– Сволочи!
Я заинтересованно посмотрел на Боба. Оказывается, все это время второй номер давился национальной русской едой, и только сейчас, протолкав в желудок икру, решил высказаться по поводу недавней шутки диспетчерской.
– Фазе, мазе, лав ю бразе, – в минуты наивысшего психологического расстройства янкель ругался до неприличия непонятно и безобразно. – Командир! Ведь они там, действительно, сволочи. Мы, как настоящие бойцы спасательского фронта, помогаем людям в трудную минуту, а они юмор с нами разыгрывают? Где справедливость? До каких пор Россия….
– Россию не лапай! – строго прервал я янкеля. – Это святое. И, вообще, Боб, не до разговоров сейчас. Не об этом надо думать. Директор просто так вызывать не станет. Где мы прокололись?
Второй номер, хрустя сушеными помидорами с укропом, недоуменно пожал плечами.
– Вот и я думаю, что за последний квартал со стороны нашей доблестной команды никаких нарушений не наблюдалось. План по вызовам выполняем. Народ спасаем честно. Технику бережем. Верно, я говорю, Милашка? Бережем мы тебя?
Спецмашина за номером тринадцать, вежливо прижав завывающей сиреной к обочине правительственную колонну, обогнала испуганный высокопоставленный кортеж, всхлипнула динамиками и выставила список из сорока двух пунктов претензий к команде. Пунктом первым значилось требование о немедленной замене вспомогательного гирокомпаса в смывном бачке, а пунктом сорок первым вопрос о немедленном списании двух ракет с тепловой наводкой, которые из-за якобы неработающих интеллектуальных контуров были выпущены по голубям и до сих пор не вернулись на базу.
Последнюю, сорок вторую жалобу, мы выслушать не успели, так как прибыли к зданию Управления. К невысокому, трехсот этажному домику, отстроенному по непроверенным данным, пленными, оставшимися в России после шестой мировой конференции по защите прав пленных.
Милашка лихо тормознула правым боком и с разворотом втиснулась в желтый стояночный прямоугольник, навечно зарезервированный за спецмашиной с номером тринадцать на бортах. Очень удобная стоянка. Чужой транспорт не пускает, гавкает когда положено, территорию содержит в чистоте и порядке. А парковочный счетчик Боб перепрограммировал еще в прошлом году. Теперь не мы, а нам. Но это, понятное дело, секретная информация.
– Ни волос, ни перхоти, – пожелал мне янкель счастливой дороги, провожая до парадного эскалатора, любезно выдвинутого Милашкой, – Если что, командир, ты только шепни. Мы быстро, как один, придем, значит, на помощь. Наверно. И, главное, на Директора голос не повышай. Ты же знаешь, как Директор не любит, когда на него повышают голос.
Помахав на прощание связь-пилоткой, я поправил парадный мундир без пуговиц, специально разработанный российскими модельерами для сотрудников Подразделения "000" для размещения возможно большего количества наград, и, четко печатая шаг, направился к центральному входу в Управление.
У парадных шлюзов Управления в этот все еще ранний час было на удивление малолюдно. Человек двести, не больше, проспавших и опоздавших. Обычно, чтобы попасть в здание, приходилось или отстаивать двухчасовую очередь, либо стрелять из табельного оружия в воздух. Но сегодня топтаться в проходе не пришлось. Две сотни не явившихся вовремя на работу сотрудников молча посторонились и, сочувственно посматривая на лучшего командира подразделения "000", уступили дорогу.
Полк охраны даже не проверил удостоверение, что являлось грубейшим нарушением Устава, Совести и Закона. Только седой капитан резко козырнул, ударился пальцами о края связь-каски, взвизгнул, но добросовестно отсканировал меня крестообразным сканером, причем троекратно, лоб, живот, правое плечо, левое плечо. В завершение плюнул вслед из автоматического плевальщика, ставя на мундире невидимую метку слежения. Стандартная процедура для всех входящих в секретное здание Службы 000.
