Столкнули в воду легкий плот. Понадобилось всего четыре ствола, чтобы выдержать всю компанию. Мужчины поочередно отталкивались шестами, красные дюны наплывали рывками. Мать-волчица невозмутимо жевала бетель и точила кривой нож. От монотонного скребущего звука у Юльки мурашки бежали по коже. Когда уперлись в берег, Рахмани приметил еще одну стаю саранчи. Затем стая заволновалась и рассыпалась.
— Мираж, обычный мираж, — сказал черноногий. — Будем молиться, чтобы не встретить Ласкающих… Главное — добраться до моей баржи, там укроемся.
Девочка Юля изо всех сил вглядывалась в пронзительную даль, но не видела ничего, кроме мерного колыхания песка. Стоять на одном месте становилось невозможно, пятки медленно поджаривались. Поэтому она даже обрадовалась, когда черноногий решительно зашагал, огибая низкие колючие кусты. С приближением человека кусты начали прятаться в песок. Они съеживались и зарывались в норы, как морские крабы. Когда экспедиция перевалила через бархан, стал виден следующий канал, в два раза шире первого. Очень скоро циклоп ткнул забинтованной рукой в то место, где его, обессиленного, подобрали люди южного раджпура.
Из мутной горькой воды тянулся широкий след. Здесь черноногий купец полз и здесь, недалеко от берега, обессилел. Капли крови еще сохранились на соленой корке вдоль берега.
— Он даже не помнит сам, как доплыл, — перевел слова циклопа Рахмани. — Он бросился в воду вон там, у Кладбища рыб.
— Где крепость? Где Кладбище рыб?
— Смотри под ноги, — посоветовал Саади. — Здесь можно сжечь глаза. И как только платок на голове высохнет, говори мне.
Труднее всего приходилось центавру. Огромная масса вдавливала его узкие копыта в песок. Гиппарх обладал невероятной выносливостью, но взмок быстрее всех. Отряд медленно продвигался вдоль пологого берега канала. Колючие кусты прятались и снова появлялись за спиной. Дважды издалека видели громадного скорпиона. Он промчался от каменной бабы до брошенного склепа, задрав к небу хвост. Канал расширялся, но масса горькой воды не принесла прохлады. Кроме того, начался затяжной подъем. Когда у Юльки в глазах запрыгали черные мушки, а горло пересохло, как наждак, центавр проявил любезность и взял ее на спину. Одноглазая волчица неутомимо семенила за мужчинами. Кажется, она что-то напевала на ходу.
Циклоп внезапно резко остановился, указывая на непонятный след в песке. Как будто параллельным курсом, в полуметре друг от друга, проползли две сороконожки.
— Сколопендра. Неприятный хищник.
— Скорпионы сейчас вялые, зато эту дрянь лучше не злить, — заключила старая волчица. — Один укус — и кровь станет камнем.
Молодой горячий суховей резал пылью глаза. Рахмани умел различать ветра. Этот ветер был еще неопытным подростком, он не влек за собой коварные барханы, не засыпал до крыш хижины бедуинов, не душил колодцы. Зато он отличался назойливостью, оседал под седлом, мучая животных, скрипел на зубах и заставлял детей тереть воспаленные глаза.
С высоты пропахшей потом холки Юля тотчас увидела Песчаную крепость. Крепость засыпало наполовину. С наветренной стороны узкие окна, зашитые частой затейливой решеткой, насчитывали пять уровней. С другой стороны на покосившиеся стены и башни можно было взобраться пешком. Стена развалилась в нескольких местах, но статуи двух божеств пустыни ветер не одолел. На левом пилоне ворот восседал птицеголовый бог, на правом — пес с человеческим торсом.
— Закрой глаза и выброси мысли. — Рахмани подал юной волчице бурдюк с водой. — Представь мир, как чашу с розовым вареньем. А теперь представь, как по варенью ползают навозные мухи. Это уршады. Посмотри внимательно, нет ли их в крепости.
— Она слишком старается, дом Саади, — вполголоса заключил Кой-Кой.
— Их там нет. — Юлька встряхнулась, как от глубокого сна. — Там есть кто-то живой… я научилась замечать живых. Они там, глубоко под камнями. Но они не такие, как обезьяны. И не такие, как люди, как коровы…
— Змеи, — облегченно кивнул ловец. — Или песочные лисицы. Это хорошо. Мы войдем в крепость, не хотелось бы оставлять врага за спиной. Мудрейший Аша-Вашихта, защити и помилуй нас!
