- Вперед! Не щадить никого! Жгите все! Сотники, главную улицу пока не трогать, а то назад не отойдем! В серьезный бой не ввязываться! Берегите силы, нам еще через вражеский лагерь прорываться! Начали!
Меня услышали. Подле ворот осталось два десятка воинов, а остальные славянские всадники, убивая всякого, кто попадался на их пути, разлетелись по окраинам Гамбурга. В жилые дома, трактиры и хозяйственные постройки полетели огненные смеси и факела. Город начинал загораться, операция по-прежнему шла по плану, и я оглянулся. За стенами тоже было весело. Там горели обозные телеги, метались между огнями предназначенные на убой коровы и овцы, было слышно бряцанье оружия и ржание коней, и на фоне разгорающихся пожаров через лагерь крестоносцев двигались плотные темные треугольники конных дружинников и варяжской пехоты.
'Елки-моталки! - мысленно воскликнул я. - Издалека эти треугольники, словно танки, нечто темное, приземистое, отблескивающее металлом и плюющееся огнем. Шикарное зрелище, жаль, видеокамеру еще не придумали или на худой конец фотоаппарат'.
- Язычник, - неожиданно обратился ко мне имперский граф, - тебе доставляет удовольствие видеть, как умирают католики?
- Нет, - я решил ему ответить, и качнул головой, - не католиков, а врагов. Мне все равно кто вы по вере и по национальности. Можно жить в мире, растить детей, налаживать хозяйство и радоваться каждому прожитому дню, благо, места, ресурсов, воды и чистого воздуха на земле еще много. Но нет, вы хотите навязать нам свою веру и завладеть венедскими землями, и за это расплачиваетесь. Нам, конечно, тоже достанется, слишком вас много, и потери среди венедов будут огромными. Но мы готовы к вашему приходу и потому добро пожаловать в ад, Сигурд Плитерсдорф. Все это, - рукой я указал на горящий город, - только начало, а когда вся ваша орда придет в венедские леса, вот там-то вы и познаете, что такое ярость славян.
Плитерсдорф помедлил и задал новый вопрос:
- А ты, действительно, отпустишь меня?
- Да, ведь я обещал, а мое слово очень дорого стоит.
- И когда я смогу уйти?
- Можешь покинуть меня прямо сейчас, тебя никто не держит. За сына пришлешь четыреста кельнских марок серебром. Сроку тебе два месяца. Как и через кого можно передать выкуп помнишь?
- Помню. Через датского купца Маргада Бьярниссона, который проживает в городе Рибе и имеет свою контору в Бремене.
- Вот и ступай, граф Сигурд. Иди и моли своего бога, чтобы мы снова не встретились, потому что в следующий раз ты умрешь.
Граф нерешительно сделал шаг по направлению к лестнице, которая вела вниз. Однако он вновь замер на месте, снова посмотрел на меня и с ненавистью в голосе сказал:
- Я влиятельный человек, язычник, и смогу обелить свое имя, а потом посвящу свою жизнь только одному - мести. Я знаю твое имя и поверь, лучше тебе было бы убить меня прямо здесь.
- А я не боюсь мстителей, граф Сигурд. У меня немало врагов и какой-то там имперский граф на общем фоне среди них смотрится очень бледно. Так что можешь стать в очередь.
Граф Сигурд окатил меня гневным взглядом, который в отблесках разгорающихся пожаров полыхнул красными огнями, до хруста сжал кулаки и широкими шагами направился к лестнице. Вслед за ним пошел один из варягов, который обеспечит его проход через наших воинов, а я снова прислонился к парапету башни, и стал наблюдать за ходом боя.
По улицам города с дикими выкриками носились сотни всадников. Летели в выбегающих из домов вражеских воинов стрелы степняков и сулицы бодричей, горели дома, а тяжелая конница рубила, и топтала полупьяных католических воинов. Однако вскоре нам начали оказывать сопротивление. Судя по всему, отряды городского ополчения, отлично экипированная и подготовленная пехота, местная стража и наемные отряды архиепископа были начеку и готовы выдвинуться в любой конец города на усмирение разбушевавшихся крестоносцев. Поэтому, как только начались поджоги, эти боеготовые подразделения сразу же направились навстречу опасности. Действовали германцы превосходно, четко и слаженно. По улицам, мимо горящих домов, в сторону северных ворот началось наступление ощетинившейся пиками стены из щитов, против которой биться смысла не было, и тогда я отдал приказ отступать. Полчаса погуляли, разор учинили, людей перебили не меньше тысячи, а сами потерь почти не понесли. Значит, задача выполнена, отходим.
