«Элементарно, как говаривал знаменитый сыщик с улицы Булочников[46]! Не будь Кот обижен невниманием со стороны короля, которому принес голову Леплайсана, он не направился бы грабить его опустевшее жилище. Да и предмета обиды не существовало бы, так как голова по-прежнему крепко сидела бы на плечах шута. А отсюда следует, что никакого компромата на его высокопреосвященство кардинала де Воляпюка усатый-полосатый не заимел бы, а потому оставался бы лишь простым буржуа, искать которого мне и в голову бы не пришло…
А значит, я никак не мог привезти его в будущее. Но привез. А если сейчас…
Ладно. Это если бы я добился у короля помилования и опального шута выпустили бы на свободу. А что мне мешало помочь ему совершить побег из камеры Бастилии?»
Арталетов остановился, словно налетев на стену. Парижане, спешившие по своим делам, досадливо огибали странного прохожего, замершего с отсутствующим выражением лица посреди улицы, а некоторые крестились или крутили пальцем у виска. Но впавший в каталепсию Георгий не обращал на них никакого внимания.
«Что мешало… Что мешало… Хм-м… Да, собственно, ничего… Нет! Я же забыл о хозяйственной сметке Людовика! Да, он мог быть щедрым и расточительным, но уж если оказывался в стесненных обстоятельствах… Только вспомни, идиот, сколько он дулся на тебя за ту золотую цепь.
Нет, он не преминул бы вернуться на квартиру и унести все мало-мальски ценное, тем более что о каком-либо возвращении к привычной жизни после побега из Бастилии, да еще таким мистическим способом, ему предстояло забыть надолго… Вот оно! Кот, даже реши он наведаться на нашу с Леплайсаном квартиру, не нашел бы там ни-че-го… Значит, после визита к славному Генриху придется заглянуть на огонек в Бастилию и скоротать с другом вечерок за бутылкой вина… Но не могу же я бросить его погибать! Как же обойти казус с котом?»
Впереди уже замаячила церковь Святого Себастьяна, за которой раскинулся рынок, и более того, у самой ее ограды между прохожими мелькали знакомые плащ и шляпа.
«А-а!.. Потом решу, как быть. Главное – опередить меня вчерашнего (или завтрашнего?), чтобы все было как в тот раз…»
Все точно! Арталетов настиг самого себя возле горшечных развалов, а уж толкнуть растяпу, считающего ворон в небе, на самый высокий и шаткий, было делом одной секунды.
«Получи! – Жора даже испытал какое-то мстительное удовольствие при виде самого себя, неуклюже ворочающегося среди черепков. – Будешь знать… Все. Теперь к лошадям».
Он бегом обогнул возы, не обращая внимания на сыплющиеся вслед проклятия, подлетел к коновязи и, схватив за плащ, просто отшвырнул прочь знакомого долговязого англичанина, придирчиво изучающего зубы жеребца гнедой масти.
«Да, я не джентльмен, сэр…»
– Сколько? – крикнул он в лицо опешившему продавцу, уже нашаривающему свободной от поводьев рукой дубинку. – Сколько за этого коня, деревенщина?
– Э-э-э… – проблеял тот, напрягая мозги, чтобы понять, чего от него желает буйный господин. – Э-э-э… А-а-а…
– Десять экю!
– О-о-о…
– Пятнадцать!!
– Ы-ы-ы-ы… – перешел вообще на какие-то непонятные звуки заика, весь трясясь от напряжения и выпучив глаза. – У-у-у-у…
– Э! Э! Стой! – донеслось от возов. – Убью, гад!..
– Двадцать!!! – прорычал Арталетов, высыпал в дрожащие руки мужика золото и, не мешкая, вырвал поводья.
Конь оказался сообразительнее хозяина и резво рванул вперед, едва седок вскарабкался в седло. Горожане проворно освобождали дорогу, поскольку в те далекие от политкорректности времена дворянин, спешащий по неотложному делу, легко мог растоптать нерасторопного мужлана и отделаться лишь мизерным штрафом.
