– Здесь вы ошибаетесь, друг мой. – Леди отставила в сторону флакон с мазью и взялась за распаренную над миской с горячей водой полосу белой ткани. – Потерпите, сейчас будет больно…
Сегренальд сжал зубы, чтобы не закричать, когда она стала медленно оборачивать его руки повязками.
– Насколько я знаю Танкреда, – продолжала Софи, – он всегда очень последователен в своих мерзостях. Для того, кто не ведает о том, что движет Змеем, его действия, наверное, могут показаться спонтанными, но поверьте – все это напускное. Каждый его шаг, любой ненароком брошенный взгляд, каждая вспышка якобы гнева – лишь часть очередного злодейского плана, который он претворяет в жизнь.
– Вы рисуете его этаким всезнающим и наделенным безграничной мудростью демоном. – Маркиз усмехнулся невеселой улыбкой – порой он и сам считал точно так же, чего скрывать. – Но он все-таки человек и, как и любой человек, способен разгневаться, сказать лишнее, ошибиться. Он не всесилен, Софи! Он всего лишь… Ааааа!
Кузина барона закончила обматывать бинты вокруг его обожженных кистей и крепко затянула узлы на ткани:
– Ну-ну, мой хороший, потерпите чуть-чуть. Еще немного, и все…
Леди ушла в себя, погрузившись в воспоминания, – с ней это часто случалось. В эти мгновения она казалась окружающим мертвой куклой, не осознающей ничего кругом, будто душа ее покинула тело и устремилась прочь, туда, где плещутся волны забвения, подтачивающие берега воспоминаний. Вот и сейчас, пока руки сами заканчивали свою работу, ее и без того бледное лицо стало походить на тень: зрачки остановились, веки перестали моргать, лишь губы тихо-тихо шептали на одном дыхании:
– Знаете, я ведь тоже когда-то считала его простым человеком, тоже, наивная, думала, что сумею перехитрить Танкреда Бремера, обвести его вокруг пальца. Нальди, меня выдали замуж, когда мне было всего пятнадцать, я очень боялась – еще бы, супруг был старше на целых двадцать лет. Но мой Патрик, да присмотрит за ним милосердный Хранн в Краю-Откуда-Не-Возвращаются, оказался добрым, заботливым и любящим мужем. Сноббери, они все такие – настоящие рыцари. Я испытывала к Патрику истинное чувство, и он относился ко мне как к величайшей в мире драгоценности, в его обществе я чувствовала себя истинной леди. Не то что здесь, в Бренхолле, где мужчины доведены до положения безропотных слуг, а женщины, все до одной, уподобились рыночным торговкам, готовым выцарапать друг дружке глаза в попытках урвать себе хоть немного житейского счастья.
– Вы не слишком добры к своей семье, – заметил маркиз. – Под сводами Бренхолла есть достойные леди и благородные мужи…
– Полноте, Нальди, какая семья?! Эти голодные крысы, что начинают грызть друг друга, стоит им только почувствовать тень угрозы? Или же злобные коты, стерегущие этих самых крыс? За редким исключением. – Софи яростно сжала кулачки, отведя взгляд в сторону. – Нет, только там, в Реггере, у меня была семья, как и то, что зовется счастьем. Лили и Сеймус, наши с Патриком дети, – тому подтверждение. Но даже там, в самый счастливый час, засыпая рядом с мужем и колыбелью, я всегда чувствовала на себе этот жуткий взгляд – я знала: мой демон неотступно следит за мной, он видит каждый мой шаг, слышит малейшее дыхание и даже биение сердца. Он, словно скупой ростовщик, подсчитывает все те крупицы добра, что мне достались, чтобы после заставить меня заплатить за все с избытком. Я еще глупо надеялась, что все обойдется, что он не достанет ни меня, ни детей за стенами замка, полного солдат моего мужа. Как же я ошибалась! Как же ошибалась!
– Софи, не плачьте, не надо. – Сегренальд неловко попытался обнять ее забинтованной рукой за плечи, понимая, что быстро успокоить собеседницу ему не удастся – каждый раз, когда та вспоминала о покойном муже, это заканчивалось долгими рыданиями, в том числе и у него на плече. – Мы выстоим, моя храбрая Софи. Мы защитим от него наших детей.
