Сам я за последнее время носил только больничную пижаму и много раз стиранный спортивный костюм, что перепал мне от отца. Этого хватало, я даже в самые жгучие морозы бегал кросс и занимался на турнике. Ни разу не замерз, хотя, конечно, если поднимался ветер, то оставался в самодельном спортзале, сделанном по приказу главврача. А так даже не чихнул ни разу.
С тоской посмотрев на брата — это он должен был довести меня до дома и проследить, чтобы не заблудился, — я начал одеваться. Собрав вещи и попрощавшись с соседями, особенно с капитаном, что лежал на соседней койке, я вышел в коридор. Провожать меня пришли многие из женского медперсонала, мне было, на ком оттачивать свое мужское начало, поэтому раздав несколько воздушных поцелуев, я поспешил с братом выйти на свежий воздух. Мало ли что, вдруг какая заявит, что беременна. Ну на фиг, все-таки я тут изрядно повеселился, усмиряя бушующие гормоны.
— Прощай, одна тюрьма, и здравствуй, другая, — буркнул я и направился вслед за братом к автобусной остановке.
— Чего? — не расслышал Толик.
— До дома далеко идти?
— Да минут сорок.
— Пешком пошли, прогуляться хочу. Заодно город покажешь.
— Ага. Давай тут обойдем.
— А что тут строят? — спросил я, озадаченно глядя на отвалы земли и щебня, присыпанные снегом.
— Метро, — гордо ответил брат. — Еще одну ветку строят.
Забросив узел с личными вещами за спину, я неторопливо шагал рядом с Толиком и слушал его. Чехол с гитарой нес брат. Где кто живет, чей это дом, где здания администрации, магазинов и остановки троллейбуса. Школу он мне показал мельком, она была на другой стороне улицы. Немного забавляли транспаранты с лозунгами, но в связи с отсутствием рекламы, встречены были мной вполне благожелательно.
Больше всего меня удивляла одежда и довольные и радостные лица прохожих. Постовой в шинели с двумя рядами блестящих пуговиц и шапкой-ушанкой, что стоял на перекрестке, тоже привлек внимание, но не сильно. Когда к соседу по палате приходили сослуживцы, я успел рассмотреть форму, понимая, что она мало похожа на привычную мне милицейскую. Видимо, ту введут позже. Да и то, что МВД сейчас не МВД, тоже удивляло. Оказалось, называлась эта структура — МООП. А расшифровывалась как Министерство охраны общественного порядка. Во как.
Наконец мы зашли в небольшой проулок, с одной стороны был высокий забор и заводской корпус, с другой — три двери в подъезды пятиэтажки явно еще царской постройки. Двор был пуст, ни одного человека.
— Мы на пятом этаже живем, окна на другую сторону выходят, — сказал Толик.
— Ага, — принял я информацию к сведению.
Двор, как я уже говорил, был пуст, хотя тропинки расчищены, да доносился детский смех и визг из-за угла дома.
— Там снежная горка, все дети из соседних домов туда после школы и садика бегают.
— Ага, — повторил я.
С этой стороны дома был сделан кованый железный забор с острыми зубьями сверху, к подъездам было проделано только три прохода, в остальном забор шел ровно, поднятый на полуметровом фундаменте. Наверняка так же, как и дом, он был царской постройки, хотя судя по едва заделанным щербинам на стене, но уже закрашенным известью — дом был покрашен в белый цвет — бои шли и тут.
В это время сверху я отчетливо расслышал скрип окна, кто-то открывал одну из створок. Посмотрев наверх, я рассмотрел парня моих лет, который смотрел на нас и щерился. Брат почему-то заспешил укрыться во второй подъезд, где, видимо, мы жили. Парень показался мне знакомым, поэтому я помедлил, переводя взгляд с него на забор и обратно, после чего последовал за братом.
Брат, поднимаясь по скрипучей деревянной лестнице на пятый этаж, говорил:
— Сегодня четверг, все на работе. Так что в это время редко кого встретишь. Сейчас я тебе покажу нашу квартиру, а потом побегу за Лидкой и Томкой, потом мы еще зайдем в магазин, надо будет купить хлеба, молока и сметаны.
— Толя, знаешь, думаю, что в магазин я и сам схожу, заодно прогуляюсь и осмотрюсь.