А сильно ли поможет человеку с переломанными ребрами или, не дай бог, шеей пара-другая экю? Вот то-то… А если торопыга еще, ко всему, окажется королевским гонцом? Тогда вместо пары экю могут всыпать десятка два палок. Чтобы не мешал впредь важным делам. Время такое…
«Все получилось! – ликовал Георгий, пулей пролетая городские ворота с вжавшимися в свои будки стражниками. – Все по плану! Сейчас пару лье проскачу, а когда рядом никого не будет – прыгну вместе с конем прямо в Арденны, к королю…»
В этот момент какая-то фигура прянула из придорожной канавы прямо под копыта взвившегося на дыбы коня, повисла на поводьях, земля и небо поменялись местами…
* * *– Вы очнулись, сударь?..
Над Арталетовым, загораживая голубое небо, склонились какие-то неразличимые на ярком фоне лица.
– Никогда еще не видел, – возбужденно говорил кто-то рядом, – чтобы средь бела дня на человека нападали, скидывали с лошади, чтобы на ней ускакать! Помяните мое слово: доживем до такого, что ни в сказке сказать, ни пером описать! И на самого короля когда-нибудь смогут руку поднять, как на простого мужлана!..
«Что это со мной?.. – не сразу понял наш путешественник и, лишь ощутив боль во всем теле, сообразил: – Да я ведь с лошади сверзился!.. Где я?..»
Последние слова он, похоже, пробормотал вслух, поскольку ему откликнулось сразу несколько голосов:
– Да рядом с Парижем… Тут вы… С лошади свалились…
«Черт… – попытался приподняться Жора. – Черт! Черт! Черт!»
Несколько крепких рук тут же подхватили его, не обращая внимания на стоны, помогли сесть, услужливо напялили на голову смятую шляпу.
– Где мой конь?
– Конь? А нету коня. Тот разбойник, что скинул вас, на нем ускакал!
«Черт! Черт!..» Продолжая про себя чертыхаться, Атралетов потребовал:
– Помогите встать на ноги!
Вдали уже показался д’Арталетт-вчерашний, скачущий во весь опор на своем «арабском тяжеловозе», и следовало убраться с его пути, пока не заметил…
«Хрономобиль», к счастью, оказался на месте, и, не думая о том, как все это выглядит в глазах поселян, путешественник с досадой крутанул колесико…
* * *«Блин! Не совсем по плану… Кто этот третий? – размышлял Арталетов, сидя на знакомой лесной поляне и прикладывая к разбитой коленке листок подорожника – иных лекарственных средств под рукой просто не было. – Понятно, что тоже я, но получается, что в какой-то момент времени существовало сразу три „я“? А как же все эти парадоксы, о которых так переживал Горенштейн? Почему не гибнет Вселенная? И сколько еще моих близнецов вокруг? Я ведь, помнится, несчетное количество раз прыгал туда-сюда, пытаясь попасть прямехонько в камеру Леплайсана. И во времени, и в пространстве… Да тут уже должна быть целая рота моих двойников!..»
Поменяв импровизированный «пластырь» еще пару раз и перебрав все возможные варианты, Георгий пришел к выводу, что если он не хочет заселить своими «клонами» всю Францию, а в перспективе – и Европу, то нужно срочно придумывать способ освобождения шута без катастрофических последствий для будущего. А потом – быстренько делать ноги. Ведь чем черт не шутит: действительно грянет вселенская катастрофа, а лавры Герострата ему совсем ни к чему.
«Все, все, заглянуть еще к Людовику с корзиной снеди, отужинать, напомнить о коте – и думать, думать, думать… Эх, собрать бы все мои „отражения“, договориться и вместе освободить шута прямо на Гревской площади! Только вот как все это сделать?..»
Жора поймал себя на мысли, что давно уже слышит какой-то звук, идущий из кармана, в котором лежит «хрономобиль». Не то жужжание, не то потрескивание…
Извлеченный на свет Божий прибор вел себя не так, как обычно. Он заметно нагрелся, по поверхности то и дело пробегали холодные сеточки разрядов, ощутимо покалывающие пальцы.
Дунул порыв ледяного ветра, и Арталетов втянул голову в плечи. Он судорожно оглянулся и обмер.
Окружающее тоже заметно преобразилось.
Небо уже не было ни голубым, ни по-ночному темным. Оно приобрело какой-то странноватый ультрамариновый оттенок, который иногда бывает перед закатом. Но тогда зеленеет лишь узкая полоска между оранжевым горизонтом и темно-фиолетовым бархатом ночного неба, а теперь этот изумительный колер покрывал весь небесный свод.