— Песчаную крепость лучше обойти стороной, — мысленно транслировала Юльке Мать-волчица. — Там водятся гадкие твари, которых не всегда успеваешь убить. Очень гадкие…
Рахмани сцепил ладони, призывая уснувшего брата. Заспавшийся брат-огонь отозвался легким покалыванием в пальцах. Нежной щетиной уколы пробежались по предплечьям, проникли в позвоночник, привычно сжали сердце. Брат-огонь распрямлял плечи, напоминая о своей убийственной силе.
— Зачем вам туда? — заволновался черноногий. — Никто не ходит в заброшенные крепости, это слишком опасно. Сколопендр раздражает стук шагов. И змеям тоже не нравится, когда люди трясут землю. Не ходите! Моя фактория… нам осталось пересечь еще два канала… там мои баржи!
— Такой большой и такой нытик, — поморщилась девушка. — Кажется, он не думает о несчастных, которые погибли. Он трясется только о своих бабках!
Кой-Кой и Саади хором рассмеялись.
— Подожди нас тут, любезный друг, — обратился ловец к циклопу. — У нас в крепости есть небольшое дельце. Юлия, у тебя высохла голова? Давай польем еще раз.
— Нет, нет, я не останусь тут один. — Циклоп сунул забинтованные руки под мышки, словно ему вдруг стало холодно.
— А я подожду здесь. — Казалось, Мать-волчица не проявила ни малейшего интереса к планам Рахмани.
Под присмотром песьеголового божества путники проникли в наружную галерею. Рахмани посещал похожую крепость, но та находилась на западной стороне перешейка и сохранилась гораздо лучше. В той крепости, под присмотром бога-сокола, даже ночевали иногда берберы, естественно, если имелся у них крепкий колдун или надежные собаки особой породы, которые умели заранее предупреждать о Ласкающих миражах. В эту Песчаную крепость ловец попал впервые. Впрочем, тело Великой степи очень велико, и жизни человека не хватит, чтобы ощупать все ее изгибы!
— Нам туда. — Саади уверенно указал в глубокую тень, образованную склонившейся башней.
Под башней шаги зазвенели. Красный зернистый песок уступил место широким мраморным плитам. Бог-сокол равнодушно глядел сверху, из узких бойниц. Бог-пес хищно щерился ему из ниш противоположной стены. Ряды скарабеев застыли на ажурных пилонах внутреннего двора. Четыре открытых саркофага зияли по сторонам от пустой чаши фонтана. В них, вместо украденных покойников, грелись ящерицы. Песок лежал на каменных плитах нежно-розовым слоем, ни один человеческий след не тревожил его естественных узоров. Крепость давно не навещали люди.
— Куда вы идете? Это очень опасно… — циклоп бубнил в спину, но не отставал.
Через узкий проход ловец вывел отряд в следующий внутренний дворик. Между высоких стен эхо шагов металось, как лисица в капкане. Под песком угадывались квадратные плиты.
— Надо поднять, — Рахмани указал на угловой квадратный сегмент, чудом сохранившийся кусок покрытия в изломанном дворе.
Поликрит навалился первый, захрипел, напружинив мышцы. Он так напрягся, что копыта со скрипом стали разъезжаться по гладкому мрамору. Рахмани и черноногий пришли на помощь, зато Кой-Кой, к удивлению Юльки, остался с ней. Удивление ее быстро прошло, когда из образовавшегося лаза стрелой выпрыгнуло чудище с загнутым шипастым хвостом. Чудище задрало заднюю часть тела и угрожающе зашипело.
Циклоп отскочил в сторону, схватился за тесак. Центавр сорвал с бока копье. Рахмани поднял руки. Но «глаз пустоты» действовал быстрее всех. Один взмах, второй… и скорпион разлетелся на куски. Юлька не уловила момент, когда перевертыш спрятал клинки в рукава.
— Хорошая работа, — похвалил Поликрит, тыкая копьем в мертвого хозяина крепости. Клешни гигантского насекомого еще шевелились.
— А как тебе моя работа? — Рахмани указал в яму.
Мраморная плита встала на дыбы. Песок устремился в пролом коварными струйками, но у него не хватало сил быстро засыпать пустоту. Отворились внутренности колодца, кем-то небрежно прикрытого. Вдоль стены вниз спускались неровные ступени. На глубине примерно в сорок локтей чернела вода. Не горькая желеобразная дрянь, в которой едва не потерял кожу циклоп, которая заполняла своим ядовитым дыханием сотни каналов Южного материка, а та самая, темная, непроглядная, как ночь, и зовущая, как жаркая любовница…
Вода Янтарного канала.
