– Гладиаторы мы! – подтвердил Петя, поднимая над столом свой стопарик. – Я – давно, а ты скоро будешь.
– Нам, значит, и мечи положены? – Спартак чокнулся с Петей и, помедлив, следом за ним выпил. С таким выражением, словно не амброзию пил, а змеиный яд.
– Дурак! Я ж говорю – гладиаторы мы, а ты про мячики. Коли хошь в футбол, заказывай в свободное время. Хошь, Пеле-шмеле, хошь, Рональдо-фигальдо, как хошь обыгрывай.
– Я не про мЯчи, я про мЕчи говорил. Меч по латыни называется «гладиус», отсюда и название «гладиаторы». То есть – те, которые вооружены мЕчами.
– Без проблем, браток! Хошь, отращивай себе мечи костяные заместо рук. Чего хошь! Только я те, как другу, не советую. Я те по дружбе, брат, советую отращивать боевую чешую. Как моя, ты же видел! Классная вещь, точно тебе говорю. От тех, которые когти отрастили, спасает – только в путь! Правда, для поддержания кальция в чешуйчатом мясе приходится до фига морепродуктов жрать, дык, и для костяных мечей, сам прикинь, их придется лопать и лопать.
– Блин, бред! Какой бред, блин! – Спартак сильно зажмурился, смешно сморщив нос, икнул, тряхнул головой и констатировал: – Блин, я совсем пьяный, блин! – Глаза его открылись, сморгнули, он весь подался вперед, спросил громким шепотом: – Слушай, как ты думаешь, а вдруг у меня обычная белая горячка, отягощенная бредовыми галлюцинациями? Вдруг ты нормальный, и ты в чешуе, вдруг, вы оба глюки? Вдруг я сейчас в психушке, да? Доктор, я вообще малопьющий. Я только по праздникам. Но ведь мог и сойти с резьбы, да? Как и всякий русский человек, правда? В результате – амнезия. С кем и почему запил – не помню. Поймал «белочку», и случилась галлюцинация с раздвоением личности, битлами, Мерилин Монро, Петькой и президентом. Доктор, вколите мне лекарство, я устал бредить! Пожалуйста.
– У-у-ух-х, как тя, братишка, круто плющит... – расстроился Петя, уже дозревший до бесчинств и разудалой гульбы, уже готовый внутренне к новой волне-стадии пьяной лихости. – Заткнулись там! – заорал на битлов Броненосец. – Заладили, как заезженная пластинка, как на бис-браво, в который уж раз одну и ту же песню поете, уроды! – Музыка и пение смолкли. Потемкин оторвал зад от мягкого сиденья полукресла, привстал, возвысился над столом, грозно пригрозил кулаком блондинкам. – Тихо мне, куклы! Кончай хиханьки-хахоньки, моему другу плохо!
Женщины, до того хихикавшие еле слышно и лишь ради напоминания мужчинам о своем присутствии в зоне досягаемости, разумеется, сразу же онемели, едва прозвучала команда «Тихо».
Петя зло посмотрел на окно – именно «на», а не «в» – и рама сама собою захлопнулась, отсекая робкие шумы леса. И в сочиненном Потемкиным «раю» сделалось тихо, как в могиле, как в той серой камере, где Броненосец был чешуйчатым.
Петя задрал голову, высказался в потолок:
– Халтурщики! Нахимичили хренотень с газами, от вашей хреновой хренотени у пацана крыша поехала, весь кайф, гады, сломали.
Потолок безмолвствовал.
Потемкин звякнул хрусталем о хрусталь. Забулькало, побулькало, перестало. Встречающий сунул в руку встречаемому сами понимаете чего, произнес ласково:
– Выпей заместо лекарства, брат. А ну, как отпустит?.. Пей-пей, сам же полечиться просил... Пей, говорю!.. А ну, сглотни, я сказал!
Спартак глотнул хмельного, хмыкнул, улыбнулся дебильно, и голова его упала мордой в икру.
– Слабак, – вымолвил Петя скорее с сожалением, чем с сочувствием, оттопырил губу и поднес ко рту все еще очень содержательный графинчик.
Глава 3,
в которой герой узнает страшную правду
– ...Пей, говорю!.. А ну, сглотни, я сказал!
Спартак глотает. Ставит опустошенную единым глотком стопку на край столешницы, смотрит вроде бы и на Петю, но совершенно стеклянными, расфуфыренными глазами.
