Тирцель передернул плечами и нетерпеливо вздохнул.
— Я вообще не понимаю, к чему это, мы же собирались поговорить о Нигеле, — сказал он. — У него повышенная чувствительность, и я полагаю, он просто выбрал такую позицию, чтобы уменьшить возможность несовпадений. Или Келсон велел ему. Тебе ведь наверняка не понравилось бы, если бы тебе мешали во время ритуала.
— Спасибо, что заставляешь нас вернуться к основной теме, — сказал Баррет.
— И за то, что ты воздержался на этот раз от своей обычной манеры высказываться, — добавила Вивьен. — Денис, ты можешь сказать что-то еще о реакции Нигеля?
Арилан покачал головой.
— Боюсь, очень немного. Как и планировалось, мы с Ричендой провели настройку как посредники на втором уровне — и то, что нам позволено было увидеть, вполне совпало с тем, чего я ожидал. — Он задумчиво сморщил лоб. — Естественно, я не могу изложить вам детали реального процесса.
— Естественно, — цинично бросила Вивьен. — Он связал тебя клятвой.
— Он бы упал в моих глазах, если бы не сделал этого.
— Молись всем богам, каких только знаешь, чтобы тебе никогда не пришлось выбирать между твоими обетами, — пробормотала Кайри. — Сейчас мы можем согласиться с твоим утверждением, что на этот раз все сделано должным образом, но если окажется, что это не так, — не думаю, чтобы мне хотелось оказаться на твоем месте.
— К счастью для всех нас, — холодно произнес Арилан, — никому из вас не придется когда-либо беспокоиться из-за такой возможности. — Он сел поудобнее и вздохнул. — У нас сегодня есть еще какие-то вопросы, или я могу пойти домой и лечь спать? Должен признать, управляться с семнадцатилетним королем — нелегкое дело, даже если бы он не был Дерини.
Глава VI
Ибо Ты услышал обеты мои и дал мне наследие боящихся имени Твоего.[7]
Справляться с семнадцатилетним королем было бы нелегко и человеку помоложе Арилана. Хотя Келсон спал, пожалуй, меньше, чем остальные, участвовавшие ночью в ритуале, он проснулся с первыми лучами солнца, чтобы посмотреть, как во дворе замка начал собираться эскорт Дункана, и пригласил своего невыспавшегося главного советника позавтракать с ним.
Стол накрывался в большом холле, но многие из присутствовавших даже не пытались скрыть раздражение из-за столь раннего вынужденного сбора.
Только Нигель был под стать королю своим настроением — что удивило Моргана и Дункана, бывших свидетелями тяжкого испытания, выпавшего на его долю всего несколько часов назад. Даже Дугал, который был моложе короля на два года и которому не пришлось работать так, как другим, поставил локоть на стол и время от времени опускал голову на руку, закрывая глаза, хотя вроде бы и внимательно слушал королевский инструктаж. А ведь Дугал с нетерпением ждал этого дня, поскольку ему с небольшим отрядом воинов его клана в полдень предстояло отправиться с Дунканом на север, чтобы соединиться с остальными рекрутами Мак-Ардри и затем мчаться к армии Кассана.
Морган внимательно всмотрелся в короля и принца, когда те вместе с Дунканом задержались на том краю двора, где собирался эскорт герцога. Дугал ушел раньше, к своим пограничникам, а два Халдейна инспектировали конных воинов, — оба в это утро в ослепительно-алом. Принц-регент двигался среди солдат с той же легкой грацией, которой отличался его брат, и которую унаследовал Келсон.
— Да, он хорош, — пробормотал Морган. — Иной раз кажется, что это сам Брион в его лучшие годы. Думаю, если он прикажет, его солдаты помчатся ради него хоть в ад.
— О, да, это точно… хотя упаси боже, чтобы им пришлось когда-то это сделать, — откликнулся Дункан, натягивая перчатку на манжету, украшенную орнаментом из спящих львов Кассана. — Он выглядит так, словно прошедшая ночь выветрилась из него без следа. Можно подумать, он спал беспробудно с самого вечера… чего я никак не могу сказать о себе. Как ты думаешь, Келсон помог ему изгоняющими усталость чарами?
Морган пожал плечами и улыбнулся, снова перенося свое внимание на Келсона, — тот теперь осматривал новый боевой штандарт, который развернули перед ним Дугал и Добрел.
— Не знаю. Может быть. Вообще-то просто удивительно, как многому научился Нигель сам за это лето, пока мы с тобой и Келсон отсутствовали. — Он вздохнул. — Честно говоря, мне не нравится, что вы с Дугалом отправляетесь на север.
— Ну, бог даст — война скоро кончится, мы победим и воссоединимся.
Ни он, ни Морган не стали упоминать о том, что каждый воин таил в глубине души, никогда не говоря об этом вслух: что даже в случае самой славной победы вернутся не все, кто ее завоевывал, и не всем удастся воссоединиться, по крайней мере, в этой жизни. Но об этом не говорили, поскольку считали, что словом можно навлечь беду. Будучи епископом, Дункан мог бы посмеяться над подобным суеверием, но как солдат он и сам предпринимал эту предосторожность. А сегодня он был именно солдатом, и внешне, и в манерах.
На нем не было ни сутаны, ни риз, ни каких-либо других внешних атрибутов, говорящих о его епископском звании. Из-под латного воротника свисал простой серебряный крест, который мог принадлежать любому набожному человеку, а епископский перстень скрылся под расшитой перчаткой. На нем были обтягивающие замшевые бриджи, высокие сапоги, камзол буйволовой кожи и плащ в яркую клетку цветов клана Мак-Лайнов. Перекрещенные меч и епископский посох на его изукрашенном щите говорили о его двойственном статусе, но чтобы рассмотреть их, нужно было подойти совсем близко.
Шлем уже более отчетливо выражал оба звания Дункана, — поскольку был охвачен герцогской короной, а над глазами, спускаясь к носу, на нем располагался стальной крест, — но шлем пока что висел притороченным к седлу лошади Дункана, дымчато-серой кобылы, избранной за выносливость и ровный ход. Ее держал под уздцы оруженосец, поблизости от Дункана и Джодрела.
— Лето быстро пройдет, — сказал Морган после недолгого молчания. — Риченда обещала продолжать работу с Нигелем и присылать нам отчеты о его успехах. А когда мы справимся с делом, я тебе пришлю того прекрасного вина, что мы пили прошлой ночью за наше общее здравие!
Он хлопнул Дункана по плечу, и тот машинально улыбнулся в ответ, а потом перевел взгляд на въезжавших во двор всадников.
— Эй, это архиепископ приехал благословить войско! Думаю, нам лучше поспешить выразить ему уважение.
— Ага… но ты ведь первые мили проедешь вместе с нами?
— Конечно. Ну, его благословение — вам на пользу… однако не дашь ли ты благословение мне, прежде чем отправишься?
Дункан удивленно вздернул бровь, потом, ничуть не смутившись, усмехнулся.
— Я польщен, Аларик! Ты никогда прежде не просил об этом!
— Когда в последний раз мы отправлялись в большой поход, ты еще не был епископом, — Морган застенчиво улыбнулся. — Ты даже не был слишком уж хорошим священником, насколько я помню, — ну, то есть в том, что касается Церкви.
— Ну, это все формальности, — пробормотал Дункан, быстро снимая правую перчатку и оглядываясь по сторонам, чтобы выяснить, не наблюдает ли кто за ними. — Я все равно польщен. Я думаю, нам не стоит привлекать к себе излишнего внимания, так что на колени становиться ни к чему… просто наклони голову.
Келсон и Нигель в это время направлялись в большой холл, идя по обе стороны от архиепископа, так что общее внимание было приковано к королю, — что было явной удачей, поскольку солнце, вспыхнувшее на камне епископского перстня Дункана, пробудило в обоих Дерини слишком сильные воспоминания. Морган судорожно вздохнул, ощутив в душе отголосок прежнего страха, и тут же быстро опустил голову и отвел глаза. Эти воспоминания были слишком интимными, слишком драгоценными, чтобы делиться ими с кем-то кроме Дункана.
Этот перстень еще шесть месяцев назад принадлежал епископу Истелину; он был срублен с его руки по приказу Эдмунда Лориса, и послан Келсону, вместе с пальцем Истелина, — как сообщение о горячем желании Лориса начать, вместе с союзной ему Меарой, глобальную войну против Дерини Келсона. Келсон отказался капитулировать, и за пальцем Истелина последовала его голова; и тогда Дункан заявил, что примет в качестве епископского кольца только перстень замученного Генри Истелина.
