Чей-то мужской голос вмешался в перебранку.
Я уловил слова: «...оскорблять безобидного путешественника... Откуда вы знаете, что он не князь в своей собственной стране? Придется рассказать царю... Можно подумать, что вы рабы, только что получившие свободу, а не знатные юноши из благородных семейств...»
Я протиснулся к краю завесы из сосновых иголок. Коренастый чернобородый всадник обращался к подросткам, побросавшим камни. Прыщавый сказал:
– Мы просто немного побаловались.
Я вылез из-под ветвей, подошел к тому месту, где лежала моя шляпа, и поднял ее. Затем я обратился к незнакомцу:
– Радуйся! Хорошо, что ты приехал раньше, чем игра зашла слишком далеко. – Я улыбнулся, решив вести себя приветливо, чего бы мне это ни стоило. Только благодаря железному самообладанию я мог выпутаться из этой ситуации.
Всадник проворчал:
– Кто ты?
– Зандра из Паталипутры, что в Индии. Я ищу философа Аристотеля.
– Он оскорбил нас... – начал один из подростков, но чернобородый не обратил на него внимания. Он сказал:
– Я сожалею, что твое знакомство с царским домом было столь неприятным. Этот дерзкий юноша, – он указал на прыщавого, – Александр, сын Филиппа, наследник македонского престола.
Он представил остальных:
– Гефастион – тот, который сбил с меня шляпу, а сейчас держал лошадей; Неарх – тот, который упал с лошади; Птолемей – тот, который ездил за оружием; а также Гарпал и Филот.
– Когда Птолемей ворвался в дом, – продолжал незнакомец, – я спросил его, что за спешка, узнал о стычке и решил ехать с ним. Хорошо же они слушают своего учителя. Они не должны были вести себя недостойно даже с тобой, варваром, ибо, поступая так, они сами спускаются до уровня варваров. Я возвращаюсь в дом к Аристотелю. Ты можешь следовать за мной.
Всадник развернул коня и поехал шагом обратно в Мизу.
Шестеро подростков стали ловить лошадь Неарха.
Я пустился вслед за ним, хотя мне иногда приходилось бежать трусцой, чтобы не отставать. Дорога шла в гору, и вскоре я начал задыхаться. Я пропыхтел:
– Кто ты... о господин?
Всадник мотнул бородой и удивленно поднял брови:
– Я думал, ты знаешь. Я Антипатр, правитель Македонии.
Не доезжая до самой деревни, Антипатр свернул и поехал по ухоженной территории, напоминавшей современный парк, где стояли статуи и скамьи. Я предположил, что это роща Нимф, в которой Аристотель проводит занятия с учениками. Мы проехали через парк и остановились у особняка, Антипатр бросил поводья слуге и соскочил с коня.
– Аристотель! – загремел Антипатр. – Тут тебя один человек видеть хочет.
Вышел мужчина примерно моего возраста, лет сорока. Он был стройный, среднего роста, с лицом тонкогубым и суровым, седеющая борода была коротко подстрижена. Одет он был в пышный гиматий, большой плащ с каймой, украшенной разноцветными спиралями. На пальцах золотые кольца. Антипатр, запинаясь, представил меня:
– Друг мой, это... э... как его зовут, из... э... откуда-то из Индии.
Он рассказал ему, как спас меня от Александра и его злокозненных друзей, и добавил:
– Если ты в скором времени не научишь этих щенков, как нужно себя вести, то потом будет поздно.
Аристотель внимательно посмотрел на меня.
– Вшегда приятно пожнакомитьшя ш человеком, приехавшим иждалека. Что привело тебя шюда, друг мой?
Я представился и сказал:
– В своей стране я считаюсь философом, и я подумал, что мое путешествие на Запад не может быть завершено, пока я не поговорю с величайшим философом Запада. А когда я спросил, кого мне искать, все назвали мне Аристотеля, сына Никомаха.
Аристотель промурлыкал:
– Я рад, что они нажвали меня. Гм. Войди в дом, выпей шо мной вина. Ты можешь рашкажать мне о чудешах Индии?
– Да, конечно, но ты в свою очередь должен рассказать мне о своих открытиях, они воистину еще большее чудо.
– Ну что ж, жаходи, жаходи. Может, ты шможешь оштатьшя на пару дней. Мне ешть о чем рашпрошить тебя.
