Сейчас на разъезде Крюково военные железнодорожники организовали временную станцию разгрузки. Благо что от морозов земля звенит, как железо, и рельсы со шпалами на нее можно класть без балласта. Все это, конечно, временно. Придет весна, и здешние болота поплывут, как кисель. Но мы не собираемся ждать до весны.
Полночь. Тусклые огоньки светомаскировочных фонарей. Тяжелый паровоз ФД, окрашенный известкой в белый цвет, фыркает, будто не верит, что дотянул свой груз до конечной станции. В первом эшелоне со мной следует штаб бригады и первая рота комендантского батальона. Остальные составы с техникой вытянулись в нитку от самой Кубинки до этого разъезда, расположенного в десятке километров от Старой Руссы.
Раз прибыли, значит надо идти знакомиться с местным начальством. Времени на сантименты нет – как всегда сроки сосредоточения предельно жесткие. Даже если противник узнает о нашем присутствии в этих лесах и догадается об его истинном смысле, из-за отсутствия времени у него не останется никакой возможности принять соответствующие меры. Ну а дальше, как говорится, смелость города берет.
Эшелон только-только остановился, а вдоль насыпи уже вытянулась цепочка одетых в белые полушубки сотрудников НКВД, вышколенных теперь уже старшим майором Санаевым. Вот ведь как оно бывает – прошло всего полтора месяца, как мы воюем вместе с этими людьми, а нам они уже как родные. Не деды – братья. Большая часть из них была с нами с Евпатории, меньшая – присоединилась к нам в лагере под Армянском, остальные – в Кубинке. Последних сейчас бьет мандраж – это их первая операция в составе мехбригады осназа. Они еще не испытали пьянящего чувства победы.
Кстати, по внешнему виду станции видно что, недавно на ней разгружались эшелоны. Снег истоптан конскими копытами, забросан заиндевевшими комками навоза, и покрыт следами гусениц артиллерийских тягачей и танков. Насколько мне известно, бригада Катукова убывает к месту сосредоточения раньше нас. Также понятно, что совсем недавно тут выгружался артполк РВГК и, возможно, не один. Старая Русса – это ключ, который откроет ворота, в которые хлынут части Красной армии, и окончательно разгромят Группу армий «Север»
К штурму города командование РККА готовится основательно. По плану сюда должны быть переброшены артиллерийские части, высвободившиеся после завершения активной фазы операции «Центавр» Тут советские сверхтяжелые гаубицы Б-4 должны будут, как орехи, колоть немецкие укрепления. Ведь при наличии наших систем управления огнем и корректировке с помощью беспилотников, потребность в количестве орудий и в боеприпасах падает сразу на два порядка.
Не успели мы с Леонидом Ильичом отойти от вагона на несколько шагов, как нарвались на «комитет по встрече» Командующий 11-й армией генерал-лейтенант Василий Иванович Морозов внешне был очень похож на киношного генерала Серпилина в исполнении артиста Папанова. Такой же трагической, как и в кино, была и его судьба в начале войны находящейся под его командованием 11-й армии.
Утром 22 июня на не успевшую развернуться армию обрушилась немецкая 3-я танковая группа генерала Гота, наступавшая с севера через Вильнюс на Минск. А в тылах армии вспыхнуло антисоветское восстание литовских националистов, и частей бывшей буржуазной литовской армии. Кстати, не все литовцы оказались гнидами. Около четырех тысяч бойцов и командиров вышли из окружения вместе с остатками 11-й армии, и в дальнейшем составили костяк 16-й Литовской стрелковой дивизии, ставшей в нашей истории Краснознаменной, и получившей почетное наименование Клайпедской.
Рядом с ним был командующий Северо-Западным фронтом генерал-майор Горбатов. Нередкий сейчас случай, когда подчиненный старше званием, чем начальник. Вот, например, еще, во время проведения второй части операции «Полынь» маршал Буденный, командовавший 1-м конно-механизированным корпусом, подчинялся генерал-лейтенанту Василевскому. И ничего.
Генерал-майор Горбатов личность весьма примечательная. Был посажен при Ежове в 1938-м, освобожден из заключения в ходе бериевской реабилитации в марте 1941-го. В начале войны командовал 25-м стрелковым корпусом. После его разгрома под Витебском генерал вместе со сводной маневренной группой еще четыре дня удерживал Ярцево. Потом был тяжело ранен и эвакуирован в Москву.
