Оказалось, что дуэль не такое простое дело, как думалось. Протоколы, переговоры, четкие определения и степени нанесенных оскорблений, суд чести, множество ограничений. Например, послать вызов министру было, скажем так, достаточно затруднительно. Во-первых, он должен быть дворянином, во-вторых, на это требовалось высочайшее разрешение, в-третьих, решение суда в пользу вызывающего, было еще и четвертое, и пятое… Вот министр мог послать вызов очень легко, но таких случаев доселе не наблюдалось почему-то. А ежели обидчик был не благородных кровей, то все вопросы с ним решались исключительно в суде. И попробуй нарушить хоть одно положение кодекса или определение суда чести – тотчас застрелят секунданты (это если во время дуэли) или пять-десять лет отдыха на каторге. Вот так! Правда, уже при следующем императоре, Александре номер два, такое выяснение отношений между аристократами, мягко говоря, не приветствовалось по причине уж очень большой их смертности, но прямого запрета так и не наложили. Кстати, при наличии весомого повода стрелялись и господа офицеры, приравненные в этом тонком вопросе к аристократам поголовно, но с маленькой оговоркой – только в мирное время. И повод должен был являться действительно весомым. Иначе милости просим в Сибирь, на снегоуборочные работы.
Общение… Постепенно он научился разговаривать с незнакомыми ему людьми без настороженности и опаски, просто ради своего удовольствия. Узнавая когда-то запомнившиеся выражения и обороты речи, давным-давно слышанные от бабушки Нади. Бабушки из его прежней жизни. Много было и других слов, ему совсем непонятных, но это было неудивительно: бабуля родилась и выросла в Орловской губернии, а тут, во-первых, поляки, а во-вторых, католики. Если бы еще голова не побаливала, вообще все было бы хорошо. Гулял он обычно по давно облюбованному маршруту: из длинной аллеи направо, по удобной дорожке мимо нарядных елок, затем вокруг небольшой горушки и сквозь чистенькие улочки большой деревни с так и не выясненным названием. В этот раз получилось немного иначе. Еще на подходах к деревенским домам в воздухе вкусно запахло березовым дымом, и ноги сами собой понесли поближе к его источнику.
«Запах протопленной баньки…»
Чем ближе он подходил, тем отчетливее слышалось, как кто-то колет дрова. С чувством, с расстановкой, не торопясь. И, только подойдя совсем близко, он понял, как сильно ошибался. В небольшом дворике перед приземистым домом, едва заметно пошатываясь, вяло махала колуном женщина, закутанная в шаль и засаленный до черноты тулуп, но результат ее усилий был более чем скромный. У нее больше получалось откалывать длинные щепки, чем действительно разбивать на части сучковатые колоды, да еще колун через раз отлетал от промороженной плахи. Потоптавшись на месте, Александр совсем было собрался уходить, как заметил, что «дровосек» начала оседать на утоптанный снег.
– Эй, есть кто живой?
Как на зло, поблизости не оказалось ни одного прохожего или зеваки – привыкли уже к его постоянным прогулкам, что ли? Растерянно покрутив головой, он поморщился и решил, что справится сам.
На вежливый стук в потемневшую от времени дверь никто не отреагировал, пришлось проявлять инициативу и дальше, подтаскивая одной рукой не такое уж и тяжелое тело к проему. Зайдя внутрь, князь сделал из небольших сеней три шага вперед и тут же наткнулся на настороженный взгляд двоих детей – мальчика лет пяти и девочки-подростка.
– Там у вас женщина сознание потеряла. Мама ваша, да?
Девочка сразу стала деловито одеваться, попутно приговаривая:
– Ведь говорила же – давай подмогну, так нет же, сама.
Перенос женщины в дом не прошел для добровольного помощника бесследно: на висках выступила испарина, здоровая рука дрожала, а нездоровая – зверски болела. Волей-неволей пришлось присесть, вернее, рухнуть на лавку рядом со столом, больно ударившись о что-то небрежно укрытое посконной тряпкой.
– Звать-то тебя как, красавица?
– Катаржина.
Отвечала она с задержкой, потому как с переменным успехом освобождала от лишней одежды безвольное тело своей родительницы, пыхтя при этом, как маленький паровоз.
– Давай помогу. Да не так! Я подержу, а ты тяни потихоньку. Вот молодец. А где отец ваш?
