— Энвер родилась снова. Ищи ее в Забродье, в доме Хока-кузнеца.
Постояла, ожидая ответа, подумала, что глупостями занимается, и повернула назад, но тут легкий порыв ветра налетел со спины, взъерошил ей волосы, с обжигающей нежностью коснулся щек и мгновенно улегся, как не был. Десси тихо рассмеялась. Ей показалось, что она знает, почему Энвер ответила на любовь лесного человека.
«Все равно глупо вышло, — говорила она себе на обратном пути. — Если это тот, про кого я думаю, так он и сам все лучше меня знает. Да нет, все равно надо было сказать, не по-людски промолчать-то».
И, совсем развеселившись, замурлыкала под нос:
Глава 39
Сайнем успел пригнуться в последний момент, и метивший ему в ухо увесистый булыжник стукнулся о створку ворот крытого двора. Сайнем почесал в затылке — он, разумеется, был готов ко всему, но не предполагал, что инспекция хозяйственных построек замка может быть сопряжена с такими опасностями. Волшебник оглянулся, увидел зарубку на стене и прикинул, откуда мог прилететь снаряд.
Деревянный двухэтажный двор примыкал задней стеной к каменной стене кухни и был покрыт единой с ней крышей. На первом этаже хранились запасные каменные жернова, лопаты, грабли и топоры, лежали невода, столярный инструмент, стоял сломанный ткацкий станок. Прямо от широких ворот на второй этаж вел пологий накат, выстланный толстыми досками-тесинами, на которые могла заехать лошадь с телегой. По случаю зимнего времени двор был пуст. Справа дверь вела в амбар, где хранились в кадушках зерно, крупы и мука. Слева была устроена клеть, где, если верить ведьме и Мильде, хранили соленую рыбу, копченое мясо, сушеные грибы и моченые ягоды. А камни откуда сыплются?
Сайнем осторожно заглянул за стенку клети и увидел младшего графенка, который поспешно забрасывал что-то перегнившим сеном с пола. Не говоря ни слова, Сайнем отстранил паренька, носком сапога разметал сено и присмотрелся.
Перед ним было странное сооружение, опиравшееся на массивную деревянную раму, размером примерно три на три ладони. На раме стояли две треугольные стойки, между ними перекладина, а на перекладине — сложенный из двух досок рычаг. На длинном конце рычага крепилась сделанная из куска невода праща, а к короткому было привязано тяжелое полено. Рядом валялись еще одна толстая, вся в зарубках, палка, несколько камней и тяжелый деревянный молоток. Волшебник начал понимать, что, собственно, он видит. Вероятно, палка была призвана удерживать полено-противовес от падения. Если стукнуть по ней молотком, он вылетит, полено упадет вниз, потянув за собой короткий конец рычага, длинный конец вознесется вверх, а камень вылетит из пращи — прямо в голову чересчур усердного ревизора. Мило!
— Ну и чем ты тут занят? — поинтересовался Сайнем.
Парнишка передернул плечами и, глядя куда-то в потолок, над плечом волшебника, ответил:
— К весне готовлюсь. Снег сойдет, опять ваши дивы набегут, а чем встречать будем? Луками да копьями? Не смешно даже!
Волшебник потер подбородок. Даже при его подозрительности думать о покушении было смешно. Вряд ли существовал какой-нибудь более сложный и неудобный способ убийства. Скорее всего, парень говорил правду.
— Пожалуй, — сказал он. — Пожалуй, что и не смешно.
Он вышел со двора и заглянул в конюшню. Там чистили стойла трое чужан. Сайнем позвал их за собой и попросил кликнуть Гэла-десятника, который сидел на кухне и под Мильдиным наблюдением вырезал новые ложки взамен треснувших. Десятник был человеком весьма колоритным — после контузии в одном из сражений его глаза косили, а взгляд блуждал. Сайнем решил довериться опыту увечного вояки.
