Потом он сам погрузился в транс, уходя в него все глубже, глубже, — и огонь костра, просвечивавший сквозь его веки, вскоре растаял, как растаяли и затихли все звуки ночного лагеря вокруг него, и он ощущал лишь едва различимое тепло огня… и вот наконец он был готов к тому, чтобы послать свою мысль далеко на северо-восток, к женщине, ожидавшей его вызова.
* * *…Картины дня сражения, яркие и отчетливые: армия Келсона мчится к вершинам последней гряды холмов, отделяющей ее от долины, где находится армия Меары, и тут же лавиной скатывается вниз, изумляя и ошеломляя меарцев…
…Дункан, его окровавленное тело, покрытое ожогами и ранами, прикованный цепями к столбу, языки пламени вздымаются все выше, огонь подбирается все ближе к Дункану… магия отражает стрелы, несущиеся к епископу… отчаянный рывок Дугала… Лорис и Горони взяты в плен… Сикард выбирает смерть от руки Келсона, не желая предстать перед судом и быть казненным за свои преступления… армия Меары окружена и сдается… решено задержаться на один день в долине Дорна, прежде чем отправляться в Лаас, куда бежала принцесса Кэйтрин и последние преданные ей отряды.
…В каком состоянии Дункан? Говорят, что он, хотя и чудовищно изуродован, все же выживет… говорят, что кроме хирургов еще и Морган лечит его своей магией, вместе с молодым Дугалом Мак-Ардри… и еще говорят, что Дугал — сын Дункана!
* * *Члены Совета разом заговорили, как только цепь связи разорвалась, — и о стратегии и военной стороне дела, и, конечно, о том, что выглядело более насущным с точки зрения Совета Камбера.
— Почему ты ничего не сказал нам о Дункане и Дугале? — требовательно спросил Ларан, обращаясь к Арилану, который ничуть не меньше других был изумлен этой новостью. — Сын Дункана! Каким образом, что тут вообще за путаница, это слишком сомнительно!
— Но я и сам ничего не знал! — запротестовал Арилан. — И видит бог, я не понимаю… но тут, конечно, такие возможности… Милостивый боже, вы не думаете, что и он тоже может быть Целителем, а?
Этого предположения оказалось достаточно, чтобы на несколько следующих минут ввергнуть Совет в громкие оживленные дебаты.
Тирцель Кларонский лишь хохотал и тряс головой, колотя ладонями по подлокотникам кресла.
— Ох, ну и чудеса! У мошенника Дерини — мошенник сын, незаконнорожденный!
— Тирцель! — рявкнула Вивьен, уставившись на самого молодого члена Совета Дерини.
Но к наиболее важной теме вернула их Софиана; Софиана, увидевшая то, чего не увидели другие, слишком занятые размышлениями над новым известием.
— А как насчет Келсона? — мягко спросила она, обводя всех взглядом ярких глаз. — Разве нам не следует обсудить то, что он сделал?
Все умолкли.
— Я не в первый раз связываюсь со своим агентом за время этой военной кампании, — пояснила Софиана. — И, если я не ошибаюсь, несколько недель назад не кто иной как леди Вивьен утверждала, что Келсону необходимо научиться быть более безжалостным?
— Да, я это говорила, — согласилась старая Вивьен, с вызовом глядя на Софиану. — И по-прежнему так думаю.
— Я и не утверждаю, что я против этого, — сказала Софиана, загадочно улыбаясь. — Однако я хочу обратить ваше внимание на то, что король к настоящему моменту совершил множество поступков, говорящих о его зрелости, ответственности и, да, о безжалостности, достойной королевского сана. Он уничтожил своих врагов на Ллиндрутском поле, как это и требовалось от него. Он судил принца Ллюэла, приговорил его к смерти и казнил его, хотя вполне мог оставить его безнаказанным, несмотря на все преступления, и никто не сказал бы ни слова против. Он казнил принца Итела и Брайса Трурилла, также после суда, а также казнил каждого десятого из его офицеров. — Она снова глубоко вздохнула. — А теперь он еще и уничтожил Сикарда Меарского, как вы и сами видели, — вместо того, чтобы тратить чужие жизни и время ради суда над человеком, который и без того погубил уже слишком многих. Это был весьма логичный поступок, и один из тех, которыми я в особенности восхищаюсь, — но это совсем не похоже на милосердие короля-ребенка. Поэтому я утверждаю, что Келсон Халдейн стал теперь достаточно безжалостным, даже по нашим меркам.
