Остановившись, я подсел к одному из костров, от которого пахло свежей мясной похлебкой. Было дело, хотел перекусить, а затем вздремнуть несколько часиков, но не судьба.
- Вадим, - со спины ко мне подбежал Самород.
Варяг выглядел странно, в глазах беспокойство, а в душе какое-то непонятное смятение. Я сразу же подобрался, приготовился к неприятностям и спросил его:
- В чем дело?
- От Громобоя гонец прибыл, говорит, что Вартислав в беду попал.
- Где гонец?
- Он ранен. Его сейчас перевязывают.
- Веди.
Мы прошли на другой конец нашего лесного лагеря, где около тракта стояли повозки, которых было полтора десятка, и здесь обнаружил молодого варяга из дружины моего зеландского соседа Громобоя. Воин был тяжело ранен. Его левый бок был сильно располосован, он тяжело дышал, а рядом с ним находился один из волхвов Яровита, который осторожно промывал рану посыльного какой-то резко пахнущей настойкой.
Я присел перед парнем на корточки и щелкнул перед его глазами пальцами. Варяг сфокусировал свой взгляд на мне и прохрипел:
- Сокол, я от Гудима Громобоя...
- Это понятно. Что он велел передать?
- Вартислав попал в окружение...
- Как?
- Вчера он взял замок на правом берегу реки Траве, который переправу стережет, уйти не успел и его обложили...
- Германцев много?
- Точно неизвестно... Но не меньше трех тысяч... Командует католиками имперский граф Сигурд Плитерсдорф...
- А как Громобой о беде Вартислава узнал?
- За отрядом Вартислава шли наши разведчики... Они обо всем и доложили...
- Что предлагает Громобой?
- Сообща разбить католиков... Собраться утром под замком и атаковать крестоносцев с тыла...
- А ты как ранение получил?
- Мчался к вам и на меня пардус бросился... Я от зверя отбился, но и он меня попятнал... Конь сбежал, но хорошо, что я уже рядом с вами был... Дозорные подобрали...
Гонец замолчал, а волхв махнул мне рукой - уходи. Я еще раз посмотрел на раненого воина, который пострадал от дикого хищника и, направляясь в центр лагеря, задумался:
'Так-так, наш пострел, который везде поспел, лихой Вартислав Никлотинг, решил проявить инициативу, захватил вражеский замок, надо сказать, очень хороший, и перекрыл дорогу Гамбург-Любек. Однако его подловили и теперь княжича и соседа надо выручать. У Вартислава четыреста пятьдесят конных дружинников, у Громобоя еще триста пятьдесят, с Векомировичем, который неподалеку, триста, да у меня одиннадцать сотен. Итого против трех тысяч германцев графа Плитерсдорфа, про которого известно, что он активный вояка и знатный боец, двадцать две сотни славян. При этом, конечно, можно отскочить от общего дела в сторону, мол, занят штурмом Дунборга и захватом цистерианцев. Но товарищи, с коими я немало прошел, этого не поймут. Опять же Громобой в любом случае постарается выручить своего воспитанника, за которого до сих пор чувствует ответственность, и понесет потери. Так что, как на сложившуюся ситуацию ни посмотри, надо бросать все свои дела и отправляться на соединение с бодричами. Мы как раз между рекой Брамау и загибающейся к северу Траве, расстояние до захваченного Вартиславом замка километров двадцать по прямой и тракт рядом, а значит, к утру будем рядом. Все понятно и ясно, а цистерианцами и тамплиерами пусть волхвы Святовида занимаются, у них для этого дружина витязей имеется, которая без дела скучает. Пошлю им голубя, и нехай работают'.
За размышлениями я дошел до своего временного КП и остановился. Командиры сотен и групп уже были здесь, видать, узнали о гонце. И оглядев своих соратников, я прояснил обстановку и отдал приказы:
- Вартислав в окружении и мы пойдем к нему на выручку. Выдвигаемся прямо сейчас и идем к замку на реке Траве. Впереди дозорные из свежей сотни Твердяты Болдыря и вместе с ними лесовики Лайне. Наверняка, германцы, которые обложили бодричей, ожидают, что мы своих не бросим, а значит за окрестностями будут присматривать.
