Мы с Авантом и Робертом посмотрели друг на друга не очень весело, но Роберт нам подмигнул: мол, где наша не пропадала — спрыгнул на песок и раскинул крылышки в стороны со словами:
— Добрый день, друзья! От всей души приветствуем вас на этом замечательном острове, который по иронии судьбы стал нашей концертной площадкой и местом вашей работы. Мы надеемся, что наш импровизированный концерт под сенью этих кокосовых пальм поднимет ваше настроение и придаст столь нужный вам трудовой энтузиазм. Желаем успехов в вашем нелегком труде и счастья в личной жизни. Итак, друзья, первым номером нашей программы будет известная песня из репертуара Миши Тихого, которую для Меланхолика исполню лично я.
И Роберт запел:
Роберт пел, а мы с Авантом шептались насчет своего репертуара и внимательно следили за пиратами: как они принимают Роберта. Они, кстати, принимали его очень хорошо: когда он закончил песню, они захлопали во все ладоши и стали требовать еще песен из репертуара Миши Тихого. И Роберту ничего не оставалось, как пойти навстречу публике и петь еще и еще. Он спел и «Собаку с железными зубами», и «Пахнет морем», и несколько песен про Калькутту, которые понравились пиратам больше всего, а закончил свое выступление зажигательной песенкой, где были такие слова:
Пираты долго ему аплодировали, отбивая ладони. Мы с Авантом, стоя чуть позади раскланивавшегося попугая, тоже рукоплескали в его адрес. Потом мои друзья пошептались, и Роберт вышел на импровизированную авансцену.
— Гвоздь сезона, — замогильным голосом представил попугай следующий номер. — Дипломант многих конкурсов, фокусник, иллюзионист, трюкач, мастер сверхоригинального жанра — синьор Аваниди, человек без желудка! Прошу!
Молча вышел Авант из-за моей спины, сложив на груди руки и глядя поверх кокосовых пальм. У него было бледное, непроницаемое лицо человека, отрешенного от земных сует, лицо человека без желудка.
— Шпагу! — громко приказал он, вытянув правую руку и не моргая.
Меломан вскочил на ноги, быстро подобрал с песка шпагу и вложил ее в вытянутую руку Аванта, который широко раскрыл рот и на глазах изумленных пиратов проглотил ее, а эфес выплюнул.
— Еще шпагу! — велел он.
Словом, за каких-нибудь десять минут синьор Аваниди переглотал по очереди все пиратские шпаги, все тесаки, которые завороженные пираты вкладывали и вкладывали ему в правую руку, проглотил все сабли, все пистолеты, а два мушкета разломал о колено и проглотил обломки. Я заметил, что они давались ему труднее всего.
Да, это был номер так номер! Такого оригинального жанра я еще не встречал. Думаю, пираты тоже. Они даже не заметили, что синьор Аваниди, человек без желудка, их целиком и полностью разоружил, если не принимать во внимание маленькой пушечки, что выглядывала из шлюпки.
Настала моя очередь выступать с сольным номером. Признаюсь, после успеха моих друзей, которых то и дело вызывали на бис, солировать было сложно, однако был и у меня в запасе оригинальный номерок. И только я собрался остановить рукоплескания, переходящие в овацию, и объявить себя самого, как Меломан вдруг закричал диким голосом:
— Встать! Смирно! — И сам первый вскочил на ноги, вытянулся и втянул живот.
Глава 3
Все пропало!
Я довольно долго ходил у Тима Хара, однако с Черным Бандюгаем лицом к лицу сталкиваться не приходилось. Но я так много слышал о нем со всех сторон, что, едва завидев, сразу узнал. И дюжего Брака тоже. Они быстро шагали по тропинке в нашу сторону: впереди босс в расстегнутом камзоле, штанах с бахромой, черных очках и шляпе, а за ним дюжий Брак — здоровенный детина, тоже в камзоле, корсарских штанах, шляпе и легкомысленном шелковом шарфике вокруг шеи — это в такую-то жару. Они быстро спустились на пляж и пошли песком, несколько замедлившим их стремительный шаг. Пираты выстроились в шеренгу. Они стояли навытяжку и ели глазами босса, лицо которого по мере приближения багровело от злости.
