- Перестань, - молила тогда его княжна, - или я уйду.
- Что перестать?
- Так смотреть на меня.
- Но я пишу твой портрет, я не могу на тебя не смотреть.
- Покажи, что у тебя получилось.
- Нет, он ещё не готов.
- Покажи, покажи.
Ратмир прижимал к груди деревянную дощечку, но Милана легко отобрала её у него.
- Это не я, я же совсем не похожа, - проговорила она.
- Я же сказал, что это ещё не готово.
- Тебе нужно учиться живописи. Однажды один художник в Киеве уже писал мой портер, у него получилось очень хорошо. И у тебя получится, у тебя есть талант, брат пригласил в Новгород греков, которые будут расписывать храм Преображения, пусть они и тебя научат. Я попрошу за тебя.
- Но Милана, - взял её за руку Ратмир, не давая ей уйти, - в таком случае я не буду видеть тебя.
Она лишь улыбнулась в ответ и ушла прочь. В улыбке её было столько нежности и кокетства, что Ратмир ещё с минуту стоял неподвижно и улыбался, хоть в комнате никого уже не было.
Глава 4.Дорога.
- Спишь, Монашек? – послышался грубый голос Гарольда. Зловоние из его рта в один миг развеяло туман сна, образ Миланы исчез и появился рыжебородый здоровяк. Ратмир спал под деревом, когда богатырь прервал его сон. С тех пор, как они выдвинулись в поход, Гарольд не называл его по имени, а использовал лишь обидную кличку.
- Вставай, щенок, - злился скандинав, - никакого толку от тебя нет. Оставили тебя в карауле, и, подумайте только, он заснул. Сколько раз тебе говорил, в дозоре не спать. Вставай, принеси хвороста для костра, хоть какой-то толк от тебя будет.
С большим трудом Ратмир поднялся на ноги. Тело его ужасно болело после нескольких дней пути и непрерывных тренировок. Сильнее всего болело между ног. Ратмир никогда так долго не ездил верхом и теперь ходил не иначе как в раскоряку, под всеобщий смех богатырей. Ловя усмешки своих спутников, юный послушник направился за хворостом. Сон ещё не оставил его, отчего глаза слипались. Но страх перед Гарольдом заставлял идти вперёд, превозмогая боль и усталость. В лесу Ратмир увидел старого знакомого – Айрата. Смуглый богатырь так же занимался сбором хвороста и работал на порядок быстрее новичка.
- Почему ты так плохо тренируешься, монах? – спросил Айрат.
- Я - не воин, - отвечал лишь Ратмир.
- Глупости, я видел тебя раньше, лишь недавно вспомнил, где. Ты был стражником в свите киевской княжны. Я видел тебя с копьём в руке, в кольчуге.
- Я никогда не использовал это копьё, да оно и гораздо легче, чем у богатырей.
- Да, той палочкой ты даже курицу бы не убил, - усмехнулся Айрат.
Ратмир улыбнулся в ответ.
- Откуда ты, Айрат? – спросил вдруг Ратмир, и выражение лица богатыря в мгновение ока изменилось.
- Откуда я? – нахмурился он.
- Ну… ты не очень-то похож на словен. И вообще на русов. И на чудь тоже не очень походишь.
- Я не знаю своего племени, - без тени улыбки отвечал уже Айрат, - не помню, как оно называлось. Когда я был совсем мал, наше село разорили колдуны, меня забрали в рабство. Рабом я попал в Новгород, а когда город крестили, я получил свободу и поклялся отомстить этим собакам.
Ратмир хотел сказать что-то ещё, сказать, как ему жаль, и что он не имел в виду ничего плохого, но Айрат уже ушёл, не желая его слушать. Когда юный послушник пришёл с хворостом, костёр уже был разожжён, и богатыри преступили к приготовлению еды. Вскоре, не обращая внимания не измождённого новичка, витязи приступили к трапезе.
- Ждёшь особого приглашения? – послышался голос Филиппа Грека, - садись давай, ешь.
Ратмир сел рядом с монахом и взял в руки порцию мяса.
- Зря ты спросил у Айрата, откуда он, - проговорил Филипп, - Это глупо. Здесь добрая половина богатырей не из словен. Вон, видишь двоих. Один с лицом как у лошади, другой с дикими глазами. Первый – это Талмат, второй – Госта. Они – печенеги, сыновья вождя.
- Печенеги-богатыри? – удивился Ратмир.
- Да, печенеги. Их род заключил союз с князем Святославом во время войны против… Ромейской Державы, и после войны поселился под Киевом, где они много после смерти князя и приняли христианство. Самые жестокие воины-христиане из всех, кого я видел. Одного волхва они убивали целый час, отрезая от него по кусочку. Если нужно кого-то пытать, его отдавали братьям. Думаю, это сильно мешало спасению их душ, но когда они стали богатырями, они раскаялись, и, надеюсь, больше не повторят тех жестокостей. Мы приняли их, они равны нам. А вот Гарольд, Эдвард Хромой и многие другие и вовсе скандинавы. Они плавали по морям на своих лодьях, грабили тех, кто жили на берегу, пока Олег, такой же скандинав, только выросший в Новгороде, не взял их в плен и не крестил, приняв в свою дружину. Запомни, Ратмир, здесь уже не важно, из какого ты племени и страны, не важно, кем ты был раньше. Здесь важно только то, что ты воин Бога, важно –защищать истинно верующих. И выжить тебе помогут те, кто рядом, кем бы они ни были. Все мы христиане, все мы – братья.
После скромной трапезы, состоящей из одного мяса и грибов, Филипп отошёл подальше от костра и уселся под деревом. У него ещё было немного времени, прежде, чем остальные богатыри наедятся и будут готовы продолжить путь. Из кожаного мешочка, что висел на поясе, греческий богатырь достал пергамент с какими-то письменами и принялся её изучать. Ратмиру редко в своей жизни приходилось видеть пергамент, тогда на Руси его делали очень мало, он был очень дорог и только для особых случаев. В основном же использовали для письма бересту. Послушник тут же подсел к монаху.
- Это ведь греческий язык? – спросил он.
- Да, ромейский, - поправил его Филипп, - ты читаешь по-ромейски?
- Немного.
- Сможешь прочитать, что здесь написано?
Ратмир взял в руки лист пергамента так осторожно, как только мог. Он напряг всё своё мышление, всё, чему учился раньше.
- Это очень сложно, - сдался юный богатырь, - меня учили монахи, у которых я обучался живописи. Но, они больше уделяли времени урокам рисования, нежели грамоте.
- А по-русски ты читаешь?
- Да, русские письмена я хорошо научился разбирать.
- Ну и отлично. Значит, сможешь выучить и ромейский. Если хочешь, я научу тебя. Смотри, это стихи одного монаха, написанные ко дню именин святого Георгия. Этот монах давно умер, но я принял постриг в том монастыре, в котором он был монахом. Знание грамоты мне очень помогло. Сначала я трудился как земледелец на монастырских землях, но потом меня взяли послушником. Но даже став монахом, я жил очень бедно, еды на всех не хватало, и братья решили отправить некоторых из нас миссионерами на Руси. Я был отправлен в Новгород и здесь стал богатырём. Всё благодаря моим знаниям.
- Я бы тоже хотел уйти куда-нибудь подальше из дома. Для этого я стал послушником, надеялся, что меня сделают миссионером, отправят куда-нибудь. Но обычно миссионеры приходили в Новгород, а не уходили из него. У нас в городе и так не хватает духовных лиц.
- Но вот ты всё-таки вырвался, - улыбнулся Филипп, - если проявишь терпение и настойчивость, сможешь стать богатырём. И тогда сможешь отправиться на какую-нибудь заставу.
- Да, может быть, - согласился Ратмир.
- Это очень непросто, быть миссионером. Ты уходишь от цивилизации, от всех городских благ, терпишь лишения, пытаешься втолковать что-то людям, которые не то что тебя не понимают, а могут вообще говорить на незнакомом тебе языке, который ещё нужно выучить. Тебя могут просто убить или изгнать.
- Да, я знаю. Но, мне просто не хотелось оставаться в Новгороде.
Ратмир ждал, что Филипп начнёт расспрашивать его о том, что произошло, захочет понять, почему ему так не хочется оставаться в Новгороде, понять его боль и поделиться советом, но Филипп не спросил. Вместе этого Грек снова увлёкся своими письменами. А к Ратмиру подошёл Гарольд.
- Два монаха уже подружились, - усмехнулся он, - вставай, Монашек, пора в дорогу. И ты, Грек, давай, поднимай свой зад.
- Не беспокойся за мой зад, Варяг, - ответил Филипп, и рыжебородый скандинав хрипло рассмеялся.
- По коням, - послышался уже приказ Олега, и богатыри стали собираться в дорогу. Снова им предстояло весь день провести в пути, под палящим солнцем, страдая от жажды и голода. Гарольд не снимал кольчуги и запрещал делать это Ратмиру, отчего тело юного послушника теперь горело огнём и мучилось от страшной жажды. Пару раз Ратмир чувствовал, что вот-вот лишится чувств и упадёт с коня, но каким-то чудом он смог удержаться и свалился на землю только когда богатыри остановились на привал. Послушник почувствовал, что совсем обессилел, дорога для него превратилась в невыносимую муку. В высокой луговой траве мало кто видел Ратмира, и он позволил себе расслабиться. Бредовые образы тут же принялись атаковать его сознание. Появился какой-то полуголый человек, лица его невозможно было разглядеть, потому что на голове его были надеты штаны. Незнакомец быстро исчез, а Ратмир вновь увидел огромного монстра, выходящего из тьмы. У того монстра было три головы, глаза были зелёные, как у змеи. Но самое страшное, что он не стоял на земле, а словно парил над ней. Огромные зелёные глаза заглянули в глаза Ратмира, взглянули прямо ему в душу.
- Ты на верном пути, - прошептала змея, - иди на Змеиную Заставу. Колдуны уже рядом.
Ратмир очнулся в холодном поту, вокруг него собрались богатыри. По выражениям их лиц он понял, что что-то случилось, он чем-то привлёк их внимание.
- Что происходит? – спросил Ратмир.
- Ты кричал во сне, - отвечал Филипп, - призывал всех идти на Змеиную Заставу.
- Это всё Змей. Я снова видел его, он велел мне идти туда.
Олега, похоже, эти слова не обрадовали, а заставили задуматься.
- Возможно, это ловушка, - проговорил Филипп.
- Сам знаю, - отвечал сотник, - как-то всё это очень странно. Жаль с нами нет Вольги, он бы во всём разобрался.
- Ты сам вызвался идти без него.
- Ладно, в любом случае нам нужно идти до Змеиной Заставы. Скоро осень и начнётся сбор дани. Если здесь готовиться восстание, мы должны его предупредить.
- Мальчишка просто перегрелся на солнце, вот и несёт всякий бред, - скептически произнёс Гарольд.
- Может быть, это так. Смотри Гарольд, я поручил его тебе, и, если с ним что-то случится….
- Знаю, знаю. С ним ничего не случится.
Вскоре богатыри вновь отправились в путь. До Змеиной Заставы оставалось всего ничего, и завтра они уже должны были быть на месте. Ночью Ратмир спал очень плохо, тело его ныло от боли и усталости, не говоря уже о том, что он совершенно не привык спать на голой земле. Как следствие, всю ночь ему снились кошмары. Всю ночь Ратмир убегал от трёхглавого змея, который в конце концов стал Гарольдом, который избивал своего ученика копьём. Разбудил его громкий звук удара по его щиту, который лежал рядом.
- Поднимайся, - вымолвил лишь Гарольд.
Ратмир с трудом заставил себя встать. В этот день наставник уделял ему мало внимания, как и прочие богатыри. Все они были сосредоточены и готовились к прибытию на заставу. В прежние времена колдуны захватывали заставы, убивая там всех богатырей. Последнее восстание колдунов началось как раз с захвата заставы. Если сейчас произошло нечто подобное, то богатырям предстояло встретиться с врагом лицом к лицу и при этом умудриться уйти живыми, чтобы сообщить о случившемся в Новгород. Богатыри внешне никак не выдавали своей тревоги, но все понимали, что нужно готовиться к худшему. Змеиная Застава находилась в долине, ведущей до самой Волги. Именно поэтому с высоты её было видно уже издалека. Несколько деревянных построек, окружённых частоколом. С виду самая обычная застава, понять, что происходит внутри было невозможно. Так же было понятно, что тем, кто спустится в долину, выбраться из неё будет уже очень непросто, особенно если сзади их будет преследовать желающий им смерти враг. И, тем не менее, богатыри, не колеблясь, пошли навстречу своей судьбе. Они ехали не спеша, медленной рысью, но земля всё равно сотрясалась от топота копыт их коней. Невозможно было незаметно подобраться к заставе. Богатыри были уже совсем близко, когда ворота частокола открылись, и выпустили вооружённых всадников. Вооружённых людей становилось всё больше, и они уже превосходили числом гостей.
- Сколько сотен здесь оставлял Вольга? – спрашивал Гарольд.
- Две сотни, - мрачно отвечал Олег.
- Что ж, будем считать. А ты готовься, Монашек. Возможно, сегодня ты пожалеешь о том, что так плохо учился у меня, но исправить ничего не сможешь.
Гарольд хрипло чему-то расхохотался, будто происходящее радовало его.
- Их уже больше, - произнёс Айрат, - я насчитал 250.
- И они всё пребывают, - промолвил Филипп.
Гарольд сдавил в руках древко своего копья, другие богатыри тоже напряглись и приготовились к битве. Один из всадников отделился от защитников заставы и поехал вперёд. Очевидно, он хотел вести переговоры, значит, у богатырей ещё был шанс выжить. Ратмир пытался разглядеть лицо незнакомца. Редкая некрасивая борода, скрывающая следы от оспы, прищуренный взгляд, лёгкая сутулость. На вид всаднику было около сорока лет, он без колебаний ехал навстречу богатырям. Но метров за 50 остановился и прокричал:
- Вы - богатыри?
- Я сотник Святослава Вольги – Олег, - произнёс Олег Медведь.
- А грамота есть?
Олег протянул руку, и Филипп вручил ему бумажный свёрток. Сотник поднял его высоко над собой.
- Отлично! – произнёс всадник, - а я -воевода Змеиной Заставы – Всеволод, поставленный сюда волей воеводы Святослава Вольги. А теперь подъехай и покажи мне свою грамоту.
Олег дёрнул за вожжи и поехал вперёд, богатыри же вздохнули с облегчением, все, кроме Гарольда, который теперь перестал смеяться и стал мрачнее тучи.
Глава 5.Свадьба.
- Ты совсем не любишь меня, - надувала губки Милана, - почему ты так плохо учишься?
- Я люблю тебя больше жизни, - клялся ей Ратмир, надеясь увидеть милую сердцу улыбку. Края губ красавицы действительно приподнялись, но она теперь изо всех сил старалась сдерживать улыбку, морщила лоб и сжимала губы, отчего становилась ещё прекраснее.
- Нет, не любишь, отец Феофан мне всё рассказал.
- Я не могу рисовать, как велит мне отец Феофан, - оправдывался юноша, - он совсем не позволяет мне рисовать природу. А лица на иконах совсем не похожи на лица живых людей. Я не смогу нарисовать тебя так, как пишут святых. Не обижайся, ангел мой.
Теперь Милана уже не могла сдерживать улыбки, от которой на сердце у Ратмира тут же стало невероятно тепло. Они были одни, в городскому саду, дворовая челядь княжны гуляла где-то далеко. Уже второй год Ратмир нёс у неё службу, и это было самое счастливое время в его жизни. В последний год он каждый день по нескольку часов проводил с греческими мастерами, которые обучали его живописи. С ними же он начал учить ромейскую речь. Так же молодой человек научился собирать травы и коренья, которые затем сушил, размельчал и смешивал с водой, получая краски для палитры. Но церковная палитра казалась Ратмиру очень бедной. Она годилась только для написания церковных сюжетов и совсем не подходила для описания природы. А природные пейзажи Ратмир любил больше всего на свете, после юной княжны. Он часами проводил время за городом, собирая травы и коренья, затем сушил и смешивал их, желая получить новые краски. Юный художник мучительно просиживал часами на улице, пытаясь изобразить пейзажи с невероятной подлинностью, но получалось всё равно не очень. И тогда всё начиналось по новой: травы, коренья, смеси, краски, палитра. Зимой достать материалы стало невероятно сложно, и Ратмиру пришлось на время оставить свои поиски. Он рассчитывал, что теперь будет больше времени проводить с княжной, но вышло всё иначе. Наедине с Миланой он мог оставаться только тогда, когда они выходили на улицу, в саду или во дворе. В свои покои она, разумеется, его не пускала, это было слишком опасно, их могли заметить, и тогда на них бы обрушился гнев юного князя, что как минимум разлучило бы Ратмира с княжной. И влюблённые вынуждены были видеться в присутствии многочисленной княжеской челяди и знатных гостей девушки. Здесь Ратмир узнал жену воеводы Святослава Вольги, вдов богатырей Садка и Кости Новоторжанина и многих других знатных женщин. Каждая из них норовила рассказать Милане о множестве знатных женихов, проживающих в Новгороде и мечтающих взять в жёны дочь великого князя Владимира. Каждая трещала на свой лад, рассказывая о юных дружинниках, купеческих детях, даже о вдовцах. Так, недавно овдовел городской тысяцкий Путята, который славился тем, что был другом покойного воеводы Добрыни. Он был ещё не очень стар, ему не было ещё и 40-ка лет, однако влияние его было настолько велико, что юный князь побаивался его и многое ему спускал с рук. Милана в ответ только смеялась и вежливо отказывалась. Зато у Ратмира от таких разговоров внутри всё переворачивалось и хотел непременно исчезнуть, провалиться сквозь землю.