Сотники нахмурились, ибо лезть в большой бой ни у кого желания не было. Однако против никто не выступил и вскоре, оставив в ближайшем овраге трупы пленных, войско вышло на широкий грунтовый тракт, и двинулось на восток. Ругать или как-то хаять Вартислава я не собирался. Очень может быть, что германский граф заранее все обдумал и подготовил ловушку, не зря же его конные патрули вокруг Гамбурга шныряют. Так что если бы не бодричи в замок на Траве влезли, то через пару дней его бы взял я. Ну, а дальше, уже мне пришлось бы вырываться из окружения, хотя я, скорее всего, в западню не попал бы, слишком хорошая у Вадима Сокола команда подобралась. Степняки обеспечивают разведку, дружинники Берладника легко раскидают любой вражеский строй, а воины племени Хеме буквально сливаются с лесом и даже я, со своими способностями, не всегда могу их почуять. Морская пехота из варягов, пруссов и киевлян превосходно берет укрепления, а вароги отличные налетчики и мародеры, которых медом не корми, но дай что-нибудь поджечь. В общем, один сегмент дополняет другой и под моим началом мощная боевая машина, которая сама по себе способна перемолоть войско имперского графа. Опять же, немаловажный факт нашего успеха это неустроенность и неорганизованность вражеской армии. Тот же самый Сигурд Плитерсдорф, наверняка, действует сам по себе. Кто был под началом, тех на битву и поднял, а в Гамбурге про его дела, скорее всего, ничего не знают, и дело здесь не в том, что граф непомерно крут, а в нежелании делиться славой и добычей с другими имперскими феодалами. Это весьма повышает наши шансы на успешную деблокаду дружины Вартислава. Поэтому перед грядущим сражением я был спокоен и старался не суетиться. Мои воины это ощущали и тоже не нервничали. Здоровый мандраж перед боем, конечно же, был у всех. Но недобрых предчувствий или тем паче чувства обреченности, ни у кого не наблюдалось. Каждый верил в мою счастливую звезду и в то, что вождь не кинет их на убой. Войско шло за очередной победой, и это было хорошо.
Ночь пролетела незаметно. Марш был не особо трудным, и пару раз мы делали часовые привалы, так что силы сохранились. Примерно в пять часов утра передовые десятки нащупали лагерь Громобоя, к которому уже присоединился Идар, и я отправился на военный совет. Старый воевода и сын верховного волхва Векомира сидели в тихом лесном овраге примерно в трех километрах от места будущего сражения, и я, поприветствовав давних приятелей, присел между ними. Сразу заговорили о деле, и выяснилось следующее. Днем германцы два раза пытались захватить замок, но Вартислав отбился. Вражеская разведка засекла подход Громобоя, но она ничего не знает про Идара и меня. Значит, на большой бой Плитерсдорф расчета не делает, а раз так, то это может быть нам на руку.
- Так что будем делать, Громобой? - в конце беседы, спросил я бодрича.
- Ну, а чего, - похожий на бурого медведя старый вояка, вскинул черную, словно смоль, бороду и ухмыльнулся: - Замок на берегу реки. Перед ним поле и на нем католики. Рано утром мои дружинники пройдутся вдоль вражеского строя, попробуют пробиться к замку и начнут отход, а граф, наверняка, не утерпит. Он попытается прижать мой отряд к лесу и уничтожить. Меня прикроют варяги Идара, которые сдержат крестоносцев, а ты в это время ударишь прямо по тракту. Конница у тебя отличная, закидает католиков стрелами и сгонит их в кучу, а потом подойдет пехота и арбалетчики начнут расстрел врага. Я помню, как славно твои стрелки показали себя при захвате Леддечепинга, да и в море они одним залпом до четверти вражеских корабельных команд выметали. Вот и здесь так же поступим. Прижмем германцев к стенам и расчехвостим, да так, чтобы ни один немецкий баламошка (полоумный дурачок) не ушел. Так я думаю. И если я прав, то для нас все сложится хорошо. Лишь бы только Вартислав раньше времени за ворота не выскочил.
- Не выскочит, на это ему ума точно хватит, - сказал я, после чего повернулся к Векомировичу: - Идар, ты как, поддерживаешь Гудима?