Коридоры Управления встретили тишиной, дежурным миганием определителей личности, стационарными обыскивателями, ворчливыми автоматическими уборщицами и увязавшимся вслед ручным слоненком. Его два месяца назад вытащила из канализационного колодца команда второй спецмашины. Как он туда попал, неизвестно, но в Управлении слоненок обжился и постоянно клянчил у сотрудников кормовую морковь и воровал по карманам мелочь.
Иногда из дверных шлюзов показывались знакомые и не очень личности сотрудников Службы, но, узнав меня, тут же прятались. Определители личности дверных шлюзов ни разу не поинтересовавшись сетчаткой глаз и не поздоровавшись, торопливо распахивались, стремясь поскорее отделаться от лучшего спасателя столицы.
Все вышеперечисленное совершенно не поднимало настроения. Обычно с приходом в Управление майора Сергеева народ веселился, пел песни, и каждый старался первым пожать мужественную руку лучшего из спасателей современности. Но сегодня произошло нечто, пока неизвестное мне, что навевало на меня подозрительность и непонимание происходящего.
Вышагивая по коридорам, поднимаясь на лифтах, скатываясь по мраморным перилам, я усиленно размышлял, выдвигая одну за другой версии. Получилось две штуки. Первая. Директор хочет присвоить мне очередное звание. Вторая. Или, что более вероятно, разжаловать до капитана. За что? Директор найдет за что. На то он и Директор.
В приемной, где всегда были рады неофициальному герою майору Сергееву, взвод особо секретных секретарш даже не удостоил меня взглядами. И только настойчивые просьбы сообщить мне, пока что майору Сергееву, где находится Директор, возымели некоторое действие. Одна из особо секретных секретарш, умудрившись приподнять только один глаз, с заметным сожалением в голосе сообщила, что Директор расслабляется в верхней комнате отдыха, куда меня и вызывает. Немедленно и спешно.
Собрав в кучу порушенную после настойчивых уговоров мебель, извинившись и раскланявшись, я отправился в указанном направлении. Верхняя комната отдыха Директора находилась на последнем этаже Службы. Лифты, естественно, туда не возили, так что пришлось добираться пешком.
Директор Службы "000" играл в баскетбол. На босую ногу и в спортивной майке с надписью "С Новым каким-то годом". Один против двадцати черных тренировочных андроидов. Росту черные андроиды были небольшого, по колено Директору. Поэтому Директор уверенно вел в счете "сто пятьдесят – ноль".
Заметив меня, Директор Службы браво гикнул, лихо обвел пятнадцать противников, перепрыгнул через оставшихся и метко затолкал тридцати двух килограммовый мяч в горловину счетной сетки. После чего снисходительно оглядел своего лучшего спасателя, запыхавшегося, взмыленного, со стоптанными ботинками, и посоветовал:
– Спортом надо заниматься, сынок.
Слегка восстановив дыхание, промокнув пот и остудив ботинки в специальной ванночке с ледяной водой, я доложился, как того предписывал устав Подразделения "000":
– …йор …геев …ашему …казу …был!
Директор еще раз внимательно изучил мой внешний вид:
– Не замечал за тобой, майор. Давно так? Ну да ладно. В жизни всякое случается. Как работа по охране честных налогоплательщиков? Живы и здоровы? Без происшествий? План выполняете. Знаю. Жалоб не имеете. Знаю. Давно пора к очередному званию представлять? Не знаю.
Директор пожевал губы, подергал бровями, подвигал ушами, он этому в Академии на спецкурсах научился, и указал на скамейку.
– Присядь, сынок. Дело есть.
Садиться в присутствии Директора было категорически запрещено Уставом, но так как сам Директор топтался передо мной с босыми ногами и в майке с гражданской надписью, я воспользовался прямым приказом.
– Вот что, сынок, – Директор, когда сильно психует, всегда меня сынком называет. – Есть просьба одна. Обещай, что орать на меня не будешь?
Помня наставления Боба, я клятвенно заверил Директора, что "ни при каких обстоятельствах". Да и не зашевелится у меня язык на Директора кричать. Как и всякий подчиненный я испытывал особый трепет перед раздающим ордена и грамоты начальством. Не стоит сбрасывать с майорских плеч и тот факт, что я уважал Директора чисто по-человечески.