Глава XX
И он одолел губителя, не силой тела, не силой рук, а лишь словом обратив его в бегство.[21]
Однако следующее утро потребовало от Келсона еще большей безжалостности, — когда он и Кардиель направились к шатру, в котором содержались под охраной пленные Борис и Горони. Отлично вооруженная стража, состоявшая из копьеносцев Халдейна, окружала этот шатер, и Кьярд О'Руан, преданный слуга и помощник Дугала, встретил их у входа; он оглянулся назад, внутрь шатра, а потом сдвинул вместе полотнища, прикрывавшие вход, и стоял так, придерживая их руками у себя за спиной и глядя на приближавшихся.
— Доброе утро, Кьярд! — буркнул Келсон, когда помощник вождя не столько поклонился ему, сколько сделал вид, что кланяется. — Ночь была тихой, насколько я понимаю?
— Да, сир, стало тихо, как в могиле, когда мы наконец угомонили этого сумасшедшего Лориса и заставили его прикусить язык, — ответил старый Кьярд. — Он все ругался, не переставая, так что нам пришлось сунуть ему в рот кляп… пусть подумает хорошенько о безвременной кончине старого Мак-Ардри. Как так лорд Дугал себя чувствует, и его… э-э… его отец?
— А, и ты уже слышал об этом, — сказал Келсон. — Они оба в порядке. Ты лучше вот что скажи-ка мне, Кьярд, — тебя это очень беспокоит? Ну, что Дугал оказался сыном Дункана, а не Каулая?
Кьярд с упрямым видом встряхнул седой головой.
— Я не могу рассуждать о делах клана, сир, но молодой Дугал — мой вождь, и будет моим вождем, пока он жив, пусть он там хоть сын Каулая, хоть внук. У нас в пограничных землях — выборные наследники. Дугал был избран следующим вождем, и он будет вождем, даже если он по крови вообще никакого отношения к Каулаю не имеет. А уж что касается титула герцога Кассана — ну, не знаю, можно ли и его вот так унаследовать. Тут, пожалуй, потребуются какие-то другие доказательства законности рождения, одним словом в этом деле не обойдешься. А сын епископа…
— Но, Кьярд, Дункан не был епископом, когда родился Дугал, — сказал Кардиель. — Он и священником-то еще не был. Но ты прав в том, что понадобится нечто большее, чем просто его слово, для утверждения законных прав Дугала на наследование. Может быть, удастся найти доказательства методами Дерини.
— Да, тут, конечно, могут возникнуть сложности, — согласился Кьярд, явно приведенный в замешательство идеей использования магии Дерини, которой он побаивался, как и все пограничники. — Но даже если вы уверены в том, что он говорит правду, — а я-то в это уж точно верю, — все-таки надо будет и других убедить. Вам придется отыскать беспристрастных свидетелей, сир. Я не знаю, конечно, каких других Дерини вы можете привлечь к этому делу, но только если они считаются вашими друзьями, — их нельзя будет выставить как надежных свидетелей, вот как. Так что не завидую я вам.
— Я и сам себе не завидую, — сказал Келсон. — Но я что-нибудь придумаю. — Он вздохнул. — Наверное, я должен сейчас посмотреть на наших пленников.
— Да, сир. Только вам следует кое-что узнать, прежде чем вы туда войдете. — Кьярд сунул руку за пазуху и извлек из какого-то тайного внутреннего кармана своей куртки свернутый плотный головной платок. Развернув его, он показал королю два тяжелых золотых перстня с аметистами. — Я забрал это вчера у Лориса. Но с ними что-то странное… Я бы сказал, что это епископские кольца, ведь так, архиепископ? — добавил он, мельком взглядывая на Кардиеля. — Но… ух, ну вы же знаете, что у приграничного народа случается иногда второе зрение… ну и…
— И это довольно сильное зрение, — пробормотал Келсон. — Дугал мне рассказывал. Продолжай. Ни к чему это объяснять.
— Ну, так вот… мы подумали, что вам покажется странным, если я скажу, что касался этих колец голыми руками, не будучи уверен, что хорошо защищен.
Брови Келсона в удивлении взлетели вверх.
— Ты знаешь о защитах?
— Ох, ну конечно, парень. Разве Дугал вам не говорил?
— Нет.
— А это старый обычай пограничников. Расспросите его как-нибудь… Я не могу утверждать, что это то же самое, что ваша защита Дерини, но она работает так же. В любом случае, поосторожнее с этими колечками. Я не ошибаюсь, одно из них принадлежит епископу Дункану?
Кардиель взял толстый лоскут, на котором лежали перстни, и кивнул.
— Да, а прежде его носил Генри Истелин.
— О, это чистый, святой человек, — пробормотал Кьярд, благочестиво осеняя себя крестом. — Может, как раз поэтому Лорис всю ночь во сне слезами обливался да бормотал что-то про демонов, — они, дескать, идут, чтобы забрать его. Ведь это он убил Истелина, верно?
— Да, он, — Кардиель завернул кольца в платок и спрятал на груди под сутаной.
Келсон тем временем неловко переминался с ноги на ногу.
— Мы с этим разберемся попозже, Кьярд, — негромко сказал король. — А сейчас мне нужно расспросить их.
— Боюсь, от него вам будет немного пользы, сир, — проворчал Кьярд. — У них уж очень грязные рты, даром что оба священники. Ну, монсиньор заткнулся после нескольких хороших тычков, но, как я вам уже говорил, Лорису пришлось засунуть кляп, чтобы его утихомирить.
— Со мной он будет говорить вежливо, — сказал Келсон, жестом показывая Кьярду, чтобы тот откинул в стороны полотнища, прикрывавшие вход в шатер. — Меня не слишком радует то, чем мне придется заниматься, но он скажет мне все, что я хочу знать.
Входя внутрь, Келсон собрался с духом. Кьярд рявкнул команду, когда король сделал следующий шаг, и навстречу Келсону вытянулись по стойке «смирно» четверо разведчиков, хорошо знакомых с методами работы Дерини. Взъерошенные Лорис и Горони заворочались, садясь. Оба они были закованы в цепи, а из одежды на них оставались только когда-то бывшие белыми льняные рубахи, — все одеяния, говорившие о священном сане, были с пленников сорваны. Горони выглядел вполне осознающим свое положение, и благоразумно придержал язык, когда Келсон и архиепископ остановились рядом с ним, чтобы рассмотреть его получше; но голубые глаза Лориса пылали над повязкой на его губах ненавистью приговоренного.
— Это ты придумал пытать Дункана? — без каких-либо предисловий спросил Келсон, обращаясь к Горони и тут же настраивая свое сознание на чтение подлинных мыслей пленного священника.
Горони поднял голову и дерзко уставился на короля.
— Нет!
— Не пытайся мне лгать, Горони. Я вижу тебя насквозь, я могу прочесть твои мысли, как книгу. Куда сбежала Кэйтрин?
— Я не знаю… а если бы и знал, не сказал бы тебе.
— Ты знаешь… и ты мне скажешь. Стража!..
По этому сигналу Джемет и Киркон подошли к Горони и схватили его за руки.
— Не смей ко мне прикасаться, ты, грязный ублюдок Дерини! — заверещал Горони, лягаясь изо всех сил, когда Келсон подошел ближе, и едва не угодил королю в пах. — Забери своих вонючих…
Без излишних церемоний Райф подошел к Горони сзади и сунул в зубы крикуну кнутовище. Крепко взявшись за рукоятку кнута с двух сторон, Райф прижал голову Горони к своей груди, не давая тому даже пошевелиться, а в это время четверо разведчиков навалились на ноги Горони всем своим весом.
— Спасибо, господа, — пробормотал Келсон, опускаясь на корточки рядом с Горони и кладя ладони ему на виски, чтобы усилить воздействие. — Горони, прекрати сопротивляться мне!
Тело Горони мгновенно расслабилось, глаза закатились вверх, и Райф спокойно вынул кнутовище из зубов пленника и опустил его вниз, к горлу, по-прежнему прижимая голову Горони к своей груди.
— Ну, так чья это была идея — пытать Дункана? — повторил Келсон свой вопрос.
Ответ, вспыхнувший с огромной силой в искаженном, болезненном уме, был настолько отвратителен, что Келсона едва не вырвало. Его лицо скривилось, и Кардиель поспешно опустился рядом с ним на колени, хотя и не прикоснулся к королю.