— Но…
— Я не инвалид, разберусь.
— Ладно, — сдался брат. — Тогда мы с сестренками на горку по пути зайдем, покатаемся.
Причем лицо у него было такое, что он бы и сейчас туда рванул.
«Совсем еще ребенок», — с неожиданной теплотой подумал я, с легкой улыбкой наблюдая за братом. Подойдя к одной из двух дверей, к той, что находилась справа, и не пользуясь ключом, тот просто открыл ее.
«Ах да, тут же коммуналка», — подумал я, разглядывая шесть звонков, рядом с каждым карандашом была написана фамилия с инициалами. Соколовы шли третьими.
Когда я следом за братом зашел в прихожую и тоже начал снимать обувь, из первой же двери справа вышел тот самый парень, которого я видел стоявшим на подоконнике.
«Не ошибся, он это», — мысленно подумал я, спокойно глядя на лицо одного из тех подонков, что избивали меня.
Брат как-то сжался, но я спокойно посмотрел на парня.
— Вернулся, значит? — фыркнул тот и скрылся у себя в комнате.
— Кто это? — спросил я Толика, следуя за ним к нужной комнате.
— Пашка Ромов.
— Хороший пацан?
— Не сказал бы.
— Понятно.
Мы прошли по длинному коридору и подошли к четвертой двери слева. Понюхав воздух, я понял, что с кухни тянет запахом жареного лука и еще чего-то незнакомого.
Коммунальные квартиры были разные. Были такие, где соседи жили держась друг за друга и помогая чем есть, в общем, дружные и хорошие соседи. Были и плохие, там, где царила грязь, боль и страх. Эта явно относилась к первой, жили, похоже, тут дружно, атмосфера наводила на такие мысли.
Брат ключом отпер замок и распахнул дверь, мы прошли в мое временное жилище. Обстановка была немного спартанской, но музыкальный прибор с огромной жестяной трубой указывал на некоторый достаток в семье. Комод с хрусталем и другой посудой только подтверждал это. Был еще ковер на стене и широкая тахта. Про стол у окна и несколько стульев не стоило и говорить. В стене слева от входной двери виднелся открытый дверной проем.
— Тут мы обедаем и родители спят, а наша комната там, — указал брат на дверной проем. — Раздевайся, вот твои тапки.
За десять минут, после того как мы сняли верхнюю одежду и повесили ее на крючки у входной двери, он показал мне наши комнаты, общие туалет, ванную и кухню, а также объяснил, кто где живет. Кроме нас и уже знакомой семьи Ромовых было еще четыре семьи. В основном молодые, пенсионеров не было. Большая часть были работниками автохозяйства рядом с домом. Я ошибся — это был не завод, а ремонтный цех автохозяйства, где отец работал диспетчером. Остальные четыре семьи носили фамилии Ивановы, Дашкины, Судаевы и Розовы. Родителей еще не было, но часть школьников, у которых должны были закончиться занятия, скоро начнут прибывать домой. Кроме нас в этой коммуналке было еще семь детей. Одного мы видели, остальные, наверное, или в школе, или в садике.
— Не надо меня опекать, я не маленький, — сказал я Толику, который медлил идти в садик за сестренками. Тот вздохнул и достал из кармана мятый бумажный рубль и горсть монет.
— Бидоны для сметаны и молока на полке у двери, я тебе показывал. Там же сумка. Магазин через три дома от нашего, в переулке. Называется «Колхозник», у любого прохожего спросишь, укажут.
— Ты мне уже это говорил. Я только прошлое забыл, с теперешней памятью у меня все в порядке.
— Ладно, твой ключ висит у входной двери, не забудь запереть, — сказал брат и тут же выскочил, когда я зарычал. Даже мне начали надоедать инструкции, которые повторяются пять раз подряд.
Убрав деньги в карман брюк, я помедлил и стал обходить комнаты. Взяв вещи, я уложил все на свою кровать — потом уберу в шкаф, повесил чехол с гитарой на гвоздик, забитый в стену. Ранее тут, видимо, висела скрипка.
Побродив по комнатам, привыкая к обстановке и запаху, стоявшему в них, я потрогал вещи и, поправив криво висевшую картину с натюрмортом, направился к вешалке, где снял пальто и шапку. Пора идти в магазин.