Больше года прошло с того памятного дня, когда я на своих, можно сказать, плечах вынес многократно прострелянное тело Директора из смертельного виртуального Болота на свежий воздух и в реальный мир. С тех памятных событий горячо любимый Директор изменился далеко не в лучшую сторону. Стал вспыльчив, груб, горяч в рукоприкладстве. И голова, похоже, работать стала не в полную силу. Что, однако, не убавило к нему уважения. К непосредственному начальству, вообще, не должно убывать уважение.
На всякий случай Директор отошел подальше и, выставив перед собой стенку из черных тренировочных андроидов, выпалил:
– Возьмешь в команду журналиста.
Я ожидал от Директора всего, что угодно. Пожизненную ссылку в Ямайские захолустья, сверхурочную работу по доставке детских пособий, почетное присвоение прозвища прапорщика. Но такого!
– За что? – сдерживая готовое вырваться наружу злое сердце, прошептал я.
Черные тренировочные андроиды, грустно гудя трансформаторами, окружили меня и сочувственно закивали короткими передними захватами. Подобрав с пола мяч, я зашвырнул его подальше. Андроиды, похрюкивая, перестроились в игровую колонну "андроидный свин", подхватили на лету спортивный снаряд и, пользуясь занятостью противника в лице Директора, подло забросили мяч престижа.
Пока Директор выяснял с анероидами отношения, я быстро проанализировал ситуацию. Сам, без помощи Милашки, что случалось со мной только в самые ответственные минуты работы.
Теперь понятно, почему все сотрудники Службы смотрели на меня взглядами провожающих в последний путь товарищей. Получить в команду дополнительного члена экипажа, пусть и журналиста, значило полностью выбиться из графиков, расстроить привычный ритм работы и, что самое главное, нарушить комплектацию.
Подобное происходит крайне редко. Скажу более, за историю существования Службы "000" данный факт имеет место быть впервые. Уставом Службы четко определено, что команда спецмашины укомплектовывается на постоянной основе, без права замены, добавления, избавления, присоединения, либо иного другого насильственного изменения состава. В случае непредусмотренной Уставом смерти спасателя, либо его добровольного увольнения, что само по себе невозможно без пункта первого, команде предоставляется исключительно полное право самостоятельно восполнить недобор из многомиллионной армии желающих послужить Отчизне.
Многомесячный отбор, многотысячные тесты, многодневные походы на природу для притирки характера, многолитровые, то есть многокилометровые марш-броски по пересеченной местности. И только после этого на общем собрании команды определяется счастливчик. Единственный достойный.
Так было с Бобом. Так произошло с Герасимом. Так когда-то случилось и со мной. С пингвином, правда, вышло не по Уставу. Но пингвин не человек, а глупая птица. Ему на Устав, что нам на пингвиньи яйца.
Но чтобы вот так, по простому приказу, даже без предварительного собеседования всучить команде дополнительного человека…. Это значит, не только нарушить устав, но оскорбить всю команду.
Вывод один. Директор перестал нас уважать. Или на него надавили те, кому выгодно развалить до основания подразделение "000". А может …?
– Это шутка? – неуверенным от волнения голосом спросил я Директора, который в это время махал налево и направо красным пластмассовым прямоугольником. Тренировочные андроиды, вспыхивали искрами короткого замыкания и без разбору валились под ноги осерчавшего начальства. Испуганный автоматический счетчик, выкрашенный бело-черными полосами, забился в угол и преступно игнорировал произвол негативно настроенного человека в майке с надписью "С Новым каким-то годом".
Директор, восстановив справедливость, наконец, обратил внимание на меня.
– Сынок, – смахнув густые капли пота со лба, недобро прищурился Директор. – Напомни, когда последний раз я шутил? А? Новогодний карнавал у Президента не считается. И шоу "Глупые начальники" не считается. Детский утренник, когда я из мешка выскакивал, тем более. И анекдоты на рыбалке не считаются. Уберите свой список, пока что майор Сергеев. Управление не место для розыгрышей. Мы, сотрудники Службы, призваны Российским государством для обеспечения нормальной жизнедеятельности граждан. Хотим мы этого, или, как я вижу по вашим поджатым губам, не хотим. И если страна приказывает зачислить всего на один день в команду журналиста, то ты сделаешь это. Или я тебя собственноручно.
Директор собственноручно умел. По коридорам Службы настойчиво гуляла леденящая душу история о том, как десять с половиной лет назад Директор голыми руками задушил сбесившегося в столичном зоопарке бегемота. Тот даже пискнуть не успел. Правда или нет, не мне судить. Но чучело задушенного Директором животного до сих пор украшает его письменный стол. Директор в нем особо ценные документы хранит.
– Но как же Устав? – последние попытки восстановить справедливость. Начальство любит, когда подчиненные вспоминают про Устав. – Тем более, что у меня полный комплект. Три члена, не считая вашего глупого пингвина, которому вы даже сухой рыбный паек не выдаете.
Директор подошел вплотную, заглянул в мои честные, спасательские глаза, положил руку на плечо, опять же мое, и сказал, тихо-тихо:
– Приказы непосредственного командира и одновременно директора не обсуждаются, не критикуются, и даже не рассматриваются через призму человеческих отношений. Секретный пакет вы получите по прибытию на спецмашину. Там же вас будет ждать журналист. Если вы не согласны с приказом, то имеете полное право подать апелляцию в трехмесячный срок. Но не советую. Решение о зачислении принято на самом высшем уровне. Да, Президент в курсе. Верит в вас и помнит. И мировое сообщество тоже. Верит и помнит. И мама ваша, пока что майор Сергеев, уведомлена. И заранее вами гордится.
Директор красноречиво потрогал бриллиантовую майорскую звезду на погоне лучшего из своих спасателей:
– Всего один день, пока что майор Сергеев. Надо потерпеть. Это не прихоть, а суровая необходимость. Ради меня, майор. Ради страны. Честные налогоплательщики должны знать, куда уходят их честные налоги. Товарищ журналист посмотрит, в каких нечеловеческих условиях вы работаете, напишет пару статеек. Если сочтете необходимым, поручите ему самостоятельное задание.
Я уже достаточно восстановил психическое равновесие и мыслил трезво и где-то даже здраво.
Может Директор и прав? Кому-то надо рассказать о наших трудовых буднях? Люди стали забывать о тех, кто обеспечивает тишину и спокойствие их жизни.
– А может журналиста этого во второй экипаж? – сдаваться без пререканий, значит окончательно потерять и совесть, и авторитет командира спецмашины подразделения "000" за номером тринадцать. – План мы выполняем. Жалоб от населения не поступало. Сами же сказали. Спецмашина содержится в технически исправном состоянии. Вчера только башню верхнюю покрасили.
Директор стянул потную майку с гражданской надписью и заботливо протер бриллиантовую звезду на погоне. Если вспомнить ни к месту Боба, то данный международный жест мог означать скорое повышение по службе с занесением моего имени в книгу почетных граждан столицы.
– Много болтаете, майор Сергеев, – Директор попытался оторвать погон, но так как тот был прикручен к мундиру болтами, у шефа ничего не получилось. – Надеюсь, вы не станете возражать, что ваша команда самая лучшая в столице? Поэтому принято единогласное в моем лице мнение, что лучшего места для журналиста не найти.
Директор умеет убеждать. И он прав. Мы, команда спецмашины подразделения "000" за номером тринадцать, лучшая. Не только в нашей дорогой, по уровню жизни, столице, но, пожалуй, и во всем мире. Да таких парней…! Да таких команд…!
– Прогуляемся немного, майор, – предложил Директор, и, не дожидаясь согласия подчиненного, прихрамывая на обе ноги, остатки контузии, двинулся к выходу, на ходу рассказывая, с чем мне предстоит встретиться в самое ближайшее время.