— С тобой все в порядке?
Келсон кивнул, и, хотя его глаза слегка затуманились от потрясения, он не позволил прерваться связи с сознанием Горони.
— Это все равно что прыгнуть в выгребную яму, — буркнул он, — да еще в жаркий день. Но ему есть что сказать. Давай-ка посмотрим, что он знает о Кэйтрин, пока я не лишился своего завтрака.
Он нашел те сведения, в которых нуждался, и безжалостно отправил Горони в полное беспамятство, прежде чем вышел из его сознания. Когда Келсон снял руки с головы пленника, его пальцы дрожали, и он с гадливым видом вытер их о кожаные штаны, глядя при этом на потрясенных разведчиков.
— Вы тоже кое-что ощутили, да? — сказал он негромко, когда разведчики отпустили Горони и повернулись к съежившемуся от страха Лорису. — Мне очень жаль, господа, но, боюсь, такого рода брызги рискует уловить каждый, кто постоянно работает с Дерини. Но мне кажется, вы такие хорошие разведчики именно потому, что общаетесь с Дерини. К сожалению, нам сейчас придется повторить эту процедуру еще раз, с Лорисом. Но если вы отпустите его сразу же после того, как я возьму его сознание под контроль, вам будет легче.
— Мы будем делать то, что облегчит задачу вам, сир, — тихо сказал Райф, подавая остальным знак придержать Лориса, который пытался уползти в сторонку. — Вы хотите, чтобы мы вынули кляп?
— Не обязательно. Я не сомневаюсь, что у него слишком много грязи в уме, так что незачем слушать еще и его грязные слова.
Лорис извивался и дергался, когда разведчики прижимали его к земле, и дико, низко, по-звериному то ли рычал, то ли завывал сквозь кляп, изо всех сил стараясь отодвинуться от Келсона, опустившегося рядом с ним на колени.
— Я вообще-то и сам не знаю, зачем я все это делаю, — мягко сказал Келсон, взглядом серых глаз Халдейна заставляя мятежного архиепископа замереть. — У меня уже достаточно доказательств, чтобы повесить тебя не один раз, а несколько… и мне ни в коем случае не следовало оставлять тебя в живых три года назад… но я не желаю приговаривать человека к смерти, пока сам не увижу доказательств, удовлетворяющих лично меня. Я почти желаю, чтобы это процесс оказался для тебя как можно менее приятным, чтобы ты испытал хоть малую часть той боли, которую причинял другим во имя своей ненависти. Но, к счастью для тебя, проклятые силы Дерини слишком милосердны; и я надеюсь никогда не поддаться искушению использовать их безответственно… хотя и признаю, что ты почти довел меня до этого, Эдмунд Лорис.
С этими словами он положил ладони на лоб Лориса, прикрыв сверкающие ненавистью и страхом голубые глаза, и с силой вторгся в ум архиепископа, позволив лишь небольшому уголку его сознания, охваченного истерикой и страхом перед вторжением, бормотать всякую всячину.
— Я взял его, — прошептал Келсон, давая разведчикам возможность устраниться до того, как он начнет исследование.
Чтение мыслей Лориса оказалось еще более тошнотворным занятием, нежели чтение сознания Горони, — потому что Лорис, в дополнение к своей умственной извращенности, еще и наслаждался подробностями чудовищно жестокой смерти Генри Истелина, и лично инструктировал палачей на тот счет, как именно должно быть завершено убийство. Келсон, как зачарованный, с ужасом в душе извлекал все новые, точные и яркие воспоминания Лориса о казни Истелина… все кровавые детали его смерти… а потом все это в точности повторилось в картине пыток Дункана.
Но были там и другие эпизоды, о которых Келсон ничего не знал: пытки и сожжение тех, кого подозревали в родстве с Дерини, во многих дальних краях, в то время, когда Лорис был архиепископом Валорета. Все это, вместе с вовсе не неожиданной для короля психической вонью давней, застарелой и лишенной всяких признаков разумности ненависти Лориса к Дерини, заставило Келсона просто задохнуться, когда он наконец собрался прервать связь.
Но тут внимание короля привлекло нечто такое, чего он совершенно не предвидел. Это был кошмар, приснившийся Лорису накануне ночью, — хотя для Келсона это вовсе не было кошмаром.