– Хочешь сказать, что эти малютки и есть носители Доминиона? – быстро спросил Дрейк.
– Ну, не эти конкретно. Эти уже слишком давно мертвы. Но живые улитки являются носителями целого букета вирусов, и Ученые специально отбирали и выделяли наиболее смертоносные виды. Выделив нужные, они модифицировали их в лабораториях, превращая в активные агенты инфекции.
Дрейк кивнул:
– Упакованы и готовы к отправке в Верхоземье… В подарок нам… Я прав?
– Да. Ученые сделали из них мины замедленного действия. Бактериологическое оружие.
Несколько секунд Дрейк смотрел на бутылочки со странной смесью восхищения и отвращения.
– Значит, это и есть маленькие убийцы человечества… – Глаза его внезапно вспыхнули: – А если мы уничтожим их, стигийцы лишатся источника патогенных вирусов?
Эдди кивнул, но выражение лица у него стало скептическим.
– Вечный город очень велик. Уничтожить их всех – непосильная задача.
– Но не невозможная… особенно если ты совершенно случайно знаком с классным биохимиком, специализирующимся на пестицидах…
* * *Честер жалобно застонал, чувствуя, как в запястья впились тонкие прочные веревки. Попытался пошевелить пальцами, разогнать кровь. У него затекло все – он был связан таким образом, что колени оказались плотно притянуты друг к другу. Потом, поняв тщетность своих усилий, он замер, пытаясь сообразить, чего ему хочется больше – зарыдать или разразиться проклятиями в адрес Марты. Выбрал второе и сразу почувствовал себя лучше.
– ТЫ! ИДИОТКА! ГЛУПАЯ! СТАРАЯ! КОРОВА!!! – завопил он изо всех сил. – ТЫ ДЕРЖИШЬ МЕНЯ ЗДЕСЬ УЖЕ ЦЕЛУЮ ВЕЧНОСТЬ! ВЫПУСТИ МЕНЯ!!!
В тишине от собственных воплей зазвенело в ушах. Честер тщетно прислушивался в ожидании ответа. Тишина.
– О Господи… – Честер в отчаянии уставился на узкую полоску света, пробивающуюся под дверь большого старинного буфета, в котором заперла его Марта. – Гарри Поттер, теперь я знаю, через что тебе пришлось пройти!
Нахлынули воспоминания о том, какой была его жизнь совсем недавно… с мамой и папой… любимыми книгами… чудесным домом… играми на «плейстейшен»… ни страха, ни неожиданностей, все спокойно и предсказуемо…
За последний год он прошел такой долгий путь: прошагал сотни, если не тысячи километров по самым темным и жутким подземным глубинам. И вернулся только для того, чтобы… оказаться в таком положении? Он вспомнил их с Мартой последний обед в заброшенном убежище. Тогда его переполняли надежда и оптимизм, несмотря на все ее причитания…
Почему все пошло не так?
Честер силился очнуться от кошмара.
Чем я это заслужил?
Но кошмар не был сном. Он был реальностью.
Неужели никто меня не спасет?
Он застонал от отчаяния.
Он должен был предвидеть такой поворот событий, еще когда доктор Берроуз, Уилл и Эллиот спускались в Дымящую Джин. Уже тогда в поведении Марты были заметны странные изменения. Она вела себя очень подозрительно: постоянно крутилась вокруг него, норовя накормить своей кошмарной стряпней… А хуже всего то, что она все время пыталась прикоснуться к нему, потрогать, обнять в своей дикой манере, напоминающей жуткую пародию на материнские объятия.
– Чертова старуха! – вздрогнув от воспоминаний, пробормотал Честер.
За дверью послышалось негромкое шуршание, и Честер понял, что Марта совсем рядом.
После того как она застала его за попыткой позвонить по телефону и врезала по голове, он пролежал без сознания в буфете достаточно долго, потом наконец-то очнулся. Но из буфета он так и не вышел… Марта сделала его своим пленником, и Честер понятия не имел, сколько прошло дней или, может быть, недель. Она выпускала его лишь на несколько минут, чтобы он мог немного размяться. Впрочем, разминка была относительной и очень болезненной, поскольку руки ему она оставляла связанными.
Сначала он пытался уговорить ее развязать его. Она только трясла головой.
