Ну это я сказал ради красного словца, зная, что патент на пророка тоже изрядно стоит, а беспатентных мессий гоняют почем зря. К тому же после событий с патриархом Керваном на рынке религиозных афер наступил серьезный спад, и распоследний клоун в балагане имел сборы куда больше самых популярных культистов.
—Да-а-а... — Перспективы впечатлили напарника.
—Ну а ты думал! Научись летать или светиться в темноте, и народ к тебе потянется.
—Правда? Не, я с чудесами не очень-то...
Наша квартира была довольно далеко, мы затратили на дорогу больше получаса («хлоп-хлоп!», пешим порядком) и успели слегка проветриться, но зато не переругались, благодаря мне, разумеется.
У подъезда «Доходного дома Гримба» (три этажа, мансарда, чиненная нашими руками крыша) царила суета. Грузчики выносили чьи-то манатки, бесцеремонно бросали их в грязь. Рядом с кучей пожитков виднелись возки старьевщиков (целых три штуки), запряженные осликами. У возков переминались тролли-приставы в таких же, как у Шкерта, коричневых робах; руководил ими какой-то человек. Кроме того, присутствовала изрядная толпа зевак из хараштийских низов.
—Не свезло какому-то бедняге, — вздохнул я. — Глянь, не мы одни сегодня пострадали.
Олник что-то буркнул и внезапно замер на месте, будто его пришибло.
—Вешалка... — простонал он, вытянув дрожащую руку в направлении барахла. — Шкафчик с резьбой от папочки Джока... Мои парадные штанишки... Набор для бритья! Книжки-раскладушки про богатыря Фарумрета! — Он гулко сглотнул. — Они выносят наши вещи, Фатик! — Напарник оглянулся на меня, безумно вращая глазами, потом заурчал и вприпрыжку кинулся вперед. В глазах его была слепая жажда убийства.
Ей-богу, они выносили наши вещи. Я увидел связку своих конспектов по философии и истории. Недешево мне обошлись эти курсы в Научной Академии Харашты, конспекты были по-настоящему золотыми, а их бросали в грязь, как мусор!
Я заспотыкался следом, пытаясь прибавить ход в этот скользкий момент, и, разумеется, поскользнулся. Когда я приподнялся, гнома держали под микитки два тролля. Мой напарник болтал ногами и изрыгал площадную брань.
Великая Торба! Но я недаром посвятил массу времени тому, чтобы искоренить в себе варварские замашки. Там, где дикий собрат Кругель (или мой сводный брат, варвар Шатци) ринулся бы в бой с ревом, идиотским взглядом и прочими полагающимися дрючками, я, простой городской житель Фатик, ковыляя и потирая отбитую коленку, приблизился к человеку, который руководил троллями. Это был средних лет господин с узким лицом и взглядом сытой крысы. И мундир у него был серый, недоставало лишь хвостика.
Государственный адвокат при исполнении.
На сей раз документов, уткнувшихся мне под нос, было несколько. В глазах зарябило от красных печатей и строчек, которые начинались со слова «статья», а заканчивались «взыскать в пользу истца», причем вместо имени истца везде был проставлен таинственный «Имярек». Едрическая сила!Значит, векселя были не только у девчонки! Или она разделила затраты на суд и адвокатов с кем-то.
В общем, это не имело особого значения. Важен был результат: за долги суд отобрал не только контору, но и нашу квартиру со всем барахлом!
Воистину, изумительное утро!
В каком-то ступоре я глядел, как уволакивают наши вещи — на каждой стояла кровавая печать хараштийского суда. Олник что-то бубнил и дрыгался, пока троллям это не надоело — ему сунули кулак под дых, отчего цвет лица напарника приобрел оттенок спелой сливы, и бросили у стены.
Я задрал голову, с тоской рассматривая окна нашей мансарды. Две замечательные комнаты, крыша, правда, снова протекает, и половицы просели, но...
В приоткрытом окне мелькнула золотистая шевелюра.
Эльф!
У меня возникло чувство какой-то нереальности происходящего. Нет, совпадения, конечно, бывают, но чтобы два эльфа сразу...
Расталкивая зевак, я ринулся к крыльцу, но человек-крыса быстро заступил мне дорогу:
— Господин новый владелец апартаментов не хочет с вами встречаться!
Над головой засопели тролли.
Встречаться? Ах ты... Боги, немедленно верните мой топо-о-ор!
Но я взял себя в руки, поверьте, я это умею. За пять лет в Хараште я вытравил из себя варвара по капле, приобретя навыки умелого лавирования в потоке городской жизни. Бушевать и качать права сейчас неразумно. Вот придет ночь, тогда...
Однако ситуация выглядела паскудно. Они сплавили старьевщикам даже мою библиотечку, а там были такие редкие книги!
Я присел рядом с гномом и подождал, пока он очнется. Наконец взгляд Олника прояснился.
—Be... вещи! — простонал он. — Шкафчик папочки Джока! Кубышка!
—Забудь про кубышку, Ол. Есть дела посерьезнее. — Придерживая его рукой, я кратко описал ситуацию.
Он ухватил суть сразу:
—Выходит, кто-то копает под нас?
—Или просто два эльфа шутки ради придумали раздеть нас до исподнего. Ты часто встречал в Хараште эльфов, которые занимаются такими делами?
—Даже одного не встречал.
—Вот именно.
Гнома слегка затрясло от злобы.
—Пусти, я им сейчас устрою!
Я молча показал на троллей и человека-крысу, другой рукой упираясь напарнику в грудь.
—Ну-ка пройдемся и все обмозгуем. Однако даже этого нам сделать не дали.
Уже у самого края толпы мы были внезапно схвачены под руки и увлечены на поперечную улицу. Там нас грубо ударили об стенку (я потерял левый шлепанец, отчего совсем не расстроился).
—Молчааать. Слушшшать!
Я бросил быстрый взгляд на физиономии налетчиков и понял, что без топора пока лучше не рыпаться.
У обоих была красновато-бурая кожа с зачатками мелкой чешуи там и тут, лысые приплюснутые головы без ушей, широченные ряхи, рты с острыми зубами и выкаченные зенки желтушного цвета.
Братья Гхашш, парочка оргов [7], существ настолько редких, что говорили, будто они прибыли из другого мира. Или что их выперли из другого мира за мерзкий нрав, что, в общем, не важно. На них были кожаные плащи до пят, какие носят в борделях дамы, предоставляющие услуги определенного сорта. Под плащами, насколько я знал, скрывались разнообразные острые игрушки. Но орги обычно обходились безумной физической силой и страхом, который внушал их облик.
—Хозяин хочччет вассс вииидеть.
Подкатила черная карета с занавешенными окнами, дверцы распахнулись, и нас забросили внутрь, как чушки корабельного балласта. Плавно покачиваясь на хороших рессорах, карета тронулась в путь под цоканье копыт.
—Эркешш махандарр! — простонал мой напарник с пола.
Какое-то безумное выдалось утро, вы не находите?
5
Цок-цок, цок-цок. Подковы звонко стучали по мостовой, однако возница не слишком торопил коней.
Я знал, куда нас везут и зачем.
Нас везли для серьезного разговора.
Братья Гхашш работали на Митризена по прозвищу Моя Денежка, главного по долгамв Хараште. Нет, он не был ростовщиком, подлым заимодавцем. Он просто скупал чужие долги, расписки и векселя, и умел так воздействовать на должника, что тот продавал последнее, чтобы рассчитаться. И лишь в исключительных случаях горемыку везли для разговора с самим Митризеном. Но чтобы это случилось, не только сумма, но и строптивость должника просто обязаны были достичь неизмеримых с нашими величин. Говоря откровенно, я был слегка ошеломлен, и несколько более чем слегка—раздражен. Внутри меня постепенно закипал вулкан.
Дорога заняла с полчаса. Все это время братья пялились на нас с лавки напротив, подпирая головами потолок. Взгляд у них был один на двоих — желтый, пустой и немигающий, а пахли они как два бродячих кота, случайно упавших в корыто с помоями.
Я знал их по именам, вернее, по кличкам, которые они получили в преступном мире Харашты: Слепая Кишка и Мертвый Язык. Первого за глаза называли Милашка-Очаровашка, поскольку говорил он фальцетом (производственная травма, удар тролльей дубины по темечку), и постоянно нес такую ахинею, что уши вяли. Второй хрипел, сипел и присвистывал. По этим признакам их и различали, поскольку в остальном они были похожи, как две ладони. Мертвый Язык — за главного, но в драке оба равно опасны.