- Нормальный расклад. Прикрытие конных дружинников обеспечу.
- Может арбалетчиков тебе в помощь выделить или огненных метателей?
- Нет, не стоит. Арбалеты и свои имеются, да и зелье огненное найдется. Ты, Вадим, лучше своих знаменитых лесовиков, что из Новгорода привез, вдоль окрестных троп посади, чтобы католики не разбежались.
'Надо же, - подумал я, - отряд Хеме уже знаменитый. Вот что значит правильная реклама. Впрочем, Хеме в ней не нуждаются, и показать себя в деле уже успели'.
- Хорошо, тропы прикрою, и план Громобоя принимаю. Когда начинаем?
- Чуть свет, - произнес воевода.
- Добро.
Мы расстались, и я вернулся к своему войску. Собрал командиров, поставил перед ними задачу, расписал план боя и началось движение. Отряд Калеви Лайне растворился в лесной чащобе. По тракту вперед выдвинулись степняки, а следом тяжелая кавалерия Берладника, не рыцари, но тоже бронированный кулак. Следом подтянулись экипажи кораблей, а в самом конце, подальше от германцев, как резерв и охрана обоза, встали вароги, полсотни молодых парней в коротких одинаковых кольчугах по росту, с круглыми щитами, сулицами и недлинными пехотными клинками. Воспитанников Славуты Мха я в бой кидать не собирался. Но если прижмет, был готов ими пожертвовать. Кинуть славянских янычар на дорогу, которую они перекроют телегами и под их прикрытием увести основные силы обратно в леса. Арифметика войны, млять! Сбереги профессионалов для будущих боев, а неопытное мясо подставь. Впрочем, это на самый крайний случай, вероятность которого в сегодняшнем сражении была очень невелика.
Стало светать. Солнце показалось над лесом и медленно поползло по голубому небосводу. По укоренившейся с обучения в храме Святовида привычке я поприветствовал светило и пожелал добра всем людям одной со мной крови, и только после этого облачился в броню, посулил Змиулану свежую вражью кровь и, спрятавшись на лесной опушке, сосредоточился на бое.
До замка, мощной твердыни с высокими стенами, которая была выстроена германцами еще в те времена, когда Любек был Любицей, а Ольденбург назывался Старгард, около двух километров. За укреплением несла свои воды к Венедскому морю река Траве, а перед ним находилось покрытое шатрами и палатками поле. Там уже были готовы к сражению германские полки имперского графа Сигурда Плитерсдорфа, которые перекрывали две дороги, одну на Гамбург, где сейчас находился Громобой, а другую на Данию, где втайне стояла моя армия. Войско у крестоносцев было разношерстное, в основном ополченцы и наемная пехота, но и кавалерия имелась. Ну, а что касательно численности, то разведка бодричей не ошиблась, католиков было не менее трех тысяч.
'Сильное войско у графа, - машинально отметил я. - Но мы и не таких обламывали, так что гражданин Плитерсдорф подставляй рога, сейчас тебе будет больно'.
Мысль промелькнула, и в этот момент началось основное действие. На окраину поля выскочила дружина Громобоя. Запели боевые рога, и над головой передового всадника взвился стяг воеводы, который я не мог разглядеть, но мог представить. Черный медведь с мечом в лапе на красном полотнище - вот такой знак у моего зеландского соседа со стороны Большого Бельта. Под ним он ходит уже два последних года, и этот стяг хорошо запомнили датчане и прибрежные европейцы, которых вместе со мной грабил Гудим Громобой, а теперь пришла очередь крестоносцев.
- А-а-а! - пронеслось над полем и дружина бодричей, бронированная кавалерия в кольчугах и с длинными копьями, встретилась с устремившимися навстречу всадниками германцев, среди которых было несколько десятков рыцарей. Рубка шла серьезная, и грохот столкновения разлетался далеко, но длилась эта схватка недолго. Бодричи, которые успели набрать разгон, рассекли вражескую конницу пополам и если бы бой шел один на один, то они бы уничтожили всадников графа Плитерсдорфа без всяких затей. Но германских конников поддерживала пехота, в том числе и стрелки, и потому венеды в любом случае должны были бы отступить.