Сунул оба жестяных бидона в сумку: один, тот что для сметаны, был эмалированным, литра на два, а для молока — алюминиевый, литра на три с половиной — вышел из комнаты и закрыл нашу квартиру на ключ.
Пока я надевал обувь и спускался во двор, мне так никто и не встретился. Только на выходе со двора на улицу попалась девочка лет десяти, которая тихо поздоровалась и, получив бодрый ответ, остановилась и долго буравила мне удивленно спину взглядом.
Повернув за угол, я уточнил у прохожего, где магазин, после чего отстоял небольшую очередь и направился домой, неся в руках тяжелую сумку с двумя буханками черного хлеба, бидонами с молоком и сметаной, которые продавались на разлив из огромных фляг. В магазине витал неповторимый и даже немного знакомый запах.
Когда до дома осталось полквартала, я увидел книжный магазин на первом этаже пятиэтажного здания и, помедлив, повернул к нему. Денег осталось мало, но можно же просто посмотреть.
— Игорь, здравствуй, — окликнула меня дородная продавщица лет за сорок, с явно выраженным вторым подбородком.
— Простите?
— Ой, ты же ничего не помнишь, — жалостливо улыбнулась та. — Я Людмила Андреевна Андреева, мы живем в соседней коммунальной квартире на одной с вами площадке. Моя Настя учится с тобой в одном классе.
— Не помню, но буду знать. Приятно с вами снова познакомиться, — приветливо улыбнулся я, что с этой мордашкой, которая мне досталась, было не трудно. — Мне бы хотелось посмотреть свод законов по уголовному и гражданскому кодексу. Это возможно?
— Ой, конечно-конечно. Я сейчас.
Соседка скрылась в подсобке, после чего появилась с двумя книжицами в мягкой обложке. Обе были красного цвета и имели звезды на обложке.
Получив в руки вожделенные книги, я открыл их и быстро пробежался.
«Да, это то, что мне нужно… Блин, по полтора рубля каждая, а у меня всего осталось тридцать копеек с мелочью».
— Людмила Андреевна, а можно мне взять их в долг? Я постараюсь вернуть деньги как можно быстрее.
— Конечно, я сейчас запишу. Кстати, твой прошлый долг за ноты уплатила твоя мама.
«Ага, значит, это тут обычное дело», — понял я.
Убрав книжицы в сумку, я поблагодарил соседку, вышел на улицу и неторопливо направился домой. Было около четырех часов, скоро вернутся родители с работы. Ну, отец-то к пяти будет, а вот мать работает до шести. Для меня, кстати, после всех этих месяцев адаптации они уже стали родными, и не вызывает отторжения, когда я их называю, как было ранее. Да и родственники со стороны матери, с искренней заботой следившие за мной в больнице, тоже стали родными и близкими людьми. Несмотря на то, что являлись представителями еврейского племени. Когда обо мне безвозмездно заботятся — я это ценю.
Во дворе было так же пусто, поэтому я спокойно следовал к своему подъезду. Не знаю, что сподвигло меня отскочить в сторону, видимо интуиция, но сверху начался литься желтый дождь. Я смотрел на ухмыляющегося Ромова, который продолжал мочиться, стоя на подоконнике. Дождавшись, когда искусственный дождь прекратится, я отряхнулся — несколько капель попало, не отрицаю — и еще раз пристально посмотрел на окно Ромовых. Недоносок уже скрылся. Я направился в подъезд.
Стук в дверь я услышал в полпятого, когда заканчивал листать уголовный кодекс. В принципе, изменений было не так много. Я-то больше знал российский уголовный кодекс, но теперь понятно, что большая часть текста взята из этого, из советского. Даже некоторые параграфы совпадали.
— Войдите, открыто! — крикнул я.
Я сидел на стуле у окна, поэтому только повернулся, когда неизвестный открыл дверь.
— Здравствуй, Игорь, — поздоровался старший лейтенант милиции, на входе снимая форменную шапку с кокардой. — Ты помнишь меня?
— Здравствуйте, Петр Семенович. Проходите, присаживайтесь. У меня амнезия, с памятью после того, как очнулся в больнице, все в порядке, — на всякий случай я напомнил. — Вы трижды приходили ко мне насчет нападения, но, как и тогда, и сейчас я скажу. Ничего не помню.