Перекрывая шум боя и треск горящего дерева, протяжный звук сигнального рога разнесся над задымленным городом. Метатели огнесмесей кинули в наступающих германцев несколько своих зарядов, и противник замялся. Хорошо вышколенная конница стала отступать к воротам, а я опять оглянулся. Варяги уже покинули вражеский лагерь. Обозы католиков горели, и под стенами царил хаос. Можно было отходить, но только с боем, ибо под воротами скопилось несколько сотен католиков, как конных, так и пеших, которые хотели найти укрытие за стенами. Это были паникеры, которых раскидать очень легко. Однако за их спинами на дороге строился крупный вражеский отряд из рыцарей и легких кавалеристов. Видимо, кто-то понял, что мы уже в Гамбурге, и решил нас подловить. Ну-ну, пусть попробует.
Я и мои сопровождающие покинули башню и сели на лошадей. Конная масса славянских всадников давила мне в спину, но я не торопился и сначала окликнул командиров:
- Сотники! Все люди на месте!? Никого не оставили!? Доложить о потерях!
- Мои все! - откликнулся Иван Берладник.
- Моих трое полегло! - отозвался Твердята Болдырь.
- У меня пятерых нет! Убиты! - вторил ему Юрко Сероштан.
- Отставших нет! Потерь не имеется! - добавил атаман Данко Белогуз.
Далее тишина и я окликнул командира бодричей:
- Сотник Булыга! Что по убитым!?
- Нет его! - из строя бодричей ответил незнакомый голос. - Из окна в сотника стрелу пустили и сразу в голову! Подобрать не смогли!
- А кто за него!?
- Полусотник Звенько! Про потери сказать точно не могу! Полтора десятка наших точно нет! Может, убиты, а может, на улицах заплутали!
- Ждать никого больше не можем! Приготовиться к бою! Идем на прорыв! Метатели огня, вы в конце, подпалите окраинные дома, башню и ворота!
- Готовы! - услышал я одного из варягов 'Карателя'.
Достав из ножен клинок, я повернулся к воротам, и окликнул спешенных дружинников Берладника:
- Открывайте!
Со скрипом, большие створки распахнулись, и снаружи на них надавила толпа паникеров. Медлить было нельзя и, взбодрив своего жеребца окриком и ударом повода, я первым помчался на врага.
Удар! Конь отбрасывает в сторону тело германца, который раньше всех хотел попасть за стены, а затем еще одного. По брусчатке разнесся цокот множества подков, и вся наша конная лавина, на острие которой шла тяжелая кавалерия, обрушилась на нестройную толпу католиков. Кричали люди, которых калечили лошади, звенела сталь, и мой меч опускался на головы ошалевших от страха крестоносцев. Позади варяги поджигали крайние дома, которые прилегали к воротам, и башню, но я этого не видел и слух, будто выключился. В полнейшей тишине я рубил и сек врагов, выполнял кровавую работу и чувствовал эмоции идущих за мной вслед воинов.
В какой-то миг противники неожиданно закончились. Наша конница оказалась в лагере крестоносцев, где все было объято огнем, и тут слух вновь вернулся. Ржали разгоряченные и опьяненные запахом крови кони, которые рвались продолжить свою бешеную скачку, а воины были готовы биться дальше. Я привстал на стременах и отметил, что все мои всадники, вроде бы, здесь. Конечно, ночью и в хаосе боя за всеми не уследишь. Однако дожидаться и выискивать отставших одиночек нельзя, ибо промедление подобно смерти, а значит, продолжаем движение.
- Гойда!!! - отпуская повод, клинком я указал на скопившуюся перед нами вражескую конницу. - Кру-ши-и-и!!!
Спустя полминуты мы врубились в крестоносцев неизвестного мне отряда с разными гербами и знаками отличия. Кто наш противник, непонятно, но это и неважно, наверняка, сборный отряд, так что упорной схватки от них ждать не стоило. Вот если бы у германцев было в запасе еще немного времени, тогда расклад иной, но мы им его не даем и потому буквально проламываем вражеский строй.