Вскоре весь синклит собрался в закутке за клетью. Младшие чины тут же принялись опробовать машинку в действии. Разумеется, в набегах им не приходилось сталкиваться с такими штуковинами. А вот у себя дома — очень может быть. Чужанские деревни больше всего напоминали заколдованный лес из белых каменных деревьев — башен, растущих прямо посреди огородов и пастбищ. На нижнем этаже башни чужане держали скотину, выше — запасы, а под крышей жили. Или отсиживались в дни междоусобиц, отстреливаясь от соседей сквозь узкие окна. Так что свой опыт осадных войн у чужан был. Поэтому они быстро объяснили молодому Луньку, что полено лучше отвязать, а вместо противовеса брать привязанный на веревке камень — тогда замах рычага будет резче и камень полетит дальше.
— А можно и просто веревку, чтоб дергать за нее. Так поближе будет, понятно, но зато один человек со всем справится — на праще повис, камень зарядил, потом бегом к веревке — и бац! А с твоей сейчас и десяток человек не враз управится, если ее большую сделать. Откуда у нас столько народу?
— А еще говорят, у таори есть штуковина, которая сразу два камня кидает: один из ложки, а другой — из пращи.
— Видали, видали. Только ее совсем по-другому делать надо — там внизу две доски, а под ложкой ворот. Ворот крутишь, ложку притягиваешь, а она доски сжимает, как луки. Если не сломаются — все полетит. Тут знать надо, в чем древесину вымачивать, чтоб гнулась, а не ломалась. А таори разве скажут за так?
Гэл не спешил — он достал из-за пазухи кисет, нюхнул табачку, прочихался и наконец сказал:
— Одни шеламские лисы знают, зачем вам камни ворочать.
— А как же иначе? — удивился волшебник.
— Нам же на стены эту тряхомудрию ставить. А камни тогда как? Ручками носить будем? По лестнице закатывать?
— Ворот можно сделать, — тут же влез Рейнхард. — Два жернова — и взлетит камень на стену птичкой!
— Треснет твой ворот, пукнуть не успеешь, — решительно сказал Гэл. — Стрелометы делать надо.
— Ты про ползучий огонь не забыл? — Карст, один из рядовых, отвлекся от рейнхардовой постройки и решил принять участие в беседе. — Горшок с ползучим огнем пометче зашвырнешь… — Он потер руки и хихикнул.
Сайнем ждал, что десятник резко одернет спорщика. И не дождался. Отец Гэла владел стадом в тридцать баранов и частью общинного пастбища, его дядя по матери происходил из славного рода шорников. А вот семейство Карста никогда не выбивалось из поденных работ. Разница в происхождении и положении семей двух чужан была столь разительна, что десятник мог позволить некоторый либерализм без ущерба для собственного авторитета. (Сайнема в свое время заставили зазубрить все эти подробности — без них он ничего бы не понял в отношениях своих подчиненных.)
— Против братьев огонь обращать нельзя, — веско сказал Гэл. — Сам-то помнишь, как выл, когда тебя припалило? Хорошо еще, что только пятки, до колен не дошло. А то бы ковылял сейчас дома да в овечьем навозе рылся. С голоду бы пух. Нет, нельзя.
— Ну ты скажешь!
Карст дернул подбородком, а Сайнем подумал: «То-то, смотрю, у него одно плечо выше другого. А ведь совсем не хромает. Посмотреть бы хоть глазком, чем они ожоги лечат…» Потом прикинул, что свой ожог парень получил, скорее всего, как раз при стычке между двумя родами. Так что все зависит от того, с какого места посмотреть. Если из-под крыши семейной башни — так перед тобой враги, а если с боевого хода замка таори — так братья родные. Бедные, как они с этой кашей в своих головах управляются? Не взбесились бы!
— Подкатятся под ворота с тараном, так забудешь, братья они или сватья, — продолжал Карст.
— Никто ворота штурмовать не будет, — отрезал Сайнем. — Очумели, что ли, все? Что у нас тут, королевская корона и золотой запас? Никто не полезет. Деревни грабить будут. Вот и надо пугнуть как следует, чтоб не грабили. Так что давайте думайте. Чтобы шуму побольше и страху нагнать.
— Улей можно сделать, — задумчиво сказал Гэл. — Мелких камней набрать, замазать в глиняный ком да высушить. Он как об землю хряпнется, так камни и полетят во все стороны.
Сайнем, в душе неизменно кровожадный и практичный, сразу стал придумывать, чем бы таким эти камни обмазывать, чтобы при ударе из них сыпались искры. Он прекрасно понимал, что на одних родственных чувствах баталию не выиграешь.