Имперский феодал, который командовал осадившими Вартислава крестоносцами, это тоже понимал и он увидел, что Громобой один. Ударил, обнаружил, что католиков больше, и отходит. Поддержки у бодричей не было, по крайней мере, немцы ее не видели, и граф поступил так, как предсказывал воевода. Плитерсдорф кинул на повернувшихся к католикам спиной дружинников все свои силы, и фланговые отряды, подобно клещам, по сигналу звонкоголосых медных труб от самого высокого шатра во вражеском лагере, сомкнулись вокруг славянской конницы и стали прижимать ее к лесу.
Дружина Громобоя, которая была вымуштрована не хуже моих воинов, дернулась обратно на дорогу к Гамбургу, сцепилась с преградившей путь пехотой и отскочила. Затем повернула на датский тракт, но тут германцы собрали свою рассеянную конницу, и попытались вновь схватиться с бодричами. Вот только дружина бой не приняла и помчалась к лесу. Все ее метания очень сильно напоминали паническое бегство и вновь в лагере немцев пропели трубы. Они выводили нечто бодрое и победное, и германские отряды, оставив на моем направлении лишь сотню ополченцев, рванулись добивать дружинников Громобоя.
Я наблюдал за всем этим с каменным выражением лица и чувствовал, что напряжение в рядах моего спрятавшегося в чащобе воинства нарастает. Люди ждали приказа и когда крестоносцы, смешав свои ряды, подкатили к лесу между двумя трактами, где их встретили арбалетчики и пехотинцы Векомировича, которые прикрыли бодричей, я взмахнул рукой и выкрикнул:
- Всадники по коням! Пехота идет следом! Сотники, берегите воинов! Развернуть знамя!
Мне подвели коня, и с этого момента за разворачивающимся боем я наблюдал с высоты седла. Легкая конница черных клобуков, с лихим посвистом, вынеслась на поле. Вместе с ними была дружина князя Ивана Ростиславича, которая сходу опрокинула и посекла германских ополченцев. После чего степняки закружили вдоль германского войска и стали осыпать католиков стрелами. Я двигался с пехотой и на поле боя подоспел как раз вовремя. Нестройной толпой крестоносцы стали откатываться в свой лагерь, где у графского шатра собирались вражеские резервы. Отряд Берладника окончил избиение вчерашних крестьян и стал собираться в ударный кулак, а бодричи и варяги Идара, которые сдержали первый натиск католиков, перешли в контратаку. Одновременно с этим открылись ворота замка и появились дружинники Вартислава. Наше время пришло, и я решил, что медлить нельзя. Кинул взгляд на знамя с головой хищной птицы в языках пламени, вынул из ножен Змиулана и, взмахнув клинком над головой, прокричал:
- Бей вражин!!! Гойда!!!
Меня поддержал гул голосов и выдвинувшиеся вперед арбалетчики, в дополнение к стрелам степняков, послали в толпу католиков сотни болтов. Метательные снаряды буквально выкосили первые ряды, и расстроенная масса католиков повалила в свой лагерь. Кони дружинников стронулись с места, и я был среди них. Откормленные отборным овсом мощные животные несли своих седоков легко, быстро набрали разбег и ударили в отряды графа Плитенсдорфа. Стоны и крики, лязганье металла и боевые кличи, храп лошадей и чьи-то неразборчивые команды - много раз я слышал все это, но каждый бой звучит по-своему, как-то особенно неповторимо. Впрочем, это неважно. Звучит и ладно, лишь бы для нас все хорошо складывалось, а остальное чепуха, фон и не более того.
Привстав на стременах, я разрубил голову одному из вражеских вояк. Взмах! И еще один лишается руки. Меч, который я чувствую, словно он является продолжением моего тела, счастлив. Зачарованный клинок рубит врагов без всякой жалости, вражеская пехота бежит, а дружина среди всех этих людей, подобна волкам, которые оказались в стаде овец. Идет резня крестоносцев и боевые кони пробивают себе путь. Минуты кажутся секундами, и все происходит очень быстро. Нашел цель, подправил путь коня и срубил еще одну головушку. Однако вскоре мы упираемся в препятствие. Германская конница, которую уже потрепали бодричи, встречает нас и приходится попотеть.