Так я встретился с Аристотелем. Мы, как говорили в моем мире, понимали друг друга с полуслова. У нас было много общего. Кому-то могло не понравиться то, что Аристотель шепелявил, или его педантичность и чрезмерная сосредоточенность, или то, что любую тему он мусолил до умопомрачения. Но мы с ним ладили. В то утро в доме, который царь Филипп построил для придворной школы, Аристотель передал мне чашу густого вина и попросил:
– Рашкажи мне о шлоне, этом огромном жвере, у которого по хвошту впереди и шжади. Он дейштвительно шущештвует?
– Да, действительно, – ответил я и начал рассказывать все, что и знал о слонах, а Аристотель делал заметки на листах папируса.
– Как в Индии нажывают шлонов?
Вопрос застал меня врасплох, мне не приходило в голову, что помимо всего того, что я знаю, мне в моем путешествии понадобится еще и знание древнего хиндустани. Я отхлебнул вина, чтобы протянуть время. Я никогда не любил спиртные напитки и эта жидкость казалась мне отвратительной, но ради достижения моей цели приходилось притворяться, что она мне нравится. Без сомнения, мне пришлось бы выдумать какую-нибудь абракадабру, но тут память моя совершила внезапный скачок, и мне на ум пришли рассказы Киплинга, которые я читал в детстве.
– Мы зовем их хатхи, – сказал я. – Но в Индии, конечно, говорят на разных языках.
– А что ты шнаешь о диких ошлах, что водятшя в Индии, тех, о которых пишет Ктежий, у них рог на лбу?
– Правильнее было бы называть их носорогами, потому что рог у них в действительности на носу, и они больше похожи не на ослов, а на огромных свиней...
Приближалось время обеда, и я несколько раз тонко намекал, что мне нужно найти пристанище в Мизе, но Аристотель, к моей радости, и слушать меня не захотел. Он потребовал, чтобы я остановился прямо в школе, и не обратил внимания на то, что я из вежливости воспротивился этому.
– Ты должен оштатьшя ждешь на нешколько мешяцев, – сказал он. – У меня никогда, никогда больше не будет такой вожможношти шобрать шведения об Индии. Не бешпокойшя о рашходах. Царь платит жа вше.
Ты первый дейштвительно умны... э... варвар иж тех, кого я жнал, а я иштошковалшя по ученому шерьежному шобешеднику. Феофрашт вернулшя в Афины, а другие мои дружья редко жаежжают в эту глушь.
– А македонцы?
– Ахой! Некоторые иж них, как и мой Друг Антипатр, неплохие люди, но в большинштве швоем они штоль же бежможглы, как и першидшкие вельможи. А теперь рашкажи мне о Патал... как нажываетшя твой город?
Вскоре вошли Александр и его друзья. Мне показалось, они растерялись, увидев, что я беседую наедине с их учителем. Я изобразил радостную улыбку и сказал:
– Хайре, друзья мои!
Как будто ничего не произошло. Мальчишки переглянулись и начали перешептываться, но не решились ничего предпринять.
На следующее утро, когда они пришли на занятия, Аристотель сказал им:
– Я шлишком жанят ражговором ш доштопочтенным путешештвенником иж Индии, чтобы терять время, вколачивая ненужные вам жнания в ваши жалкие умишки. Идите, поштреляйте кроликов или наловите рыбы к обеду, только ишчежните!
Мальчишки улыбнулись. Александр сказал:
– Кажется, и от варвара может быть какой-то толк. Я надеюсь, что ты останешься у нас навсегда, достопочтенный варвар.
После того как они ушли, попрощаться с Аристотелем зашел Антипатр. Он грубовато-добродушно спросил у меня, как я поживаю, вышел и отправился верхом в Пеллу.
Недели проходили незаметно, и, пока я гостил у Аристотеля, появились первые весенние цветы. День за днем мы, беседуя, бродили по роще Нимф или сидели дома, когда шел дождь. Иногда мы беседовали одни, а иногда за нами следовали, слушая нас, мальчики. Они несколько раз попытались подшутить надо мной, но я, хотя и был в ярости, сделал вид, что меня забавляют их проделки, и таким образом избежал серьезных неприятностей.
Я узнал, что в другой половине большого дома жила жена Аристотеля с маленькой дочкой. Но он не представил меня ей. Я только несколько раз видел ее издалека.
