— Ничего страшного, — прошептала себе под нос девочка, опасливо обернувшись на близкую громаду монастырской стены. — Нинель будут делать массаж около часа. Я только разведаю все вокруг.
Прозрачный воздух, напоенный ароматами отцветающих поздних цветов и прелых листьев, опьянял. Шаная быстро вышла к роднику, от которого брал начало быстрый веселый ручей. Вода прыгала по камням, дробилась, рождая на перекатах радугу. Девочка умылась, долго пила, пока от холода не заломило зубы. Потом принялась собирать букет, намереваясь порадовать им Нинель. Наткнулась на кроличью нору и долго выслеживала ее обитателей, спрятавшись за черной гнилой корягой. Шаная наслаждалась краткими глотками свободы, которая дурманила голову лучше молодого вина. В последние недели она постоянно была под надзором. К тому же гнетущая атмосфера монастыря действовала на нее не лучшим образом. Ей совершенно не хотелось возвращаться под его крышу. Было такое чувство, будто там что-то мешало ей дышать, железным обручем сдавливало виски. А тут… Тут она впервые за очень долгое время почувствовала себя абсолютно счастливой.
В общем, неудивительно, что Шаная спохватилась, лишь когда под деревьями сгустились вечерние тени. Испуганно охнула, пытаясь понять, что сейчас делает Нинель. И впервые потерпела в этом неудачу. Монастырская стена оказалась совершенно непроницаемой для ее восприятия. Девочка не видела и не чувствовала никого, кто находился за ней.
— Дымок! — отчаянно вскрикнула Шаная. Обернулась, выискивая проказника-щенка, и огорченно цокнула, вспомнив, что он не пошел с ней на прогулку, а значит, сейчас не слышит маленькую хозяйку.
— Нинель меня убьет. — Девочка с ненавистью посмотрела на собранные цветы, не замечая, как от ее взгляда по краю нежных лепестков побежала чернота, после чего бросилась к тропинке, выкинув букет за ненадобностью.
«Быть может, моего отсутствия не заметили? — стучала в голове отчаянная мысль. — Быть может, Нинель задремала, как обычно, и проспала целый день?»
Но Шаная понимала, что обманывает себя. Чем ближе она подходила к монастырским воротам, от которых начала свое путешествие несколько часов назад, тем медленнее становился ее шаг. Девочка еще была не способна проникнуть мысленным взором через стену, но ощущала беспокойство, царившее в монастыре. Будто огромная лиловая туча накрыла это место и вот-вот разразится настоящая буря.
— Меня ищут, — прошептала Шаная. В лесу раздавалось звонкое ауканье. Между деревьями метались огни факелов. Девочку обязательно заметили бы, но она привычно скользнула в сумеречный мир. Правда, на этот раз тени откликнулись на ее зов с явной неохотой. На один томительный миг Шанае вообще показалось, что она не сумеет воспользоваться их помощью. Но когда девочка уже готова была сдаться, осенний лес замерцал радужными переливами перехода, посерел, превращаясь в свое черно-белое плоское подобие. Вокруг раскинулась пыльная безрадостная пустыня — изнанка мира.
Шаная, никем не замеченная, быстро миновала ворота. Тотчас же ей под ноги кинулся Дымок. Взволнованно залаял, бодаясь и ластясь. По эту сторону мира щенок выглядел не как сгусток тумана, а как самое реальное и настоящее животное: серая шерсть лоснилась, глаза горели ярко-желтым огнем, хвост нервно бил по бокам от избытка чувств.
— Что случилось? — Шаная наклонилась и взяла любимца на руки. Дымок поднял голову и выразительно зарычал, топорща шерсть.
— Серафия, — задумчиво проговорила девочка, без проблем разгадав, что ей хотел сказать щенок. — Она в ярости?
Дымок зарычал еще громче. Оскалился, продемонстрировав внушительные клыки.
— Ну это мы еще посмотрим. — Шаная нехорошо ухмыльнулась. — Скорее, у нее руки отсохнут, чем я позволю к себе прикоснуться.
Зверь совсем по-человечески вздохнул. Фыркнул что-то себе под нос и принялся выдираться из рук хозяйки.