Тут дверь в комнату неожиданно открылась, и оба собеседника вздрогнули от испуга – кто бы ни вошел, он точно слышал обрывок их разговора, а значит, все сказанное непременно дойдет до Танкреда, так уж было заведено в Бренхолле. В первый миг Сегренальд Луазар невольно спрятал под камзол перевязанные кисти – ему совсем не хотелось лишний раз показывать кому бы то ни было свою слабость.
В комнату, шелестя подолом платья, прошествовала леди Кэтрин, исполнявшая в семействе Бремеров роль няньки, и заговорщики облегченно перевели дух. Все знали, что в семейных интригах и кознях супруга лорда Конора Бремера, брата Софи, никогда не принимала участия, являя собой незыблемый нейтралитет и сомкнутые уста во всем, что не затрагивало интересов младших членов рода и их воспитания. Это была сухощавая, бойкая и вечно куда-то спешащая дама лет сорока. Она носила строгие одежды, подчеркивающие ее неприязнь к различным вольностям и распущенности, и сейчас была облачена в темно-фиолетовое, цвета чернил, платье с вышивкой в виде цветов по подолу и на облегающих рукавах. Черные волосы Кэтрин были собраны вместе и сходились в высокую прическу. Лицо леди было узким и немного напоминало острие ножа: пронзительный взгляд черных глаз, тонкий нос и неизменно хмурое выражение.
– Вас не слышал только призрак с чердака над башней Марго! – Казалось, что строго поджатые тонкие губы даже не шевельнулись, когда она произнесла это. Присутствие леди Кэтрин заставляло даже взрослых людей чувствовать себя маленькими провинившимися детьми. – Еще остались, оказывается, глупые птички, беззаботно воркующие под крышей Бренхолла.
– Кэтрин, как я рада, что это ты! – Софи успокоилась, но сердце еще бешено колотилось от пережитого испуга. – Я уже думала, я думала…
– А вот не нужно радоваться, Софи. Поскольку я не буду молчать и скажу вам все, что думаю. – Леди Кэтрин, подобно стремительному вихрю, пронеслась к открытому окну и притворила створки – страдая от болей в спине, она терпеть не могла сквозняки. Тем более окно в ее понимании было очередным ухом, которое впитывает в себя все, что из него вылетает. – Быть может, хватит?! Оставьте уже эти свои исповеди друг другу – однажды закончится все тем, что кто-нибудь услышит, и каждого из вас лишат детей. Этого добиваетесь?
– Мы же знаем, вы нас не выдадите, Кэти. – Сегренальд вымученно улыбнулся ей.
– Так это правду говорят? – Леди Кэтрин уперла руки в бока с таким видом, будто маркиз Луазар не выполнил дополнительное задание по наукам или музицированию. – Он что, действительно вас чуть не убил?
– Преувеличивают, как и всегда, – скривившись от боли, ответил маркиз.
– Нальди, не глупите, – нахмурилась Софи, – это же Кэти. Ей вы можете доверять…
– Все настолько плохо? – Леди Кэтрин взглянула на золовку.
Та только кивнула, оторвав полный участия взгляд от маркиза:
– Да он едва сдерживает себя, чтобы не взвыть на весь замок. Уж я-то знаю.
– Софи, прошу, не нужно. – Сегренальд нахмурился.
– Что? Не нужно?! – Казалось, самообладание совершенно оставило леди. – Не нужно что?! Послушайте, до каких пор мы будем терпеть это?! Сколько еще будем принимать как должное и закрывать глаза на подобные выходки?! Сколько еще слез нужно пролить, сколько боли вынести, скольких мужей похоронить, чтобы хоть кто-нибудь из обитающих в этом замке сказал «хватит»?! Если у здешних мужчин недостает смелости, может быть, мне самой пора взять в руки кинжал и вонзить его куда следует?!
– Софи, не нужно, вы только сделаете хуже, – тихо попросил маркиз.
Конечно же, он знал, что она ничего не предпримет. И что самое обидное, Танкред тоже отлично это знал, прекрасно представляя, чего можно ожидать от его вспыльчивой и малахольной кузины. Огненный Змей до поры терпит ненавидящую его родственницу. Пока не пристроит ее детей, возможно. Пустая и бессильная кукла с вырывающимися изредка на свободу вспышками безумия – вот что такое в его понимании леди Софи. Покричит, как и всегда, может, даже отправится в кабинет Танкреда, Логово Змея, и устроит там истерику, после чего слуги отволокут бедняжку в ее комнату и запрут на пару дней по приказу барона, как это уже не раз бывало. А Кэтрин… Та еще больше его боится. Старший Бремер без труда держит с виду независимую и своевольную жену лорда Конора на привязи: дети – вот ключи от замков на ее кандалах. Она никогда ничего не сделает против воли Змея, опасаясь, что пострадают младшие. У Танкреда для каждого члена рода Бремеров выкован свой цепной поводок, и Сегренальд с обреченностью понимал, что его собственный должен был вот-вот появиться на свет.