Во время наших ежедневных бесед я осторожно пытался перейти от чудес Индии к фундаментальным вопросам науки. Мы спорили о том, какова природа материи и что представляет собой Солнечная система. Я дал ему понять, что в Индии астрономия, физика и другие науки развиваются в современном направлении, я имею в виду современное для моего мира. Я рассказал об открытиях выдающихся паталипутранских философов: вкладе Коперника в астрономию, Ньютона в физику, Дарвина в теорию эволюции и Менделя в генетику. (Я забыл, что для Вас эти имена ни о чем не говорят, но любой образованный человек в моем мире узнал бы их, несмотря на маскарад.)
Я постоянно внушал ему, что важно экспериментировать и изобретать новое, что каждую теорию нужно проверять.
Аристотель был человеком самоуверенным и любил поспорить, но ум у него был как губка, и он мгновенно впитывал в себя все новые сведения, гипотезы, взгляды, независимо от того, согласен он был с ними или нет.
Я попытался найти какое-нибудь компромиссное решение между тем, чего, как я знал, может добиться наука, и тем, во что может поверить Аристотель. Поэтому я не стал ничего рассказывать о летательных аппаратах, ружьях, зданиях высотой в тысячу футов и других чудесах техники, существовавших в моем мире. Тем не менее однажды я заметил, что маленькие темные глаза Аристотеля внимательно смотрят на меня.
– Ты не веришь мне, Аристотель? – спросил я.
– Н-нет, нет, – сказал он задумчиво. – Но мне кажетшя, что ешли бы индийцы были такими жамечательными ижобретателями, как ты уверяешь, они бы ижготовили тебе крылья вроде тех, что, по легенде, шделал Дедал. Тогда ты мог бы прилететь в Македонию, и тебе бы не пришлешь терпеть лишения, путешештвуя на верблюде череж вшю Першию.
– Такие крылья пытались сделать, но мускульная сила человека относительно его веса невелика.
– Ага. Ты привеж что-нибудь иж Индии, что могло бы подтвердить маштерштво твоего народа?
Я усмехнулся, потому что уже давно ожидал этого вопроса.
– Я привез несколько маленьких приспособлений, – сказал я, залезая под тунику и вытаскивая увеличительное стекло. Я показал, как им пользоваться.
Аристотель покачал головой.
– Почему же ты не покажал мне его раньше?
– Люди часто навлекали на себя несчастья, пытаясь сразу изменить взгляды окружающих. Вспомни Сократа – учителя своего учителя.
– Правда, правда. А что ты еще привеж?
Я собирался показывать приборы постепенно, не все сразу, но Аристотель был так настойчив, что я уступил прежде, чем он разозлился. Маленький телескоп был недостаточно мощным, и с его помощью нельзя было рассмотреть спутники Юпитера или кольца Сатурна, но того, что мы увидели, было достаточно, чтобы убедить Аристотеля в его возможностях. Если он не мог наблюдать эти небесные тела сам, он был почти готов поверить мне на слово, что их видно в большие телескопы, которые есть у нас в Индии.
Однажды, когда дискуссия в роще Нимф была в самом разгаре, к нам подскакал легко вооруженный всадник. Не обращая на нас никакого внимания, он обратился к Александру:
– Приветствую тебя, о царевич! Царь, твой отец, прибудет сюда еще до захода солнца.
Все бросились наводить порядок. Мы ждали, выстроившись рядами перед большим домом, когда со звоном и бряцаньем прибыли царь Филипп и его свита, все в украшенных гребнями шлемах и развевающихся плащах. В одноглазом я узнал Филиппа. Это был высокий, богатырского сложения мужчина, весь покрытый шрамами, его густая вьющаяся черная борода начинала седеть. Он спешился, обнял сына, небрежно поздоровался с Аристотелем и сказал Александру:
– Ты бы хотел принять участие в осаде города?
Александр завопил от восторга.
– Фракия покорена. Но стараниями афинян Византии и Перинф выступили против меня. Жителям Перинфа будет не до даров Великого Царя. Пора тебе, мой мальчик, понюхать крови, хочешь поехать?
– Да, да! Можно, мои друзья поедут тоже?
– Если они захотят и если их родители им позволят.
– О, царь! – сказал Аристотель.
– Что тебе, долговязый?
– Я надеюшь, на этом обучение царевича не жакончитшя. Ему еще многому нужно научитьшя.
