Представление было в самом разгаре. Два клоуна в костюмах, подозрительно напоминающих форму королевских гвардейцев, увлеченно ловили по сцене маленькую верткую обезьянку. В конце концов, мартышка стащила у них свисток, и вся компания скрылась за кулисами. Я не успел понять, в чем соль шутки, но горожане провожали артистов хохотом и аплодисментами.
Сменяя друг друга, выступали две труппы, местная и заезжая — жонглеры, акробаты, дрессированные звери. Меня потрясли четыре огромные кошки, выступавшие безо всякой привязи. Они лениво забирались на тумбы, прыгали в обручи, ловили зубами мячи и недовольно ворчали. Укротитель, энергичный крепыш в пестром трико, схватил пятнистого кота за шкирку, продемонстрировал зрителям клыки зверя (с палец величиной) и храбро сунул руку в открытую пасть. Толпа ахнула.
Фокусники дурили народ почем зря, некто в зловещей черной маске и костюме со множеством милитаристского вида ремней, представленный как Мастер Лезвий, выступал в паре с юной помощницей и демонстрировал трюки с оружием, увидев которые мой старый наставник позеленел бы от зависти. Черноволосая красавица грациозно извлекала из корзины яблоки, которые он пронзал стелами и сшибал кнутом прямо с ее ладони. Я поежился — меня однажды задело по руке такой штукой, ощущение было не передаваемое, а этот тип бойко размахивал прямо-таки орудием убийства с тяжелой свинцовой чушкой на конце. Когда он начал кинжалами описывать на деревянном щите контур девушки, у меня появилось острое желание удавить мерзавца и спасти девицу. Все обошлось, зрители ликовали, красавица взяла в руки большое блюдо и, с обворожительной улыбкой, начала обходить толпу. Когда она проходила мимо, я добавил к горке монет все, что смог выгрести из кошелька за раз. Девушка одарила меня проницательным взглядом огромных, темно-зеленых глаз, улыбнулась как-то по-особенному, со значением, и грациозно поплыла обратно к помосту. Я почувствовал, что краснею как последний дурак.
Дюрок пихнул меня локтем и подмигнул, я только отмахнулся — сержант ни за что бы ни понял моих чувств.
К черту! Довольно приключений! Я решительно развернулся и направился к выходу.
Сержант шагал следом и умудрялся молчать с ехидством. Совершенно испорченный тип.
За полотняными стенами нас поджидала грубая реальность — время перевалило за полдень. Если мы хотели сохранить наши похождения в тайне, нам следовало немедленно поворачивать домой.
— Пора, — объявил Дюрок, прищурившись на солнце.
Я приготовился к долгому и малоприятному пути назад, но сержант не собирался продираться через весь Базар в обратном направлении — он знал дорогу покороче.
Быстро сориентировавшись, Дюрок направился к самой старой, юго-западной части Базара.
Атмосфера снова резко переменилась, народу стало на удивление мало. Здесь странным образом пересекались интересы самых богатых и самых бедных покупателей: некоторые лавки были забиты подержанными вещами и латанной посудой, а рядом два дюжих амбала могли охранять витрину ювелира. Любители подолгу простаивали перед прилавками букинистов, рассматривая древние фолианты в потертых кожаных переплетах и дешевые книжонки из древесной бумаги. Антиквары и барахольщики мирно уживались рядом и никакие демоны не могли поколебать их маленький мирок.
Я не покинул Базар без сувенира, хотя оставшихся у меня денег хватило лишь для посещения тележки старьевщика. Повинуясь порыву, я выудил из неопрятной кучи разносортного хлама потрепанный томик «Об увеселительных затеях, карточных забавах и фокусах» некоего магистра Фуранулуса. Что ж, буду шулерить, играя в карты с кузеном. Кристофа просто удар хватит.
Вскоре замысел сержанта прояснился — на юге с Базара можно было выйти прямо к реке, через замызганные улочки района Верфей. Место это пользовалось дурной славой, а выглядело еще хуже: в темных, узких проходах между домами, по которым журчали канализационные стоки, с трудом смогла бы пройти лошадь, а телега бы здесь точно не протиснулась. Королевские Гвардейцы старались не мозолить глаза здешним обитателям и любому, оказавшемуся тут без меча в руках, можно было только посочувствовать.