После излечения с 1 октября 1941 года командовал 226-й стрелковой дивизией на Харьковском направлении. Дивизия отличалась дерзкими маневренными действиями. Потом, в середине января по нашей наводке был из комдивов переведен сразу в командующие Северо-Западным фронтом. Вот так просто, раз – и в дамки. Хотя товарищ Сталин больше судил не по нашим словам, а по тому боевому пути, который этот человек прошел в нашей истории. Для того, чтобы операция «Молния» увенчалась таким же успехом, как и «Полынь» было необходимо, чтобы Северо-Западным фронтом командовал человек той же формации, что и осуществлявшие «Полынь» генералы Василевский с Рокоссовским. Горбатов же для этой роли подходил почти идеально. Мы с ним оба дерзкие и удачливые, что называется – два сапога пара.
Сошлись мы в двух шагах от насыпи.
– Здравствуйте, товарищи генералы, – сказал я, по очереди пожимая им руки. – Я командующий 1-й гвардейской тяжелой механизированной бригадой осназа, генерал-майор Вячеслав Бережной. А это мой заместитель по политчасти и правая рука – бригадный комиссар Леонид Брежнев.
– Здравствуйте и вы, товарищ Бережной, – пожал мне в ответ руку командующий 11-й армии, – скажите, а операция «Центавр» – это была ваша идея?
– Решение принимал лично товарищ Сталин, – ответил я, – а идея была моя. Без разблокирования транспортных путей в направлении Старой Руссы планируемое нами в дальнейшем наступление просто не могло состояться.
Генералы переглянулись, а потом Василий Иванович Морозов сказал:
– Мы тут с товарищами сразу об этом догадались. Уж больно все аккуратно было сделано. Не наш стиль. У нас если наступление, так это свежие маршевые роты со штыками наперевес на пулеметы пустить, авось кто-нибудь да и прорвется, – он посмотрел на Горбатова, – это я не про тебя, Александр Васильевич, говорю, ты как раз не из этих. А тут и дорогу от немцев освободили, и людей потеряли мало. – Генерал-лейтенант Морозов снова пожал мне руку. – Не могу вас не поблагодарить, Вячеслав Николаевич, нам эта железная дорога была нужна как воздух.
– Не стоит благодарить, – ответил я. – А на будущее стоит помнить, что при наших наступлениях немцы всегда стараются удерживать за собой опорные пункты с проходящими через них коммуникациями. Так было со Славянском на юге, так было со шверпунктами Лычково – Кневицы, ликвидированными при проведении операции «Центавр» Таким же опорным узлом, только для шоссейных дорог, является Демянск.
А самое главное то, что подобную же роль для немецкой обороны играют укрепления, возведенные ими вокруг Старой Руссы. Через них проходит стратегически важная для нас железная дорога Валдай – Старая Русса – Дно – Псков.
Я достал из планшета лист бумаги с директивой Верховного и отдал ее генералу Горбатову.
– Должен вам сообщить, что концентрирующиеся под Старой Руссой одна механизированная и одна танковая бригады осназа, а также 1-й и 2-й кавалерийский корпуса не будут участвовать в операции «Вега» по освобождению Старой Руссы, а должны уйти в глубокий рейд в направлении Дно – Псков. Задача 11-й армии и поддерживающих ее частей Северо-Западного фронта состоит в том, чтобы как можно скорее уничтожить обороняющую Старую Руссу немецкую 18-ю пехотную дивизию и обеспечить нашим резервам прямой доступ с помощью железной дороги к Псковскому плацдарму. Товарищ Сталин считает, что «концерт должен состояться точно по расписанию»
Прочитав директиву, генерал Горбатов кивнул и, сложив бумагу вчетверо, спрятал ее за отворот полушубка.
– Получив сообщение о вашем прибытии, я ожидал что-то подобное. Ваша бригада, Вячеслав Николаевич, совсем не штурмовая, а, как бы это сказать, мобильная. Вот штурмовые батальоны, которые к нам тоже перебрасывают с юга – это совсем другое дело. Ну что же, так даже лучше. Как дойдете до Пскова, так передайте привет генерал-полковникам Георгу Кюхлеру и Эрнсту Бушу.