Шаная отпустила его. Провела ладонью по волосам, приглаживая их после долгой прогулки по лесу, одернула платье, слегка измявшееся и запачкавшееся травяным соком. И неслышно отправилась к кабинету настоятельницы, пока не собираясь возвращаться в обычный мир. Дымок был прав в своем волнении. Сначала надлежит разведать ситуацию, а уж потом решать, как поступить. Следует до последнего избегать открытого противостояния между ней и матушкой Серафией. Не стоит демонстрировать свои удивительные способности другим людям. И уж тем более нельзя этого делать на святой земле.
Дверь, ведущая в кабинет настоятельницы, оказалась распахнутой настежь. Дымок, следовавший за своей хозяйкой, насторожил уши, когда до них донесся голос матушки Серафии, строго отчитывающей кого-то. Шаная подошла ближе и замерла, с любопытством прислушиваясь к происходящему в кабинете.
— Это вы виноваты в произошедшем! — Девочка неприязненно поморщилась от беспрекословного тона настоятельницы. — Как вам вообще пришло в голову оставить Шанаю одну? Заметьте, сам король поручил вам воспитание своей дочери, а для вас куда важнее оказалось собственное благополучие и здоровье.
— Но я… — В кабинете раздались судорожные всхлипывания Нинели, и Шаная невольно качнулась вперед, намереваясь войти. Однако одумалась и замерла, крепко сжав кулаки. Ее воспитательница тем временем продолжила, с трудом совладав с приглушенными рыданиями: — Я действительно не предполагала, что Шаная сбежит. Зачем ей это? Напротив, она так радовалась, узнав про путешествие в монастырь. Матушка Серафия, я уверена, это какое-то недоразумение. Наверняка Шаная просто отправилась гулять по окрестностям и слегка не рассчитала время. Я клянусь, к ночи она обязательно вернется!
— Надеюсь на это. — В интонациях настоятельницы послышались предвкушающие нотки. — Обещаю, я преподам ей жестокий урок. Так, что неделю сидеть не сможет.
— Матушка! — Нинель аж охнула от испуга. — Но как так можно? Она же дочь короля! И потом, вряд ли Шаная поступила так специально. Вдруг заблудилась в незнакомом месте?
— Шаная должна была спросить разрешения на прогулку, — отмахнулась от ее возражений Серафия. — Нет уж, со мной такие шутки не пройдут. Правила, по которым живут послушницы, писаны для всех. И нет никакой разницы, кем являются воспитанницы или их родители. Король поручил мне подготовить Шанаю должным образом для замужества. И я сделаю это. Выбью из ее головы всю дурь, чтобы раз и навсегда уяснила: она обязана подчиняться мне, пока находится под крышей монастыря. Я, если угодно, Пресветлая богиня для нее, чьи приказы не обсуждаются, а немедленно выполняются!
— Матушка Серафия! — возмущенно воскликнула Нинель, покоробленная столь смелым сравнением. — Будьте аккуратнее в выражениях! Так ведь и до ереси один шаг.
— Плевать! — оборвала ее настоятельница. Презрительно хмыкнула и продолжила уже спокойнее: — Уверяю вас, уважаемая Нинель, к оговоренному сроку принц Нардока получит себе в жены идеально вышколенную и безукоризненно воспитанную девушку.
— Вы так рассуждаете, будто собираетесь сделать из Шанаи самую обыкновенную рабыню, не имеющую права собственного голоса, — осторожно заметила Нинель.
— Так и есть, — самодовольно призналась Серафия. — Удел жены — во всем подчиняться мужу. Будь моя воля, я бы вообще вырывала невестам языки во время свадебного обряда. Пусть молчат, слушают и исполняют указания. Сами посудите: о чем Шанае разговаривать с мужем? Он из другой страны, которая всегда была враждебна Дахару. К тому же старше ее. Ее рассуждения наверняка покажутся ему глупыми и смешными. Полагаю, они будут встречаться лишь в постели и изредка принимать совместное участие в некоторых обязательных ритуалах.
Шаная не стала дожидаться окончания разглагольствований настоятельницы. Она с приглушенным шипением отпрянула от двери, почувствовав, что еще немного — и просто взорвется от негодования. Прищелкнула пальцами, приказывая Дымку следовать за ней, и почти побежала по коридору, стремясь выбраться на свежий воздух. Казалось, будто стены сдвинулись до предела, а потолок вот-вот рухнет, навсегда похоронив ее в этом жутком и отвратительном месте.