Я отчаянно сожалел о затее сержанта: места, мерзопакостнее этого, мне видеть еще не доводилось. Это была изнанка столичной жизни, самое ее дно. Даже днем здесь работали кабаки и притоны, из потертых дверей доносились ругань и пьяный смех.
На встречу попадались полупьяные типы и какие-то мрачные личности, но, заметив меч и выправку Дюрока, они, как правило, старались куда-нибудь свернуть. На мгновение в одном из переулков мелькнула фигура, сильно смахивающая на одного из фернадовских Стражей, но я отбросил эту мысль как совершенно дикую. Что здесь делать Стражу? Наверняка, я обознался.
Дюрок то и дело зыркал по сторонам и не снимал ладони с рукояти меча.
— Надеюсь, ты знаешь, куда идешь, — не выдержал я.
— Спокойно, — процедил сержант сквозь зубы. — В этот час народу тут мало, прорвемся. Даже без мордобоя.
Я подавился своим возражением.
В кучах мусора, выбрасываемого прямо из открытых окон верхних этажей, рылись тощие собаки, ниже окна были наглухо забиты. Раздетый до белья пьяница храпел в луже собственной мочи. Один раз дорогу нам перебежала жирная крыса. В воздухе витали ароматы тухлой рыбы, водорослей и сортира, мы не сговариваясь ускорили шаги.
Трущобы кончились внезапно (в Сент-Аране все изменялось сразу и вдруг), два шага — и вот уже мутно-зеленые волны Иссы лениво плещутся о набережную, среди зелени бульвара благоухает жасмин. Мы вышли к реке в двух шагах от крепостного рва и, уже не торопясь, пошли к городским воротам. Времени у нас оказалось предостаточно, провожая взглядом гуляющих горожан, я пытался отдышаться и привести в порядок растрепанные чувства. У меня было бредовое ощущение, что я побывал не в одном, а в трех городах сразу. Стражник в медной кирасе бякнул нам что-то неразборчивое, мы посторонились, пропуская в город черный лаковый экипаж.
Уже с моста я, краем глаза, углядел на бульваре живописную компанию из трех цыганок, отчаянно спешащих к городским воротам. В самой молодой, стройной и черноволосой, мне почудилось что-то знакомое, но я слишком спешил домой, чтобы обременять себя подобными мыслями.
Мы вернулись точно к обеду. Как выяснилось, Дюрок переживал напрасно — для большинства обитателей усадьбы Икторнов наша отлучка осталась незамеченной, а единственное свидетельство моего самовольства (книжку магистра Фуранулуса) я засунул за стенку комода, надеясь, что в ближайшие полвека никому не придет в голову вытирать там пыль.
От обилия впечатлений я был как во хмелю. Мысли то и дело улетали куда-то вдаль, а от невозможности обсудить с кем-либо увиденное, можно было свихнуться.
Опасаясь расспросов, я сказался больным, и весь остаток дня отсиживался в спальне, хотя зря — отец был так погружен в собственные заботы, что едва замечал мое присутствие.
С приходом ночи домашняя суета утихла, и я остался наедине со своими мыслями.
Сон не спешил ко мне, я лежал в темноте, внимая потоку ярких образов, творимых утомленным сознанием. В полудреме я странным образом воспринимал Сент-Арану как единое целое — тяжелое кольцо крепостных стен на холме, пронизанный паутиной улиц Нижний город, звенящие арки мостов над величавым течением Иссы и уродливое пятно района Верфей. Подобно загадочному Левиафану, город в моем воображении жил и дышал и не мог быть рассечен на части. Я думал о людях, которых повстречал, о демоне, прячущемся где-то в чреве городских кварталов. О том, что однажды я сам стану графом Икторном и тогда уже вряд ли смогу так запросто сходить на Базар.
Мысли ускользали, я засыпал. И тогда, на границе между сном и явью, меня впервые посетило странное чувство, которому я еще не знал названия. Ощущение, что что-то идет не так, предчувствие беды. Но тогда я не придал ему значения.
Глава 4
Причина бурной дипломатической деятельности отца, день открытия Совета графств Запада, стремительно приближался. На столе графа уже лежали два приглашения на прием, он же — аудиенция, он же — торжественный ужин, он же — бал по случаю открытия Совета. Посещение подобных мероприятий — святая обязанность наследника графства, к счастью, сами заседания Совета в моем присутствии пока не нуждались.