– Хм-м... – хмыкает Спартак, у него дергается кадык, уголки его губ загибаются кверху, глаза закрываются, голову тянет назад, а плечи вперед, торс мягко падает на стол грудью на фарфоровую тарелку и с некоторым запозданием нос клюет горку икры в хрустальной емкости.
Стоп-кадр, назад, крупно полупрофиль – половина профиля утонула в икре, другая, с ухом, бровью и приоткрытым ртом, видна отчетливо. Угнетающая картинка. Смотреть на нее Спартаку стыдно.
Крупный, угнетающий план держится на выпуклом экране телевизора примерно минуту. Затем картинку царапают белесые полосы и, наконец, по телевизионному экрану рассыпается с шумным шипением черно-белая рябь. Щелчок – экран тухнет...
Телевизор, весь из себя такой всамделишный, настоящий, абсолютно, ну, совершенно не похожий на глюк, смотрит на Спартака потухшим экраном из правого верхнего угла камеры. Телеящик с диагональю кинескопа в 15 дюймов висит там, будто икона на кронштейне. Прочие углы кубика-камеры, в которой очнулся Спартак, пусты. Семь пустых углов куба. Голые пол, стены и потолок. Давешний раструб трубы в потолке, трубы, из которой сочился сиреневый туман, в этой камере отсутствует. В остальном помещение подобно тому, где Спартак имел сомнительное удовольствие лицезреть чешуйчатого Броненосца. Разве что кубатурой чуть побольше, но такое же серое, без окон, без дверей, люков, лазов. И без трубы. Но с телевизором. И непонятно, каким образом оно освещается, за счет чего, черт возьми, здесь светло? Но светло. Серо и светло. Замкнутая со всех сторон серость с убогим телевизором вместо иконы. И обнаженный Спартак на полу в позе Демона с полотна Врубеля – сидит на попе, обхватив колени руками. Сидит и, закатив глаза, смотрит в потухший экран. В голове роятся мысли, похмелье отсутствует, и, как это ни странно, ощущение приятной сытости в желудке. Ощущение сытости почему-то удивляет больше, чем отсутствие похмелья.
– Эк-хе, э-кхе, – за спиной у Спартака кто-то кашлянул деликатно.
Спартак вздрогнул. Сами собой напряглись мышцы, медленно повернулись голова, плечи, глаза покосились за спину, сжались кулаки.
За спиной возник, неведомо как, непонятно откуда, улыбающийся Александр Сергеевич. В том же адидасовском физкультурном костюме, в тех же фирменных кроссовках, так же тщательно причесан, как и тогда, перед тренировкой, столь же тщательно выбрит, сволочь, со знакомой и неприятной Спартаку белозубой улыбкой во весь рот и с пухлым целлофановым пакетом в руке. На пакете синим по белому надпись: «Перекресток», название сети супермаркетов. Оно же – название, если можно так выразиться, ситуации, в которой очутился наш герой. Спартак печенкой чует, что, говоря красиво, находится на перекрестке Судьбы, что есть еще варианты развития событий, от него зависящие, есть, черт подери!
– Одевайтесь, – Александр Сергеич махнул рукой, разжал пальцы, и пакет шлепнулся рядом со Спартаком, привалился шуршащим боком к голому бедру героя.
Спартак не шелохнулся.
– Стесняетесь при мне одеваться? Мне отвернуться?
Спартак угрюмо молчал.
– Зря вы в молчанку играть затеяли, уважаемый. Бесполезная, знаете ли, игра. Будет вам, Спартак, дорогой, изображать монумент и стращать меня пустым взглядом. Не поверю я, знаете ли, вашим лишенным мысли глазам. Не выйдет у вас под шизу закосить. С психикой у вас все о’кей. Был психический срыв, не спорю, но сейчас вы в порядке. Вам только что показывали ваш недавний срыв и, я видел, я за вами подглядывал, ваши щеки краснели от стыда. Вам было стыдно, что является нормальной реакцией вменяемого человека на...
Спартак импульсивно расслабил мышцы и резко перекатился на спину. Перекатываясь, пружинисто распрямил согнутые ноги. Спартак все рассчитал – расстояние до разглагольствующего Александра Сергеича, момент атаки посередине произносимой сволочью фразы, угол удара пяткой под вздых, по печени и одновременно другой пяткой в желудок, расчитал и силу ударов – пятки должны были пробить брюшину, травмировать требуху и с хрустом сломать ребра врага. Должны, однако не пробили, не травмировали, не сломали и не опрокинули живую, говорящую цель. Вместо всего этого пятки протаранили пустоту, точнее – бестелесного призрака, говорящий мираж, морок, галлюцинацию.
Замолкнув на полуфразе, протараненный призрак не спеша отступил на шаг, а нерастраченная сила инерции перекувырнула Спартака через голову, и его тренированное тело вскочило на ноги.
– Как, черт вас возьми?!. – Ничуть не стесняясь своей наготы, а, вернее, забыв про наготу, Спартак повернулся лицом и срамом к бестелесному Александру Сергеевичу. – Быть не может! Вы – фикция, говорящий обман зрения, который принес и бросил весомый пакет! – Спартак повернулся на секунду к пакету, врезал по нему ногой, и целлофановая тара, недовольно шурша, отлетела к стенке. – Каким образом мираж манипулирует предметами? Почему вокруг светло без видимых источников света? Как вы возникли у меня за спиной? Каким образом?
Фокус с пакетом сломал плотину буддистской невозмутимости бойца. Натура кандидата технических наук, вдруг проснувшись, выгнала прочь из просторов сознания боевую сущность буддиста. Воин уступил место ученому. Паганель нокаутировал Терминатора.
– Вы умеете самотелепортироваться? Невидимые глазу частицы в воздухе излучают привычный органам зрения свет? Или я под гипнозом, и все вокруг, вплоть до идиотского телевизора, реально только в моем воображении?
– Нет-нет! Нет никакого гипноза. Все реально, и телевизор тоже. Телевизор, знаете ли, специально такой повесили – псевдокорейский, псевдомосковской сборки. Глядя в выпуклость привычного вам идиотского телевизора, вы имели возможность сосредоточиться на содержании сюжета про временное помешательство человека, ошалевшего от впечатлений, не отвлекаясь на размышления по поводу способа демонстрации видео. Выпуклость допотопного кинескопа лишний раз подчеркивала документальность сюжета. Пол – стены – потолок, целлофановый пакет со всем его содержимым – тоже реальны. И я реален. И ментальная реальность, простите за тавтологию, реальна, верьте слову. Поверьте мне и запомните – в ментальной реальности тоже можно причинять боль или убивать. Здесь все реально! Все! К несчастью, мне не по силам полностью удовлетворить все ваши научные интересы. Не по Сеньке шапка. Я, знаете ли, гуманитарий. В технике, физике, точных науках я, простите, профан. Вы спрашивали, как я сюда, к вам, вошел? Очень просто – в стене есть бесшумная и незаметная изнутри дверь, вы спиной к ней сидели. А почему здесь светло без лампочек – я понятия не имею. Я вам больше скажу – никогда не понимал и до сих пор не знаю принцип работы телевизора, который вы недавно смотрели в психотерапевтических целях. Скажу вам еще больше – я рад, что мы, как и подобает интеллигентам, общаемся на «вы», и рад, что являюсь для вас привидением, поскольку более не имею ни капли желания с вами драться. В стенах сокрыт прибор со сложным названием, который непостижимым для меня образом смещает вас во времени по отношению ко мне на миллионные доли секунды, обеспечивая при этом так называемое «эхо присутствия». Глубоко сожалею о нехватке более подробных знаний для содержательной беседы на волнующие вас ученые темы. Разговор о технических прибамбасах помог бы быстрее наладить с вами доверительные отношения, необходимые, прежде всего, для вашего, уважаемый, блага. Давайте, хотя бы попробуем доверять друг другу, а? Вы одевайтесь, а я вам кое-что расскажу. Хоть и не про милую вашему сердцу технику, но тоже весьма и весьма интересное. И, огромная просьба, примите на веру все, что от меня услышите. Поверьте мне на слово – я вовсе не намерен дурачить вам голову.
Сражаться с неосязаемым Александром Сергеевичем – точнее, с «эхом его присутствия» – все равно, что фехтовать с ветром. Вновь замыкаться в себе – смешно и глупо после взрыва вопросов заинтригованного ученого, который победил сурового воина. И Спартак решил выслушать «гуманитария», о чем уведомил оратора, скупо кивнув головой, каковую было обещано не дурить. Решил послушаться и одеться. На всякий случай превратил лицо в бесстрастную маску и запретил себе впредь излишне эмоциональные вспышки любознательности. Иначе говоря – дал возможность Терминатору поквитаться с растяпой Паганелем.
Призрак Александра Сергеевича сделал вид, что не замечает изменений в лице слушателя, призрак откашлялся, встал поудобнее, как бы заняв место за воображаемой кафедрой, и заговорил слегка скучноватым, менее сочным, чем допреж, баритоном:
– Все разумные в Космосе – гуманоиды. За исключением так называемых «Ушастых Чужих», но не про них сейчас речь. Разновидностей гуманоидов величайшее множество, при этом все они имеют некоторое сходство. Чтобы вам было понятней, о чем речь – представьте пигмея, скандинава и монгола. Первый, второй и третий – разные, но все они люди.
Спартак вытащил из пакета хлопчатобумажные «тренировочные» штаны. Балансируя на правой, сунул левую ногу в штанину. С трудом всунул, узковатой оказалась левая штанина. Зато правая была широка, типа, клеш. Диспропорция штанин удивляла, однако Спартак сохранил на лице каменное выражение маски бесстрастия.
– В Космическое Содружество входят тысячи рас всех цветов и оттенков кожи, сотни тысяч этносов, миллионы народов. Гражданами Содружества являются все поголовно гуманоиды, кроме тех, что сосланы на планету-тюрьму Земля. В Солнечную систему насильственно депортированы те расы и народности, что восстали когда-то против процедуры принятия общекосмического гражданства. До ссылки каждая раса сепаратистов имела в своем распоряжении персональные созвездия, каждый народ обладал планетой. Земля – единственное во всей нашей Вселенной коммунальное небесное тело.
Спартак вытащил из пакета футболку с длинным рукавом. С одним длинным рукавом. Правый рукав вроде бы нормальный, а левый, словно у печального клоуна Пьеро из сказки про деревянного монстрика Буратино.
– Космическое Содружество образовалось после того, как люди изобрели способ воздействия на мозг, в результате которого КЛЯТВОПРЕСТУПНИКА ожидает неминуемая кара, оговоренная КЛЯТВОЙ. Для примера – допустим, вы гражданин Содружества, вы берете, допустим, у Петра Потемкина взаймы и при этом произносите: «КЛЯНУСЬ способностью видеть, что отдам сто рублей другу Пете не позднее первого числа второго месяца сего года». И, если вы не рассчитаетесь с кредитором вовремя, то обязательно ослепнете. Если вы не успели по объективным, не зависящим от вас причинам – допустим, без пяти полночь первого месяца сего года вы вошли в Петину парадную, твердо намереваясь вернуть долг, но, поднимаясь на Петин этаж, застряли в лифте – то способность видеть у вас сохранится и после ноля часов. А, допустим, слукавить, выстроив якобы не зависящую от вас цепочку событий, препятствующую, допустим, возврату денег, у вас уже не получится. Ибо Судья, который следит за соблюдением КЛЯТВЫ, – это ваше же подсознание, неподкупное и объективное после процедуры спецвоздействия на мозг, которая тождественна принятию гражданства Космического Содружества. Я вам больше скажу – не получится слукавить и путем двоякой словесной формулировки текста КЛЯТВЫ. Скажу вам еще больше – слепота, оговоренная в примере, не поддается лечению по субъективным подсознательным причинам. Равно, как и прочие увечья, вплоть до смерти. Гражданам Содружества, вульгарно выражаясь, за базары приходится реально отвечать. Потому, граждане свои базары фильтруют. Оттого им выгодно сызмальства культивировать в себе честность.
Стиснув зубы, Спартак напялил клоунскую футболку. Левая рука едва влезла в узость рукава, который болтался ниже колена.
– Со строптивыми гуманоидами, отказавшимися войти в Содружество, граждане Вселенной пытались договориться миром. Их, знаете ли, убеждали в преимуществах нового образа жизни, а они втихаря взвинчивали гонку вооружений. Разразились звездные войны. Члены Содружества жестоко подавили островки сопротивления. Выживших строптивцев отправляли на планету-тюрьму голышом, без всяких подручных средств. Гуманоиды, известные землянам, как «неандертальцы», вообще не сумели адаптироваться, деградировали и вымерли. У семитов случилось массовое помешательство. Первыми, позабыв о своем космическом происхождении, семиты помешались на религии и объявили себя богоизбранными. Тайки до сих пор способны забеременеть только от тайцев. Одичавшие дагоны по сию пору хранят память о родном Сириусе. Но, в общем и целом, ссыльные довольно оперативно, в течение нескольких поколений, очухались и взялись за постройку единственно им доступных примитивных цивилизаций.