У деревьев более-менее различались лишь ствол и крупные ветви, кроны же превратились в туманные облака, поляна – в бушующее море. Ветер обдавал то тропической жарой, то арктическим холодом.
«Все, светопреставление началось! – ужаснулся Георгий. – Доигрался!..»
Только теперь он понял, что жужжание издают настроечные колесики «хрономобиля», вращающиеся сами собой с огромной скоростью. Попытался притормозить одно и взвизгнул от боли: бешено крутящийся «верньер» глубокой насечкой стесал кожу до самого мяса, словно фреза…
«Остановить! Любой ценой остановить! – ломая ногти и сдирая до крови кожу, пытался затормозить стремительное вращение путешественник. – Любой ценой…»
* * *Нагруженный корзиной с припасами, Георгий брел по улицам ночного Парижа, неузнаваемый в одеянии бенедиктинского монаха. Его могла выдать лишь шпага, чуть-чуть приподнимающая длинный подол грубой рясы, но кто в большом городе станет приглядываться к бедному служителю Бога?
Тем более что всяческие переодевания тогда были в ходу.
Герцог мог поспешать к своей возлюбленной в плаще студента, аббат – в мундире швейцарского гвардейца. Даже король любил побродить среди горожан в каком-нибудь скромном облике – что же говорить о его подданных? Поэтому те редкие прохожие, что замечали кончик дворянского оружия понимающе отводили глаза…
Чудом затормозив «хрономобиль», Арталетов больше не решался на необдуманные прыжки, предпочитая на этот раз попытаться проникнуть к узнику обычным способом. А что? Леплайсан был настолько популярен в Париже и окрестностях и, по слухам, в его темнице с момента заточения побывало столько народу (и дамы тоже, да-да-с!), что на скромного «монаха» с корзиной продовольствия никто и не взглянет… Особенно если в кармане стражников зазвенит чистым звоном небольшая мзда.
Поэтому и удивился наш герой несказанно, когда в двух шагах от Бастилии дорогу ему заступило несколько темных теней.
– Стой.
– А в чем, собственно… – Георгий отступил на шаг, поставил на мостовую корзину и взялся за эфес шпаги.
– Стой и все.
К смутно маячившим в полутьме узкой улочки теням присоединилось еще несколько, блеснул металл. Судя по звуку шагов сзади, нападавших было много, и они окружали его.
Еще несколько месяцев назад Арталетов в подобном случае уже бросился бы наутек, завопил бы «караул» или схватился бы за спасительный «хрономобиль», но теперь он стал другим. Совсем другим.
Верная шпага с легким шипением вылетела из ножен, очертила перед нападающими призрачный серебристый полукруг и заставила отступить. Воспользовавшись этим, Жора прянул к стене и прижался лопатками к холодным камням. Теперь он, по крайней мере, был прикрыт со спины…
Стремительный выпад, толчок в ладонь, и самый медлительный из «фаворитов луны», зажимая ладонью проколотое предплечье, со стоном отскочил за спины товарищей, а выроненная им шпага была тут же подхвачена нашим героем.
– Ну что, может быть, разойдемся миром? – пьянея от хлынувшего в кровь адреналина, поинтересовался шевалье д’Арталетт, вытеснивший без остатка законопослушного и трясущегося за свою шкуру Арталетова. – Чего нам с вами делить?
Легкая победа и рукоять трофейной шпаги, легшая в левую ладонь как влитая вселяли уверенность. Вряд ли столь неопытный фехтовальщик, как Арталетов, смог бы полноценно обороняться сразу двумя клинками, но все-таки две – это не одна. Тем более что пользоваться одновременно шпагой и кинжалом, по манере той эпохи, Георгий привык. Будем считать, что вторая шпага – просто длинный кинжал и все.
– Постойте, – заметил один из нападавших, самый рассудительный, к тому же с висящей на перевязи правой рукой, и невооруженный. – Давайте обсудим…
Но остальные не слушали и после короткого боя отступили, оставив на булыжнике еще пару шпаг. Георгий ограничился тем, что ногой отшвырнул оружие подальше. Больше всего его радовало почему-то, что ни одного из противников он не зацепил серьезно. Странная радость, согласитесь, особенно если учесть, что нападавших на него было никак не меньше полутора десятков. Владели оружием ночные злодеи не хуже и не лучше Жоры, но их было слишком много, и они мешали друг другу.
