Саян молча слушает торопливый рассказ подчинённого, но пленный интересен гораздо больше. Молодой совсем, лет семнадцать, от силы двадцать. Невысокий и тощий. Рубашка из грубой шерстяной ткани с короткими рукавами болтается на тонких плечах. От страха пленный обмочил короткие штаны самым позорным образом. А вот и знаменитая четырёхпалая рука, Саян подошёл ближе и ухватил пленного за кисть.
Непривычная, нечеловеческая рука. В тот раз, двенадцать лет назад, так и не успел толком разглядеть ее. Зато теперь… Саян повертел раскрытую ладонь менга туда-сюда.
У менгов на руке всего четыре пальца, зато каждый из них можно назвать большим. Указательных, средних, безымянных и мизинцев как таковых нет. Пальцы расположены очень хитро: два, словно указательные, торчат впереди ладони, ещё два у основания смотрят в разные стороны. Что правая рука, что левая – никакой разницы. Вот так изгиб эволюции. Насчёт ловкости и возможности сыграть на рояле польку – это ещё нужно подумать. А вот держать палку, камень или меч – самое то. Не отобрать.
Саян случайно уронил взгляд на босые ступни пленного. Что за хрень?
Саян нагнулся, схватил пленника за голень и резко дёрнул на себя. Менг потерял равновесие и повалился прямо на стоящих на ним парней.
Это уже слишком! Саян пощупал заляпанные грязью пальцы. Это тоже изгиб эволюции? Она что, пьяная была? Хоть не верь собственным глазам. Саян ещё раз пересчитал пальцы. Пять. На ноге менга ровно пять пальцев. Если не считать золотистой кожи, то ступня менга ничем не отличается от ступни человека. Те же пять пальцев в таком же порядке и примерно той же длины.
Случайные отклонения? Мутации?
- Прости, Умелец, но мы не понимаем, – удивлённый голос Аша отвлёк от созерцания грязных пальцев.
Саян ошалело уставился на молодого воина. Открытие настолько потрясло сознание, что сам не заметил, как начал рассуждать вслух. Откуда первобытным охотникам знать, что такое эволюция и мутация. Менг, оказывается, потерял сознание. Храбрости в нём ни на грош.
- Так, в слух рассуждают, - Саян отбросил грязную пятку. – Вот что, Аш, отведи его на то самое место, где нашёл. Пусть приоденется. Не гоже таскать его в полуголом виде, да ещё босиком. А потом стереги его. Не приведи Создатель, убежит. И да, – Саян глянул на валяющегося на земле менга, - в чувство его приведи. Только не бей.
- Но зачем? – Аш удивился ещё больше. – На кой он нам? Давай, я лучше руки ему отрежу. Всё равно по-нашему не базарит.
- Резать руки категорически запрещаю, – Саян кончиком мокасин пнул лежащего менга. – Пригодится ещё, - обращаясь к двум парням и третьего взвода, Саян приказал: - Ты и ты – за мной.
На лице Аша, как в раскрытой книге, написано полное недоумение. Но, ничего, Саян усмехнулся, приказ он выполнит. Можно не сомневаться. Но. Но. Но. Но. Нужно проверить одну гипотезу. До большой лодки сборщики трофеев ещё не добрались. Порубленные трупы так и валяются в подсыхающих лужах крови при собственных руках. Хотя нет: на корме, оттащив в сторону убитого менга, в упавшей палатке копается Иссаам.
Вот чёртенок, Саян улыбнулся и прибавил шагу, сообразил, где искать самые ценные трофеи. Присев перед убитым предводителем, Саян попытался стащить с его ноги сапог. Не тут то было – трупное окоченение, будь оно не ладно. Остывшая ступня категорически отказывается гнуться. Ну да ладно. Саян встал в полный рост.
- На берегу найдите утуса Тача, - обращаясь стоящим позади воинам, произнёс Саян. – Он должен заниматься ранеными. Этого менга, - Саян показал пальцем на предводителя, - снесите к нему и положите рядом. Скажите, что от меня. А потом найдите ещё труп, желательно с руками, и так же снесите к утусу Тачу. Зада ясна?
- Да, Умелец, - ответил тот, что по выше. – Но зачем?
- Врага своего нужно знать не только в лицо, а так же изнутри. Когда утус Тач поможет раненым, пусть найдёт меня. Разделаем менгов, как кабанчиков, - ответил Саян.
