Мой взгляд скачет туда-сюда. С костра на темный проем одного из двух обнаруженных входов в строениях, с входа на костер. Молин ковыряет ножом землю. Вот что-то звякнуло под его лезвием. Немного покопавшись, он извлек из земли какую-то шестиугольную пластинку и принялся разглядывать ее в свете костра. Баин, задрав голову, наблюдает за звездами. Ретон что-то жует, как и я косясь на ближайшее строение. Комил поправляет прутиком дрова в костре и провожает взглядом взмывающие ввысь искры, которые будто стремятся воссоединиться со звездами — другими, холодными искрами, горящими в темном небе. А Навин, по-моему, вообще спит с открытыми глазами — стеклянный, невидящий взгляд устремлен в никуда. Подошел и присел рядом Ламил.
— Как те твари, о которых вы говорили, хоть выглядели?
— Круглые такие, — охотно принялся рассказывать Молин, довольный, что может хоть разговором разогнать мрачные мысли, навеваемые окружающими руинами, — как тарелка. Или как щит… Это панцирь у них такой. А по краям панциря у них мелкие такие лапки…
— Может, крабы? — предположил десятник.
Потрескивал костер. Пролетел легкий, игривый ветерок, зашуршав листьями, и от этого звука стало еще более жутко. А ветерок, будто довольный удачной шуткой, снова коснулся моего лица и умчался куда-то по своим делам.
— А у нас, неподалеку от деревни, трактир один был, — внезапно сказал Навин. — Хозяином там — Бабрик. Такое пиво продавал… Сам господин баронский управляющий частенько заезжал…
— Навин, хватит о пиве, — простонал Ретон. — Я бы сейчас месячное жалованье отдал за хорошую кружку…
— А дочка у трактирщика какая была! Гимза ее звали. Красавица! Все парни в округе по ней сохли. — Навин не обратил внимания на просьбу Ретона. — Мы как-то танцевали с ней на празднике урожая. Как она смеялась!..
— Нет, он точно издевается. — Молин бросил в Навина поднятой с земли мелкой косточкой. — Хватит, говорят тебе, о пиве и бабах! А то я сейчас тебя вместо бабы использую!
— А ну, тихо! — Не столько сами слова, сколько тон, каким произнес их Ламил, оборвали зарождающуюся ссору. Десятник настороженно прислушался. — Баин, Молин, сходите-ка к соседям. Посмотрите, все ли в порядке.
Я с тоской посмотрел вслед удаляющимся спинам. Не то что хотелось бы отправиться с ними, но без друзей возникло какое-то чувство… Неприятное чувство. Вдобавок к этому наш и так далеко не полный десяток, сидящий у костра, стал еще меньше с их уходом. Неуютно, в общем. Я продолжил всматриваться в темноту в том направлении, куда ушли друзья, даже когда они исчезли из вида. Вдруг мне показалось, что руины вокруг стали еще мрачнее, будто они угрожающе надвинулись на нас. И такое это было сильное чувство, что я даже вскрикнул. И мой крик эхом повторил другой — раздавшийся с той стороны, куда ушли друзья.
Я даже не помню, как мы оказались на ногах. Все разом, будто по давно ожидаемой команде. В своих руках я с удивлением обнаружил копье и щит. Когда я успел их подхватить с земли? Остальные тоже стояли рядом, напряженно озираясь и прислушиваясь. Лагерь начал просыпаться. «Кто кричал?», «Что случилось?» — доносилось с другой стороны. Отшатнулся от чего-то, невидимого мне, Навин. Тут же туда, куда был направлен взгляд Навина, прыгнул Ламил и ударил в темноту копьем. Какая-то тень мелькнула на самом краю зрения. Я инстинктивно отпрыгнул и закрылся щитом. Удар оказался не очень сильным, но заставил меня, неготового к нему, пошатнуться. Что-то шмякнулось на землю у моих ног, туда же впился наконечник копья Ретона. Я успел заметить только то, что напавшая на меня тварь была темной, плоской и извивалась, пригвожденная железом к земле, будто совсем лишена костей.
Огромными прыжками, будто сам Эльзиар кусал их за пятки, прибежали Молин и Баин.
— Там… — задыхаясь, указал назад Молин, но не смог закончить.