К сожалению, других союзников в замке у него нет: от остальных родственников лучше и вовсе держаться подальше – выдадут и не постесняются. Конечно же, женщины ни в чем не виноваты. Если бы… Если бы только он, Сегренальд, хоть как-то мог поквитаться с их демоном, если бы ему хоть на секунду представилась такая возможность, он не преминул бы использовать свой шанс. Даже если это стоило бы ему собственной жизни – плевать. Жизнь его еще не родившегося ребенка, которого носит Луиза, в тысячу крат дороже.
– Подумай о детях, дорогая, – поддержала маркиза Кэтрин. – Танкред не пощадит их, если ты что-нибудь попытаешься ему сделать. Он и так уже искоса поглядывает на Сеймуса, и, смею заметить, это весьма дурной знак.
– Хранн Милосердный! Синена Заступница! Сеймус! – Безутешная Софи снова ударилась в рыдания. – Мой бедный, несчастный Сеймус! А Лили? Кэти, милая! Ей же уже пятнадцать! Даже подумать страшно! Ровно столько же, сколько было и мне, когда…
– Хватит реветь, дуреха. Зачем лить слезы, если ты все равно ничего не сделаешь? – Леди Кэтрин даже зажала плачущей родственнице рот своей тонкой ладонью. Но слова ее вовсе не успокоили Софи – они показались ей ужасными. Должно быть, от той безжалостности в ее голосе, а может, и из-за их правдивости. – Если Танкред уже решил что-то, то так и будет, уж поверь мне, и ты ему никак не воспротивишься. Так зачем мучить себя понапрасну. Нужно смириться и жить дальше…
– Ну и черства же у тебя душа, Кэти! – Софи гневно сорвала ее руку со своего лица и отстранилась.
На миг показалось, будто что-то так ужалило Кэтрин, что она вздрогнула всем телом. В первую секунду ее глаза подернулись яростью, смешанной с болью, но в следующее мгновение эта неожиданная вспышка исчезла. Леди вновь представляла собой образец непоколебимости и каменного спокойствия.
– Пусть так, милая Софи, – согласилась она, и голос ее был столь же жестким, как удары по щекам плашмя холодным клинком. – Но при этом я прекрасно отдаю себе отчет в происходящем и умею себя сдерживать. И не бегаю ночами по коридорам в отличие от тебя, непрестанно зовущей своего покойного Патрика.
Софи не ответила, взгляд ее теперь был направлен куда-то мимо обвинительницы. То ли она глядела на дверь за ее спиной, то ли сквозь нее. Глаза вдовы опустели, а лицо утратило любой признак эмоций. Она вновь ушла в себя, погрузившись внутрь собственного сознания, точно в глубокий пруд. Ее внезапные вспышки отчуждения стали уже привычными для всех жителей Бренхолла. И это была одна из причин, почему безумную кузину барона никто не воспринимал всерьез. Даже родные дети относились к ней снисходительно. «А что с мамой?» – спрашивали они. «Мама больна», – отвечали им.
– Ну вот, опять, – мрачно констатировала леди Кэтрин и подошла к золовке.
Маркиз поднялся и помог ей уложить Софи на кровать. Самое верное сейчас было оставить бедняжку на какое-то время в ее комнате. Вскоре она снова придет в себя, будто ничего и не случилось.
– Кэти, поглядите, какая красивая птица за окном. – Забинтованной рукой Сегренальд указал на бьющуюся в прикрытые витражные створки птаху. – Совсем как ласточка, но перышки такие синие, будто кусочек неба погожим летним днем. Да это же мартлет!
– Мартлет? – удивилась Кэтрин. Конечно же, она сама не раз читала детям высокопарные старые баллады о храбрых рыцарях, прекрасных дамах и волшебных птицах без лапок, которые спят прямо посреди облаков, не опускаясь на ветки, как прочие птахи, и появляются там, где вскоре должен пролиться дождь. Но вот увидеть такое чудо воочию… – Мартлет – к дождю… – Она вспомнила старинную поговорку.
