— Ну если нет светозвуковой гранаты, — как бы с оттенком разочарования протянул я, — тогда запускай. Сколько у тебя их? Две, три? Или, может, «заря» тоже за шов закатилась?
— Не, «зари» нема… СХТ, и то только одна… — извинительно произнес Швед, запуская руку в свой баул. — Я же не знал. Думал…
Что он думал, я не дослушал, потому как визжание взмывающей сигнальной ракеты химической тревоги резануло по ушам со всей присущей ей безжалостностью. Чтобы до каждого дошло и проняло: шутки закончились, рядом смертельный враг. Невидимый и беспощадный! И кто не заховался…
— Глянь, Николай, у нас еще и совесть чиста перед историей. Хоть на полиграф сажай. Мы всех предупредили о химической опасности, а кто не внял, тому и водить.
— Ага, — кивнул тот и продолжил акапельно: — Пришел туман, постучал в дома, шалью синею обнял сад. Так уж было раз в предрассветный час, было несколько лет назад…
Судя по звукам, донесшимся к нам из-за тумана, причем со всех сторон, устроенные нашими усилиями объятия эльфам, или кто там притаился, совсем не понравились. Я бы даже сказал, совершенно не пришлись по вкусу. А что вы хотите — хлорпикрин, однако. Как говорится в загадке о луке? «Кто меня раздевает, тот слезы проливает». Самые искренние и горючие. А заодно чихает, сморкается, кашляет и отплевывается… Минут надцать… Это если хватило ума или опыта не тереть глаза. Иначе — мама не горюй.
Только что-то я сильно сомневаюсь, что у наших незваных зрителей имеются хоть какие-то навыки в подгонке противогазов. Так что удовольствия получат полные штаны и тоги…
Глава восьмая
Статный господин в белом летнем костюме вышел из стены слезоточивого тумана, словно бесплотный призрак. А чем еще можно объяснить его индифферентную реакцию на душещипательный аромат «синеглазки»? Кстати, знакомая личность. Вот и славно, а то я, честно говоря, порой склонялся к мысли, что никакого автобуса и последовавшей за этим аварии не было, а все вокруг — плод моего воображения. Или бреда. А сам я все еще пребываю в госпитале. Правда, почему эта картинка тоже не могла быть бредом, я бы затруднился объяснить. Может, потому что слишком все нарочито, алогично?
Господин, как две капли воды похожий на автобусного мастера Фрэвардина, постоял немного на грани реальности и фантазии, а потом неодобрительно хмыкнул:
— Развлекаетесь? А чего так скучно? Без огонька…
И, не дожидаясь ответа, зашагал к нам. Шел он, кстати, тоже довольно примечательно. Словно за один шаг преодолевал расстояние в пару метров. Где-то я уже о таком способе передвижения читал.
— Вот, держите. Так сказать, от нашего стола — вашему достархану…
Он сунул руку себе за спину, а обратно вернул ее с довеском. В виде коробки с китайскими шутихами. Посмотрел на меня, потом на Шведира и, наверно, решил, что тот заслуживает больше доверия. Потому что протянул пиротехнику ему. При этом коробка с петардами стремительно увеличилась в размерах, и в руки Николая уже ткнулся впечатляющий габаритами ящик. Не ожидая подобного сюрприза, Швед только и успел, что чуток замедлить его падение и ногу убрать. Оно хоть в основном картон да порох, но и тонна пуха остается тонной. А если еще и уплотнить…
— Что ж вы так неловко, уважаемый… — укорил его Фрэвардин.
— Ты за мной? — хмуро спросил Швед, даже не делая попытки поднять фейерверки.
— В каком смысле? — вполне натурально удивился наш гость. — Если мне не изменяет память, то мы с вами видимся впервые. А вот к вашему товарищу, не скрою, кое-какой разговор имеется.
— Что значит впервые? — не отступился Николай. — Разве не ты меня сюда отправил? Чтобы помешать Владу дойти до этого места и тем самым помешать заткнуть пробоину в ад?..
— Помешать? — Фрэвардин очень натурально вздел брови. — Напротив, милейший. Я уже дождаться не мог, пока Владислав прекратит развлекаться с девицами и воевать с безобидными гоблинами и займется делом. Думаете, так просто свести в соприкосновение сферы различных миров. А потом перенести еще живого индивидуума из одного континуума в другой, да так, чтоб не порвались тонкие материи…
— Да что ты нам тут о материях втираешь!.. — взорвался Швед. — Думаешь, я совсем ослеп от прелестей твоей спутницы? Ничего подобного. Я и тебя срисовал.