— Вы ничего не слышали? — забеспокоилась Серафия, оборвав свою проникновенную речь на полуслове. Нинель пожала плечами, и настоятельница поспешила к порогу. С каким-то странным и непонятным для себя испугом высунулась в коридор, огляделась. Растерянно моргнула, заметив вдалеке непонятное мерцание. Пламя многочисленных зажженных свечей вдруг рванулось с фитилей будто под порывом ветра, да только вот никакого ветра-то на самом деле не было.
Серафия еще раз окинула внимательным взглядом длинный коридор. Почему-то поежилась и вернулась в комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Уселась в кресло, накинув на плечи теплую шаль, и еще долго не осмеливалась нарушить затянувшуюся паузу. Ей казалось, будто только что произошло что-то ужасное и смертельно опасное. Но никак не могла понять, что именно ее так встревожило.
Шаная тем временем выскочила во внутренний двор монастыря. Тут же отшатнулась в сторону, уходя от столкновения с одной из поисковых групп, возвращающейся из леса. Ближайшая к ней послушница невольно ускорила шаг. На миг ей почудилось, словно дохнуло пронизывающим до костей холодом, от которого по позвоночнику пробежали ледяные мурашки. Лиловый сумрак позднего вечера придвинулся, зашептал на незнакомом свистящем наречии. Но наваждение практически сразу схлынуло.
Принцесса проводила стайку послушниц задумчивым взором. Уселась прямо на каменные ступени крыльца, почти остывшие после неяркого осеннего солнца. Дымок, воспользовавшись подходящим случаем, тут же забрался на колени маленькой хозяйке. Затявкал, делясь какими-то своими соображениями.
— Да-да, — отстраненно согласилась Шаная, глядя куда-то вдаль. — Серафия — отвратительная. Хуже даже моего брата Ольда. Хотя… они стоят друг друга.
Щенок, услышав имя принца, от которого ему наверняка доставалось в самом раннем детстве, воинственно встопорщил шерсть.
— Успокойся, — отрывисто кинула ему девочка. — Ольда тут нет. А вот Серафия есть. Что же делать? Я не позволю ей себя бить. Никогда в жизни! Но если я воспользуюсь тенями — мне не поздоровится. Очень и очень сильно.
Дымок молчал, видимо, не зная, как помочь в этой сложной ситуации своей хозяйке. Зато заговорили тени. Длинные разорванные лоскуты мрака затрепетали, сплетаясь вокруг девочки в непроницаемый кокон. Засвистели на разные голоса, споря, убеждая, настаивая.
— Но она же человек, — возразила Шаная, слушая что-то, доступное только ее слуху. — Людей нельзя убивать. Никого нельзя убивать.
Опять забормотал сумрак, на этот раз более низко, с угрожающими интонациями. Вот только Шаная ни капли не испугалась. Она склонила голову набок, внимательно выслушивая возражения невидимого собеседника.
— А если меня заподозрят? — спросила она, видимо, уже почти согласившись с планом теней.
Теперь свист был совсем коротким и резким. Шаная кивнула и встала, привычно посадив Дымка на плечо. Громадный серый зверь без проблем расположился там, балансируя хвостом.
— Да, так будет лучше всего, — прошептала себе под нос девочка. — Серафия это заслужила.
И спокойным шагом отправилась к себе в комнату, едва ли не насвистывая под нос от радости.
* * *Матушка Серафия легла спать далеко за полночь. К тому моменту все поисковые группы уже вернулись из леса ни с чем. Не было обнаружено никаких следов маленькой принцессы. Она словно испарилась. И это сильно беспокоило настоятельницу. Хотя Серафия весь вечер убеждала Нинель, что побег Шанаи лежит целиком на совести воспитательницы, на самом деле она понимала — прежде всего король строго спросит за исчезновение любимой дочери именно с нее. И спросит так жестоко, что лучше заранее принять чашу с цикутой, чем дождаться его наказания.
— Куда же делась эта мелкая дрянь? — Серафия раздраженно перевернулась на другой бок. — И что мне делать? Если завтра Шанаю не найдут, придется отправить сообщение Харию. Ох, даже страшно представить, в какую он придет ярость!