Но это кольцо было не только символом епископского звания; в нем таилась сила. И когда настал день посвящения Дункана, мысль о том, что он наденет перстень замученного епископа, завладела всем его сознанием, — по крайней мере, в утро церемонии. Морган утверждал, что видел нечто пугающее. Потом они объединили свои силы Дерини, чтобы выяснить, что отпечаталось на перстне, — и позже могли лишь сказать, что видели святого Камбера.
Магия Камбера таилась в самом золоте — оно было сосудом причастия, прежде чем превратилось в кольцо Истелина, — и металл, похоже, сохранил кое-что от своей прежней священной природы, несмотря на то, что прошел через огонь тигля и ковку, превращаясь из святой чаши в освященный перстень. И слабый отзвук этой особой магии окружил их обоих, когда Дункан легко коснулся ярких золотистых волос Моргана.
— Милостью Божией благословляю тебя, ныне и вовеки, — тихо произнес Дункан, чертя большим пальцем крест на лбу Моргана. — Именем Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.
Мгновение миновало, они направились во двор, и Дункан широко шагал к ожидавшим его солдатам, а Морган поспешил вслед за Келсоном. Архиепископы Браден и Кардиель, епископ Арилан, Нигель и группа придворных провожали войско. Но никого не удивило то, что королева Джехана отсутствовала.
Когда Дункан приблизился к центру переднего ряда, один из пограничных барабанщиков Дугала ударил в барабан. По этому сигналу барон Джодрел развернул новое боевое знамя, и яркий шелк засиял на солнце. Дункан придержал ткань, чтобы она не коснулась камней, и они с Джодрелом преклонили колена у нижней ступени, а солдаты замерли в салюте перед двумя архиепископами, приблизившимися для благословения.
— Omnipotens Deus, qui es cunctorum bencdicto et triumphantium fortitude… — начал Браден; он и Кардиель возложили руки на знамя, а Дункан и Джодрел опустили головы.
— Милостивый Боже, ты, который благословляет всех, который дает силу тем, кто восхваляет Тебя, — в Твоей бесконечной доброте услышь наши молитвы, и с небес Твоих благослови это знамя, идущее в битву, чтобы стало оно источником силы и победы над воинственными и восставшими народами. Вооружи нас Твоей силой, вселяющей страх во врагов Твоего избранника, короля Келсона…
Браден продолжал, а Дункан тем временем смотрел на одну из красных роз, разбросанных по сине-белым полосам штандарта. Розы символизировали верность Мак-Лайнов, а лев Халдейнов на красном поле, рядом с древком, означал, что король Келсон поддерживает клан.
Когда Кардиель окропил знамя святой водой, Дункан коснулся шелка губами, и оставался коленопреклоненным, пока Келсон спускался по ступеням, чтобы присоединиться к архиепископам. Когда король также на мгновение возложил свою монаршую руку на знамя, полсотни копий взметнулись в салюте.
— Примите это знамя, благословленное небесами, — сказал Келсон, помогая Джодрелу поднять штандарт. — Пусть оно повергнет в ужас наших врагов, и пусть Господь поможет тем, кто следует его пути, сохранить его незапятнанным.
— Аминь, — откликнулись Браден и Кардиель.
Лев Халдейнов затанцевал на ветру, когда Дункан отпустил шелк и лазурная и белая полосы с розами Мак-Лайнов мантией легли на его плечи. Дункан серьезно склонил голову, принимая плоскую золотую цепь, которую Келсон надел ему на шею, потом протянул королю сложенные руки — знак принятой присяги.
— Будь нашим полководцем на севере, герцог Дункан, — сказал король, сжимая руки герцога своими и одновременно поднимая Дункана на ноги.
— Повинуюсь, сеньор, и буду служить тебе верно, всей моей честью и моей жизнью!
— Кассан! — закричали воины Дункана, колотя копьями о щиты, когда король и герцог расцеловались.
Дункан и Джодрел со знаменем вернулись к строю. Дугал, на рыжеватой кобыле, под стать его волосам, ждал их чуть в стороне, держа в поводу серого коня Дункана.
Он усмехнулся, когда Дункан вскочил в седло и махнул рукой Келсону и Моргану, которые уже направились к своим коням, — их ожидал небольшой эскорт, который также должен был первые несколько миль пройти вместе с войском. На лестничной площадке стоял Нигель, к которому присоединились все три его сына. Они, епископы и небольшая группа не слишком знатных придворных наблюдали за тем, как король с Дунканом и Дугалом поворачивают вслед за кассанскими копьеносцами, которые уже исчезали за воротами.
— Ну, что ж. Отправились, — сказал Нигель Коналу, стоявшему со сжатыми губами и мрачным лицом. — Эй… что у тебя за лицо? Вообще-то мне казалось, что ты хотел отправиться вместе с Келсоном и Алариком.
— Он не смог, — сообщил тринадцатилетний принц Рори, нахально улыбаясь. — Пэйн спрятал все его верховые сапоги.
— Рори! Ты говорил, что не скажешь! — крикнул Пэйн, лягая брата в лодыжку и тут же ныряя между ним и отцом, потому что Конал бросился на него, сверкая глазами от ярости. — Папа, не разрешай ему бить меня!
— Конал!
После окрика Нигеля Конал неохотно опустил кулак, но явно не собирался спускать девятилетнему брату то, что тот так задел его юношескую гордость. Несколько мужчин, слышавших все, едва сдержались, чтобы не расхохотаться, а один, не вытерпев, сбежал в сторонку, чтобы просмеяться. Конал с трудом сдерживал гнев.
— Лучше бы ты его наказал, отец, — проговорил он сквозь стиснутые зубы. — Или я сам это сделаю. Клянусь!
— Ты ничего не сделаешь без моего разрешения, сэр! — возразил Нигель. — Ты взрослый мужчина, черт побери! Ты почти в два раза старше Пэйна и больше его. Я уверен, это просто детская… Прекрати! — рявкнул он, поскольку Пэйн снова просунул голову между ним и Рори, чтобы показать язык старшему брату. — Прекрати, пока я сам тебе не врезал! И не прикидывайся невинной овечкой!
Нигель схватил мальчика за руку повыше локтя и встряхнул так, что Пэйн заметно побледнел и сник, утратив всякое желание дразнить брата. Нигель тем временем продолжал:
— Если ты и дальше будешь вести себя так, вряд ли я стану сердиться на гнев Конала. Возможно, я позволю ему наказать тебя. А теперь — где ты спрятал его сапоги?
— Это нечестно, отец, — прошептал мальчик. — Почему только Конал отправится на войну с Келсоном? Почему мне нельзя?
Нигель вздохнул и отпустил руку сына, и даже Конал после этих слов, похоже, поостыл.
— Мы уже говорили об этом, сынок. Коналу необходим боевой опыт. Он следующей весной будет посвящен в рыцари. А твое время еще придет.
— Но герцог Аларик берет с собой Брендана, а ему еще и семи нет!
— Брендан будет пажом своего отчима, — терпеливо сказал Нигель. — Ты и Рори будете моими пажом и оруженосцем. Ты же знаешь, я назначен регентом на время отсутствия Келсона.
Пэйн нервно переступил с ноги на ногу и уставился на собственные башмаки, пытаясь не слишком громко сопеть.
— При дворе скучно, — пробормотал он.
Нигель улыбнулся.
— Боюсь, такова в целом жизнь принца, сынок. Но это необходимо. Когда король уходит на войну, он чувствует себя намного спокойнее, если знает, что кто-то вместо него «скучает при дворе», — кто-то, кому он может доверять. Спроси Келсона, я уверен, он скажет то же самое. Рори, мне кажется, понял. Верно, Рори?
Тринадцатилетний Рори изобразил улыбку.
— Да, сэр. Однако тут не будет и вполовину так интересно, как с Келсоном. Я мог бы отправиться с ним. Мне почти столько же лет, сколько было ему, когда он стал королем. А там будут славные битвы, правда, Конал? Тебе повезло!
Конал, понявший, что руководило его младшим братом, смягчился, и решил, что вполне может быть снисходительным.
— А, так вас беспокоит слава, вот как? — сказал он, изображая на лице изумление и глядя сверху вниз на обоих младших братьев по очереди. — Вы что, боитесь, что вам ее не хватит?
Оба мальчика смутились и что-то забурчали себе под нос, а Конал перевел взгляд на отца и подмигнул.
— Ну, младшее поколение, если это все, что вас беспокоит, я обещаю завоевать столько славы, чтобы ее хватило на всех нас! Может, это не так хорошо, как повоевать самим, но все же лучше, чем ничего, верно? А пока меня не будет, вы действительно понадобитесь отцу.