— Благодарю тебя за все, дом Саади. — Центавр вскинул кулак в фессалийском приветствии. — Тебя тоже благодарю за все, почтенный друг Кой-Кой. Мы не станем братьями, поскольку центавры не ищут родства с двуногими людьми. Но я горжусь, что нам довелось стоять плечом к плечу.
— Спасибо и тебе, гиппарх. По моим расчетам, ты вынырнешь на полторы тысячи стадиев севернее твоей родины, где-то в реке Дунай, — озабоченно произнес Рахмани. — Береги Камни пути. Ты выручишь за них состояние. Не пытайся нырнуть обратно, что бы тебя там ни ждало. Этот канал очень старый. Он пропустит тебя в одну сторону, и я его запечатаю. Чтобы никто не застрял между мирами.
— Вам обоим известно, как меня найти, — величественно произнес командир фессалийской конницы. — Прощай и ты, Красная волчица. Пусть владыка Зевс защищает тебя.
Юля снова поняла без перевода. Центавр проверил крепление мешков, поудобнее перехватил оружие и скрылся в глубине колодца. Немного позже донесся одинокий всплеск. Черноногий неистово молился своим богам. Кажется, он решил, что угодил в компанию демонов.
— Закроем. — Дом Саади первый навалился на мраморную плиту. — Юлия, теперь ты ведешь нас. Пусть тревоги оставят тебя, не оборачивайся, смотри вперед.
— Куда же мне вести вас?
— Туда, где уршад.
Рахмани произнес последнюю фразу и сразу вспомнил совсем другую дорогу. На ней тоже нельзя было оборачиваться.
Двадцать лет назад он прошел в Проклятый город Сварга по дороге Висельников.
14
Дорога висельников
…Мельницу юный воин разглядел почти сразу. Мельница оказалась водяной, только огромное колесо вращалось не под ногами, а на безумной высоте от земли. Оно словно висело, прибитое к лазури невидимыми гвоздями. Тем не менее, это не мешало лопаткам колеса черпать воду в реке, изливавшейся тоже прямо с блеклого неба. Так показалось Рахмани в первый момент.
Пройдя еще шагов двадцать в гору, утопая по колено в пепле, воин оглянулся. Верный Кой-Кой послушно брел по следу, прикрывая спину. У Рахмани что-то случилось со зрением. Позади он оставил неширокую полосу серого пляжа и ленивое колыхание смердящих жирных волн. Позади он оставил щедрое тепло Короны и пристальные взгляды Властелинов, стерегущих границу Гиперборея.
Ледовый океан исчез. То есть, вполне возможно, что он находился где-то поблизости. Порой Саади казалось, что сквозь вонь пожарища прорывается чистое дыхание воды, но зрение упорно диктовало иные реалии.
Бесконечная, тоскливая пустыня до горизонта. Пепельные барханы, пепельные ручьи и овраги. Черепа и обглоданные скелеты в оврагах, тусклый свет Короны, застрявшей между горных кряжей, клекот хищных птиц в вышине.
Рахмани дважды скороговоркой прочел формулу, отгоняющую миражи, но невинное волшебство не помогло.
— Это бесполезно, дом Саади, — подтвердил перевертыш. — Твой путь теперь — только вперед. То, что мы видим позади, — случится через десять тысяч лет. Или случилось тысячу лет назад. Океан отступит, на сотни гязов пустыню заселят ядовитые гады. Таков Гиперборей, он прячется от любопытных между завтра и вчера.
— Расскажи мне… — Огнепоклонник почти добрался до гребня из блестящей вулканической породы. — Ты же был здесь… Что нас ждет впереди?
— Всякий раз тут было иначе, — уклончиво отвечал перевертыш. — Но мельницу я видел. Взгляни, дом Саади, на чем она стоит.
Мельница держалась на перевернутой крыше, собранной из прекрасной желтой черепицы, а точнее — на узкой печной трубе. Печная труба упиралась в один из застывших лавовых пузырей, что еще больше усиливало нереальность происходящего. Выше черепичной крыши тянулись к унылому небу три этажа, с балкончиками, цветущим вьюном и блестящими дождевыми стоками. Еще выше к небу протягивал толстые ноги гранитный фундамент и с противным скрипом вращалось колесо. Ко всему прочему, где-то в небесах болтались клети с зерном, амбары, различные пристройки и лесенки.