Он остановился в двух шагах от шеренги, выхватил пистолет и неожиданно выстрелил в солнце. Но солнышко не застанешь врасплох. Не дострелить до солнышка мерзавцу! С дымящимся пистолетом в руке Черный Бандюгай, живая легенда вечнозеленого пиратского движения, поиграл желваками, провожая глазами пулю, а потом взглянул в упор на своих подчиненных: сперва на одного, потом на другого, третьего…
— Это еще кто такие? — спросил он про нас, едва глянув в нашу сторону.
— Артисты, — коротко ответил Меломан. — Взяты в плен час назад мной. Р-руки вверх! — рявкнул он не хуже Жуткого, и нам пришлось поднять руки. И следа не осталось от прежнего добродушного Меломана.
Черный Бандюгай стал заряжать пистолет, и все глядели на эту зловещую процедуру как завороженные.
— Поч-чему не ведутся работы? — процедил он сквозь зубы. — Это что, бунт?
— Нет-нет, босс, — пролепетал Меломан, — просто мы отдыхаем после сытного обеда. Сейчас же начинаем работать. Шахматист, бегом на траншею!
— Слушаюсь, — козырнул тот, схватил лопату, вприпрыжку побежал к тропинке и стал рьяно копать ее, то и дело оглядываясь, видит ли его усердие босс.
— Обнаружен вход в пещеру или подземелье, — льстиво сказал Жуткий, заглядывая Черному Бандюгаю в глаза. — По-моему, вход рукотворный. Извольте взглянуть, босс.
Черный Бандюгай хмыкнул и вдруг из-под руки опять стрельнул в солнце. Да, в целеустремленности ему не откажешь. Из строя вышел Браток, на цыпочках приблизился к боссу и стал ему что-то нашептывать, а Черный Бандюгай кивал в ответ, странно улыбаясь и поглядывая то на Меланхолика, то на Шахматиста. Он слушал Братка минут пять, а потом похлопал по плечу и наградил банкой тушенки. Браток спрятал банку за спину и мигом вскочил в строй. Все посмотрели на него не очень дружелюбно. Черный Бандюгай подошел к Меланхолику и спросил:
— Тебе по-прежнему грустно, дружок? Ах ты, бедненький! — А потом закричал в сторону орудующего лопатой пирата: — А Шахматист, значит, шашлыка и экскаватора захотел?! А вы затеяли драку, вместо того чтобы копать траншею? — спросил он начистоту Жуткого и Меломана, которые сразу опустили глаза. — Всех! Всех накажу! — взревел босс и ужасно затопал ногами. Из-под его башмаков в разные стороны брызнул песок, и вылетел вдруг мушкет.
— Это мой! — воскликнул Браток, выскочил из строя, схватил мушкет наперевес и снова встал в строй. — А они свое оружие скормили вот этому артисту, я же вам рассказывал, босс. Не знаю, чем они воевать-то собираются.
— Так, ладно, — решительно сказал Черный Бандюгай. — Попугая — в суп, а этих… — он смерил нас с Авантом оценивающим взглядом, — а этих продадим на Голубую галеру.
— Правильно! — радостно закричал Браток.
— Постой, постой, — заинтересовался Черный Бандюгай Авантом, — где-то я тебя видел, где-то мы с тобой встречались…
— Мы известные артисты, нас весь мир знает, — ответил я. — Вполне возможно, что и меня вы тоже видели.
Босс внимательно поглядел на меня.
— Точно. И тебя где-то видел, — согласился он, и это была правда, потому что он мог видеть меня в одной таверне, где случилась большая совместная пирушка «Синуса» и «Логова». Я-то его не видел за спинами и плечами, а он вполне мог меня видеть.
Нам на помощь пришел Меломан:
— Ошибочка, босс. Они вот тоже обознались чуть раньше. Говорят, что встречали меня на каком-то конкурсе, а меня там и в помине не было.