«Это для твоего же блага!» – вот и весь ее ответ, который она повторяла и повторяла. Тик на левом глазу Марты усилился, и теперь казалось, что она постоянно подмигивает Честеру, как будто предлагая вместе порадоваться удачной шутке. Только вот смешного ничего в его положении не наблюдалось. Он был связан безумной старухой, которая – Честер не сомневался в этом – не задумываясь пырнет его ножом под предлогом, что это «для его же блага».
Теперь, лежа в темном буфете, он слышал каждый, даже самый слабый звук. Все звуки снаружи теперь были для него отчетливыми и ясными. Вот сейчас, например, у Честера не возникало сомнений, что Марта сидит на полу, по обыкновению вытянув жирные ноги. Честер практически видел, как она сидит с арбалетом на коленях и здоровенным ножом в руках. Ни дать ни взять, безумная тетушка из фильма ужасов. Только вот это не кино…
Честеру хотелось домой. Все в нем вопило, визжало и рыдало: он больше не мог находиться в таком положении и потому снова принялся орать изо всех сил.
Не умолкая ни на секунду, он перекатился ближе к дверце и принялся биться об нее головой, обезумев от отчаяния.
– ЭЙ, ЧЁРТОВА ДУРА!!!! Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ ЗДЕСЬ!!! НЕМЕДЛЕННО ВЫПУСТИ МЕНЯ!!!
Неожиданно дверь щелкнула и открылась. Честер уставился на пару отекших ног. На пороге стояла грузная женщина с огненно-рыжими волосами, одетая в свое обычное тряпье.
– Тихо, тихо, мой хороший, не мучай себя так! – хрипло проворковала она, глаз при этом бешено дергался, как будто в бешеном танце…
Но Честер был так зол, что ему было не до разглядывания Марты. Едва она шагнула к нему, он перекатился вперед и с силой ударил головой в коленку.
– Я ХОЧУ УВИДЕТЬ МОИХ МАМУ И ПАПУ!!! ОТПУСТИ МЕНЯ ДОМОЙ!!! НЕ СМЕЙ ДЕРЖАТЬ МЕНЯ СИЛОЙ!!!
– Глупый мальчик. Совершенно незачем так вопить, я и есть твоя семья, малыш! – С этими словами она отшвырнула его обратно в буфет. – Марта позаботится о тебе, а не какие-то там нечестивые верхоземцы.
С этими словами она достала грязную желтую тряпку и попыталась заткнуть ему рот.
Честер сперва подумал, что она собирается задушить его, и рванулся изо всех сил. Но разве мог он, связанный, лежащий внутри тесного буфета, сопротивляться всерьез?..
– О-О-О!!! ГАДИНА!!! – успел лишь выкрикнуть Честер.
Тогда она ударила его по лицу… неожиданно, сильно. Он вскрикнул, но не от боли, а от шока, вызванного тем, что она сделала.
– Глупый, глупый мальчик… – тихо проворковала Марта, все еще зажимая тряпкой его рот. – Здесь вокруг никого нет, тебя никто не услышит, и ты не должен так надрывать горло…
Она говорила с ним, словно с непослушным напроказившим щенком.
Силы оставили Честера, он перестал сопротивляться и кричать. Оставаясь все такой же спокойной, Марта убрала тряпку. Честер с ужасом увидел, как она вытащила из складок одежды свой огромный нож.
– Если ты и дальше намерен так себя вести, я отрежу тебе язык. Ты действительно хочешь, чтобы я это сделала?
Честер в ужасе стиснул зубы и отчаянно замотал головой, мыча и со страхом глядя на Марту. Она прищурилась, и на мгновение ее лицо приобрело отсутствующее выражение, словно она выслушивала инструкции от кого-то невидимого. Затем к ней вернулся более осмысленный вид, и она заговорила:
– Если ты хочешь, чтобы все было хорошо, просто делай то, что говорит тебе старая добрая Марта.
Оцепенев от страха, Честер таращился на нее, по его щекам бежали слезы. Марта ласково взъерошила ему волосы, провела по щеке своими заскорузлыми короткими пальцами. Он не посмел даже попытаться увернуться от этого омерзительного прикосновения.
Склонившись над ним, она улыбнулась так, словно ничего не произошло, но глаз при этом дергался так, словно хотел выскочить из глазницы.
– Марта присмотрит за тобой. Марта всегда будет с тобой… Всегда… и навсегда.
Она вытерла его слезы грязным пальцем.
Глава 8
Врач что-то бубнил себе под нос, и это был единственный звук в комнате… не считая тиканья старинных часов в углу.
Он склонился над миссис Берроуз и направил ей в глаз яркий луч медицинского фонарика. Выражение его лица при этом было… не слишком обнадеживающее. Однако вдруг он прервал свое мычание, и в его глазах блеснуло иное выражение. Его даже можно было назвать лучиком надежды.
– Ах вот как?.. Ну да… да, пожалуй…
Однако еще через пару секунд он разочарованно опустил фонарик.
– Мне показалось, я заметил сокращение зрачка… реакцию на свет, но, вероятно, ошибся.
Врач взял из чемоданчика булавку и поднял запястье миссис Берроуз. Несколько раз вонзил острие в бледную ладонь. Затем проделал то же самое с кончиками пальцев, и на них выступили капельки крови. Все это время он неотрывно смотрел в лицо миссис Берроуз, ожидая увидеть хоть какую-то реакцию.
– Ничего… – пробормотал он и закончил осмотр, вонзив булавку в тыльную сторону кисти женщины и оставив ее там.
Это показалось излишним даже Второму Офицеру, но он счел, что будет более благоразумным промолчать.
Отступив на шаг, врач скорчил гримасу.
– Все, как я и предполагал, – никаких улучшений.
Седобородый пожилой человек, врач, был одет в черный приталенный сюртук, из-под которого выглядывала несвежая сорочка, мало чем отличающаяся по цвету от бороды… Манишку «украшали» подозрительные пятна, очень напоминавшие засохшую кровь. Он начал мурлыкать что-то себе под нос, убирая в чемоданчик термометр, молоточки и прочие инструменты. Судя по всему, осмотр был окончательно завершен. Второй Офицер помялся на месте, половицы заскрипели под его немалым весом. На все манипуляции врача он смотрел довольно бесстрастно – так собака могла бы наблюдать за карточными фокусами.
– Можно ли сделать для нее что-нибудь еще? – спросил он, глядя на бесчувственное тело миссис Берроуз.
В больничную палату была превращена обычная гостиная, кровать женщины стояла в углу. Сама пациентка полулежала в древнем инвалидном кресле на трех колесиках.
Старинные часы продолжали мерно тикать, врач спрятал в чемоданчик стетоскоп и защелкнул замок. Он по-прежнему молчал.
Затем он отставил чемоданчик, засунул руки в карманы и принял позу докладчика на кафедре.
– Можно ли сделать больше, чем уже сделано для этого пациента? – вопросил он, глядя на миссис Берроуз.
В уголке рта женщины скопилась густая слюна, теперь она тонкой струйкой тянулась по подбородку на грудь.
– Что ж, мы можем сказать наверняка: пациент находится в достаточно комфортной обстановке, и продолжать колоть препарат «Пинкам» дважды в день. – Врач задумчиво смотрел на струйку слюны и мокрое пятно на груди женщины. Ситцевая бесформенная рубашка была ей сильно велика. Врач вздохнул и повернулся ко Второму Офицеру.
– Я могу выписать рецепт.
– Нет, у нас осталось еще несколько пузырьков, – ответил Второй Офицер.
– Очень хорошо. Вот счет за мои услуги. Оплатите, когда сможете.
Врач вынул из кармана листок бумаги и протянул Второму Офицеру. Тот уже собирался посмотреть счет, когда из коридора донеслось многозначительное покашливание – там притаились мать и сестра Второго Офицера. Офицер взглянул на них через открытую дверь. Врач видеть женщин не мог, и они принялись отчаянно жестикулировать, призывая Офицера задать тот вопрос, которого он пока избегал. Мужчина прочистил горло.
– Доктор, она все еще жива… Уже столько времени прошло, и ей столько пришлось вынести… Как вы думаете, она когда-нибудь почувствует себя… лучше?
Врач задумчиво поскреб бороду.
– Вообще-то это чудо, что пациентка жива, честно говоря. Но факты – упрямая вещь. Если пациент дышит самостоятельно, есть шанс восстановления и остальных функций. У нее отсутствуют практически все рефлексы, ее нервные окончания не реагируют на раздражители… – Врач нахмурился, словно то, что он собирался сказать, было невыносимо трудно. – Я признаю, что вы совершили в высшей степени гуманный поступок, принеся ее сюда. Но, возможно, еще гуманнее было бы дать ей спокойно умереть…
– Я не мог просто оставить ее умирать, – ответил Офицер. – С ней и так уже слишком много сделали…
Врач понимающе кивнул.