Взмах клинка и голова противника в не застегнутом шлеме слетает с плеч и катится под ноги лошадей. Рывок коня вперед и мелкая лошадка легкого кавалериста с дротиком в правой руке отлетает в сторону. Подъем на стременах. Четкий косой удар слева направо и Змиулан рассекает переносицу еще одного крестоносца, не рыцаря, но вполне справного вояки в добротной кольчуге. Кто-то в глубине строя католических всадников, которых не меньше чем нас, пытается руководить боем, и что-то выкрикивает, но его никто не слушает. Крестоносцы уходят из-под удара и над головой свистят стрелы черных клобуков. Их не видно на фоне темных небес, но посвист оперенной смерти слышен постоянно. Шир-р! Шир-р! Метательные снаряды вплетаются в шум битвы, а затем они попадают в людей. Дзинь-нь! Наконечник ударяется в металл, в кирасу или щит. Чпок-к! Железо впивается в податливую и мягкую человеческую плоть.
'Молодцы черные клобуки! - машинально делаю я себе в голове зарубку. - Надо с ними задружить. Ой, как надо, ибо их в Переяславском княжестве не менее десяти тысяч всадников, полный степной тумен (тьма) с разделением на десятки, сотни и тысячи. Правда, чтобы с ними серьезные контакты набить для начала необходимо наладить мосты дружбы с их куратором Изяславом Мстиславичем, слово которого для орды равнозначно закону. Впрочем, все это потом'.
С оттяжкой Змиулан прошелся по спине еще одного врага и врубился в позвоночник. Рывком я выдернул его на себя. Затем поднял коня на дыбы и обрушил меч на нового противника, непонятно как оказавшегося среди всадников пехотинца. Булат прошелся по округлой каске, срезал католику ухо и вонзился в ключицу. Хруст костей и падающий человек. Где-то дальше слышен злой окрик немецкого командира:
- Держать строй! Выровняться! Заткните дыру! Они сейчас прорвутся!
'Поздно! - мысленно восклицаю я, продолжая бой. - Поздно! Нас уже не остановить и не задержать!'
Новый рывок к свободе и выходу из вражеского лагеря. Мощная грудь злого венедского жеребца из конюшен Никлота, пробивает проход, и я его расширяю. Удар влево и вправо. Убил кого-то или нет, не знаю, но пару противников попятнал точно. Рядом появляются дружинники, с одной стороны бодричи, а с другой русичи. Рубка стихает, и отряд снова стягивается в кулак. Рядом небольшой взгорок и я, отдав приказ продолжать движение, выехал на него.
Вид с высотки открывался великолепный. В Гамбурге разгорался пожар, который словно выплескивался за стены, а под городом горел вражеский лагерь и в ответах пламени был виден заваленный трупами тракт. Германская конница была рассеяна, но вновь собиралась для рывка вслед за нами. Видать, имелись у крестоносцев серьезные командиры, которые не хотели нас отпустить, да и резервом у противника много. Это понятно, и потому нам бы только пять километров пройти, а там германцев притормозят.
Повернув коня на дорогу, я пристроился к общей колонне. Степняки и дружинники двигались вперемешку. Лошади были утомлены, и мы их не гнали. Немного времени в запасе есть и потому психовать не стоит. Оторвемся, отдохнем в лесах, а потом продолжим пакостить тем, кто желает гибели нашего государства и уничтожения славянской веры. Но это будет позже, а пока отступаем.
Глава 9.
Верхняя Саксония. Лето 6655 С.М.З.Х.Наступило лето и армия католиков под общим командованием молодого герцога Генриха Льва, который вместе с личной дружиной, тамплиерами и многочисленными отрядами наемников все же прибыл в Гамбург, выступила в поход. За всеми передвижениями крестоносцев мы наблюдали постоянно, и когда я впервые увидел вражеское войско в начале его пути, честное слово, мое сердце дрогнуло. Да и как остаться равнодушным, когда мимо тебя движется армада в сорок пять тысяч воинов? Никак. Поэтому, наблюдая за крестоносцами, стиснув зубы, я вел подсчет вражеских сил и старался быть спокоен.