— Обознались, говоришь? — процедил Черный Бандюгай, пристально разглядывая то меня, то Аванта глаза в глаза. — Ладно, разберемся. Ты, Меланхолик, отвечаешь за них головой, понял? Браток, дай ему свой мушкет! Держи артистов под прицелом, Меланхолик. Пошли поглядим на твой подземный ход, — приказал он Жуткому, в одну руку взяв пистолет, а другой доставая из кармана длинный китайский фонарь. Они осторожно поднялись по камням и скрылись в туннеле. Через минуту оттуда полетели в океан наши лопаты и ломы, а следом высунулся и сам босс, оживленный сверх всякой меры.
— И правда, рукотворный туннель! — закричал он. — А ну, все за мной! А ты, Меланхолик, глаз с артистов не спускай! Если что, спускай курок!
Банда ринулась на зов Черного Бандюгая и скоро исчезла в пещере. И тут Роберт, толкнув меня крылом, еле слышно спросил:
— Сэр Бормалин, карта у вас?
Кровь бросилась мне в голову. Глядя на Меланхолика, который одной рукой держал нас на мушке, а другой пытался достроить свой песчаный замок, я шепнул одними губами:
— Авант, у вас карта острова с вычислениями?
Он оторопел, и на его лице мгновенно выступил пот.
— Бормалин, — пробормотал он в ответ, — мы забыли ее на столе… Все пропало!..
Раздумывать было некогда. Повинуясь какому-то внутреннему безошибочному чувству, я сел на песок и громко загоревал.
— Ох, как мне печально! — взвыл я. — Как печально мне живется на этой грешной земле!..
Психологами давно замечено, что люди, склонные к меланхолии, очень впечатлительны и легко поддаются чужому настроению. Это сущая правда, в чем мы скоро убедились. Через несколько минут моих заунывных вздыханий и сетований на тяготы жизни Меланхолик вдруг отбросил мушкет и, обхватив себя за плечи, забился в рыданиях.
— Ох, печаль меня гнетет день ото дня! — приговаривал я, отпихивая мушкет ногой. — Ох, печально мне жить!
— А мне грустно, мне очень грустно, — вторил Меланхолик. — И ни одной родной, ни одной отзывчивой души поблизости, некому поплакаться в жилетку и поведать свою тоску, все только и знают шпынять и смеяться, а мне грустно, и ничего я с этим поделать не могу…
В другое время ни за что на свете я не прибегнул бы к таким мерам, да и сейчас жалел, что просто-напросто не схватился с Меланхоликом в немудреной, но честной рукопашной. Но у нас не было выбора. Если бы мы схватились врукопашную, вдруг он успел бы сделать выстрел или громко позвать на помощь, и тогда кто знает, чем бы все это кончилось.
Да и времени у нас не оставалось. Бандюгаи могли либо вернуться в любой момент, либо достичь погреба Аванта за пятнадцать минут — с настоящим фонариком можно бежать быстро, а там — ступени вверх, а там — комната, стол и карта, где черным по белому написано моей собственной рукой, что клад в трех километрах пятистах тридцати метрах на северо-восток от костыля. Уж костыль, поди, они давным-давно заприметили.
Тем временем Авант несколько раз нырнул в океан и достал две лопаты и лом, а пиратский инструмент, наоборот, закинул на глубину. Потом они с Робертом завладели мушкетом и начали сталкивать шлюпку в воду. Дело продвигалось медленно — шлюпка была тяжела. Она сползала очень неохотно, оставляя за собой одну глубокую борозду и несколько борозд помельче. Но вот последнее усилие — и она закачалась в полосе прибоя, сразу утратив добрую половину тяжести. Я облегченно вздохнул.
Авант уже шел по колено в воде, отталкивая шлюпку от берега и разворачивая ее носом к волне. Он заходил все дальше и дальше, погружаясь в океан, а когда вода дошла ему до груди, махнул мне рукой, ловко забрался в лодку и стал разбирать весла.
— Прощай же, — сказал я Меланхолику, пожал его бесчувственную руку и побежал прочь. — Не поминай, пожалуйста, лихом! — крикнул я на бегу, а он продолжал причитать и плакать.
Когда мы отошли от берега уже довольно далеко, я еще раз оглянулся. Меланхолик все так же сидел на песке, поджав под себя ноги и закрыв лицо руками. Нашего побега он, похоже, и не заметил. И мне стало так жалко его, что я и сам едва не расплакался.