Почти не слушая высокий голосок, Александр привалился спиной к бревенчатой стене, пережидая приступ слабости.
– …брюхом поболел, а к Рождеству-то и преставился. Мамка сильно плакала. Так вот и живем, значит. А ты кто, охфицерь? А вон ту штуку потрогать можа?
– Если хочешь. А чего это у вас мама в обморок упала? Болеете?
– Не. С голодухи она, да еще меня не пустила. Все сама, будто я малая.
– От голода? Что, вообще ничего дома поесть нету?
Катаржина неопределенно пожала плечами и шикнула на расплакавшегося пацана, загоняя его обратно на едва теплую печь.
– Как же вы…
Александр недоговорил. Не смог. Потому что от его неловкого движения тряпка немного сдвинулась, и стало видно, ЧТО лежит на лавке рядом с ним.
– Что за… это… а? Как же это?
Теперь стало ясно, о что же он так больно ударился, поспешно присаживаясь. О неимоверно худое, лилово-желтое тело мертвого мальчика. Горло сжал спазм, мешая вздохнуть, и показалось на миг, что стены и потолок становятся все ближе и ближе, наваливаясь на грудь могильной плитой. Тонко зазвенело в ушах, заломило в простреленной руке. А чертова девчонка подошла и встала рядом:
– Это Яник. Вчерась заснул, и все. Мама сказала, что Боженька его к себе прибрал и чтобы мы не плакали. Говорит, ему тама хорошо.
Маленький человечек и впрямь едва заметно улыбался, будто успокаивая своих родных. Только от этой улыбки Александра бросило в дрожь.
– Я… это… Пойду я…
Гость дергаными, резкими движениями вывернул все карманы, выгребая все до последней полушки, аккуратно пододвинул получившуюся кучку ассигнаций и монеток в центр стола, криво улыбнулся и вышел.
В этот день князь сильно разорил небольшую хозяйскую коллекцию разнообразной выпивки в особняке, но желаемого так и не добился: стоило ему закрыть глаза, как он тут же видел лицо мальчика и его улыбку – спокойно-радостную и самую малость стеснительную. Как удалось заснуть, он так и не понял, да и сны были нерадостные.
На следующий день, рано утром, на пороге дачи появился деревенский староста и попросил подтвердить, что это именно барин отвалил нищей семье столько денег, а то, может, они украли.
– Да, я сам. Им хватит этого?
– Будьте покойны, ваше сиятельство, года два, а то и три проживут, нужды не зная.
Глава 18
Едва корнет вернулся в олькушский домик, как тут же появились гости, неподдельно радующиеся его возвращению: Блинский, Григорий, отрядный фельдфебель… Особенно бурно смеялся и ликовал корнет Андрей Зубалов. Его прошение об отставке с действительной службы наконец-то удовлетворили, правда, с одной оговоркой: только после возвращения князя Агренева из отпуска! Вот он и поспешил поделиться радостью с сослуживцем.
– То есть как через два месяца? Вы же уже были на заставе? Я надеялся…
– На заставе, верно. Не мог же я приехать и не зайти в канцелярию? Но на службу вернусь через ДВА месяца, и ни днем ранее.
Проводив одного, разом погрустневшего сослуживца, через полчаса принимал в гости другого – оживленно-радостного Сергея Юрьевича. Выставив для дорогого гостя бутылку «Камю», сразил того наповал. Уж чего только не наслушался о себе корнет: и храбрец, и командир опытный, и солдаты его любят, и дамы в восторге.
– Однако, Александр Яковлевич, я навестил вас не за этим. У меня опять есть для вас хорошая новость! После того боя, где вы проявили себя самым достойным образом, подполковник Росляков очень лестно отозвался о вас. Другие ваши успехи… Не буду томить вас неизвестностью, Александр, – вас ждет золотое оружие. Вот-вот будет высочайшее повеление, и… Вы не рады?!
– Что вы, Сергей Юрьевич! Рад, и безмерно.
А сам в это время вспоминал, как ругался, пересчитывая нападавших, как раздумывал, куда удобнее отступать в случае чего, убитых дозорных… По совести, если кто и заслужил Георгиевское оружие, так это они – не отступили и держались до последнего патрона.