Нет, нет — прием обещал стать для столичной аристократии событием года, публика собиралась изысканная, кроме того, я еще ни разу не видел короля (интересно же!), но…
Дурные предчувствия с каждыми днем все сильнее изводили меня. Я безумно злился, поскольку не мог отловить внутреннюю причину своего беспокойства и отклонить королевское приглашение тоже не мог. Я слонялся по дому как тень магистра, всюду натыкаясь на суетящихся слуг и взмыленного старину Теда, который доставал меня своим рассеянным: «Что дать?». Ничего подобного со мной никогда раньше не происходило. Возможно, я влюбился, потому что по ночам мне снились девушки.
Точнее — девушка, та самая, красавица-циркачка. Сон был странным донельзя, словно окошко в другой мир, с запахом и звуком: она сидела прямо на траве, у ее ног блаженно жмурился огромный пятнистый кот, на лице играли блики костра, над головой сияли крупные южные звезды. Она поднимала на меня свои огромные, темно-зеленые глаза и улыбалась по-особенному, со значением, от нее пахло фиалками, а в траве, как очумелые, стрекотали сверчки. Ко дню приема я так извелся, что готов был то ли бежать из города ко всем чертям, то ли искать помощи у Фернадоса (хотя, он ведь не толкователь снов!).
Коллективные усилия десятков людей неумолимо сошлись к одной точке. Парадная амуниция гвардейцев была подогнана и начищена, лошади расчесаны в шашечку и запряжены в экипаж с вензелями Дома Икторнов на дверцах, остающиеся дома легкомысленно завидовали отправляющимся во дворец. Полный мрачной меланхолии, я вышел к экипажу, чувствуя себя дурацкой раскрашенной куклой. Отец, как всегда сияющий и великолепный, встретил меня у подъезда и ободряюще улыбнулся. Можно подумать, я — пугливая барышня. Было бы проще, если бы у меня в столице была пара-тройка хороших знакомых, но последние пару лет мы жили слишком уединенно.
Единственным, кого я хорошо знал, был Кристоф, а кузен, не задумываясь, выставил бы меня идиотом. От такой перспективы мне стало совсем худо. Грохот сопровождающей нас кавалькады не способствовал беседе. Я воспользовался минутами, проведенными в пути, чтобы привести себя в подобающее состояние духа. На худой конец, можно завести знакомства среди прекрасной половины человечества. По крайней мере, одну красавицу я в столице уже видел. К моменту, когда экипаж замер у покрытых ковром ступеней королевского дворца, я уже вполне способен был наслаждаться жизнью или, на худой конец, с достоинством вытерпеть все.
Но до знакомства с красавицами было еще далеко: нас ждала торжественная часть приема — нудная до одури. Три десятка членов Совета с домочадцами должны были быть представлены королю. Длинный мрачный зал, по традиции, считался тронным.
Вдоль стен громоздились старые доспехи и оружие, выцветшие знамена собирали пыль на стенах, почти не прикрывая грубой каменной кладки — военные трофеи, добытые предками Его Величества Родерика III со времен короля Фергана. Зал освещали факелы (тоже традиция) и впечатление создавалось угнетающее. Бесконечные поклоны, реверансы, официальные фразы, в которых меняются только имена и титулы, нагнали на меня неизбывную тоску. Растянутый до бесконечности ритуал напоминал утонченное издевательство. Улыбаться было нельзя, переговариваться — тоже. Я отчаянно надеялся, что правильно запомнил порядок слов витиеватого приветствия монарху. В соответствии с высоким происхождением и традицией мы были представлены Его Величеству третьими. Я ухитрился с чувством и расстановкой произнести необходимые фразы и, весьма довольный собой, украдкой поднял глаза на нашего монарха.
И куда меня все время несет?
Его Величество Родерик III сверлил меня взглядом, полным такой нечеловеческой ненависти, что я едва удержался, чтобы не схватиться за меч: в присутствии короля это — ужаснейшее из преступлений. Людям сносили головы и за меньшее! В моей груди что-то оборвалось, квинтэссенция страхов и предчувствий, терзавших меня последние дни, пронеслась по венам, оставив после себя холодную искристую пустоту. Смысл происходящего был мне недоступен. На мгновение я оглох и ослеп, задачей всей жизни стало остановить движение руки, которую неудержимо тянуло к оружию. Я до боли стиснул пальцами колено, а в следующую секунду Его Величество моргнул и все пропало. Время понеслось вскачь, вернулись краски, звуки нахлынули с новой силой. Двигаясь, словно во сне, я встал и вместе с отцом вернулся на наше место в процессии. Единственный раз в жизни я был рад, что в Совете Графств так много заседателей — к тому моменту, когда последний из графов предстал перед королем, я вполне совладал с собой и пытался сообразить, как выглядело со стороны мое поведение. Самым разумным было сделать вид, что ничего не произошло.
Так я и поступил, сосредоточившись на созерцании уродливых доспехов, стерегущих штандарт королевской династии.
Но у всего, даже у сантаррских церемоний, бывает конец. Второй раз взревели фанфары и, окруженный плотным кольцом черно-золотых мундиров Королевской Стражи, Его Величество Родерик III величественно покинул тронный зал.
Не я один вздохнул с облегчением. Публика заметно оживилась и потянулась к выходу: с традициями было покончено, впереди была самая приятная часть вечера — торжественный ужин и бал. К моей потаенной радости, Его Величество на банкете не присутствовал. Внезапное недомогание короля обсуждалось гостями ровно тридцать секунд, потом в зал вплыло первое блюдо с запеченной дичью, и все разговоры сосредоточились на успехах королевского повара. Отец с некоторой задумчивостью рассматривал пустующее кресло монарха, похоже, он не находил объяснения происходящему. Я и сам чувствовал себя неважно — так, словно после двух часов упражнений с мечом едва не пропустил выпад в сердце. Но, в отличие от короля, возможности тихо исчезнуть у меня не было.
Среди гостей царило веселое оживление. На хорах играла музыка, за столом шла непринужденная беседа, мне в соседи досталась девица Маргарет Сатерлин, как я подозревал, не случайно. Впрочем, леди Маргарет умела вести непринужденную беседу, так что очень скоро я расслабился и начал наслаждаться ее обществом.
Музыка заиграла быстрее, начинался бал. Особого протокола для данного случая не было и поэтому желающие размяться, в основном из молодежи, просто пристраивались к веренице пар, изящно скользящих в фигурах менуэта. Я поклонился леди Маргарет, она ослепительно улыбнулась в ответ и мы вышли на вощеный паркет, сопровождаемые звуками оркестра и поощрительными взглядами моего отца.
Вокруг грациозно кружились танцующие пары, горели сотни свечей, леди Маргарет улыбалась мне и я улыбался в ответ. Вечер походил на волшебную иллюзию, чудесный сон, легкое белое вино неожиданно сильно ударило мне в голову и с моими чувствами творилось что-то странное. Я отчетливо слышал приглушенные разговоры гостей за столом, шорох туфель по паркету, мягкий перезвон хрустальных подвесок в люстрах. Мне чудилось то, чего не было, например — запах болеутоляющего бальзама, которым мастер Горич любил пользовать меня в детстве. Забавно, черт возьми!
Весь вечер я развлекал леди Маргарет, это было приятно и необременительно. Она чем-то напомнила мне девушку-циркачку, наверное, выражением глаз, правда у нее глаза были серые, а не карие. Вдыхая аромат ее духов, я почти убедил себя, что странный взгляд короля мне померещился.
Ну, просто галлюцинация такая и все.
Скрюченные обожженные пальцы отпустили хрустальный шар, где, в теплом сиянии свечей, продолжали кружиться танцующие пары, и видение исчезло.
От напряжения струпья треснули и выступила сукровица. Скривившись, Королевский Маг стал обматывать руки пропитанными бальзамом бинтами. Нанесенные магией раны заживают медленно, а он, как назло, не мог обратиться за помощью. Мирандос сел, ожидая, когда пройдут последствия магического транса. За стенами башни оглушительно стрекотали сверчки. Бальзам унял боль, мысли мага потекли спокойней.
Итак, они здесь, оба! Это упростит задачу, хотя не ясно, почему его заклинания поиска упорно не желали срабатывать. Возможно, в их доме установлена магическая защита, Фернадос часто наведывается туда, он мог это устроить, но теперь эти уловки им не помогут.