И знаете, до сих пор время от времени я вспоминаю его, и мне действительно становится в такие минуты очень грустно и печально жить на земле, и ничего я с этим поделать не могу.
Глава 4
Странное предчувствие
Часа два мы с Авантом гребли не покладая рук, а Роберт сидел на корме и отсчитывал:
— И раз! И два!
Авант играючи работал тяжеленными веслами, тогда как я чем дальше, тем больше выбивался из сил. Давно не приходилось так много грести: все больше под парусом водил нас Тим Хар, заставляя курить, и совсем не пекся о нашей физической подготовке. Зарядку-то я делал каждый день, но что за зарядка без эспандеров, гантелей и гирь, без тренажеров и татами. Не зарядка, а одно название, — и это хорошо понимаешь, сидя на веслах второй час без перерыва.
— Нынче ночью был у Самсонайта, — рассказывал Авант. — Он зажег Свечу Дьявола, и я не мог не пойти. И вел он себя как-то странно. Сначала, как обычно, сидел со мной у огня, угощал рыбой, балагурил над моими ответами на вопрос, чем знаменательна жизнь? А потом вдруг что-то вспомнил, выхватил из-за пазухи будильник и сказал, чтобы я шел себе восвояси. И стал засучивать рукава. Впервые он меня прогнал, обычно, наоборот, не отпускал до рассвета. Такое ощущение, будто его кто-то загодя оповестил, что «Синус» появится у Рикошета во столько-то часов столько-то минут ночи. И вдали он ничего не высматривал, как это было обычно, а все время таращился на огонь да иногда в небо. И будильник я у него видел впервые — всегда пользовался Самсонайт приблизительным временем: час в одну сторону, час — в другую — для него роли не играло. А тут что-то странное с ним случилось. И я жалею теперь, что послушался и ушел восвояси, а не спрятался где-нибудь в кустиках и за ним не проследил. А ведь подмывало.
— Разве от него спрячешься?! — возразил Роберт.
Шлюпка шла быстро. Мы огибали остров с востока, держась ближе к берегу, и над нами дыбились скалы. Утром здесь были чайки, много чаек, которые не попрятались от бандюгаев в отличие от других птиц. Теперь ни одной чайки я не видел. То ли они уже утолили свой голод и голод своих детей, то ли последовали примеру пернатых собратьев и сгинули с глаз долой, кто куда. И стало мне отчего-то не по себе. Странное предчувствие угнетало меня. Я не понимал, в чем тут дело, но интуиция настойчиво волновала кровь. Однако сколько ни вертел я головой, сколько ни разглядывал океан, и скалы, и небо, не видел причин для беспокойства.
Никому о своих предчувствиях я, конечно же, не сказал, но сам был настороже. Под ногами у нас ерзали шпаги, тесаки и осколочные гранаты, мушкеты и пистолеты, которые Авант извлек из себя, пока я прощался с Меланхоликом, и теперь я то и дело отпихивал оружие подальше, чтоб ненароком не зацепить спусковой крючок или чеку.
Примерно через два с половиной часа Роберт, все чаще сверявшийся со своим ручным компасом-секстаном, скомандовал:
— Правым табань!
И мы послушно стали тормозить правым, а левым грести, и шлюпка развернулась и пошла к берегу. Скал тут не было и в помине, вместо них на самой кромке воды и суши торчали огромные валуны. За ними шла полоса галечника, а следом начинались вечнозеленые дубы, я их сразу узнал.
— Высаживаемся точно на северо-востоке острова, — негромко объяснил попугай. — Слушайте, сэры. Если от костыля до Клада, как насчитал сэр Бормалин, три километра пятьсот тридцать пять метров и пятьдесят три сантиметра на северо-восток, то точно с северо-востока на юго-запад один километр четыреста шестьдесят четыре метра и сорок семь сантиметров.
— Молодец, сэр Роберт! — в один голос воскликнули мы с Авантом. — Правильно догадался!
— А это тысяча девятьсот пятьдесят два с половиной моего шага, — быстро подсчитал Авант. — Да, так, пожалуй, мы опередим бандюгаев.