– Я вижу, вы еще не совсем здоровы. Продолжим наш разговор в другое время. Кстати, князь, одна баронесса очень настойчиво допытывалась у меня, куда же пропал ее недавний знакомый. Оставляю вас набираться сил.
Пришедший последним Григорий порадовал больше всех. Его единственный друг в этой жизни… Он же и новости за прошедшее время пересказал. Контрабандисты сильно поутихли, и если вдруг показывались, то числом не менее двадцати, осторожничали – солдаты его взвода уж очень расстроились и теперь стреляли сразу на поражение, не разбираясь, кто перед ними – простой нарушитель-селянин или несун. Появились и новые хозяева на временно опустевших хуторах. Но! Хозяева новые, да привычки у них старые: наверняка сейчас спешно роют новые тайники, побольше да поглубже, или наводят мосты с сопредельной стороной. На том месте, откуда в него стреляли, ничего не нашли, кроме следов поспешного бегства – то ли двоих, а может, и троих человек.
– Да я смотрю, осунулся ты, Александр Яковлевич, эвон бледный какой! Икорки тебе надо, она для нутра полезная.
– Она еще и вкусная. Редкое сочетание, правда? Ладно. Мастер оружейный не приезжал?
– Да был пару раз, переживал сильно. Хочешь – извещу его?
– Было бы неплохо.
Греве примчался на следующий день, прямо с утра.
– Александр Яковлевич, если бы вы знали, как я рад видеть вас!
– Взаимно, Валентин Иванович, взаимно. Признаюсь, о вас я вспоминал даже в больничной палате. Вы закончили?
Оружейник, торжествуя, извлек из своего портфеля бумажный сверток и положил его на чайный столик прямо перед заказчиком.
– Прошу!
Стараясь не спешить, Александр аккуратно развернул обертку. Взвесил на ладони, оттянул затвор, прицелился, поводил рукой из стороны в сторону.
«Наконец-то! Первый действительно хороший пистолет в этом мире! Будет. А я-то губу раскатал!»
– Валентин Иванович, не сочтите за труд самолично оформить мои замечания. Первое. Переделать рукоять и слегка удлинить ее. Помните, я объяснял вам термин «эргономичная»? Второе. Форму затвора изменить таким вот образом…
Оружейник заметно скис, но продолжал слушать и записывать перечень будущих переделок, коих набралось весьма немало – правда, в основном мелких, так сказать, косметических.
– А в целом, конечно, все получилось, и очень даже неплохо. Вы уже проверили работу автоматики?
– Да. Легкий спуск, мягкая отдача. Патроны, кстати, закончились, и хочу заметить, что были они отвратительной выделки!
– Не переживайте вы так, первый блин, он всегда комом выходит. Зато в результате получится такое оружие, что любой, кто только возьмет в руки «орла», сразу почувствует – вот оно, МОЕ!
– Это да, – уныло протянул мастер. Затем, подумав немного, радостно заулыбался: – И все же ведь получилось, а?
– Да, Валентин Иванович, безусловно, получилось. Кстати, у меня есть для вас очень интересная задача. Возьметесь?
– А что за задача?
– Новому оружию необходимы новые боеприпасы, не так ли? Стандартный патрон, конечно, хорошо, только вот пока и стандарта нет. Определить оптимальную навеску порохового заряда, форму пули. К тому же стоит подумать и о других возможностях. Пуля с повышенным останавливающим действием, бронебойная… Да мало ли что можно измыслить?
– Действительно!
Весь остаток отпуска Александр провел на тире-полигоне, восстанавливая былую форму: бегал с утяжелителями, растягивался, изводил себя силовыми упражнениями – до кровавых мозолей, головокружения и звездочек в глазах. Или стрелял, добиваясь идеала, – навскидку, лежа, с разворота, в движении, с кувырка, на звук, с двух рук… Тогда же обнаружилась интересная особенность организма. Вернее, транса, в который он входил, чтобы уйти от крайне неприятных ощущений. От резких движений левой рукой, особенно поначалу, его сильно стегала боль, из-за чего минимум треть всего времени на занятиях он был «не в себе». И подметил интересный факт – в «холодном» состоянии точность и координация увеличивались неимоверно, а время немного замедлялось, отчего он буквально чувствовал, как и куда попадет каждая выпущенная им пуля. Полезная особенность, ничего не скажешь.