* * *Донельзя довольный собой, Рейнхард ввалился в кухню.
— Что это ты встрепанный такой? — Мильда ухватила своего младшенького за плечо, достала из-за пояса гребешок, быстро пригладила пареньку волосы и пощупала лоб. — А раскраснелся-то как! Уж не заболел ли?!
Тот крутанулся, освободился от кормилицыной руки, плюхнулся на лавку рядом с Карстеном и заговорщицки подмигнул старшему брату.
— Ну что, клюнули? — спросил Карстен вполголоса.
— Клюнули, конечно! Куда б они делись!
— Ну что ж, теперь поглядим.
Под столом оба что есть силы пнули друг дружку, выражая этим солидарность, взаимопонимание и глубокую братскую любовь.
Глава 40
— Значит, первой появилась женщина? — переспросила Радка, торжествующе взглянув на Рейнхарда.
— Да, Первая Женщина однажды утром проснулась в траве, у склона холма, и увидела над собой зеленые ветви, голубое небо и белку, бегущую вверх по стволу, — подтвердил Дудочник.
— Это было в Шеламе? — быстро спросила Радка.
— Кто знает? Ведь тогда еще не было людей, чтобы давать имена и придумывать легенды. В те времена в мире было много мест, подобных Шеламу, о которых теперь никто не помнит.
— А ты тогда был?
— Конечно нет. Ведь если некому придумывать легенды, не нужен и тот, кто их рассказывает. Но довольно, мы все время отвлекаемся, а ведь история длинная. Итак, целый день Первая Женщина бродила по лесу, пила воду из родников, купалась в речке, собирала ягоды, а когда настала ночь, пришел к ней Некто из Тьмы и возлег с нею, как с женой.
Рейнхард прыснул, стал что-то шептать на ухо старшему брату и немедленно схлопотал от него подзатыльник. Доменос Клык чувствовал себя не в своей тарелке оттого, что сидел тут и слушал сказки вместе с малышней, но все же не уходил. Он смутился бы еще больше, если бы знал, что в дверях конюшни стоит не замеченный никем Сайнем. Волшебник заходил взглянуть на стреломет, который ладили его чужане, завернул на конюшню, наткнулся на посиделки в пустом деннике и заслушался.
— От Существа из Тьмы Женщина понесла и скоро родила Черных Близнецов — Айда и Аэту. Они выросли могучими и бесстрашными. То гонялись друг за дружкой, оседлав необъезженных коней, то играли в пятнашки с дикими быками, а то забавлялись, кидая в море огромные скалы, — кто дальше забросит. До сих пор в море у столицы можно увидеть множество маленьких островков — это камни, которые кидали Айд и Аэта.
— Я видел, — с важностью подтвердил Рейнхард. — А кто победил?
— Вот и Черные Близнецы никак не могли определить, кто из них побеждает в состязаниях, и все время ссорились. И тогда мать решила их помирить. Позвала она к себе сына и сказала: «Много вы умеете, одного лишь не умеете — создавать людей. Я открою вам эту тайну. Ты можешь создать много работников, воинов и прекрасных женщин, но только вместе со своей сестрой. Поговори с ней ласково, и у вас все получится». Потом позвала к себе дочь и сказала ей то же. Но брат и сестра решили, что другому мать открыла больше, а потому схватились за оружие и принялись сражаться друг с другом, чтобы выведать тайну. А когда утомились в сражении, так ничего и не узнав, то разгневались на мать и приковали ее в глубокой темной пещере.
— Вот дураки, — вздохнула Радка. — А дальше что было?
— Вот дурочка! — хихикнул Рейнхард. — Дальше все путем было, иначе бы мы тут не сидели. Разобрались, надо думать!
— Не так все просто! — строго возразил Дудочник. — Это же сказка, а не правда! Завалили Черные Близнецы вход в пещеру камнями, но осталась меж камней маленькая щелка, и в нее проник солнечный луч. И вот от этого луча родились у Первой Женщины Рыжие Близнецы — Дей и Дейя. И как только родились, так сразу же засмеялись, а от этого смеха распались оковы на руках у женщины, и осыпались камни, и открылся выход из пещеры.