— Я по другому поводу, — ответил участковый и присел на тахту, застеленную покрывалом. — Ты ничего странного не слышал у вас в коридоре?
— Да нет. Я только проснулся… правда, не понял, из-за чего. Ходил в магазин за свежими продуктами. Но, видимо, слишком устал и лег спать. А потом меня что-то разбудило, решил вот почитать.
— А что тебя разбудило, не скажешь?
— Да нет, не знаю.
— Хм… Не знаю даже, как тебе сказать.
— Говорите прямо, что-то случилось с моими родителями? Братом?! Сестрами?!
— Нет-нет, — поспешил успокоить взволнованного меня участковый. — Ты знал Павла Ромова?
— Да, когда мы шли из больницы, он выглядывал из окна, а потом в коридоре брат нас познакомил. Вернее, тот меня знал, просто Толя мне сказал, кто это такой… А почему вы сказали «знал» — в прошедшем роде? Я теперь его так и так знаю.
— Он выпал из окна. Видимо, несчастный случай, а ведь все его предупреждали, и я в том числе. Да еще случилось это на глазах у Иванишиной с третьего этажа. Сейчас она у себя, пьет успокоительное.
— Беда-а, — задумчиво протянул я.
— Значит, ты ничего не слышал?
— Да нет. По коридору кто-то бегал да причитал, но это уже было после того, как я проснулся.
— Ясно. Ну ладно, пойду к Ивановым, там уже кто-то вернулся с работы, их расспрошу.
— Если я что вспомню, то обязательно сообщу. А так — заходите еще.
Как только участковый вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, я презрительно хмыкнул и снова открыл книжицу на закладке. Роль закладки исполняла бумажка с неровно написанными строками. В ней рукой Павла Ромова были написаны те оставшиеся шестеро, кто напал на меня в октябре прошлого года.
Может, кто-нибудь скажет, что это слишком малая цена за мое избиение, но я считал иначе. У меня такой характер, и менять я его не хочу и не собираюсь. Да, это я отправил Павла Ромова в полет на железные копья забора под окном его комнаты. Жить с ним в одной квартире я не собирался, к тому же старые и свежие сегодняшние грешки не давали мне существовать спокойно. Вот я и решил эту проблему кардинально. Причем именно так, как привык это делать еще в той жизни. Есть человек — есть проблема, нет человека — нет проблемы. Для меня важна внутренняя гармония души, но пока ходят и топчут землю эти подонки, что пытались меня убить, ни о какой гармонии не может быть и речи. Да, я тоже не ангел, более того, если у меня вырастет хвост, копыта и рога, а я начну пахнуть серой, то нисколько не удивлюсь. Это моя внутренняя сущность, и если она проявится внешне, значит, так и должно быть. Я хоть и бывший пограничник, офицер спецназа ФСБ, а после тяжелого ранения сумел пробиться в опера МВД, но положительным человеком меня назвать нельзя. Я никогда не был и не буду хорошим. Таким уж меня сделала прошлая жизнь, и именно с этим характером я и попал в сей мир. У меня были причины уйти на темную сторону жизни, и надо сказать, что я ни разу не пожалел об этом. Будет время, может, приоткрою завесу тайны моей прошлой жизни. Однако я повторю, не надо считать меня хорошим человеком. Это далеко не так.
Теперь можно рассказать о том, что я узнал от Ромова перед тем, как выкинул его в окно. Про Свиридова из своего класса я знал, добавилась только информация о причинах, почему он участвовал в моем избиении. Оказалось, мое тело его сдало, причем довольно серьезно вложило, уличив того в краже денег, аж до директора дошло. Теперь тот на учете в детской комнате милиции. Но это было все с год назад, однако у Свиридова была крепкая память, и он решил поквитаться при первой же возможности. Я сам такой, поэтому хорошо понимаю его, даже жаль, что он выбрал меня в виде цели мщения.
Два других недоросля, Алексей Трифонов и Юрий Родимцев, также учились в моей школе, только в других классах, причины те же. Обоих тело вложило, причем неслабо так. Первого по поводу случайного поджога кабинета химии — родители платили за ремонт, так что злобу тот затаил немалую. Второго о том, что подглядывал к девкам в туалете. Причем тот это делал снизу.