Впереди армии Генриха, рядом с которым всегда находились опытные военачальники короля и воеводы его покойного батюшки Генриха Гордого, прочесывая леса, шли сформированные из саксов, лужичан и древан отряды егерей. За ними двигалась легкая Вестфальская кавалерия и элитные рыцарские отряды под командой недобитков: Хартвига фон Штаде, Адольфа Шауэнбургского и Оттона Амменслебенского. Далее топали войска самого Генриха Льва, которые подобно королевским воинам были разбиты на батальоны по пятьсот человек в каждом. Следом пылил огромный обоз с продовольствием и осадными орудиями, который охранялся дисциплинированным и отлично подготовленным городским ополчением из Гамбурга и Бремена. Ну, а замыкали всю эту орду разношерстные отряды, в которых кого только не было. Ополченцы и городские стражники из Миндена, Линдена, Вильдесхаузена, Оснабрюка и Мюнстера. Наемники из Фландрии и Фрисландии, в основном из Гронингена, Нордена, Утрехта, Брюгге, Гента, Лилля и Арраса. Английские рыцари-добровольцы, коих возглавил некогда ограбленный мной второй граф Херефорд сэр Роджер Фиц-Миль. Около двухсот тамплиеров и сильная группа цистерианских монахов. Отряды многих германских священнослужителей и сами святые отцы, среди которых особо выделялся хитрый Бременский архиепископ Адальберт и аббат Вибальд Корвейский. Это все основные силы. А помимо них было очень много бывших разбойников, кстати сказать, тоже неплохих лесовиков, искателей приключений, которые имели желание обогатиться за чужой счет, и путешествующих вместе с солдатами армейских шлюх и маркитантов.
Вся эта толпа народа двигалась на север, к развалинам Любека, откуда она собиралась повернуть на восток и таким образом составить левый фланг огромного Крестового похода. Сияли на солнце превосходные стальные доспехи и развевались на ветру штандарты рыцарей, баронов, графов, пфальцграфов и герцога Льва. Конский состав вражеской кавалерии, особенно рыцарской, был превосходен. Тяжелая конница на мощных жеребцах одним своим видом, даже без брони, которая находилась в походных вьюках, могла внушить страх, а вооруженная метательными копьями и саблями легкая конница в доспехах из дубленой кожи двигалась стремительно, и казалось, что она находится повсюду. Маршировали плотные ряды пехотинцев в руках которых покачивались длинные пики, а за спинами этих бойцов были приторочены продолговатые пехотные щиты. Большое количество стрелков, часть из которых имела на вооружении длинные английские луки и арбалеты, были равномерно распределены по всему войску и постоянно готовы к бою.
Несмотря на серьезные потери и безлюдные земли, по которым крестоносцам предстояло пройти, двигались они бодро. Судя по всему, вражеские военачальники учли свои прошлые ошибки, и застать врагов врасплох на выходе из Гамбурга было нереально. Это понимали все венедские командиры, и нам оставалось только наблюдать за католиками, считать их по головам, выхватывать отдельных пленников и ждать удобного момента.
Мы ждали день, другой и третий, но у нас ничего не выходило. Затем нам пришлось покинуть правый берег реки Траве и перебраться на левый. Имелась надежда на то, что нам удастся подловить католиков на переправе, но не тут-то было. Вражеские егеря с собаками, боевое применение которых я видел впервые, форсировали реку выше по течению, закрепились там, дождались легкую кавалерию и стрелков, а затем попробовали обойти нас. В итоге мы их заметили и чтобы не оказаться между молотом и наковальней вновь откатились назад, почти до самого Любека. После чего я решил обсудить наши дальнейшие действия со своими компаньонами, командирами других партизанских соединений, и вызвал их на совет. Идар Векомирович находился вблизи развалин Зегеберга, а Громобой и Вартислав стояли на восточном берегу озера Гросер-Пленер-Зе. Соратники на мой зов откликнулись, и наши отряды стали стягиваться в единый кулак. Ну, а пока я их ждал, появился гонец с Руяна.
В Любекскую бухту вошла небольшая лодья. Она скользнула в реку Траве и в полдень рядом с моим лесным лагерем, словно зная, где он находится, высадился знакомый мне по тренировкам в храме молодой витязь из Дружины Святовида, которого звали Горан Деркач. Витязя, невысокого блондинистого воина в кожаной броне, про коего мне было известно, что он частенько выполняет обязанности гонца, проводили ко мне. Мы поприветствовали один другого, присели под раскидистым дубком, и я его спросил: