Глядя на забрызганные кровью стены, пол и частично потолок, перевел взгляд на себя. Я тоже был весь в крови. Но это все было продумано, рядом с канистрой бензина у входной двери находилась сменка.
Кровь на руках вернула меня в прошлое. Красный — мой любимый цвет, цвет крови. Я стал убийцей в десять лет, отомстив за смерть близкого мне человека. Причем сознательно и подготовившись к этому.
Пять минут у меня есть, нужно дать захваченному вору прочувствовать ситуацию, в которую он попал, поэтому можно вернуться и рассказать немного о себе, как я стал таким, и почему я стал серийным маньяком, о котором в той жизни мало кто знал. Нет, я не охотился на детей или женщин, потому что знал — это не заглушит мою жажду крови, да и не по мне это было. Мои жертвы — это такие же моральные ублюдки, как и я. То есть вся категория маньяков — от сексуальных до серийных убийц. Я не считаю себя положительным человеком, но стараюсь сделать мир чище от этой швали, заодно глуша свою темную сторону, как могу и как умею. Может быть, в будущем кто-то очистит этот мир и от меня. Я не афишировал свою тайную страсть, которая после свершения очередного убийства вычисленного мной маньяка, глушила на три-четыре месяца темную сторону моей души, давая жить спокойно. Как простому гражданину.
Итак, все началось из-за того, что мои родители в восемьдесят первом году погибли при пожаре… Нет, не так сказал. Все случилось тогда, когда наши родители погибли при пожаре. Да, у меня была старшая сестра, Юля. Мне тогда исполнилось девять лет, Юле же было четырнадцать. Несмотря на столь юный возврат, в ней уже начала расцветать природная женственность, все указывало, что вот-вот она станет одной из самых прекрасных юных девушек.
После несчастья нас определили в детский дом, так как близких родственников у нас не было, а единственная тетушка от нас отказалась. Как же я потом ее ненавидел за это, и как же потом она пожалела о своем решении! Я не умел и не научился прощать. Это были мой крест и моя добродетель. Так все от случая и данной ситуации зависит.
Детдом был в Подмосковье, причем один из сложных. Директор — откровенный педофил, любитель мальчиков, воспитателям на все наплевать, тех, кому не было безразлично, потом находили кого с проломленной головой, кого утонувшим. В общем, попали мы в рассадник зла. Сестру почти сразу изнасиловали, пустив по кругу. Несмотря на мой малый возврат, я пытался отомстить, даже найденным железным прутом избил одного из пятнадцатилетних насильников. Обратиться в милицию мне мешали коллективно. За сломанную ему руку я на два месяца попал в больницу. Когда я вернулся в детдом, выяснилось, что сестра повесилась, после этого я замкнулся в себе, ни на что не реагируя. Я был на грани сумасшествия. Как это ни странно, спасла меня другая девочка, попавшая в детдом, мне тогда уже исполнилось десять. Ее постигла участь сестры. Именно тогда я пришел в себя и начал строить планы мести. Трое из насильников к этому времени уже получили паспорта и покинули детдом. Но остальные шестнадцать парней все еще находились под присмотром тех ублюдков, что руководили ими. Дальше я действовал просто, но максимально жестоко. Дождавшись, когда их всех переведут в одну спальную комнату, пока в других идет покраска, начал готовиться. В гараже, где стоял «уазик», принадлежавший детдому, я слил пять литров бензина, и ночью, часам к двум, открыл дверь в комнату и осторожно прокрался мимо кроватей со спящими воспитанниками. Открыв крышку канистры, я начал обливать коридор между кроватями и брызгать на одеяла. Когда до двери оставалась пара метров, кто-то проснулся от резкого запаха бензина и окликнул меня.
Дальше я действовал быстро: канистра летит в середину зала, а я чиркаю спичками. Столб рванувшего и загудевшего под крики подростков пламени аж вытолкнул меня в коридор. Быстро вскочив, я закрыл дверь на ключ, еще и подперев ее ломиком, после чего побежал на улицу. Спастись из той комнаты не смог никто, решетки на окнах и единственная заблокированная дверь не дали этого сделать. О своем поступке я никогда не жалел и жалеть не собираюсь, даже сейчас я считаю, что поступил правильно. Я уже говорил, и сейчас повторю: положительным меня назвать нельзя, поэтому поступал так, как считал правильным в своем детском представлении.