Вряд ли парни что-нибудь поняли, но, небрежно подхватив убитого за руки и ноги, поволокли в сторону трапа. Что поделаешь: далеко не всегда получается объяснить первобытным людям смысл приказа. Главное, что они их выполняют.
- Отец, – Саян повернулся к Иссааму.
Из-под упавшей палатки Иссаам вытащил нечто похожее на оленью лепёшку, такую же круглую, мягкую на вид и бугристую.
- Что это? – Иссаам озабоченно ткнул пальцем в находку.
- А! Это, - Саян замер на месте.
Гром и молния, Великий Создатель и проклятый Хессан. Дыхание углубилось, а сердце в груди заколотилось в три раза сильнее обычно.
- Это же… Дай сюда! – Саян грубо вырвал находку из рук сына и поднёс к носу. – Господи! Двенадцать лет… Целых двенадцать лет, - Саян закатил глаза.
Суетливо озираясь по сторонам, Саян сорвался с места, подбежал к носу ладьи и, едва не рухнув за борт, бешено заорал:
- Ягис!!! Ансив!!! Ко мне!!! Срочно!!!
Над делянкой повисала тишина. Подчинённые замерли на месте и удивлённо уставились на Саяна. Во всеобщем молчании голос Ягиса прозвучал особо резко и сердито:
- Ты чего орёшь, как сумасшедший?
Ягис, вытирая руки пучком травы, вышел из-за поломанного куста.
- Что случилось? – на другом конце делянки показался Ансив.
Вместо ответа Саян поднял высоко над головой находку Иссаама.
- Господи! – разом выдохнули Ягис и Ансив.
- Где ты его нашёл? – Ансив галопом заскочил на борт ладьи.
- К чёрту подробности! – завопил Ягис. – Режь быстрей!
Но Саян уже присел на скамейку гребцов и, превратив дар Создателя в кухонный нож, двумя ударами разрубил находку на равные четвертинки. Друзья, не дожидаясь приглашения, бухнулись рядом и схватили по куску.
Саян откусил большой кусок и принялся жевать. Господи! Какая вкуснятина! Язык купается в почти забытом вкусе, а ноздри втягивают почти забытый запах.
- Отец, – из-за спины Ансива выглянул Иссаам. – Что вы едите?
Саян, стараясь не уронить ни единой драгоценной крошки, едва прожевав половину, ответил:
- Иссаам, это же ХЛЕБ.
- Что значит «хлеб»? – Иссаам нахмурился.
Но Саян сначала доел аппетитную четвертинку до конца и лишь потом ответил:
- Хлеб делают из растёртых зёрен пшеницы, ржи или ячменя. Я же много раз тебе рассказывал? Забыл что ли?
- А! Это который у вас на Земле, – обрадовался Иссаам.
- Он самый, – Саян закинул в рот горсть крошек. – Не только на Земле, но и здесь, на Миреме, менги умеют выращивать зерно и делать, то есть печь, из него хлеб.
- И что в нём такого особенного? – недоверчиво поинтересовался Иссаам.
- Сынок, постарайся понять, - разрезая оставшуюся четвертинку на три части, попытался объяснить Саян. – В питании менгов хлеб занимает самое почётное место.
- Хлеб – всему голова, – вставил Ягис, собирая пальцами крошки.
- Верно, - согласился Саян. – Вот почему со времён Великих предков они сильней людей. Чтобы быть сильным, нужно много воинов. Но чтобы прокормить много воинов, нужно выращивать зерно, заниматься сельским хозяйством. Охота и собирательство много людей не прокормит. Поверь мне, Иссаам: придёт время и люди тоже будут растить зерно, растирать его, то есть молоть, и делать хлеб. Иначе быть не может.
- Теперь ясно, почему вы так накинулись на этот самый хлеб, как голодные вороны, - Иссаам кивнул. – Двенадцать лет не еле. Верно?
- Верно, верно, всё верно, – охотно согласился Саян. – Больше ананасов и рябчиков я скучал по куску простого чёрного хлеба. И мечта сбылась! – Саян закинул в рот последний кусочек.
- Давай ещё пошарим, – предложил Ягис. – Может ещё что вкусное найдём.
- Отличная идея, - Саян поднялся с узкой скамьи для гребцов.
