Через пару часов зашел замначкома и положил на стол те самые буклеты:
— Михаил Иванович сказал, что через три дня будет готово.
Выглядел он при этом торжествующе и глядел злорадно. Маргарита сложила руки на груди:
— Я не буду это переводить. Я вот ухожу за свой счет.
— Опять? На что ты вообще живешь?
— А это уж не ваша забота.
Вышел директор, метнул взгляд на стол, увидел заявление и отчеканил:
— Не подпишу, пока не переведешь.
И, не дожидаясь ответа, вышел. Маргарита позвонила домой, сообщила, что задерживается и попросила маму проверить Санькины устные уроки. Потом едва дождалась окончания «рабочего дня» и поехала смотреть место своей новой работы.
Школа иностранных языков размещалась на тихой улице, в маленьком аккуратном особнячке начала двадцатого века. Особнячок был недавно отремонтирован, побелен светло-голубой известью в соответствии с линогравюрой, вывешенной в фойе, и производил впечатление добротности. Под линогравюрой имелся текст в несколько строк, пояснявший, что в 1913 г. особнячок принадлежал купцу первой гильдии А.Т. Варенину, последующая судьба которого неизвестна, а после семнадцатого года в домике размещались всякие советские учреждения типа собеса и вечерней школы, пока наконец особнячок не пришел в аварийное состояние и в нем уже не захотел размещаться никто. Тогда-то его и выкупил бизнесмен новой волны, фамилии которого никто не знал, но как легенда распространился слух, что бизнесмену срочно понадобилось отмыть деньги, и потому он открыл тут школу иностранных языков — для промышленного, задымленного города с относительно слабой прослойкой интеллигенции, заведение довольно экзотическое и с претензией на утонченность.
Маргарита вошла туда, когда до занятий оставалось минут пять. Посмотрела расписание: оно оказалось почти университетским и занятия уважительно именовались лекциями и практикумами, разница была в количестве часов. В фойе хорошо одетые молодые дамы с идеальным маникюром курили длинные тонкие сигареты в компании джентльменов в светлых рубашках и кашемировых пиджаках. Пахло хорошим импортным табаком и дорогой парфюмерией. Взглянув на эту публику, Маргарита испытала острое желание спрятать руки в карманы и отвернуть в сторону свое усталое лицо с плохим макияжем.
— Ну… — сочувственно развела руками приятельница Людмила. — Такая публика. Но это только одна группа такая, другие попроще. С утра и в середине дня — детские группы, с ними и проще и сложнее одновременно. Вобщем, придумай для них что-нибудь по страноведению, традициям, культуре, литературе. В лингвистику особо зарываться не надо, но дай им понять, что филология — тоже наука… За неделю успеешь подготовиться?
Домой Маргарита добралась с гудящей и ничего не соображающей головой. На счастье, была горячая вода, а у дочерии не было заморочек с уроками, и Маргарита приготовила себе большую чашку крепкого чая и залезла в ванну. «На двадцать минут, — вспоминала она старый анекдот. — Забыть растакую эту жизнь…»
Потом почитала дочери перед сном «Приключения Карлсона», размышляя одновременно о том, что какой еще все-таки Санька маленький ребенок: хочется, чтобы мама на ночь почитала сказку. Вообще-то дочь всегда просила ее рассказать сказку, но Маргарита не знала ни одной сказки наизусть, кроме «Колобка» и «Теремка», даже «Царевну-лягушку» не помнила достаточно хорошо, чтобы не запутаться в последовательности событий и встреч. Поэтому ограничивались чтением книжки. Но ритуал соблюдался свято и лишение сказки перед сном всегда служило безотказно действующей угрозой в достаточно редких случаях Санькиных выкрутасов, заслуживающих наказания.