Серафия плотнее укуталась в одеяло. Сегодня в комнатах спального корпуса почему-то было особенно холодно. Хотя прошедший день порадовал пригожей солнечной погодой, сейчас изо рта женщины при каждом вздохе вырывалось белесое облачко пара. И это удивляло, поскольку снаружи было достаточно тепло. Перед сном настоятельница, как обычно, обошла внутренний двор, проверяя, не заигрались ли младшие послушницы в прятки, долго стояла у ворот, всматриваясь в непроглядную чернильную тьму леса и надеясь, что вот-вот услышит испуганный плач принцессы, затем заложила их на засов и заперла двери, ведущие в само здание. И Серафия совершенно не замерзла после продолжительной прогулки. Тогда почему сейчас трясется под двумя пуховыми одеялами не в силах согреться?
— Пора начинать топить, — вполголоса проворчала женщина, возвращаясь к более насущным проблемам. — Послушницы еще обойдутся, а у себя прикажу разжечь камин. Им-то что? Они молодые, в их спальне прошлой зимой только в самые сильные морозы огонь разводили, и ничего, никто не умер. Болели, конечно, да кто зимой не простывает? А мне уже надо поберечь здоровье.
Серафия, осознав, что заснуть ей пока не удастся, поднялась, потянулась к прикроватному столику, на котором горела оставленная с вечера масляная лампа. Крохотный язычок пламени в любой момент рисковал захлебнуться и потухнуть, поэтому настоятельница подкрутила фитиль и удовлетворенно хмыкнула, когда через несколько секунд изрядно окрепший огонек с довольным треском взобрался по нему. Поправила стекло, чтобы сквозняк случайно не задул ночник, и опять откинулась на подушки, прежде взбив их и подложив под спину.
Мрак с почти физически ощущаемым недовольным шепотом съежился, отступил от кровати, уполз в углы и сосредоточился в изломанных тенях, падающих от скудной обстановки. Серафия не сумела сдержать довольного вздоха. Она сама не понимала своих чувств сегодня, но почему-то ей было не по себе. Нет, точнее не так. Она боялась. Какой-то мутный выматывающий страх поселился в ее душе. Женщина опасалась лишний раз пошевелиться, чтобы не привлечь внимания того, кто, как ей казалось, прятался где-то в комнате.
— Чушь какая-то, — чуть слышно фыркнула настоятельница, энергично растирая морщинистые плечи и пытаясь согреться. — Нервы шалят. Старею, должно быть. А скорее, переволновалась из-за этой дряни. Если она не найдется завтра, то мне не поздоровится.
Звучание собственного голоса успокаивало Серафию, создавало ложную иллюзию, что помимо нее в комнате присутствует еще кто-то. Кто-то живой, отличный от невидимого чудовища, следящего за ней яркими угольками глаз из самого темного угла.
— Да что ты будешь делать! — шепотом выругалась она, когда до нее дошел смысл последней осторожной мысли. — Серафия, ты с ума сходишь! Нет тут никого, нет, понимаешь?
Фитилек, плавающий в лампе и надежно укрытый от легчайших дуновений ветерка, вдруг рассыпался яркими разноцветными искрами, зашипел и потух, изойдя на тонкую струйку дыма.
— Галашье отродье! — выругалась Серафия, в панике слепо зашарив рукой по прикроватному столику в поисках огнива. Лампа полетела на пол с жалобным звоном. Глиняная плошка от удара разбилась, расплескав масло. Женщина добавила еще несколько грубых слов, которые вряд ли кто-нибудь ожидал услышать от настоятельницы монастыря Пресветлой богини. Замерла, когда в ответ раздалось слабое издевательское хихиканье.
— Что? — Серафия прищурила глаза, пытаясь понять, показалось ли ей, или тень от письменного стола, стоящего около окна, действительно передвинулась на несколько шагов к кровати. Напрягла весь слух. — Тут есть кто-нибудь?
Корпус жил своей особой ночной жизнью. В коридоре слышался присвист постоянного сквозняка, старые полы скрипели, будто по ним кто-то ходил, в общем — как обычно. Серафия слышала эти звуки уже очень много раз, и никогда они не казались ей подозрительными или пугающими. Однако сейчас женщина почему-то дрожала. Не только от холода, но и от непонятного чувства, будто рядом притаился смертельно опасный зверь.