Баин оттолкнул его в сторону, и в его вовремя подставленный щит вонзилась непонятная тварь. Действительно вонзилась! Существо было длинным, тонким и полностью покрытым хитином. Зад или перед ее — не знаю — заострен, как копейный наконечник или острие меча. Да, на вид тварь больше всего напоминала меч. Вначале я даже подумал, что кто-то метнул в нас свое оружие, чуть не вонзившееся в Молина, но потом «меч» яростно запищал и принялся мелко подрагивать, пытаясь освободиться от щита, в котором застрял. Еще движение — прыжок влево. Я чуть не сбил с ног Ретона, но смог увернуться от новой опасности. Еще одна тварь, оказавшаяся такой же, как та, от которой мы бежали из того строения, напала на нас. В свете костра, гораздо более ярком, чем недофакел из копья и оторванного рукава рубахи, я сумел рассмотреть ее подробнее: круглый панцирь, больше локтя диаметром, был чуть выпуклым и абсолютно гладким. По цвету он почти сливался с землей, и лишь многочисленные лапки, мелькающие под панцирем, лишь то, что оно двигалось, подсказывало, что передо мной не тарелка, не щит, не… На что еще может походить эта плоская круглая штука? Копье, ударившее почти вертикально вниз, с хрустом пронзило панцирь, вошло в землю и заскрежетало по чему-то металлическому, скрывающемуся под землей. Я с трудом вытащил копье и, стряхнув с него тварь, отступил поближе к остальным.
Лагерь окончательно ожил. Веселье, если такое слово применимо здесь, разгорелось на славу. Со всех сторон доносятся крики и удары, писк, шелест, треск… Взметнулись в небо огни костров — это солдаты, стараясь осветить окружающее как можно больше, побросали в костер все, что могло гореть. Стало светло почти как днем. Я обомлел. Вокруг метались самые странные существа, каких я когда-либо видел. Круглые «тарелки» семенили своими коротенькими лапками и прыгали на людей. Острые, мечеобразные тени, как та тварь, вонзившаяся в щит Баина… Какие-то существа, похожие на отрезы ткани — черной, покрытой блестящей чешуей ткани, — ползали, изгибаясь, подобно гусеницам… Что-то, похожее на толстого короткого червя, выплюнуло веер металлически блеснувших в свете костров игл…
— Рота, ко мне! — донесся сквозь шум боя голос Седого.
— Слышали? — Ламил поймал на копье очередную прыгнувшую на него тварь и, размахнувшись, отбросил ее в сторону. — За мной!
Мы побежали туда, откуда звучал клич Седого. Я перепрыгнул через какого-то наемника, извивающегося на земле и пытающегося отодрать от груди плоское, похожее на тряпку существо. Помогать не было ни времени, ни желания — свой зад унести бы! Из-под лежащего слева тела выползла «тарелка», и после очередного прыжка я, сам того не желая, приземлился прямо на нее. Хрустнуло под ногами. Я, не удержав равновесия, взмахнул руками и упал на спину. Тут же отбросил в сторону копье и перекатился. Длинная тень метнулась и исчезла, отброшенная пинком Молина. Я принял протянутую руку и поднялся. Отпихнул в сторону Молина и сам увернулся от летящей мне прямо в лицо «тряпки»…
— Долго вы еще копаться будете? — Баин прикрыл меня своим щитом, ударил мечом какую-то тварь и снова бросился вслед за Ламилом.
Мы последовали за ним.
Еще мгновение бешеной скачки — именно скачки, а не бега! — и я, увернувшись по меньшей мере десяток раз от прыгающих, подобно каким-то кошмарным блохам или кузнечикам, тварей, врезался в подобие строя, который образовали около полусотни человек. Уже на последнем шаге, когда я почти укрылся за щитами товарищей, почувствовал удар в спину и слабый, едва чувствительный укол. Не успел я осознать, что ко мне что-то прицепилось, как Лосик, оказавшийся ближайшим ко мне, взмахнул мечом и сбросил тварь с моей спины. Удар был точен, но мою шкуру от пореза спас только надетый на мне кожаный жилет.
— Вот так… — осклабился испещренный шрамами наемник, пиная ногой сбитую с меня тварь. Та, тихонько пискнув, пролетела шагов семь и, подняв сноп искр, упала прямо в горящий костер.
— Спасибо! — Голос звучит хрипло, словно горло забито чем-то и воздух еле проходит сквозь шерстяной комок. Такое чувство, что бросившееся на меня существо до сих пор висит у меня на спине, скребет по коже жилета своими лапками и пытается добраться сквозь нее до плоти…
— Соберись! — Лосик неожиданно зло зыркнул на меня. — В строй, быстро!