– По нашим данным, штаб 16-й армии расположен на станции Дно, – заметил я. – Если все пойдет, как надо, то уже через несколько часов после начала операции эта армия будет обезглавлена. В настоящий момент главной задачей при разгрузке частей осназа на разъезде Крюково и переброске их на плацдарм за рекой Полнеть, а также в сосредоточении у деревни Вороново, является полная скрытность.
Эшелоны будут прибывать по ночам вплоть до ноля часов двадцать пятого февраля. Об истинной цели операции до ее начала вы не имеете права говорить даже начальникам своих штабов. Для всех, кроме нас троих, это должен быть только штурм Старой Руссы, и только. Должен вам сказать, что в Москве всей информацией по стратегическому замыслу операции владеют лишь два человека. Это исполняющий обязанности начальника Генерального штаба генерал-лейтенант Василевский и Верховный Главнокомандующий товарищ Сталин.
То, что по этому поводу будут думать прочие армейские начальники, не должно иметь для вас никакого значения.
– Понятно, – кивнул генерал Морозов, – каждый солдат должен знать свой маневр. Но кроме него больше никто. Поскольку о районе сосредоточения вашей бригады нас предупредили заранее, инженерно-саперный батальон уже проложил просеку и подготовил ледяную гать через реку Полнеть.
Обернувшись, командующий 11-й армией махнул рукой, и от ожидающей в стороне кучки командиров, загребая валенками снег, к нам подбежал плотный низенький тип в белом командирском полушубке.
– Вот, – сказал командарм Морозов, – это командир того батальона, майор инженерной службы Жерехов. До завершения сосредоточения вашей бригады на исходных позициях передаю его батальон в ваше распоряжение. Если что не так, то пусть исправляют…
23 февраля 1942 года, ночь. Ленинградская область, 54-я отдельная армия РККА. Линия фронта под Синявино. Операция «Игла»
Пятьдесят четвертую отдельную армию с полным правом можно было бы назвать забытой. Дальний медвежий угол советско-германского фронта; местность, не приспособленная для ведения активных боевых действий: реки, леса, болота, бездорожье… Скверное снабжение и сильная, противостоящая ей группировка немецко-фашистских войск, осаждающая Ленинград. Выстроенные немцами долговременные оборонительные сооружения на шлиссельбургско-синявинском выступе не оставляли советской пехоте никаких шансов на прорыв.
Но однажды все изменилось. В битве, развернувшейся далеко на юге, без остатка сгорели две полевых и одна танковая армии вермахта. Еще одна армия была вдребезги разгромлена и, потеряв командующего, отошла к стенам Харькова.
Результатом этой эпической битвы стало то, что немецкому командованию пришлось решать, чем заткнуть дыру протяженностью почти в пятьсот километров и возместить потери личного состава в триста тысяч солдат и офицеров. Резервов не было, все, что ОКХ сумело накопить к середине января, было отдано Гудериану и бесславно сгорело в кровавой бойне под Чаплинкой. Части, спешно переброшенные из Франции на Восточном фронте, буквально за несколько дней вымерзали от лютых морозов, да и сколько их было в этой самой Франции? На фронт были брошены учебные батальоны пехотных дивизий, но и этого оказалось мало. Тогда командующий группой армий «Юг» пошел с шапкой по соседям – подайте, мол, нищему на пропитание…
На пропитание подали, но за счет снятия боеспособных частей, в первую очередь с Ленинградского направления, которое в ОКХ считалось спокойным. Собранные с миру по нитке двести тысяч немецких солдат вытянулись редкой цепочкой шверпунктов от Днепропетровска до Херсона. Еще примерно столько же окапывались по линии берега от Херсона до Варны и далее до турецкой границы.