За время пути Мертвый Язык не проронил ни слова, а Милашка-Очаровашка осчастливил нас несколькими поразительными откровениями. Итак.
Почесав под мышкой:
—Я был слишком доступен, они этого не ценят. Звучно икнув, так что карета просела:
—Смерть от одиночества как сломанная кукла с зашитыми глазами.
(От этой сентенции Олник уставился на меня с ужасом.)
Сунув палец в ушное отверстие и основательно там поковыряв:
—Ночью я выхожу на кладбище и слушаю безмолвную музыку звезд.
И наконец, вообще без повода:
—В этом мире нельзя больше жить!
Тут он был прав, только «мир» следовало сменить на «карету»: от запаха близнецов тяжесть бытия начинала казаться действительно невыносимой.
Но вот мы прибыли: карета остановилась, и нас вытолкали взашей.
Высокая ограда из серого камня и стальные ворота с парой нависших горгулий выглядели не очень ободряюще. Мы были в районе пригородных имений. В очень, очень тихом районе.
Братья выбрались наружу, и Мертвый Язык дернул рычаг звоночка:
—Жрат!
Очевидно, слово являлось паролем, поскольку ворота без промедления распахнулись, и волосатый громила, похожий на приблудного пса, жестом велел заходить.
Кто-то из братьев деликатно пихнул меня в спину.
У меня ныла коленка, пустой желудок скребся о ребра, а в горле бушевал суховей. Я хотел жрать, я хотел пить, я был разъярен как бык. Вообще, человек я отходчивый и долготерпеливый, но всему есть предел.
Стуча зубами (я продрог, если вы помните) и шлепая босой ногой, я прошел внутрь. Олник двигался за мной, напряженно сопя.
Мы обогнули представительный особняк — действительно красивый, цвета беж, с башенками, стрельчатыми окнами и колоннами по периметру фасада. За ним находился небольшой холм, покрытый изумрудной травой. На вершине холма красовалось газебо, иначе говоря — беседка, слегка увитая плющом. Стойки из красного дерева поддерживали черную лаковую крышу. Подножие холма опоясывали кусты роз с набухшими бутонами. Два зеленых гоблина с садовыми рукавицами выше локтя деловито удобряли кусты, черпая компост из тележки, в которую был впряжен третий гоблин, зеленый, как неспелая вишня.
Милая и пристойная картина.
Думаю, гоблины вдобавок сторожили особняк по ночам. Зеленые гоблины достаточно смекалисты, умеют обращаться с простым оружием вроде пращи и дубинки, не будят своих хозяев лаем, а что касается денег, то стоят они гораздо дешевле породистых собак и куда медленней стареют.
По дорожке из плоского желтого кирпича мы поднялись в газебо. Не скрою, наряду с прочими чувствами меня терзало любопытство: о внешности Митризена ходили самые противоречивые слухи, большей частью брехня. Те же, кто видел его воочию, держали язык за зубами.
Он сидел на банкетке за круглым мраморным столом, перебирая какие-то бумаги — хрупкий человек со склоненной головой и длинными седыми волосами. Тонкие кисти рук выглядывали из рукавов невзрачного серого халата.
Моя Денежка медленно ворошил бумаги восковыми пальцами с заостренными ногтями.
Братья замерли перед столом, зажав нас между собой, как двух щенков. Розовый мраморный пол холодил мою левую ногу. Олник шмыгал носом и вертелся, будто ему приспичило.
С потолка на цепях свисало несколько вазонов с какой-то пышной растительностью, а рядом с самим Митризеном покачивалась клетка, где обреталась редкостная витриумовская канарейка [8]; она изредка посвистывала на какой-то модный мотив.
Сервировочный столик на колесиках стоял неподалеку: их милость гроза кредиторов только что закончили принимать пищу. Ага, вот почему возница не торопился — пока мы ехали, Митризен завтракал. Хотя по тарелкам этого не сказать — блестят, словно их отмыли. В одной сложены какие-то черешки вишневого цвета. Я напряг память и вспомнил: арцелла. Эльфийский лист, которому приписывают разнообразные полезные свойства. Не знаю насчет свойств, ни разу не пробовал это чудо — я не безумец, чтобы платить огромные деньги за простой зеленый листик. Эльфы, знаете ли, не дураки нажиться на людях... До блокады Харашты пиратами Кроуба лист арцеллы стоил у нас два полных золотых реала (неслабо, прямо скажем), а после... После она исчезла с рынка. Однако Митризен, видимо, каким-то образом ухитрялся получать эльфийское чудо, благо, лист арцеллы при должном хранении мог оставаться свежим около месяца. От скуки я пересчитал черешки и обомлел: главный по долгам в Хараште накушал на тридцать золотых реалов.
—А-а-апчхи-и-и!
Я незаметно толкнул напарника локтем: «Тут же нет эльфов, ты чего расчихался?»
Тишина. Не поднимая головы, Митризен шелестел бумагами, перекладывал их, сортировал, что-то подчеркивал острым ногтем. Так прошло несколько минут. В конце концов, мне захотелось свернуть эти бумаги трубкой и запихнуть ему в задницу.
—Предупреди вы нас заранее, я бы надел чистую рубашку и побрился.
Не слишком остро, не шибко оригинально, но не говорить же: «Да оторвись ты от бумажек, козел!»?
Движение бумаг по столу замедлилось. Руки Денежки дрогнули, голова поднялась...
— А-а-апчхи-и-и!Фатик, это же... Я испустил протяжный вздох:
—Эльф!!!
Это был, наверное, самый уродливый эльф из всех, существующих в природе. Острый загнутый вверх подбородок и крючковатый нос впечатляли не меньше, чем красная плешь ожога на половину лица. Под трагически изломленными бровями сверкал хрустальной бирюзой единственный зрячий глаз, неестественно большой и слегка выпученный, с острым, как иголка, зрачком. Второй — плоский как блин — затянула мутная пленка: то ли бельмо, то ли последствие ожога. Да, эльфы живут вечно, но не застрахованы от увечий. А бывают увечья, исцелить которые и магия не поможет. Кстати, волосы у него были на самом деле седые, только на висках сохранились золотистые прядки.
Я смотрел на него, пока он изучал нас в своей замедленной манере (Олник успел дважды чихнуть и один раз высморкаться в огромный клетчатый платок). Наконец Митризен уперся в меня взглядом. Его око напоминало глазок, пробуравленный в другой, чуждый всему живому мир. Дуэль взглядами продолжалась считанные секунды. Мне стало не по себе, мурашки пробежали по телу, и я отвел глаза первым. Этого он и ждал, кивнув удовлетворенно. На бескровных губах появилась легкая улыбка. Уверен, он ломал так каждого, с кем ему доводилось встречаться. Дело тут было не в магии или гипнозе, а... Внутренняя сила и уверенность в себе, понимаете? Он ломал взглядом любого, вытаскивая наружу его сомнения и страхи, и это было неизбежно, как наступление зимы (или лета, если вы не любите холод).
—У гнома аллергия на эльфов, если не ошибаюсь. — А голос оказался неожиданно мягок. — Не страшно, пусть чихает.
Не страшно?
Я судорожно сглотнул.
—Никак не соберусь с мыслями, — и это он сказал в форме доверительной беседы, с мимолетной улыбкой, обнажившей ровные зубы. — Подумайте вот о чем. — Он вдруг сложил ладони домиком, так что острые ногти соприкоснулись со стуком кастаньет. — Наш город в ужасном состоянии. Дороги разбиты, канализация требует капитального ремонта, дома разрушаются. Мэры округов воруют, судьи берут непомерные взятки; одним словом, коррупция процветает. То и дело происходят расовые волнения... Кроубские пираты блокировали морские пути с подачи Фаленора. Тавро Вортиген... Знаете такого? — Он спросил это так, словно Вортиген был не диктатором Фаленорской Империи, а мелким воришкой-задристанцем из Ночной Гильдии.
—Лично не знаком, — сказал я.
—Но в Фаленоре бывали?
Допрос? Хм.
—Много раз. Бывал даже в Адварисе.
—Красивая столица...
—Мрачное место.
—Да? — Эльф сделал неопределенный жест ладонью. — Мне показалось иначе... Впрочем, много времени прошло... Что, говорят, небо над столицей теперь закрыто облаком пепла?
—Так точно, сэр. Это колдовское облако... Подавитель любой магии, кроме магии смертоносцев Вортигена и скованных чародеев. На улице нужно носить специальную маску, сэр. Пепел все время сыплет с неба. Силы же чародеев питает постоянная гекатомба... А над городом чудовищным цветком распустилась колдовская Крепость Вортигена, проросшая прямо из дворца Гордфаэлей...