Стала Женщина с детьми жить в горной долине.
Но узнали об этом Айд и Аэта. То ли от птиц услыхали, то ли в бегущей с гор воде увидали. Страшно разгневались они, оседлали грозовую тучу, схватили копья и помчались, чтобы убить брата с сестрой, а мать снова в цепи заковать. Прилетели в горы. Смотрят: среди белых вершин, на зеленом лугу играют мальчик с девочкой. Друг на друга водой из ручья брызгают и смеются так, что вся земля им отзывается. Наставили Черные Близнецы на них копья, а те смотрят без страха, только улыбаются и рукой им машут. И не смогли Айд с Аэтой ударить.
Решили они детей себе забрать. Аэта взяла на воспитание мальчика, Айд — девочку. А когда те выросли, то так они и поженились — Черная с Рыжим и Черный с Рыжей. А дальше действительно все путем было. Породили они весь род людской.
А когда люди размножились, Близнецы стали ими править. Аэту теперь зовут Защитницей. Ее знак — Лесная Кошка. Айд — Судья. Его знак Ворон. Дейя помогает женщинам в родах и в любом женском рукоделии. Ее знак — Лисица. А Дей стал покровителем музыкантов, плясунов, фокусников и таких болтунов, как я. Его знак…
— Ежа тебе в штаны, а не покровителя!
Сайнем вздрогнул. Рядом с ним стояла ведьма в самом свирепом настроении. Презрительно фыркнув, она направилась прямиком к маленькому конюху и, схватив его за плечо, тряхнула.
— Я как чуяла! Кому говорила, чтобы ты не смел к детям лезть! Ты здесь не хозяйничаешь, забыл?! — И, повернувшись к остальным, добавила: — А вы — кыш отсюда! Ишь уши развесили! Нашли кого слушать.
Никто ничего не понял, но все четверо почли за лучшее не спорить с разъяренной женщиной и молча покинули конюшню.
* * *Когда они остались в деннике вдвоем, Дудочник окинул Десси задумчивым взглядом и как ни в чем не бывало спросил:
— Ну что, и тебе сказочку рассказать?
— Я твои сказки без тебя знаю! — огрызнулась та.
— И про Долгую Ночь знаешь?
— И про Долгую Ночь!
— И что?
— Проживем как-нибудь!
— Мы-то проживем…
— Ты к чему клонишь?
— Ты же сама знаешь, только что сказала. В Самую Долгую Ночь шеламцы должны быть в лесу. А уж что они там должны делать, это и в самом деле тебе лучше знать.
— Шеламцев больше нет.
— Неужели?
— А мое место в замке.
— Неужели? И что ты сможешь сделать для замка, если той ночью тебя не будет в лесу?
Десси глубоко вздохнула.
Сайнем, который по-прежнему подслушивал у дверей, закусил ладонь, чтобы удержать проклятие. Опять здесь что-то затевается! Шелам к добру не поминают!
Глава 41
На другой день волшебник взял две лучины, связал их и в полдень, выйдя на боевой ход, проверил, под каким углом стоит солнце над горизонтом. Выходило, что до Самой Долгой Ночи остается совсем мало времени — от силы день-два.
Той же ночью Сайнем решил проверить свои расчеты и снова отправился на боевой ход, чтобы посмотреть, как высоко поднялась над горизонтом звезда, называемая Шляпа Фонарщика. Снова измерил угол, потом достал медный Талисман Звездного Пастуха — неправильную десятиконечную звезду, вписанную в круг, и принялся сравнивать полученный результат с эталоном.
За этим занятием его и застал Карстен. Бывший Хранитель Эона в первый момент даже струхнул и как-то бестолково засуетился, пряча талисман обратно за пазуху. Потом сообразил, что провинциальный князек с Солнечным Браслетом просто не мог видеть знаки посвящения высших степеней, и гордо выпрямился.
Карстен в самом деле ничего не заподозрил, но с внезапным интересом принялся расспрашивать Сайнема о достижениях чужанской астрономии.
— А погоду предсказывать умеешь? — требовательно спросил он.
Сайнем развел руками:
— Как бабка в деревне. Солнце село в тучу. Воробьи в пыли купаются, ласточки низко летают.