В свободное время корнет методично записывал все, на чем можно сделать деньги. Без особой спешки, вспоминая прошлую жизнь и сравнивая ее с нынешней, – одежда, бытовые мелочи, развлечения и работа. Списки увеличивались день ото дня: безопасная бритва, канцелярский нож, туристический рюкзак, удобная и практичная амуниция и форма, пружинная пряжка, обычная зажигалка. Даже несуществующей пока крышке для стеклянных бутылок под пиво нашлось место. Потом приходил черед эскизов и чертежей, а когда заканчивалось терпение, он опять шел на полигон.
Ротмистр Васильев отставил в сторону чашечку кофе и наконец-то перестал незаметно, как ему казалось, разглядывать Александра.
– Вы изменились.
– Все течет, все меняется. Как ваша служба?
– Благодарю, неплохо. После ваших «подарков» на мое отделение пролился настоящий дождь наград и поощрений, а меня даже грозились перевести поближе к Варшаве. Похоже, что все к тому и идет.
– Награды – это хорошо. В прошлый раз вы говорили, что мною недовольны. Вы не могли бы мне намекнуть, кто именно?
Ротмистр немного помолчал, пододвинул чашечку, отодвинул.
– Зачем это вам?
– Своих врагов надо знать в лицо. Вы согласны со мною?
– Вы думаете, что сможете призвать его к ответу? Полноте, корнет, не будьте так наивны – уйдет один, придет другой. Да и нет доказательств.
– Я просто хочу знать, кого мне стоит опасаться.
– Очень разумный и правильный подход, Александр Яковлевич. Очень. Признаться, вы меня удивляете раз за разом – и выдержкой, и разумностью суждений.
– Так вы мне скажете? Или это служебная тайна?
– Ни в коем разе, всего лишь слухи и сплетни. Кшиштоф Ягоцкий – вам знакомо это имя? Его сын Стефан, весьма амбициозный молодой человек, был очень огорчен убытками доверенных ему батюшкой в управление предприятий и имел несколько встреч с весьма подозрительными личностями. Вот, собственно, и все, что мне известно.
– Мне этого вполне достаточно, благодарю вас.
– Будьте начеку, Александр Яковлевич, этот господинчик – редкостный упрямец.
Неторопливо возвращаясь домой, Александр раздумывал:
«Ягоцкие, значит. Молодцы, творчески подошли к решению неожиданной проблемы. Есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы. Зря они перевели наши отношения из разряда служебных в личные, ой зря!»
Было бы легче, если бы князь мог открыто собирать информацию, но увы! Наводящие вопросы – это максимум того, что он мог себе позволить. Вся тяжесть собирания слухов и сплетен легла на Савву. Вот уж кто ничуть не удивился внезапному интересу командира к десятку крупных «делаваров» их уезда. Надо так надо, делов-то. Тем более что сам процесс добывания нужных сведений пришелся денщику очень даже по душе: потолкаться на рынке, посидеть с грузчиками в пивной, поболтать вроде бы ни о чем с разбитной молодухой… Марыся вот только ругалась, когда от благоверного слишком перегаром несло, да гнала в сени спать. Две недели «тяжелого» труда Савватея не пропали даром, и Александр уже даже и не сомневался, что этим семейством нужно заняться. Кшиштоф Ягоцкий был далеко не праведником, но вел дела тихо и осторожно, стараясь решить периодически возникающие недоразумения с Таможенным и Налоговым департаментами старым и неоднократно проверенным способом – подсовывая нужному чиновнику «барашка в бумажке». А вот его сын и наследник Стефан по молодости лет и врожденной живости характера не верил в утверждение «чем тише едешь, тем дальше будешь». Из-за чего был печально знаменит привычкой к рукоприкладству по отношению к окружающим и подчиненным. К тому же он был изрядным женолюбом. Не в том смысле, что жену любил, ее пока и не было, а в том смысле, что не пропускал ни одной юбки, зачастую даже не интересуясь мнением самой девушки на этот счет. Пара десятков скандалов с несовершеннолетними девицами, покалеченные спьяну работники, выбивание штрафов с вроде как провинившихся, контрабанда. Список достижений выглядел весьма внушительно, наводя на нехорошие мысли о том, что корнет Агренев далеко не первый, на кого Стефан «обиделся», больно уж легко и привычно тот все организовал.