Но хлеба на ладье больше не оказалось. У кормы, из-под разборного палубного настила, Иссаам вытащил пару мешков с мукой. Зерна, к превеликому сожалению, не было. Засев первого хлебного поля откладывается на неопределённый срок. Но зато там же, под настилом, нашлась пара точно таких же мешков с картошкой.
Ягис тут же схватил пригоршню фиолетовых клубней и убежал на берег к ближайшему костру. По картошке, по аппетитным варёным, жареным и запечённым клубням друзья соскучились не меньше, чем по хлебу. И последним в ряду самых ценных находок стал чеснок.
В плетёной корзинке нашлась связка душистого чеснока. Белые луковицы вплетены в тонкую верёвочку. Наверно, их прямо так сняли с гвоздика в кладовке и положили в корзинку.
К превеликой радости Ансива, под пологом палатки нашёлся наполовину початый бочонок с вином. Наполнив кружку до половины, Ансив долго и с наслаждением смаковал перебродивший сок винограда. Никакое вино из лесных ягод не может тягаться в богатстве вкуса и запаха с виноградным.
С убитых менгов поснимали медь. Вооружение отряда существенно пополнилось топорами, ножами и круглыми щитам с медными бляхами. Охотники никогда не видели шерстяных или льняных тканей. Мягкая и приятная на ощупь одежда понравилась молодым воинам. Трупы раздели буквально догола. И, конечно же, собрали самые ценные трофеи – кисти рук.
Но что на самом деле является самым ценным приобретением охотники не понимают. Саян лично донёс до стойбища невзрачный с виду мешок. Отрубленные кисти рано или поздно улетят в жертвенный огонь. Медь штука хорошая, но те же медные топоры, с подачи Саяна, охотники научились делать сами, благо после последней войны медный рудник целиком и полностью находится в распоряжении племени Звёздной Птицы. Нет… Картошка и чеснок – вот самые ценные приобретения. Все прочие трофеи меркнут по сравнению с ними.
С маленького огорода в четыре грядки с картошкой и одной с чесноком в племени охотников и собирателей зародилось сельское хозяйство. Даже пара мешков с фиолетовыми клубнями ослабят зависимость семьи от дикой природы. А чеснок, чей резкий запах сразу не понравился охотникам, ближайшей зимой прогонит старуху-цингу, страшную болезнь нехватки витаминов, далеко от дома. Люди, не умея производить продукты питания, постоянно балансируют на грани голода. В первобытном обществе ожирение не болезнь, а самый яркий признак здоровья и благоденствия. Женщины, а особенно девушки, специально подшивают под платья небольшие вставки, чтобы казаться полнее.
В некотором смысле даже к лучшему, что менги не завезли зерно. О том, как выращивать хлеб, Саян имеет весьма смутное представление. В голове крутятся цветные картинки из школьного букваря: большой комбайн с торчащей в строну трубой, который не спеша ползёт по огромному полю с золотыми колосьями. Другое дело картошка.
После развала СССР, в самые голодные перестроечные годы, родной комбинат предоставил отцу Сергея небольшой участок земли. Подшефный колхоз выделил оголодавшим пролетария большой луг. Именно на том лугу, в десяти километрах от города, Сергей в деталях и подробностях освоил науку выращивания картофеля.
Поднимать целину пришлось по старинке, штыковой лопатой. Сергей до волдырей натёр руки, тогда как спина обгорела под жаркими лучами майского солнца. Потом была бесконечная борьба с живучими сорняками, окучивание два раза за лето. Как апофеоз, сбор урожая и перетаскивание тяжёлых пыльных мешков с поля до машины, а потом из машины на пятый этаж до балкона. От работы на плантации не спасла даже летняя сессия на первом курсе.
Так что, закапывая фиолетовые клубни под свежевскопанный дёрн, Саян отлично знал, что делать дальше. К счастью, срок посадки, начало лета, не самый поздний. Хоть какой-то урожай обязательно вырастет. На всякий случай треть клубней Саян решил сохранить до следующей весны. Если получится, конечно.
Глава 16. «Пленник».
Сизое облачно дыма неторопливо поднимается к светлой дыре. Под сводом высокого шалаша её ждёт свобода. Вот облачко вытянулось в полупрозрачную полоску, выгнулось и выскользнуло наружу. Гдё-то за краем ямы трещит костёр. Несколько крошечных искорок, сгорая на лету, мелькнуло в жидком полумраке. Надсмотрщики, тихо переговариваясь на своём диком языке, подбросили в огонь сырых дров.