Уложив ребенка, Маргарита достала из-под кровати две картонные коробки, заклеенные скотчем со времен окончания университета. Там хранились учебники по лингвистике и литературоведению, буклеты и распечатки по страноведению и конспекты лекций. Вот и пригодилось, а как на нее смотрели тогда — как на ненормальную: народ раздаривал свои старые конспекты и записи, а она ходила по гудящему и уже не совсем трезвому общежитию и собирала и выпрашивала потрепанные тетради — история английской средневековой литературы, немецкая героическая романтика, «Буря и Натиск», французский и испанский героический эпос… Перелистывание старых записей и страниц книг выстраивало мысли ровными колонками и постепенно формировалась четкая и ясная идея, что и как подавать великовозрастным ученикам. Примерно через час Маргарита прокралась в комнату спящей дочери, вытащила из письменного стола чистую тетрадку и меньше чем за пол-часа набросала план программы вообще, поделив всю европейскую литературу на Северную и Южную, а также план первой лекции по истории германо-скандинавского героического эпоса — «Песнь о Нибелунгах» и «Калевала», с комментариями на тему истории и мифологии, решив впредь и для всех групп чередовать лекции по литературе с экскурсами в народные традиции, праздники, привычки, суеверия, слегка разбавляя всю эту смесь очерками из истории и географии соответствующих стран. Конечно, следовало составить подробные планы, чтобы не блеять потом с жалким видом, но это уже завтра, а там — по мере приближения дня лекции. Тут вспомнился и испортил настроение конфликт с начальством из-за дурацкого перевода. «Не буду переводить, — решила. — Сколько можно, в конце концов?! Вот лучше буду лекции обдумывать. И записывать…»
Она собралась уже идти спать, когда на дне коробки под тетрадями и конспектами обнаружила еще одну картонную папку казенного синего цвета и с ботиночными тесемками. Папка была пухленькой. Надписи на ней не было. Маргарита развязала тесемки и сразу же тихо присвистнула: это была рукопись начатого ею когда-то и незаконченного большого мистического романа под рабочим названием «Рыцарь Ордена Зеркала». Роман был написан начерно почти полностью, не хватало развязки, завершения, финального аккорда, но она сразу же вспомнила, как именно хотела его закончить и даже какими словами. Текст начал разворачиваться в голове подобно нитке от клубка, катящегося вниз по лестнице с девятого этажа. В последней из трех разбухших тетрадей четвертого формата в клетку оставались чистые листы и Маргарита тут же, сидя на полу, начала дописывать, забыв про лекции, про перевод и конфликт и думая о том, что написано, в общем, ничего, нормально, можно даже сказать, хорошо написано, надо подкорректировать, конечно, сгладить ненужную эмоциональность авторской речи, придать фразам четкость правильного литературного текста, и работа эта займет время, конечно, главным образом — из-за приличного объема рукописи. Что она будет делать с этой рукописью потом, Маргарита не думала. Она бы даже удивилась, если бы ее спросили в этот момент: «А что потом?» Она думала о том, что нужно закончить, а не о том, что делать потом.
В комнату заглянула заспанная Санька, щурясь от яркого света:
— Ма, ты чего это тут делаешь? Почему не спишь?
Маргарита глянула на часы и ахнула: четверть третьего!
— А ты чего?
— Я в туалет встала. Молока напилась с медом, по твоему совету… А ты чего это пишешь?
— К лекциям готовлюсь. Работу предложили. Все! — Маргарита захлопнула тетрадь и направилась к кровати. — Если я завтра просплю, разбуди меня, — попросила она дочь.
Утром она не проспала и чувствовала себя на удивление бодро. Накрасилась, причесалась и окинула критическим взором отражение в зеркале:
— Надо менять себя. А то — все та же нескладеха, только взбрыкнувшая…
Буклеты лежали в ящике стола, там, где и были оставлены. Кабинет начальника был еще закрыт. Из коридора доносились шаги и голоса. Дверь открылась, и вошедший сказал:
— Здравствуйте.
Маргарита дрессированно ответила:
— Здравствуйте.
И только потом посмотрела. В дверях стоял и удивленно смотрел на нее молодой человек в очень приличном светлом костюме под распахнутым кашемировым пальто и с кожанной барсеткой в левой руке. Лицо его показалось Маргарите знакомым, но узнать своего одноклассника Игоря Потапова, с которым они не виделись с выпускного вечера, она не смогла, пока тот не сказал:
— О. Привет.
— Тьфу, — ответила она. — А я думаю, где я этого пижона видела? Привет. Ты к кому?
— Да к вашему замначкому. Что-то он по телефону не отвечает. На месте?