Чтобы обеспечить мельницу работой, узкой речке пришлось встать на дыбы и уверенно потечь… в небо. Приглядевшись, Рахмани даже рассмотрел в прозрачных струях сумасшедшего водопада мелких рыбешек. Вся конструкция потрескивала, постанывала, сквозь щели в широких воротах можно было увидеть мощные приводы и кожаные лебедки.
— Каким образом столь тяжелая постройка держится на одной тонкой трубе и даже не раскачивается? А река? Кой-Кой, нам отводят глаза, вода не может падать вверх. Тому, кто это сделал, приходится, наверное, тратить уйму магических сил на борьбу с твердью?
— Город стал другим… — Вместо ответа перевертыш указал куда-то вниз.
Рахмани с трудом оторвал взгляд от вертикальной реки. Оказалось, что скромная со стороны берега горка в двух шагах от него превращалась в глубокий обрыв. Путники забрались на самый край чудовищного кратера. Проклятый город Сварга улыбался им снизу сотней беззубых улыбок. Конечно же, за улыбки Саади принял опрокинутые оконные и дверные проемы. Похоже, внизу дома, как и мельница, стояли на крышах. Или лежали. Или медленно кружили.
В кратер вели две дороги. Одна — аккуратная, чисто выметенная, из желтого камня, спускалась змейкой, терялась среди переулков, чтобы снова вынырнуть у далекого фонтана. Складывалось ощущение, что бледная Корона светит только над этой, приветливой, кукольной дорогой. Края гигантского кратера скрывали влажные клубы мороси. Диковинные, точно вывернутые наизнанку строения города то скрывались в полном мраке, то выплывали, подсвеченные неистовым багровым огнем. Рахмани видел внизу обломки багдадских крепостей и остроугольные здания со шпилями, похожие на соборы генуэзцев. На высоком холме, под немыслимым углом к другим постройкам, торчал маяк. Свет от его линз обшаривал тусклые окрестности. Иногда в пучок света попадали облака… только это были вовсе не облака, а живые существа, вроде летучих гусениц торгутов, с корзинами и вооруженными всадниками на спинах. Громадные воздушные киты неспешно патрулировали над самыми крышами.
— Видишь, не одни мы собираемся охотиться на Трехбородых, — усмехнулся Кой-Кой. — Ну что, спускаемся по плохой дороге?
Плохая дорога… напоминала скорее звериную тропу. Она опасно прижималась к обрыву, затем стремительно обрушивалась вниз, и возле каждого ее крутого поворота в расщелинах белели кости. Однако самое неприятное начиналось внизу, перед громадной перекошенной аркой, намекающей, должно быть, на городские ворота. Там тропа становилась сырой, непроезжей, вдоль обочин тянулись камни и колючие кустарники, а через каждые двадцать шагов…
Рахмани невольно вздрогнул.
— Что там, Кой-Кой? Вдоль дороги дыбы и виселицы? Мы можем спуститься как-нибудь иначе?
— Не только виселицы, дом Саади. Город так шутит с каждым гостем. Впрочем, ты можешь рискнуть и спуститься по светлой дороге…
— Ну, уж нет. — Воин не сомневался, что Властелин пепла выполняет свои посулы.
Он покрепче ухватил мешок с содержимым, о котором предпочел бы не думать, и зашагал вниз. Не думать он не мог. Потому что они шевелились там, в мешке. Они, которых юный воин предпочитал вслух не называть…
— Постой, дом Саади. Мы должны связаться крепкой веревкой.
— Но… тропа достаточно ровная. До первого обрыва еще далеко.
— Не ты нанял меня, дом Саади, а Слепые старцы. Делай то, что я говорю, иначе мы погибнем. Мы можем идти рядом, но если тебе покажется, будто ты гуляешь в розовом саду, только я смогу вытащить тебя из ледяной расщелины.
Рахмани не стал спорить. Довольно долго он спускался первый, пока тропа не стала крута настолько, что пришлось карабкаться с уступа на уступ. Ни один звук не достигал ушей, кроме плеска реки, текущей в небо, и далеких звонких ударов.
— Ты слышишь этот стук, Кой-Кой? Или это только мне мерещится?
— Мне неведомо, что слышишь и видишь ты, дом Саади. Здесь у каждого свои сны. Мне говорили, что это кует оружие Сварг…
— Кажется, это главный бес русов?