– Не только. – Голубые глаза маркиза сверкнули какой-то бессильной яростью, но в то же время и странной, безумной надеждой. – Еще он приносит беды… беды хозяину дома, над которым кружит…
* * *Танкред Бремер спускался все ниже и ниже в гнетущую полутьму узкой винтовой лестницы дозорной башни. Длинная мантия время от времени цеплялась за торчащие кривые плиты, мешая идти, тогда Огненный Змей ругался вполголоса, чихвостя криворуких зодчих, возводивших это сооружение, но проклятия барона не могли бы вызвать у неведомых строителей даже слабенький насморк – башню заложили еще при прадеде Танкреда, князе Эрике. Это походящее на огромное веретено каменное строение призвано было исполнять дозорные функции – на самой его вершине располагалась вместительная смотровая площадка, где постоянно караулили двое стражников, наблюдая за окрестностями замка в увеличительные смотровые трубы. Также там находился колокол набата. Поскольку объект был стратегически важный, у входа в башню всегда стояла охрана, и посторонних внутрь не пускали.
При этом мало кто догадывался, что у башни есть и еще одно предназначение, тайное. Здесь была тюрьма. Самая таинственная из темниц Бренхолла, о ее существовании знали лишь немногие посвященные, а об узниках, сидящих в ней, – лишь только Танкред Бремер да его личный слуга Харнет. Даже братья нынешнего барона ведать не ведали о том, кто заточен в подземельях под дозорной башней Бренхолла. С давних пор это было владение Танкреда, его персональная вотчина. Ходили слухи, что Огненный Змей хранит здесь свои самые важные колдовские секреты, и любой, кто посмеет войти в святая святых, будет мгновенно испепелен чудовищной силы охранным заклятием, которое Танкред наложил на вход в подземелье. Впрочем, среди этих намеренно распущенных и непомерно раздутых слухов была некоторая доля правды – смертельно опасное заклятие там действительно было.
Наконец долгий спуск в темноту завершился, барон прошествовал по узкому пологому коридору. Факелы, развешенные в специальных кольцах, тут же сами собой вспыхнули и зачадили, едва Огненный Змей оказался рядом. В какой-то миг Танкред остановился напротив одной из массивных железных дверей, что были расположены по обеим сторонам коридора.
– Carpere. – Как только слова заклятия слетели с губ, нужная дверь осветилась изнутри – из узкой щели над порогом просочилось багровое сияние. – Carpere Clave.
Раздался щелчок, ему воспоследовал скрежет незримых засовов, и подземелье наполнилось жутким плачущим визгом металла, поцеловавшего металл. Через мгновение дверь начала открываться. Теперь оставалось самое сложное, то, что было заготовлено для излишне любопытных заезжих магов, если бы один из них отважился сунуться, куда не просят.
– Carpere Clave. – Волшебник слегка придержал дыхание, подготавливая финальное заклятие. – Afferre mortem de visitator molestus! [1]Магическое свечение тут же исчезло. Танкред толкнул дверь, и та с легкостью распахнулась. Затхлый воздух каземата сопровождался вонью тления – подземелье дышало смертью, словно старый откопанный гроб. Лицо барона скривилось от отвращения. Из камеры на него взглянула непроглядная тьма, яростно горящая парой зловещих янтарно-желтых глаз.
– Ты пришшшел…
– Пришел. – Барон сделал быстрый пасс, словно перебирая пальцами подол легкой текучей драпировки, и зажег перед собой на ладони огненный шар.
Магическое пламя сбросило завесу тьмы, явив взору огромную пятиконечную звезду-печать, заключенную в три круга с извилистыми символами утерянного языка в ключевых точках и сопряжениях линий. Это была печать-ловушка, призванная удерживать внутри сгорбленную человеческую фигуру, сжавшуюся на самом ее краю в дальнем углу подземелья. Черные волосы наливались смолью и были столь длинны, что узник мог бы закутаться в них, словно в плащ. Он казался высохшим, словно обтянутый серой сморщенной кожей скелет, и только взгляд, исполненный злобы, ярости и неукротимого голода, был по-прежнему полон жизни.
– Сотня и пять десятков кромешных ночей… И столько же холодных черных дней ты не приходил… – Мягкий, как бархатная подушка, и совсем не вяжущийся с внешним видом говорившего голос ни в чем не упрекал, просто констатировал данность. – Зачем сегодня я стал тебе нужен?