— Минуточку… — Фрэвардин поднял руку. — Не надо оскорблений. В таком ключе мы с вами черт знает до чего договоримся. Ну-ка, позвольте руку… — Его жест больше походил на попытку доктора прощупать пульс, нежели на предложение рукопожатия. — Ага… — пробормотал он секунду спустя. — Кажется, я понимаю. Позвольте в глаза заглянуть… Ну конечно же! А вот это непорядок… Эй, заблудшая душа, не желаешь обратно?
Фрэвардин помолчал немного, видимо, выслушивал ответ, потом кивнул.
— Тебя, легионер, никто не винит, но порядок нарушать нельзя. Чуток развеялся — и давай обратно в Чертоги. Кстати, советую молчать обо всем, что видел. Во-первых — не поверят. А во-вторых — зачем души героев зря будоражить. Договорились? Вот и славно. А тебе, Николай Васильевич, я так скажу: смешно обвинять бога в том, что на него кто-то похож…
Одновременно с этими словами Фрэвардин исчез, а его место заняла точная копия красавицы цыганки… в обнаженном виде.
Я обалдело помотал головой, закрыл глаза, открыл… но вместо невообразимой а ля натюрель красоты передо мной теперь было два Шведира.
— Примерно так… — хмыкнул Фрэвардин. — Или еще кого-нибудь изобразить?
— А почему девушка тоже…
— Это не ко мне. На все женские особи накладываются ваши мечты. Так что я и сам точно не знаю, кого вы узрели, но вернемся к делу. Не до красоток, право слово.
— Вообще-то кое-кто за собой полный автобус прелестниц возит… — не удержался я, чтоб не подколоть.
Но Фрэвардин сделал вид, что не понял тонкого намека, и продолжил как ни в чем не бывало.
— Надеюсь, инцидент исчерпан? Больше претензий нет?
Швед не отвечал. Он вообще как-то странно себя вел. Стоял, закрыв глаза, и все время наклонял голову в разные стороны. Нагнет шею, замрет на секунду, словно прислушиваясь к чему-то, и опять, только под другим углом.
— Мыкола, ты чего? С тобой все в порядке?
— Так это… Твердилыч исчез…
— Он не исчез, как вы изволили выразиться, а вернулся туда, где и полагается быть всякой солидной душе после смерти, — чуть пафосно заметил Фрэвардин. — И займитесь же наконец салютами, Николай. Поверьте, зрителей в округе уже преизрядное количество собралось. А мы пока с Владиславом потолкуем…
— И о чем же?
— Неужто запамятовал о моем предложении? А я вполне серьезно тебя звал. Туго тут людям приходится. Сам видел, до чего дошло… Кстати, Владислав, а как тебе удалось вход в Инферно закрыть, да еще и запечатать его так ловко? Я к началу схватки не успел. Только когда уже все закончилось, ощутил возмущение потоков и поспешил сюда. Деяние, прямо скажу, божественного уровня. Причем не из самых низких. Откроешь секрет? Да и в ауре твоей кое-какие изменения заметны. Прежде ничего такого не было. Неужели, в самом деле, правы те, кто утверждает, что люди Земли — куколки Вершителей? А потому и наложен запрет на контакты с вашим миром на всех уровнях? Но ты так ничего и не ответил.
— Болгары шутят, что спорить с женщиной то же самое, что пытаться переговорить радио без выключателя. Теперь я прибавил бы к этим особам еще и богов…
— К женщинам или к радио? — не сразу понял намек Фрэвардин. — A-а, это идиома… Анекдот. Или ты имеешь в виду, что я слишком много болтаю и не даю тебе даже слово вставить? Так на то есть множество причин. Должен же я как-то объяснить все происходящее с тобой за последние дни? Прямо, искренне и без обид. С расчетом на наше дальнейшее и плодотворное сотрудничество. Или в этом уже нет надобности? Ты и сам все понял?
— Что я понял, а чего нет, это мое личное дело…
Борзеть и хамить при общении с богами вообще-то не рекомендуется, но меня, как говорится, понесло. И кто знает, что я мог еще высказать этому лощеному хлыщу, для которого облако хлорпикрина словно мгла на зорьке, но воевать при этом он посылает других, если бы не стартовала первая шутиха. С визгом, свистом, шипением. А вслед за первой ласточкой заухало, захлопало, жахнуло, бабахнуло… Короче, веселье пошло стаями и косяками.