– Я еще раз повторяю, – повысил «рассудительный» голос, почему-то знакомый нашему герою. – Давайте все спокойно и без кровопролития обсудим. В конце концов…
Увы, там, где звенят клинки, голосу разума не место…
Потеряв пыл, грабители (а кто же еще?) стали осторожнее, но не сбавили натиск. Почему-то они тоже больше старались обезоружить жертву, чем убить или серьезно ранить. Пяток случайных порезов – пустяк.
«Интересно, и долго мы вот так будем играть в поддавки? – подумал Георгий, силой воли сдерживая руку, чтобы не пронзить грудь неосторожно подставившегося противника. – У кого первым иссякнет терпение?..»
– Пропустите меня… – послышалось из задних рядов, и на линию боя пробились сразу двое, сжимающие в руках… солидные дубинки. – Пропустите…
– Э-э! – сделал выпад наш герой, намереваясь достичь одного из вооруженных деревянными «мечами». – Так мы не договаривались!
– Мы вообще не договаривались, – блеснул тот во мраке зубами и резко ударил своим «оружием» снизу вверх, угодив точно по «электрической косточке» на правой руке Арталетова.
Рука сразу онемела, и шпага звякнула о камни мостовой.
«Оп-паньки… Если и второй…»
Второй словно улышал его мысли, но не стал подходить близко, а метнул дубину над самой землей, как городошную биту, заставив подсеченного Жору рухнуть наземь.
– Вперед! – заверещали со всех сторон, и на упавшего Арталетова навалилось не менее десятка тяжелых тел. – Держи его!
Д’Арталетт сражался, как лев, отбивался уцелевшей рукой, ногами, даже головой. Кто-то получил локтем во что-то мягкое, кто-то отвалился после молодецкого тычка в зубы, но и сам боец пропустил сокрушительный удар в ухо и поплыл…
– Ноги, ноги вяжи!.. Он мне зуб выбил!.. Потерпишь, все равно… Руку, руку прижимай… Давай сюда ремень…
Георгий даже застонал от унижения, когда чьи-то ловкие руки обшарили его, выхватив из-за пазухи «хрономобиль».
«Все, я пропал…»
А дальше он вообще отказывался что-либо понимать.
Судя по звуку, ему вернули шпагу, засунув ее в ножны, надели на шею цепочку прибора и стремительно расступились. Остался только один, тот самый «рассудительный» с рукой на перевязи. Он склонился к самому лицу связанного Арталетова, и в смутном свете затепленного кем-то светильничка (очень похожего на зажигалку) тот с ужасом узнал… самого себя.
– Извини, близнец, – улыбнулся д’Арталетт-второй и протянул руку к груди Георгия, – но ты здесь уже лишний…
– Но… – начал тот, но его уже вертело в привычном круговороте перемещения во времени.
Не локального перемещения. Большого. Перемещения сквозь века…
22
Из-за этого может произойти Конец Света или перегореть пробки. Что, впрочем, приблизительно одно и то же.
Док Браун, плод фантазии Земекиса«Лучше бы я умер вчера, – подумал Арталетов, ощущения которого были таковы, словно его тело только что вынули из жерновов мельницы или, что более похоже по симптомам, из-под колес электрички. – Или добил бы кто-нибудь из христианского милосердия, что ли…»
Он со стоном приоткрыл глаза и тут же зажмурил их.
– Проснулся… Проснулся… – зашептались вокруг. – Ему свет глаза режет, жалюзи прикройте… Еще, еще…
«Жалюзи? Какие жалюзи в шестнадцатом веке? Ставни, наверное…»
Странно, но в голове царил абсолютный вакуум. Почти полное отсутствие каких-либо воспоминаний. Так, обрывки: человекообразное чудовище с озерами жидкого голубого огня вместо глаз, блуждания по городу в поисках какого-то кота, бесконечная скачка куда-то, атака каких-то близнецов, искрящий «хрономобиль»…
Именно видение обвитого разрядами жужжащего прибора и поставило все на свои места. Георгий вскинул к глазам руку с пальцами, облепленными пластырем, и ладонью, замотанной бинтом, и все вспомнил.