Черноморский флот, который уже провел успешные десанты в Керчи, Феодосии, Евпатории, внушал немецкому командованию ужас грядущих поражений. Поэтому береговая линия Черного моря укреплялась, так же как и линия фронта. А тут еще Гитлеру попала вожжа под хвост, и он, напуганный советским механизированным осназом, стал обирать уже обобранных, создавая так называемый «смоленский резерв» на случай внезапного советского наступления в полосе труппы армий «Центр» Здесь взвод, там рота, тут артиллерийская батарея. С миру по нитке… На все стоны командующего 18-й полевой армией вермахта генерала от кавалерии Георга Линдеманна, из Берлина следовал только один ответ: «У вас спокойный участок фронта»
Но ничто не вечно под луной. В начале февраля командующего 54-й армией генерала Ивана Федюнинского вызвали в Москву к товарищу Сталину. Кроме Верховного Главнокомандующего в знаменитом кабинете присутствовали еще два человека: и. о. начальника Генштаба генерал-лейтенант Василевский и «личный враг Гитлера» генерал-майор Бережной. Поговорили хорошо. Командующему 54-й армией был представлен план операции «Игла» целью которой был захват станции Мга, важного для немцев логистического узла, и жесточайшее требование советского командования соблюдать этот план с немецкой пунктуальностью. Чтоб выполнить все предписанное, и при этом без особых лишних потерь, армия должна была прорвать долговременную оборону 1-го АК вермахта и продвинуться вперед на десять километров.
При этом генерал-майор Бережной больше молчал, сказав только один раз, что если Федюнинский возьмет Мгу, то вся Шлиссельбургско-Синявинская группировка повиснет в воздухе. Других дорог там нет, так что придется немцам или отступать через болота, или сдаваться.
Для выполнения поставленной задачи 54-ю армию усилили не только обычными маршевыми пополнениями, но и четырьмя прибывшими с юга саперноштурмовыми батальонами, гвардейским минометным полком РВГК и отдельной артгруппой осназа в составе двух батарей Нона-С и дивизиона установок ТОС-1М «Солнцепек» ПВО обеспечивала батарея из шести машин «Панцирь-С»
Вы скажете, что двенадцать Нон-С – это немного… Но если учесть, что в боекомплект самоходок вместе с обычными осколочно-фугасными снарядами и 120-мм минами входили и корректируемые снаряды «Китолов» а также мины «Грань» то помощь была весомая. Штурмовые батальоны с помощью маневрового паровоза и нескольких блиндированных вагонов протолкнули к самой линии фронта, а вот всю технику пришлось выгружать в Войбокало и вести к фронту своим ходом. Тридцать километров вдоль железной дороги – это полтора часа хода.
Глубокой ночью от станции Войбокало к линии фронта вдоль железной дороги по глубокому снегу шла колонна невиданной ранее боевой техники, размалеванной белыми маскировочными полосами. Тяжелые, 50-тонные «Солнцепеки» и их транспортно-заряжающие машины, созданные на шасси танка Т-72, плавно раскачивались на ухабах, как тяжелые крейсера. Напротив, легкие, авиадесантируемые самоходки 2С9 Нона-С и их кашеэмки с системами артиллерийской разведки и целеуказания подпрыгивали на буграх, как непоседливые школьники на переменке. Кроме них в колонне шли шесть зенитных самоходок «Панцирь-С» на танковом же шасси, а также радиолокационная станция обнаружения 1РЛ-123Е для ЗРПК «Панцирь-Cl» несколько грузовиков «Урал» с боеприпасами и четыре БТР-80 с бойцами НКВД на броне.
Колонна из девяноста единиц боевой техники растянулась почти на четыре с половиной километра. Выступив из Войбокало в восемь часов вечера, уже до полуночи колонна была на исходных позициях перед ПГТ Апраксино.
Гвардейский минометный полк РВГК ушел к фронту без разгрузки. В километре от линии фронта, у берега реки Черная военные железнодорожники положили триста метров временных железнодорожных путей. Вот с этой позиции и ударят по врагу знаменитые «Катюши» БМ-13. А потом, отстрелявшись, сразу обратно, и будто не было там никого. Отсутствие видимой подготовки к наступлению, стягивания артиллерийского кулака, концентрации резервов должны были обеспечить операции полную внезапность. Две свежие стрелковых дивизии в резерве у Федюнинского есть, только они не подтянуты непосредственно к фронту, а сидят в эшелонах в Волхове. Сразу же после захвата Мги, уже в следующую ночь, они будут переброшены к месту событий и сразу с колес вступят в бой. Мгу надо будет удерживать во что бы то ни стало.