– Все так, но иногда нужно дать матери-природе самой решить, жить или умирать ее чадам. Вы говорили, что ее пытали во много раз интенсивнее, чем вам приходилось видеть до этого?
– Да. Ее пытали Темным Светом семь раз подряд.
– Вы лучше других должны понимать, что изменения в мозге могли стать необратимыми. Темный Свет выжег разум этой женщины. Это похоже на то, как если бы… как вам объяснить… – Врач замешкался, подыскивая подходящую аналогию, затем вскинул указательный палец вверх: – Как если бы из стручка вылущили весь горох.
Второй Офицер озадаченно нахмурился. Врач как ни в чем не бывало продолжал:
– Да, именно так. Сознание пациента было хорошенько вылущено, мозги промыты. А горошины обратно в стручок не засунешь, и по новой они не вырастут. Неважно, насколько сильна она была раньше, прежней она уже не будет никогда.
– Горошины не вырастут… – Судя по голосу, Второй Офицер понял врача и теперь грустно смотрел на миссис Берроуз. – Да, у нее была сильная воя. Она одна выступила против целой преисподней. Доктор…
Он неожиданно взял врача за локоть:
– Доктор, мне нужна ваша помощь. Я в отчаянии. Если бы вы были на моем месте, что бы вы предприняли?
– Отдал бы ее обратно стигийцам, – коротко ответил врач, выдергивая руку.
Он схватил чемоданчик и шляпу и торопливо вышел из комнаты, затем также поспешно миновал холл и прихожую, поприветствовав женщин коротким кивком. Надел шляпу и покинул дом так быстро, что женщины изумленно уставились ему вслед.
– Бежал, как с пожара! Быстрее просто невозможно, – прокомментировала старшая из женщин, запирая входную дверь. – Он считает верхоземку дохлой уткой.
– Ма, она не… – Офицер в замешательстве повернулся к сестре, чувствуя в голосе матери неодобрение. – Элиза, я просто делаю то, что…
– Что именно ты делаешь, позволь узнать? – резко прервала его сестра. – Он был нашим семейным доктором на протяжении многих лет, он принимал нас с тобой, когда мы только пришли в этот мир, но теперь он явно хочет умыть руки и забыть о нас! И можешь ли ты его за это осуждать? Ты сделал из семьи посмешище!
Второй Офицер дернулся, как от пощечины, и коротко втянул воздух.
Однако Элиза была безжалостна и не собиралась уступать. Бледно-голубые глаза, широкое лицо, матово-белая кожа и почти белые волосы, стянутые в тугой пучок, – она была типичной женщиной Колонии. Так же, как и сам Офицер был типичным мужчиной – рыхлым, крупным, с редкими волосами и невыразительным лицом…
Разумеется, они всегда гордились своим происхождением, тем, что принадлежали к клану Избранных – тех вольных работников, кого три века назад позвал под землю сам сэр Габриэль Мартино.
Второй Офицер и его семья были очень уважаемыми членами общины и всегда подчинялись стигийскому режиму, потому обманывать их было еще более противно его натуре. Однако сейчас желание помочь верхоземке победило все остальные чувства и привычки, возобладало над чувством долга, и три человека в одно мгновение превратились в изгоев собственной общины. И все трое об этом знали.
– Элиза, у доктора много дел, – попытался возразить сестре Второй Офицер. – Может быть, у него срочный вызов.
– Ага, конечно, а мои лучшие друзья – грибы! – презрительно фыркнула Элиза.
– Загнал нас в ловушку, сынок? – злобно поинтересовалась мать.
Они с Элизой уставились на Второго Офицера с вызовом, и единственное, что он смог сделать, – это вернуться в гостиную. Но мать не унималась.
– Посмотри на нее! Ей никогда не станет лучше! Мне в моем возрасте уже трудно подтирать за ней, стирать ее тряпки и пытаться впихнуть пищу ей в глотку. А теперь еще и этот счет! О чем ты думаешь, сын?!
Элиза подхватила атаку матери.
– А языки ведь на привязь не посадишь! Люди хотят знать, что заставило тебя приволочь в родной дом полудохлую верхоземку, одну из этих нечестивых грешниц, которых мы знать не знали со времен Древних! Я тебя спрашиваю!