Искупавшись в озере неподалеку от детдома, я вернулся обратно, как раз к приезду пожарных. Меня не заподозрили, а вот директора за все это посадили. Позже, через восемь лет, я встретил его, спившегося и живущего в полуразвалившейся избушке. Надо ли говорить, что эту встречу он не пережил?
У каждого человека, будь то женщина или мужчина, где-то в глубине души прячется темный зверь. У кого-то он загнан в такие глубины души, что не показывает и носа за всю жизнь, у кого-то он вырывается, заставляя хозяев тела творить страшные вещи. У меня тогда он только показал свой нос, все, что я сделал, я делал полностью осознавая свой поступок. Именно тогда, в девять лет, я ступил на путь чудовища, монстра, можно сказать. Осознал я это гораздо позже, а тогда гордился, что поступил правильно и как положено для мести в моем жестоком детском представлении. Ладно хоть, не очерствел душой, но моральный акцент у меня тогда немного сместился, это точно. Повезло, что это не бросилось в глаза преподавателям. Однако другие воспитанники стали меня сторониться. Меня это устраивало.
После этого случая часть детей, включая меня, перевели в другие детдома. Честно скажу, ничего подобного в них не наблюдалось, как в прошлом филиале зла. Дальше особо рассказывать нечего, пока не наступило время срочной службы. Я попал в пограничные войска, на 12-ю заставу Московского погранотряда. Надо ли говорить, что второй год службы пришелся на 1993 год? Ночью тринадцатого громыхнуло. Я тогда был старшим дозора, заметил выдвигавшихся боевиков, сообщил начальнику заставы Майбороде. После приказа отойти, отступил к заставе. Бой был страшный, однако я помнил, как падали вокруг меня товарищи. Как сбило пулей кепи и сорвало погон с сержантскими нашивками. Когда начали заканчиваться боеприпасы, последовал приказ отступать и прорываться навстречу нашим. Тогда, отходя к постройкам, я остановился у горящей БМП и осмотрел заставу, запоминая. Через сутки заставу очистили от моджахедов, но уже без нас. Тогда темный зверек изрядно повеселился, особенно я почувствовал его присутствие в рукопашной: когда были заняты руки, я начал грызть горло боевика, с которым крутился на земле в рукопашной.
После службы я подал заявку на поступление в отряд спецназа ФСБ. Когда попал в пограничники, то напоминал длинный скелет, но за время службы мясо наросло, да и натренировали меня хорошо, поэтому к дембелю я был достаточно крепок и хорошо подготовлен. Дальше началась служба в ФСБ. Длилась она почти семь лет, три из них в штурмовой группе, в основном в командировках на Кавказе. После ранения перешел в инструкторы и занимался этим три с половиной года. Благо там были инструктора разной направленности, дружба с ними помогла подняться по профессиональным качествам достаточно высоко. К тому же некоторые из них ростом похвастать не могли, так что когда я попал в тело Игоря, то у меня были хотя бы теоретические знания, как нужно тренироваться. Раньше я был громилой и больше полагался на силу, после попадания же развивал скорость реакции и ловкость, силу же оставил на третьем месте по важности. Так что в спаррингах я больше работал на быстроте, нанося точные и мощные удары, которые выводили соперников из строя.
Моя карьера в спецслужбах закончилась после командировки в Чечню — некоторые инструктора, чтобы не потерять сноровку, ездили в боевые точки, укрепляя навык. Не отставал от них и я. После того как врачи в госпитале извлекли пулю из легкого, они выдали вердикт: к службе я не гожусь. После госпиталя я недолго думал, куда податься, и решил начать с милиции. После нажатия некоторых нужных кнопок, я оказался в новом райотделе в новостройке Москвы. Так началась моя восьмилетняя служба в уголовном розыске, пока наемный убийца не закончил мой путь.
Служба в ФСБ и частые командировки неплохо глушили мою жажду крови, в милиции же с этим было сложнее. Пара убитых мной щенков, которые грабили и убивали гуляющую молодежь, не принесла того облечения, что мне требовалось. Все изменилось, когда в соседнем районе пошла серия, и всех бросили туда на помощь. Вычислил я ублюдка сам, тот все подтвердил, даже показал, где прятал трофеи, что брал с трупов девушек. Вывезя его за город, я его забил, молотком дробя кости. Мне очень не понравилось, что двумя жертвами маньяка были маленькие девочки, поэтому старался причинить ему как больше боли и чтобы он помучился, зная, за что ему достается. После этого пошла такая волна, что я понял — вот оно. Это то, что мне надо. Почти шесть месяцев после того случая я был в отличном настроении, не вспоминая про свою жажду крови, но счастье длилось недолго, и я понял что нужно снова выходить на охоту. Теперь я знал, кто моя цель. В общем, за время моей службы я уничтожил одиннадцать маньяков, безобразничавших на территории России. За это время я стал отличным опером и раскрывал своих жертв достаточно быстро и точно. Еще бы, коллеги, можно сказать. Я думал так же, как и они. Только дважды у меня случались промашки, когда брал невиновных. Но к этому времени все уже было отработано, поэтому допрашивал я их в маске с сывороткой правды. Невиновных я отпустил, мне лишняя кровь ни к чему. Хорошо еще, что обходилось без свидетелей моей деятельности. Хотя нет, была одна, но тогда я прошел мимо. Только скорчил забавную рожицу девятилетней девочке, что стояла на лестничной площадке, и потрепал ее по макушке. Я с детьми не воюю. Ну, если они в моем представлении дети, конечно.
Потом, глядя на составленный фоторобот, что пришел в наш отдел, только хохотал. В общем, так и жил. Да, я понимаю, что не положительный человек, но и у меня были свои моральные принципы, которым я старался следовать. Без особой нужды простых граждан я не трогал.
За время службы я не забыл про тех трех воспитанников детдома, что ушли от возмездия. Я их нашел, надо ли говорить, что мое лицо они видели последним в своей жизни. Да и умирали они достаточно долго. Как-то я прочитал в одной книге (перевод с испанского), как снимать с человека кожу — инквизиция этим баловалась, а тут, можно сказать, добровольцы. На всех трех опробовал, выяснилось, что без обезболивающего это сделать невозможно. Мрут, твари. На этом мое мщение за сестру закончилось, она могла лежать в могиле спокойно. Скажу честно, она часто приходила в моих снах и молча и печально смотрела на меня, только слезы катились из ее глаз, но когда умер последний насильник, подобные сны прекратились. Я был рад, слишком тяжело они мне давались, я сам просыпался с мокрым лицом и опухшими глазами.
О себе могу сказать так: душа компании, любитель игры на гитаре и обладатель приятного баритона. В гостях, где я был, не включали музыкальные центры, а просили спеть меня.
Во время службы в ФСБ женился и имел дочку-красавицу. После ранения был развод, и дочка жила с матерью, но часто навещала меня. Теперь все мое имущество перейдет ей, согласно составленному завещанию. Ничего, парни из отдела помогут, и все сделают по закону, чтобы дочку не кинули, я с ними об этом заранее обговорил. В момент моей гибели ей было тринадцать лет, и вступит она во владение моей трехкомнатной квартирой и «Инфинити», заработанных на крышевании, только через три года, но парни, я уверен, присмотрят за ней. Особенно за женой — та еще тварь, может и продать принадлежащее дочке имущество. Более чем уверен, в той жизни только один человек искренне скорбит обо мне. Это моя дочь.
На момент службы в милиции я поступил на филфак, просто для общего развития и расширения кругозора. Студентки в библиотеке выглядели очень забавно, когда видели в читальном зале громилу с отсутствием печати интеллекта на лице, с интересом читающего историю античности, неопределенно хмыкающего в разных местах. Учился я заочно и до своей гибели закончить успел. Ко всему прочему, я неплохо владел английским и чуть хуже французским. Ну, по крайней мере, за год до гибели, когда проводил отпуск за границей — отдыхал с дочкой в Париже, — местные меня понимали, да и я, обладая хорошей памятью, изрядно улучшил свой разговорный навык.
Вроде все, больше не о чем особо рассказывать… Хотя нет, о чем это я? Когда я начал работать по маньякам, то, используя архивы ФСБ, МВД, прокуратуры и Интернете, создал свой отдельный архив по маньякам, чуть ли не по минутам восстанавливая их шаги. Можно сказать, мое хобби в свободное от работы время и охоты на маньяков. Архив многое дал мне в поисках и задержании ублюдков. Ну, а так как свой архив я начал вести с первого маньяка, еще с царских времен, думаю, не стоит говорить, что я знаю обо всех преступлениях, которые совершатся или совершились в ближайшем будущем или прошлом. Именно поэтому я решил издаваться в Москве, а не в том же Киеве. В Москве меня ждали, но еще не подозревали этого, два маньяка. Один — Игорь Матвиенко, прозвища он не имел, так как о нем мало знали. Серию он только начал, на его руках кровь двух женщин. Через полгода последует третья жертва, на этот раз мужчина, после чего его собьет машина и серия прекратится. Но я прекращу ее ранее, как только попаду в Москву. Второй был Борис Гусаков, его прозвали, вернее, назовут «охотником на студенток». И хотя он серию еще не начал, я не дам ему это сделать. Третьим был бы Ионесян Владимир Михайлович, который вскоре будет известен как Мосгаз, но в Москве его пока не было, проживал он в Оренбурге. Ничего, подождем. Вместо него на казнь отправится Сливко Анатолий Емельянович, заслуженный учитель СССР. Поеду на Черное море и сделаю небольшой крюк. Думаю, больше никто не будет снимать документальные фильмы с истязанием пионеров. То, что трое из четырех пока еще ничего не совершили, меня волновало мало, опухоль надо удалять заранее.
Месяца два назад я случайно узнал, что нахожусь не в своем родном прошлом. Причем похожесть истории сыграла со мной злую шутку, я настолько был уверен, что это именно мое прошлое, что когда в учебнике истории вычитал, что маршал победы — Рокоссовский, а не Жуков, никак не мог поверить этому. Заинтересовавшись этим феноменом, выяснил, что в остальном все вроде было, как и в моем мире. Отличий почти не нашел, если они есть, а они точно есть, то я о них не в курсе, этот период времени я изучал слабо.
Музыкант пошевелился, переменяя положение тела и отвлекая меня от воспоминаний.
Весело посмотрев на него, я встал и подошел. Присел рядом на корточки.
— Думаю, нам следует поговорить. Честно говоря, трофеев мне достаточно, я не жадный, но глупо уходить без них. Так вот, где у тебя захоронки в квартире? — протянув руку, чтобы вырвать кляп, предупредил: — Орать не советую.
Музыкант все-таки пытался показывать, что он круче меня, видимо, то, что все происходило на глазах его брата, перед которым он был немалым авторитетом, мешало нашему общению. Но именно это мне и было нужно, плевать мне на Музыканта и его захоронки, как я уже говорил, мне хватило трофеев из общака, так что я больше морально давил на тех ублюдков, посмевших и попытавшихся убить меня.
Музыкант держался долго, но вот когда я срубил ему коленную чашечку, уже поплыл. Через минуту я знал местонахождение обоих тайников. Ценностей Музыкант в доме не держал, так как милиция с обыском уже приходила, но кое-что все-таки было. В одном тайнике две тысячи долларов, три тысячи франков и около полутора тысяч рублей. Пойдет на мелкие расходы. Да и доллары пригодятся. В этом же тайнике были аккуратно завернутые в платок документы на имя Жана Требулье, гражданина Французской республики тридцати шести лет от роду. Их я тоже прихватил — пригодятся, чтобы составлять фальшивки.
Во втором были золотые часы-луковицы с золотой цепочкой. Осмотрев их, я сунул вещицу обратно в тайник. Вещи приметная, а я не идиот, чтобы так палиться. Если что надо, куплю, деньги теперь есть. В этом тайнике также находилась какая-то бумага. Прочитав ее, я тряхнул головой и снова прочитал, после чего убрал деньги и документы во внутренний карман куртки и вернулся обратно в зал, напевая любимую песенку-считалочку, сочиненную еще во время учебы на филфаке: