Я повторила танец дважды, постаравшись во второй раз учесть ошибки, допущенные в первый, а также проникнуться чувствами своей героини. Она — пленница, рабыня, знающая, что зависит от расположения своего господина, но успевшая смириться со своим положением и даже научившаяся извлекать из него пользу. Ей страшно, но она всё же кокетничает с разбойниками, перед которыми танцует, надеясь им понравиться.
Закончив, я остановилась, чтобы немного перевести дыхание. В училище по пантомиме у меня всегда были плохие оценки, так как я не могла заставить себя раскрепощено играть в присутствии других, пусть даже моих учителей. Да и что-то там изображать всегда казалось мне нелепым. Сейчас я изменила своё мнение. И, хотя заставь меня играть перед публикой, я и теперь вряд ли смогу преодолеть мою скованность, наедине с собой я старалась вкладывать в танец чувство, а не одну только голую технику, причём прихрамывающую.
Задумавшись, я застыла у станка, машинально притоптывая ногой в такт доносящейся музыке. Сначала мелодию вела флейта, потом подхватили другие духовые, к ним присоединились скрипки. Музыка так естественно и ненавязчиво вплелась в мои размышления, что я далеко не сразу сообразила, что звучит она как-то слишком громко для доносящейся из зала. Да и к "Временщику" она не имеет никакого отношения, нет там такой мелодии.
Я завертела головой, пытаясь определить, откуда идёт звук. Казалось, он возникает прямо из воздуха в центре зала, там, где я танцевала только что. Музыка разрасталась, усложнялась, теперь её играл целый оркестр, негромко, но чётко. Это вам не рояль, доносящийся из-за стены. Отчаявшись определить источник звука, я подошла к двери и выглянула в коридор. Тот встретил меня тишиной. Не оставалось сомнений, что музыка звучит в самой комнате.
Может, кто-то репетирует за стенкой? Целым оркестром? Нет, не может быть. Что же это такое? Галлюцинация? Сон? Я сплю, и мне снится, что я нахожусь в театре. Может ли человек во сне заподозрить, что это — сон? Или я схожу с ума? Вспомнился рассказ Джованины о знаках Леонардо Файа — музыке, льющейся из пустой комнаты. Но в то, что дух нашего театра вдруг возьмёт да и явится мне, даже если допустить, что он существует, верилось с трудом.
Наверное, мне следовало бы впасть в панику от этого непонятного чуда, но я вместо этого оказалась целиком захвачена чудесной мелодией. Бурная и радостная, она словно бы отрывала от земли, звала за собой в весёлый танец, где нет ни забот, ни лишних раздумий, а только радость, пронизывающая всё существо, радость бездумная и захватывающая. Я сама не заметила, как снова начала притоптывать в такт этой летящей музыке, как мои пальцы стали выбивать дробь по брусу станка. Тело просилось в танец, оно стало лёгким, невесомым, и уже требовались усилия, чтобы удержать его на месте. А музыка звала.
— Танцуй! — сказал ли это кто-то другой, или это прошептали мои собственный губы? Уже ничто не имело значения, кроме потребности следовать бешеному ритму. Я раскинула руки и закружилась, забывая обо всём, меня подхватило и понесло. Никто не учил меня этому танцу, всё выходило само собой, естественно, как дыхание.
— Танцуй! — и исчезла знакомая комната, исчезло всё, кроме музыки и меня. Есть ли пол у меня под ногами?
— Танцуй! — и зажёгся волшебный свет, омывавший моё тело, бывший единым с музыкой, бывший частью её. Я смеялась от счастья, недоступного людям в этой жизни, я не удивилась и не огорчилась бы, скажи мне кто-то, что я уже умерла, что теперь я бесплотный дух — ведь это было так прекрасно!
— Танцуй! — и вспыхнул радужный мост через бездну, и раскрылись небеса, и я была богиней, танцующей над этим миром, танцующей вместе с ним. Нет ничего, только счастье, только движение, только единый со светом ритм. Танцуй, танцуй, танцуй!
И я танцевала.
***Всё кончилось неожиданно. Смолкло, погасло, ушло, словно никогда и не было. Ноги у меня подкосились, и я упала на пол, вернее не упала, а мягко опустилась, словно кто-то в последний момент подхватил меня и уложил, не дав ушибиться. Я лежала с закрытыми глазами, пытаясь выровнять дыхание. Потом подняла веки, села и огляделась. Знакомый зал, зеркала, еле слышная музыка издалека — "Временщик" ещё идёт, хотя уже заканчивается. Все блёкло, серо, обыденно. Словно я побывала в ином, волшебном мире и теперь, оглушённая, опять заброшена в нашу скучную реальность.
Я поднялась с трудом, как дряхлая старуха. В голове не было ни единой мысли, ни хотя бы страха или удивления. Наверное, я просто слишком устала, и теперь действовала бездумно, как автомат. Переоделась, вышла из зала, не забыв запереть за собой дверь, и спустилась вниз. Как я шла по улице, как пришла в пансион, как легла в постель — этого всего я уже не помню. И снились ли мне после этого какие-либо сны — не помню тоже.
Когда я утром открыла глаза и вспомнила о том, что произошло со мной вчера, моей первой мыслью было, что это всё же был сон. Не мог во время спектакля играть другой оркестр, не могла пусть даже очень красивая музыка оказать на меня такое действие. Это был сон — похожий на тот, что уже снился мне однажды, и тогда, помнится, у меня так же болели мускулы, даже больше, чем сейчас. Но, поглядев на скомканное платье и кое-как брошенное на стул бельё, я усомнилась в своих выводах. И в самом деле, когда это реальность вчера успела перейти в сновидение? Я не ложилась спать днём, я пришла в театр, пребывая в здравом уме и твёрдой памяти. Не заснула же я прямо в репетиционном зале! Но чем тогда объяснить все эти странности? Я не пью, не больна, провалов в памяти до сих пор за собой тоже не замечала. Правда, всё когда-нибудь происходит впервые, быть может, я и вправду заболела? Очень весело, если это так!
Несколько дней я с тревогой прислушивалась к себе, пытаясь и боясь обнаружить за собой ещё какие-нибудь странности. Но невозможно бояться бесконечно, и вскоре мой страх пошёл на убыль. Воспоминания сгладились и потускнели, тем более что и окружающие относились ко мне точно так же, как прежде, никто не поглядывал удивлённо, никто не спрашивал, что это со мной происходит. Даже сеньор Соланос и сеньора Вийера почти не делали мне замечаний, а Соланос даже как-то раз поставил меня в пример одной из девушек, не проявлявшей должного старания. И я решила, что со мной всё в порядке, а музыка в пустой комнате… Что ж, слухи о привидениях, должно быть, возникли всё же не на пустом месте. Может, призрак Файа и впрямь вдруг вздумал сыграть свои призрачные сочинения, а я услышала.
Всё шло заведённым порядком. Промчался март, за ним апрель, наступил май. Дни стали длиннее, и мне уже не было нужды зажигать газ во время дополнительных уроков. Теперь я не только воспроизводила другие танцы, я пыталась изобретать что-то своё, а также танцевала концертные номера. Кстати, скоро будет концерт выпускников нашего училища, надо будет сходить посмотреть, что они подготовили в этом году. И, если что-то понравится…
Танцевать на второй линии, в принципе, ничуть не труднее, чем на последней. И жалование тоже, и уроки те же, разве что почёта чуть побольше. И чуть больше шансов, что тебя заметят зрители, однако последнее после истории с Коменчини меня скорее пугало, чем привлекало. Но пока никто не спешил предлагать мне своё покровительство в обмен на услуги определённого рода, так что я жила спокойно и почти счастливо. Репетиции, спектакли, экзерсисы… Обычная жизнь обычной танцовщицы. Странности, время от времени случавшиеся со мной, словно угомонились, решив сделать перерыв.
В тот день репетиция у нас вышла необычно короткой — сеньор Соланос куда-то торопился, и отпустил нас раньше обычного. С ним такое иногда случалось, это Вийера пропустила бы урок, только находясь при последнем издыхании. Проходя мимо сцены, я задержалась, заслушавшись играющего оркестра. Сегодня один из наших дирижёров проводил прогон второго акта "Зачарованного леса", и как всегда, хоть я и слышала всё это много раз, я не удержалась от искушения остановиться и послушать. Занавес был опущен, на сцене не было ни рабочих, ни артистов. Кажется, с утра тут репетировали певцы, но они уже ушли. Я прошлась по сцене. Было до смерти интересно, сумею ли я повторить под настоящий, а не воображаемый оркестр то, что много раз танцевала для себя. За занавесом зазвучало па де де, и я не выдержала. Я лишь попробую, никто не увидит моих потуг. Я была готова к тому, что собьюсь на первых же тактах, что не успею или что-то перепутаю. Но всё вроде бы получалось. Вот заиграли адажио, я успела подумать, что его придётся пропустить, ведь у меня нет партнёра… И тут вдруг заметила краем глаза какое-то движение в сумраке кулис. Я испуганно обернулась. У опущенного занавеса стоял Энрике Корбуччи, наблюдавший за моим танцем.
Я остановилась, чувствуя, как начинают гореть щёки и уши, не зная, куда деваться от смущения. Но Энрике ничего не сказал. Он просто молча подошёл ко мне, встал в позу танцовщика и, всё так же не говоря ни слова, протянул мне руку, предлагая на неё опереться. Так и должно быть — именно это па и делают Принц и Дева-Птица… Я растерянно смотрела на него, а музыка играла, и я поняла, что ещё мгновение, и я опоздаю. Я приняла предложенную руку и сделала арабеск [поза с поднятой назад ногой с выпрямленным коленом].
Фигуры следовали одна за другой, правильные фигуры, память ни разу не подвела меня. Я чувствовала себя до крайности неуверенно, я не привыкла танцевать с партнёром, этому учат лишь на последнем курсе училища, а после его окончания мне почти не выпадало случая попрактиковаться. Но Корбуччи уверенно вёл меня, он был действительно великолепным танцовщиком, поддерживавшим и направлявшим неопытную партнёршу. Единственную ошибку я совершила только тогда, когда пришёл черёд первой поддержки, но во второй раз уже справилась. Да, можно было, конечно, станцевать и получше, но для первого раза выходило, пожалуй, не так уж и плохо. И к концу адажио я почти обрела уверенность, ведь надо мной никто не смеялся, не ругал, не молчал осуждающе. Просто ведущему танцовщику вдруг захотелось поддержать мою игру. Так почему бы не поиграть вместе с ним, ведь это всё не настоящее, а так, шутки ради…
Скрипка и виолончель протянули последнюю дрожащую ноту, адажио кончилось, и только тут я увидела, что у нас появились зрители. У кулис, там, где недавно стоял Энрике, теперь столпились сеньор Росси, наш главный хореограф сеньор Флорес и несколько солистов, среди которых была и Марсела Мачадо. Она как-то особенно пристально смотрела на меня, барабаня пальцами по поясу. Видимо, они все, вслед за Корбуччи, пришли сюда репетировать, а тут такое зрелище. Жалея, что не могу провалиться сквозь планшет сцены, я кинулась прочь. Боже мой, что они все подумали! Какая-то девчонка из кордебалета замахнулась на главную партию, причём какую!
Но никаких последствий моя выходка не имела, разве что сеньор Росси стал поглядывать на меня ещё страннее, чем раньше. С Корбуччи я тоже больше не общалась и не думала, что он ещё раз захочет иметь со мной дело, разве что перебросится парой слов при случае, а потому изрядно удивилась, когда он однажды подошёл ко мне. Это было во время перерыва в концерте выпускников.
— А, вот вы где, — сказал он. — Я вас ищу. Сеньорита Баррозо, можно с вами поговорить?
— Конечно. О чём? — удивлённо спросила я.
— Видите ли, в чём дело… Здесь, на концерте, присутствует антрепренёр, набирающий труппу для летних гастролей по провинции. Я говорил ему о вас, и он заинтересовался. Вы не могли бы прийти завтра днём в театр, где-нибудь часа в два?
— Завтра? — переспросила я. На завтрашний день дирекция расщедрилась на дополнительный выходной для всей труппы.
— Да, показаться ему. Если вы ему понравитесь, он возьмёт вас. Если вы, конечно, сами захотите.
Я недоверчиво молчала.
— Ну, так как? Решайте, Анжела. Посмотрите мир, да и заработаете. Я, кстати, тоже еду.
— А… где будет показ?
— В одном из классов, завтра посмотрим, в каком. Давайте я вас встречу в вестибюле и провожу. Согласны?
— Да.
— Ну вот и отлично.
Назавтра Энрике и в самом деле встретил меня внизу и проводил на третий этаж в один из пустующих классов. Когда мы подошли к двери, нам навстречу вышла незнакомая мне девушка, видимо, тоже участвовавшая в показе. Похоже, это была одна из вчерашних выпускниц.
— Вот, — весело сказал Корбуччи, входя в комнату. — Познакомьтесь, Анжела, это сеньор Арканжо. А это — сеньорита Баррозо, прошу любить и жаловать.
— С удовольствием, — не старый, но уже кругленький, как мячик, невысокий человек привстал со стула и поклонился. Кроме него в комнате был ещё незнакомый аккомпаниатор за роялем. — Рад встрече с вами, сеньорита.
— Взаимно, сеньор.
— Ну, мы пока переоденемся, — сказал Энрике. — Когда нам вернуться?
— Минут через пятнадцать. Вряд ли мне понадобится больше.
Переодевалась я в соседней комнате, где оказались ещё две девушки, и, пока я надевала трико и пачку, подошла ещё одна. Показ шёл полным ходом, и меня этот факт несколько успокоил. Сеньор Арканжо пришёл не персонально ради меня, я была лишь одной из многих.
Моя очередь и впрямь подошла быстро, о чём мне сообщила вернувшаяся от антрепренёра девица. Не без душевного трепета я вошла в класс. Корбуччи был уже там, видимо и он впрямь собирался принять участие в показе вместе со мной.
— Адажио из "Зачарованного леса", пожалуйста, — попросил он.
Мы станцевали. Теперь я чувствовала себя несколько уверенней, чем в прошлый раз, ведь этот танец был мне уже знаком. Когда мы закончили, сеньор Арканжо попросил меня станцевать что-нибудь соло. Поколебавшись, я выбрала всё тот же танец из "Атамана".
— Замечательно, — сказал антрепренёр. — Благодарю вас, сеньорита, я получил искреннее удовольствие, — и деловым тоном спросил: — Вам известны условия контракта?
— Нет.
— Труппа выезжает в середине июля и возвращается в двадцатых числах сентября, так что у вас будет время отдохнуть перед началом сезона. В плане у нас — шесть городов, будем танцевать "Зачарованный лес", "Источник слёз", "Наяду", "Жозефину" и "Леандру". Также планируется несколько концертов. Проживание мы вам оплатим, а вот еда — за свой счёт. Вот, прочтите договор, всё ли вас устраивает. Сеньор Корбуччи, будьте так любезны, пригласите пока следующую.
Следующая девушка танцевала что-то из "Замка снов", ещё одна — из "Гарсиады". Я пыталась сосредоточиться на контракте, но всё равно отвлекалась, поэтому решила выйти в коридор. Меня удивила разница в отношении Арканжо ко мне и остальным девушкам. Если мои танцы он досмотрел до конца, похвалил и сразу дал контракт, то других он довольно бесцеремонно прерывал сухим "Достаточно, я с вами свяжусь". Наверное, ко мне он отнёсся по-особому из-за протекции Корбуччи, не забыть бы поблагодарить его за участие в моей судьбе…
В контракте меня всё устроило, потом его посмотрел Энрике, одобрил, и я тут же поставила подпись. У Корбуччи был большой опыт в этих делах, он выезжал на гастроли каждый год, ухитряясь не уставать и постоянно находиться в отличной форме. Он был из тех, кого называют трудоголиками, и, как говорили, просто не знал, что это такое — работать слишком много.
***В начале июля сезон подошёл к концу, а отъезд был назначен на пятнадцатое. Все знакомые мне позавидовали и взяли торжественное обещание рассказать о поездке в подробностях. Бьянка помогла мне сложить вещи, скорее из солидарности, чем по необходимости — упаковать мои немногочисленные пожитки труда не составило. Вечером пятнадцатого числа я явилась на вокзал, где уже собрались остальные участники поездки. Сеньора Арканжо не было, он обещал встретить нас в Нектрисе, первом из городов нашего турне. Я изрядно удивилась, обнаружив, что среди моих спутников нет никого из нашего кордебалета. Было четверо солистов, было ещё несколько выпускников училища, и всё. Я-то полагала, что просматриваться будут если не все, то хотя бы лучшие из рядовых танцоров, а оказалось, что, взяв меня, сделали исключение!
В Нектрис мы прибыли на следующий день. Город был довольно крупным и имел собственный оперный театр. Он был, конечно, заметно меньше нашего, примерно на тысячу мест, но мне понравился. Уютный, компактный и какой-то домашний. Первый спектакль должен был состояться через неделю, так что было время порепетировать и приноровиться к маленькой сцене. Нам предстояло танцевать "Зачарованный лес", причём выяснилось, что кордебалет будет местный, и я задалась вопросом, что же, в таком случае, буду танцевать я. Ответ мне дал Энрике на следующий день. В день приезда мы разместились в местной гостинице, а на другой вечер в театре в честь нас, приезжих, давалось что-то вроде приёма. Ещё одно торжественное мероприятие нам обещали и за день до отъезда, в честь окончания выступлений в Нектрисе. Я тоже получила приглашение, и первым моим порывом было его отклонить: я не привыкла к светской жизни, у меня не было подходящего наряда, а главное — мне казалось не по чину присутствовать на равных в компании с ведущими солистами. Но, узнав, что все выпускницы тоже приглашены, я передумала. Приятно, наверное, хотя бы раз в жизни почувствовать себя важной особой. И я, надев предусмотрительно захваченные с собой голубое платье и белые туфли, отправилась в местную Оперу.