Старые потёртые шкуры далеко не лучшая в мире подстилка. Но они всё же лучше голого песка. Дрир, лёжа на крошечной террасе, отрешённо наблюдает, как дым от невидимого очага уходит в яркое пятно синего неба.
На душе тихо и пусто, как в пересохшем колодце. Былой страх, словно исполинский лесной пожар, испепелил душу и ушёл. От величественного домика надежды остались закопчённые развалины. Прошлого нет, ибо оно потеряно навсегда. Будущего нет, ибо он пленник в далёком чуждом краю. Есть только настоящее, краткий миг между прошлым и будущим.
Дрир тяжело вздохнул и оторвал взгляд от яркой дыры под сводом высокого шалаша. Он словно молодой зелёный листок, одинокий и заброшенный, который злая буря оторвала от родного дерева и унесла далеко, далеко, за тысячи километров. Вопреки ожиданиям, люди не убили его. Хотя… За четыре дня такого насмотрелся…, такого натерпелся… На душе тихо и пусто, как в жаркой степи в разгар лета.
Надежды на удачное возвращение домой и щедрое вознаграждение от витуса Девиго разом рухнули под топорами дикарей. Никакие они не трусы, как болтали старики и старухи. Наоборот: подлая, но очень умная атака на спящий лагерь доказала обратное. Витус Девиго всё время твердил: побегут, побегут, только лови. Побежали, только не в ту сторону и не те. Не ловить, а отбиваться пришлось.
Там, на поляне, где валили огромные деревья, дикари привязали его к высокому пню. Дрир поёжился. До сих пор противно вспоминать, как люди разделались с павшими товарищами. Никакого понятия о приличии. С трупов сняли всё, буквально всё. Дикари не побрезговали даже набёдренными повязками. И, окончательно поправ всё святое, что только есть на этом свете, отрубили погибшим руки. А их страшный вожак большим синим топором отрубил ладье нос.
Великолепный речной корабль дикарям совершенно ни к чему. Они разломали ладью на куски и сложили из них огромный погребальный костёр. Обнажённые тела товарищей полетели в ревущее пламя. Последним… Живот судорожно дёрнулся и попытался выплеснуть содержимое наружу. Но выплёскивать нечего, Дрир только зашёлся глубоким кашлем. Во рту остался горький привкус. Последним в огонь закинули благородного Девиго. По великолепным золотым волосам только и удалось узнать атамана. Дикари с невероятной жестокостью искромсали тело благородного вдоль и поперёк.
Словно дохлых овец, без молитв и подношений Великому Создателю, тела павших товарищей сожгли в исполинском костре. Пепел, головёшки и обломки костей сгребли и бросили в реку. Вода подхватила обугленные останки и понесла их далеко, далеко на юг, домой, куда, Дрир тяжело вздохнул, ему самому никогда не вернуться.
Того самого парня, что грубо выдернул из спального мешка, вожак назначил презренным надсмотрщиком. Дикарь, хоть и позволил подобрать сапоги и шерстяную рубаху с длинными рукавами и штаны, забрал себе великолепный спальный мешок дяди Зепана. Не отходя ни на шаг, буквально наступая на пятки, молодой дикарь постоянно ругался, плевался и всё норовил разбить нос. Издеваться издевался, но не убил. Вожак невероятным образом умудряется держать этот дикий сброд в узде. До поляны с примитивным идолом из камня Дрир дошёл вконец разбитый, оплёванный, но по-прежнему живой.
На этот раз его привязали к сосне. Надсмотрщик грубо прижал к дереву и туго стянул руки. Шершавый ствол пах свежей смолой. Мелкие кусочки коры сыпались за воротник рубахи. Обломок веточки больно упёрся в спину чуть ниже левой лопатки. При малейшем движении мелкий пенёк впивался в кожу. Но на этом мучения только начались. Желудок вновь противно дёрнулся, Дрир сплюнул горькую слюну. То, что он увидел на поляне с каменным идолом… Уж лучше бы он потерял сознание раз и навсегда.
Стало ясно, зачем вожак дикарей отрубил ладье нос и упорно волок его несколько километров. Дикари развели перед каменным идолом большой костёр. Под восторженные вопли приспешников, вожак водрузил деревянный обрубок на пылающую кучу. Размахивая топорами и копьями, вопя что-то несусветное, дикари пустились в сумасшедший пляс.