— Нету еще. Он с утра редко бывает. Секретное дело?
— Нет, — махнул тот рукой. — Я ему дал буклеты перевести, он хвастал, что у него переводчик знакомый классный есть, а мне надо быстро.
— Уж не я ли этот классный переводчик? — хмыкнула Маргарита, вынула из ящика стола и протянула вперед буклеты. — Эти?
— Точно! Я и не знал, что вы в одной конторе. Вообще забыл, что ты языки учила, вот только сейчас вспомнил. Я бы сам к тебе пришел, без посредников…
— Так я ему сказала, что бесплатно переводить не буду. Игорь, ты извини, но как бы ни был примитивен текст, все равно это работа…
— Постой, почему бесплатно?
— Ну, он принес, бросил их мне на стол, сказал: перевести побыстрей.
— Во блин! — хохотнул Потапов. — Я ж ему сказал: узнай таксу. Но главное — чтобы быстро! Давай мы с тобой лично договоримся?
— Давай. Бери стул, садись. Когда тебе это нужно?
— Когда сможешь?
— Тут, вобщем, нечего делать, такие вещи обычно переводят компьютерным переводом.
— Программы нет. Искать некогда.
— Среднегородскую таксу знаешь?
— Три бакса за страницу.
— Завтра я тебе позвоню, утром. Оставь номер.
— На.
Он вынул из барсетки и положил перед ней на стол визитную карточку. Маргарита задумчиво смотрела на одноклассника, вертя в руке кусочек ламинированного картона:
— Знаешь, Игорь, на какую мысль ты меня натолкнул? Может, и раньше обладатели новых телевизоров и спутниковых антенн не халяву здесь искали, а готовы были заплатить? Может, они даже и платили? В таком случае, кому?
Потапов замотал головой:
— Я к вашему замначкому никогда раньше не обращался! Я вообще все свою бытовую технику сам переводил. С английским-то я еще ничего, дружу, а это ведь — итальянский, да?
— Да, итальянский… — Маргарита задумчиво постукивала ногтями по столу. — Игорь, я сделаю тебе перевод, постараюсь завтра к утру, но и ты не кинь меня с оплатой, ладно? Я еще на одну работу устроилась, мне некогда заниматься благотворительностью.
— Никакой благотворительности, что ты! Ты звонишь по окончании — я привожу деньги.
Он взялся за ручку двери, но остановился, оглянулся и спросил:
— Может, найти тех владельцев антенн и телеков?
Маргарита замерла:
— Ты бандит?
— Нет.
— Не надо никого искать. Чего теперь-то: после драки кулаками махать?.
— Чтоб хоть знать…
— Да ну их. Тебе заняться больше нечем? Мне — есть чем.
— Мне тоже. Ну, пока.
— Пока.
«Так-так. Как интересно! Значит, я должна была перевести это все бесплатно, а этот начальничек положил бы себе в карман энную сумму? Ах, какие вы хитрые деятели, господа! Но на этот раз я обошла вас на повороте…»
Компьютер Маргарита знала слабовато, но печатала хорошо, быстро, а возможность исправить текст до распечатки значительно облегчала работу и ускоряла исполнение. Поэтому уже через пять минут она гнала текст, едва посматривая на экран и молясь, чтобы телефоны звонили не очень часто. Вошли оба начальника, молча переглянулись, а она сделала вид, что не заметила этого их жеста.
В ходе работы она поняла, что поспешила, обозвав подшивки глянцевых страниц рекламой, бесплатно раздаваемой в фирменных парфюмерных магазинах. Это была реклама, конечно, но не для розничного покупателя, а для дистрибьютера. Телефоны звонили редко, народ не тревожил начальников визитами, да и сами начальники вскоре ушли по каким-то своим начальничьим делам. Условия для работы были почти идеальными. Около двенадцати Маргарита решила сделать перерыв. Сняла очки, заварила чай, открыла форточку и закурила, прикрыв уставшие глаза и с удивлением заметив, что это — первая сигарета за день. «Вот — работать надо, как положено, тогда и времени не будет дым пускать… Зачем Потапову рекламная продукция для дистрибьютеров? Решил заняться косметикой? Чем он вообще торгует? Он так быстро и кратко ответил, что не бандит, что заставил думать как раз противоположное. О, Господи, в нашей ненормальной стране слова теряют свое первоначальное значение, вот как например слово «бандит». Если тебе не повезло в темном переулке, то это — хулиган, грабитель, наконец; ну, убийца или маньяк — это если уж совсем не повезло. А бандит — это вроде как… род деятельности, профессия такая: на то и волк, чтоб пастух не дремал… А кто пастух? Пастухов тоже нынче много развелось… Ладно, надо закончить сегодня хотя бы один проспект…»
Проспект она закончила, но пришлось задержаться после окончания рабочего времени, уже уборщица собиралась уходить, когда Маргарита распечатала переведенный материал и выключила компьютер. Болела спина и глаза устали так, что хотелось закрыть их руками. «Только бы Потапов не кинул, только бы заплатил, как обещал. Может, еще какую халтурку подкинет…»
Дома на полу сидела Санька и читала рукопись романа и на приход матери не реагировала. Маргарита встала в дверях и сказала:
— Та-ак…
Пытаясь придать этому «Так» максимум той выразительности, что слышала когда-то в детстве от своей воспитательницы детского сада, которая заставляла расшалившихся карапузов строиться по стойке смирно в течение трех секунд. При этом воспитательница («Как же ее звали-то, Господи, вот и забылось уже…») никогда не кричала и не угрожала наказаниями, но это ее великолепное «так» срабатывало безотказно.
Санька вздрогнула и оторвалась от чтения. Глаза у ребенка были ошалелые:
— Мама, ты это сама сочиняла?!
— Почему ты читаешь мои бумаги без моего разрешения?
— Ну… — дочь надула губы и уставилась изподлобья. — Ты не говорила, что нельзя…
— Не говорила. А что мои вещи нельзя трогать без разрешения, это я говорила?
— Ну… Говорила… — надулась еще пуще и попыталась перейти в контратаку: — Надо было убирать тогда…
— Ладно, я не сержусь. — Маргарита упала в кресло и вытянула ноги. — Что-то устала я, а еще эти лекции писать. До какого места ты дочитала?
— Как они гробницу открыли, а там пусто…
— А… так это еще самое начало. Ну, и как тебе?
— Класс! — Санька подпрыгнула, как подброшенная пружиной, ее надутость исчезла, будто и не было никогда, и залезла к маме на колени. Маргарита обняла дочь, думая, что вот уже Санька очень прилично весит, читает взрослые книжки (книжки? Хм…) и вроде бы даже что-то в них понимает, и в то же время — какая она еще маленькая, еще залезает к маме на колени…
— Мама, — девочка преданно заглянула при этом маме в глаза. — Так ты это правда сама написала? Ну, то есть, я в этом уверена, но ты скажи.
— Правда. Сама написала.
— А как ты все это придумала?
— Да так… Само придумалось.
— А там будет колдун?
— Колдунья. Страшная ведьма.
— А наши победят?
— Конечно.
— А Аврора правда жива?
— Да.
— А они ее найдут?
— Конечно, найдут. Как же иначе?
— А как?
— Читай, там написано.
— Ну, там еще долго…
— А иначе неинтересно будет. Только завтра.
Санька встрепенулась:
— Еще не поздно! Еще восьми нет!
— Нет. Через час тебе пора спать, а там сейчас будет страшно.
— Мне не будет страшно! Я же знаю, что все хорошо кончится!
— Не спорь, пожалуйста. Давай лучше расскажи про школу и уроки.
Санька сползла с маминых колен и поплелась в свою комнату. Принесла оттуда дневник и подала его с таким убитым видом, что Маргарита приготовилась уже повоспитывать дочь за плохие оценки, но в дневнике стояли четверка по математике и пятерка по географии за вчерашний день. Маргарита расписалась.
— А что кислая такая? И про пятерку мне ничего не сказала вчера, почему?
— Да ну, подумаешь… Я вообще забыла про нее. А ты и не спрашивала вчера. Я уроки все сделала. И стих выучила. Рассказать?
— Рассказывай.
Пока Маргарита снимала костюм и надевала теплый уютный махровый халат, Санька бодро и без запинки продекламировала «Не ветер бушует над бором…».