– Нет, нет, я пришлю его обратно, как только город падет. Но он вступает в тот возраст, когда нужно учиться на деле, а не только слушая твои мудрые, возвышенные речи. Кто это? – Филипп взглянул на меня своим единственным глазом.
– Жандра иж Индии, филошоф-варвар.
Филипп дружелюбно улыбнулся и похлопал меня по плечу:
– Радуйся. Приезжай в Пеллу, расскажи моим военачальникам об Индии. Кто знает? Может, и туда еще ступит нога младенца.
– Гораздо важнее получить сведения о Персии, – сказал один из военачальников Филиппа, красивый малый с рыжевато-каштановой бородой. – Он недавно был там проездом. Что ты скажешь на это? Чертов Артаксеркс все еще крепко сидит на троне?
– Я почти ничего не знаю, – сказал я, чувствуя, как сердце мое уходит в пятки при мысли о том, что меня сейчас разоблачат. – Я проехал вдоль северных границ владений Великого Царя и почти не заезжал в крупные города. Я ничего не знаю о том, какую они ведут политику.
– Это действительно так? – спросил рыжебородый, взглянув на меня с подозрением. – Нам придется еще вернуться к этому разговору.
Они толпой повалили в большой дом, где суетились повар и служанки. Во время обеда оказалось, что я сижу между Неархом, маленьким критянином, другом Александра, и воином, не говорившим по-гречески. Поэтому я в основном молчал, а вдобавок почти не понимал, о чем говорили сидевшие во главе стола. Я попросил Неарха назвать мне военачальников.
– Тот, высокий, справа от царя, – Парменион, – сказал он, – а рыжебородый – Аттал.
Когда унесли еду и началась попойка, ко мне подошел Аттал. Воин уступил ему свое место. Аттал уже много выпил, но, хотя он и покачивался слегка, голова его была ясной.
– Как ты ехал через владения Великого Царя? – спросил он. – По какому маршруту ты следовал?
– Я же сказал тебе – вдоль северной границы.
– Тогда ты должен был заехать в Орхой.
– Я... – начал я и остановился. Возможно, Аттал пытается подловить меня. Что, если я скажу «да», а Орхой на самом деле находится на юге? Или вдруг он там был и знаком с городом? Многие греки и македонцы служили Великому Царю наемниками.
– Я проезжал разные города, но не запомнил их названия, – сказал я. – И не помню, заезжал ли в Орхой.
Аттал мрачно улыбнулся в бороду.
– Много же пользы принесет тебе твое путешествие, если ты не помнишь, где был. Послушай, скажи мне, ты не слышал о смуте в северных провинциях?
Я уклонился от ответа, набрав полный рот вина, чтобы скрыть замешательство. Я прихлебывал вино снова и снова, пока наконец Аттал не сказал:
– Ну, хорошо, предположим, ты действительно ничего не знаешь о Персии. Тогда расскажи мне об Индии.
– Что рассказать? – Я икнул. Вино начинало действовать и на меня.
– Я солдат, и мне хотелось бы узнать об индийском военном искусстве. Как там насчет обучения боевых слонов?
– О, мы придумали кое-что получше.
– Что именно?
– Мы поняли, что слоны из плоти и крови ненадежны в бою, несмотря на свою величину, потому что часто пугаются и, обратившись в бегство, топчут наши собственные войска. Поэтому философы Паталипутры создали механических стальных слонов со скорострельными катапультами на спине.
Так в моем одурманенном мозгу трансформировались бронированные военные машины моего мира. Я не знаю, что заставило меня наговорить Атталу таких глупостей.
Частично виной была антипатия, возникшая между нами. Из истории известно, что Аттал был неплохим человеком, хотя иногда и совершал безрассудные и глупые поступки. Но меня раздражало то, что он надеялся выведать у меня все хитрыми расспросами, а хитрость-то была шита белыми нитками. Его голос, выражение лица говорили сами за себя: ты лукав и пронырлив, за тобой надо смотреть в оба. Он был из тех людей, которые, получив приказ следить за врагом, нацепили бы на лицо фальшивую бороду, завернулись в длинный черный плащ и стали посреди бела дня, крадучись, ходить вокруг да около, подмигивать, бросать косые взгляды и привлекали бы к себе всеобщее внимание. Кроме того, он, конечно, насторожил меня, проявив настойчивый интерес к моему прошлому.