Но строй уже распадался. Весь воинский опыт бывалых наемников оказался бессилен. Плотный строй, когда воины стоят плечом к плечу, прикрывая себя и соседа щитами, хорошо помогал в обычном бою, но был абсолютно бесполезен против довольно небольших тварей, ползающих по земле, резво прыгающих и будто сыплющихся с неба. Щиты достаточно велики, чтобы прикрыть против обычного оружия, направляемого человеческой рукой, но они ведь не закрывают все тело с головы до пят. А твари лезут, ищут любую брешь… Прикроешься от прыгнувшей «тряпки» — в открывшиеся ноги тебе тут же метит «тарелка», а опустишь щит — в голову летит еще какое-нибудь исчадие. Оказалось, что обороняться гораздо легче парами — прижавшись спиной к спине. И те, кто сообразил, так и сделали.
— Отходим! — донесся еле слышный голос Седого.
— Куда, эльф тебя раздери?! — выдохнул Молин. — Куда здесь отходить?
— К проходу в стене! — Баин стоит в паре с каким-то незнакомым бойцом. Судя по кольчуге — одним из баронских дружинников. Вот он отбил щитом что-то круглое, прилетевшее сбоку. Тут же, ткнул копьем в подбиравшуюся к его правой ноге «тряпку», скривился и ударил снова, навалившись всем весом. — Да сдохни же ты!
— До него еще… — Навин не успел договорить.
Нечто, похожее на толстого, короткого червя, нашло брешь в его обороне и сумело вцепиться в правую руку. Навин закричал, бросил на землю копье и щит. Лицо его исказилось гримасой, в которой смешались боль, отвращение и ужас. Левой рукой он вцепился в тварь и принялся отдирать ее от плоти, но червь присосался прочно. Ретон вовремя заслонил товарища щитом и отбросил еще одну длинную тварь с острым хвостом, которая летела прямо в грудь Навина, в сторону. Внезапно червь на руке Навина выплюнул одну за другой три иглы, которые вонзились в спину Ретона. Зарычав от боли, Навин вырвал червя вместе с мясом, бросил на землю и принялся топтать…
Я выпустил копье, которым поразил похожую на колокол тварь, и, схватив Навина за плечо, потащил за собой — вслед за остальными, начавшими отступление. Нас прикрыли Молин и Комил, закрывшись щитами и отчаянно орудуя Молин — копьем, а Комил — мечом.
— Приди в себя! — Я отвесил Навину хлесткую пощечину, которая кое-как привела его в чувство. Он часто заморгал и, отбросив мою руку, поднял с земли чей-то щит.
Отступление захлебнулось почти сразу. Кто-то закричал сзади, что тварей слишком много… Один из черных проемов, расчищенных нами в заросших зданиях, выплюнул целую реку новых тварей. Толпа, в которую превратилась наша армия, вдруг шарахнулась в другую, противоположную той, куда мы отступали, сторону. Что там творится? Толпа потащила меня куда-то, и я еле успевал уворачиваться и отбивать щитом кишащую вокруг мерзость. Если я думал, что раньше вокруг царил хаос, то сейчас понял, насколько ошибался. Теперь хаос расцвел во всей своей красе. Мы рассыпались на мелкие группки, бестолково носящиеся во всех направлениях, ожесточенно сражающиеся, убивающие и умирающие, рычащие от злости и вопящие от боли…
— За мной! — Десятник, пусть уже и еле стоящий на ногах, оказался тем якорем, за который удалось зацепиться в этой безумной каше. — Сюда!
Мы побежали за Ламилом. Неведомо куда и неведомо зачем. Главное в этот момент — не потерять рассудок и не метаться бестолково, как вырвавшаяся от мясника свинья. И не только наш десяток последовал за ним — рядом бежали трое дружинников, наемники других десятков и даже рот. Сам Седой бежал, на полшага отставая от Ламила. В глубь руин, подальше от мельтешения теней в свете умирающих костров, которые частью уже начали угасать, а частью были растоптаны.
— Алин! — слева долетел крик, практически заглушенный шумом дыхания и топотом ног.
— Баин, ты? — крикнул я в ответ, узнав голос.
— Жив! Слышишь, Молин? Он жив!
Только сейчас я заметил, что друзей нет рядом. Толпа, налетев волной, разнесла нас в стороны, словно утлый плотик прибоем. Откуда он кричал? Слева? Я начал потихоньку забирать в ту сторону, откуда звучал голос.
— Баин! — крикнул я. — Вы где?
Нет ответа… Ничего, главное — они живы. Выберемся туда, где спокойнее, и там уже найдемся. Выберемся! Я поднажал, обгоняя бегущих рядом. Больше всего в этот момент я боялся потерять из вида Ламила. Затеряться в толпе, отстать, просто утратить ориентир, который, надеюсь, выведет меня из этого места. А вот и Молин, и Баин! Бегут чуть левее Ламила и тоже стараются не отстать.
Ламил вдруг резко затормозил и чуть не покатился по земле, когда на него налетел Седой. Что еще такое? Я догнал друзей и остановился рядом. Костры давно скрылись где-то позади, и только свет луны освещает все вокруг. Но даже в этом слабом, неверном свете видно, что впереди вся земля укрыта сплошным шевелящимся ковром… И этот ковер как-то медленно, но неотвратимо наползает на нас. Ламил, заведший нас в ловушку, заозирался по сторонам в поисках выхода. Позади гремит шум продолжающегося боя, слева — обросшее лианами строение, впереди — твари…
— Сюда! — Седой, оттолкнув Ламила в сторону, бросился вправо. К невысокой, ступенчатой пирамиде, на которой, в отличие от остальных строений, почему-то не было ни следа растительности.
Почему именно туда? Ведь ясно, что твари лезут из окружающих нас строений. Ползут из расчищенных нами черных провалов-входов, выбираются сквозь переплетение лиан, закрывающих нерасчищенные проемы… Лезть прямо к ним в логово? Заколебавшись, я замедлил шаг.
— Ты чего? — Молин, а за ним и Баин тоже приостановились.
— Там твари, — замотал головой я, всем видом показывая, что не желаю лезть внутрь.
Молин неуверенно посмотрел на меня, потом перевел взгляд на пирамиду.
— Кстати, тварей там не видно. Смотри, ползут со всех сторон, а рядом с пирамидой чисто!
Он оказался прав. В горячке я не обратил на это внимания. Последние события вообще не способствовали тому, чтобы разумно рассуждать: ночь, костер, нападение странных существ, хаос и бег по темным руинам… Но ведь возле пирамиды действительно ни одной твари! Я успел только подумать о том, что, может, там скрывается что-то пострашнее напавших на нас существ, что-то, чего они боятся, а толпа уже внесла меня в черную, будто осязаемую тьму прохода. Хоть глаз выколи — все равно ничего не видно! Я отдался на волю бегущих вокруг, как обессиленный пловец отдается на волю волн, надеясь, что те принесут его к берегу.
Сколько мы уже бежим в полной темноте? Организм словно отключил зрение за ненадобностью и обострил соответственно все остальные чувства. Жар разгоряченных тел вокруг, крики и звон оружия позади, где отстающие пытаются отбиться от преследующих тварей, крики спереди… Спереди?!!
— Что там… Твою ж!.. — Молин, бегущий впереди, прокричал еще что-то нечленораздельное, и голос его с немыслимой скоростью удалялся.
Еще мгновение, и я, ругаясь почище самого Ламила, кубарем покатился куда-то вниз по скользкому желобу. И снова крик и ругань — в желоб свалился следующий за мной, и еще, и еще… А потом, с громким всплеском, я погрузился в воду, ударившую мгновенно пронзившим все тело холодом. И это в полной темноте, которую, кажется, можно резать ножом, которая сдавливает, забивается в горло и не дает даже вздохнуть… Но холодная вода все же немного меня отрезвила. Заглотив столько воды, что можно наполнить хорошую ванну, я забил руками и ногами, пытаясь вынырнуть и наполнить легкие воздухом. Где верх? Где низ? Рука задела что-то мягкое, дернувшееся от моего прикосновения. Только миг, показавшийся вечностью, спустя я понял, что это не неведомая тварь, собирающаяся меня сожрать, а один из моих товарищей по несчастью, как и я съехавший по желобу и свалившийся в воду.
Внезапно моя рука, пробив грань между водой и воздухом, оказалась над поверхностью воды. Я рванулся изо всех сил и наконец, кашляя и отплевываясь, вынырнул. Каким же сладким может быть воздух! Ведь мы не замечаем его, считаем дыхание само собой разумеющимся, чем-то незначительным и не заслуживающим внимания… Пока не лишимся возможности дышать. И вот когда после даже мгновения, проведенного без воздуха, снова становится возможно дышать, только тогда понимаешь всю его ценность. Вокруг все так же темно. Верх и низ различаются лишь тем, что сверху пустое пространство, а внизу холодная вода, которая уносит в неведомом направлении. Откуда-то доносится громкий всплеск — выжившие продолжают съезжать по желобу или это что-то другое? Кто-то кричит, кто-то хрипит, кто-то кашляет…