плакал в одиночестве от невыносимой боли, разрывающей ему сердце.

Назад Дальше