Эффектно. Ничего не скажешь. Особенно если все оплачено и не лимитировано. Жаль, дневное небо не тот фон, контраста не хватает, но за неимением гербовой бумаги пишут пальцем на песке…
* * *— Я так понял, нам все же следует объясниться. — Фрэвардин шагнул ближе ко мне и распахнул над головой зонт. Тут же и заморосило. Приглушая звуки и сводя мой бунтарский порыв к минорности.
— Да ну вас. Все начальство одинаковое. Хоть земное, хоть божественное. Правды не дождешься. В лучшем случае, глаза под лоб с намеком на вышестоящее руководство и таинственное хмыканье: «Ну ты же понимаешь».
— Ничего странного, — согласился Фрэвардин. — Разный уровень информированности. И пока объяснишь исполнителю все нюансы, уже и предпринимать что-то поздно будет. Я знаю, ты анекдоты любишь, так вот послушай, кажется в тему. Третьеклассник спрашивает у отца: «Папа, а почему звезды с неба не падают?». А тот отвечает: «Ой, сына, это долго объяснять. Давай подождем до десятого класса, когда ты астрономию учить начнешь, вот тогда я тебе все за две минуты растолкую».
— Смешно. Только я не в третьем классе, а ты не мой отец.
— Уверен? — усмехнулся Фрэвардин. — Я не о родстве, а о предполагаемом уровне образования.
— У нас бьют не по образованию, а по морде, — перефразировал я известный анекдот.
— Ладно-ладно, не кипятись. Все дело в том, Влад, что этот мир не совсем настоящий. Понимаешь?
— Не-а, — честно помотал я головой. — Не понимаю…
— Чего именно?
— Определения «не совсем». Настоящий и ненастоящий — то есть вымышленный — я понимаю. А «не совсем» звучит как немножко беременная.
— Да ладно тебе, — поморщился Фрэвардин. — Не цепляйся к словам. Ваши ученые иной раз такое определение или название придумают, что хоть стой, хоть падай. И никого это особенно не волнует. Кроме их оппонентов. В данном случае я имел в виду, что здешний мир хоть и похож во всем на настоящий, на самом деле плод воображения. Но по закону больших чисел он вышел из области эфемерности.
Я отвесил челюсть и максимально вытаращил глаза, привлекая внимания Фрэвардина.
— Ну вот, а еще возмущался третьим классом. Дошкольное воспитание у вас, батенька. Максимум! Когда один разум придумывает что-то, то на выходе получается объект с исчезающе малым значением вероятности его воплощения, но все же не нулевым. А если то же самое представят себе несколько тысяч? Миллионов? Миллиардов? Из года в год, поколение за поколением? Естественно, до уровня, созданного Творцом, этим поделкам не подняться никогда, но и зону эфемерности они покидают с полным на то основанием. Соображаешь?
— В общих чертах… Ты намекаешь, что данный мир не был создан в процессе божественного творения Вселенной, а является изделием некой очень большой группы единомышленников. Так?
— Совершенно верно. А если быть предельно точным, то мы с тобой имеем честь находиться в раю.
— Где?!
Теперь изображать ничего не пришлось. Челюсть отвисла, глаза вскарабкались к бровям. Одновременно я непроизвольно попытался осмотреться. Не, ну надо же! Как, оказывается, дурят нашего брата!
«Внутре у срендивекового рыцаря наши опилки!»
— А где ангелы с арфами? Кущи? Сонмы праведников, распевающих псалмы? И как ее… эта самая — благодать?..
— Ты сейчас о чем? — Фрэвардин, видимо, попытался спародировать мою мимику, но не так качественно. Чтоб научиться придавать лицу очумелое выражение, надо хотя бы срочную отслужить. Или на «скорой помощи» поработать. — А-а-а, понял. У тебя же мысли столь маневренны, как трамвай. И слово рай вызывает одну-единственную и устойчивую ассоциацию. Кстати, что только подтверждает мое объяснение о создании вымышленных миров. Ни ты сам, ни твои родители во Христа давно уже не верите по-настоящему. А догмы христианства все равно приемлете. Да, мы находимся в раю. Только не иудейско-христианском Царствии Небесном, а том месте, куда после смерти попадают праведные, по их, разумеется, меркам, души гоблинов…
— Ты хочешь сказать, что все это безобразие, — я сделал широкий круговой жест, — рай? Пусть и в гоблиновской озвучке…
— Почему безобразие? — вроде как обиделся Фрэвардин. — Просто у каждого свое представление о загробной жизни. Тебя же не удивляет, что Валгалла или Края вечной охоты ничем не походят на Эдем или другие парадизы и ирии? Вот и гоблины, в меру своей фантазии, придумали себе мир, где они доминирующая раса. И пока Инферно сюда не пробило туннель, все как раз согласно их представлениям и происходило. Люди добровольно-принудительно платят им дань, а все прочие расы по-добрососедски инертны или дружественны.
— Ладно, бог с ними, — махнул я рукой. — А ты тут с какого боку? И убери свой дурацкий зонт, дождь давно закончился.
— Зонт? — переспросил Фрэвардин. Потом схлопнул его, ловко подбросил вверх, запрокинул голову и открыл рот. Но, видимо, решил, что шпагоглотательные фокусы не к лицу персоне его уровня, потому как в последний момент подхватил зонт и демонстративно небрежно сунул его в нагрудный карман пиджака. Целиком…
— А дальше? — подбодрил я явно пытающегося увильнуть от ответа собеседника.
— Дальше… — Фрэвардин хмыкнул. — Ну, в общем, они в меня веруют…
— Что делают? — глупо переспросил я, но слишком уж неожиданным был ответ. И не то чтобы нелогичный, а все же из разряда нелепиц. Ну, к примеру, как увидеть генерала, подметающего плац. Ничего сверхъестественного, но почему-то возникает желание позвонить по «03». Хоть ему в помощь, хоть себе…
— Обидеть хочешь, да? — помрачнел Фрэвардин. — Типа я рылом не вышел, да? У вас самих там, на Земле, в кого только не верили. Вспомни хотя бы из последних? Мао Цзэдун, Ким Чен Ир, Ленин… Притом что они самые обычные люди, а я все-таки бог. Настоящий!
— Извини, если не так выразился, но я совсем другое имел в виду, — поспешил я его успокоить. А то читали, знаем… Еще из античных времен. Спасибо старику Гомеру, просветил потомков о капризной натуре олимпийцев. Хуже прыщавых барышень. И обидчивы, и злопамятны. Оно нам надо сейчас?
— Просто я всегда помнил, что Бог сотворил людей по образу своему. И еще — только не обижайся — как гласит народная мудрость: «Каков поп, таков и приход». А в данном случае ни ты на них, ни они на тебя — ну ни капельки не похожи.
Еще и договорить до конца не успел, как уже и сам понял, какую несусветную глупость несу. Совсем отупел. И минуты не прошло, как на моих глазах Николаю наглядно были продемонстрированы мимикрические возможности божественных индивидуумов. Хотел было сыграть обратно, но Фрэвардин не дал мне времени и с удовольствием подхватил пас.
— Ах вот в чем дело! Непохожие мы, значит? — с усмешкой повторил он. — А если вот так?
Я и моргнуть не успел, как узрел перед собой ухмыляющегося во все тридцать с чем-то там клыка Гырдрыма.
— Ну ежели так, тогда да, тогда конечно… и даже, скорее всего… — заблеял я, невольно цитируя Гарри Непоседу из советского «Зверобоя». — Только ты это… давай, верни все взад. Чтоб как было. А то мне как-то…
— Некомфортно? — кивнул с пониманием Фрэвардин, произведя мгновенную смену масок. — Для этого, собственно, и преображаюсь. Мелочь, а общению способствует. Имя, кстати, чтоб снять все возможные вопросы окончательно — тоже заимствовано по общему принципу, так сказать. Настоящее тебе не выговорить… — После чего бог гоблинов произнес какой-то набор хрипящих, рычащих и взвывающих звуков.
— Факт…
* * *Желая взять хоть минимальную паузу для обретения внутреннего равновесия, я вполоборота развернулся к Шведу. Чтобы увидеть его реакцию. Но Николай так увлекся салютами, словно именно здесь и сейчас сбылась его самая заветная мечта. Та, которая взлелеяна с самого детства. Даже Козьма Прутков, поглядев на прапорщика, перефразировал бы свою мысль, присовокупив Шведира к «пище, старому другу и чесотке».
— Хорошо, с твоей заинтересованностью разобрались. А почему я? Человек? У гоблинов что, своих кандидатов в герои не хватает? Не поверю!.. Даже тот гхнол, с которым мне схлестнуться довелось, и то вполне решительно смотрелся. И от бессмертного подвига не отказался бы.