Его провожатый смотрел прямо перед собой. У Ганса было к нему множество вопросов, но он понимал, что задавать их бесполезно.
— Черт тебя возьми, — все же не выдержал Ганс, — неужели ты совсем ничего не можешь мне сказать?
— Если ты хочешь остаться в живых, ни о чем не спрашивай, — вдруг прошептал посланец кар-карта. -Даже не думай ни о чем, особенно рядом с ним.
Когда они достигли вершины небольшого холма, Ганс бросил взгляд через плечо. Внизу на равнине виднелась фабрика, его ад на земле; из ее труб валил черный дым. Казалось, что холмы позади фабрики покрыты рубцами, так как в них открытым способом добывали железную руду. Тысячи людей, похожие на муравьев, ползали вверх и вниз по склонам. В Суздале подобное зрелище наполняло сердце Ганса надеждой и радостью. Там его не покидало чувство, что он видит труд свободных людей, борющихся за добытую с таким трудом независимость. Здесь это было бесконечной адской мукой. Ганс перевел азгляд на железную дорогу, исчезавшую в степях. Триста пятьдесят миль к свободе.
— Шудер!
Ганс резко обернулся. Перед ним, без всякой охраны, верхом на лошади восседал Гаарк.
«Очисти свою голову от мыслей,- предупреждал его провожатый, — ни о чем не думай». Ганс низко склонился в седле, пытаясь выбросить из головы все свои мысли. Снова выпрямившись, он почувствовал на себе буравящий взгляд Гаарка.
Провожатый Ганса смотрел сквозь него, как будто его и вовсе не существовало. Кар-карт едва заметно кивнул своему слуге, и тот поскакал прочь.
— Я хотел поговорить с тобой, Шудер. С момента нашей последней беседы прошло много времени.
— Я в твоем распоряжении, — тихо произнес Ганс.
— Какие мы стали послушные, — протянул Гаарк. — Это потому, что ты сломлен, или ты хочешь скрыть от меня за словами покорности какие-нибудь потаенные мысли?
— Я хочу жить, — ровным голосом ответил Ганс.
— Ты ведь думал о том, куда ведет эта железная дорога, разве не так?
— Да, — согласился Ганс, понимая что было бы бессмысленно отрицать это.
— Ты прикидывал расстояние, отделяющее тебя от свободы.
Ганс молча кивнул, прилагая все усилия, чтобы в его мозгу не проскользнула ни одна опасная мысль.
— Это значит, что ты еще не сломлен, что ты не смирился со своей участью.
— А ты бы сломался, если бы оказался в плену и был бы вынужден помогать своим врагам?
— Со мной бы такое не произошло, — рассмеялся Гаарк.
— Я тоже раньше так думал. Однако трудно оказать сопротивление, когда ты теряешь сознание, а приходишь в себя уже в цепях.
— Ты уходишь от разговора о том, что я хочу у тебя узнать, — оборвал его Гаарк. — Если ты не смирился с пленом, это означает, что ты все еще представляешь для меня опасность.
— Если ты придешь на фабрику, которую я помог создать, — в голосе Ганса звучал горький сарказм, — ты увидишь, как каждый день выплавляются почти двести тонн железа. Производятся паровые двигатели, вагоны для твоих поездов, хвостовые молоты для рельсов — все, как ты приказал. Содержимое наших голов, наше отношение к тебе не меняют этого факта.
— Но это содержимое может представлять для меня опасность.
«Не думай…»
— Ходят слухи, что ты замышляешь бунт или побег.
— Чушь собачья, — спокойно ответил Ганс, немигающе смотря в глаза Гаарку. — Какой побег? Да и куда бежать? А насчет бунта… Нас охраняет целый умен, вооруженный пушками и ружьями. Чем бы мы стали с ними сражаться? Кулаками?
— Логично, — кивнул кар-карт. — И все же было решено вас разделить. Ваших женщин и детей переведут в другой лагерь. Это страховочная мера, призванная гарантировать вашу лояльность.
Ганс промолчал. Его рука автоматически вытащила из кармана плитку табака, и он откусил изрядный кусок. Затем Ганс по привычке протянул плитку Гаарку, и кар-карт сунул в рот остаток.
— Если ты отдашь такой приказ, мы все совершим самоубийство, — наконец ответил Ганс.
— Ну и что? Пожалуйста, убивайте себя. Теперь мы можем заменить вас другими квалифицированными рабочими.
— Если ты начал в какой-то степени опасаться нас, то почему бы тебе нас не прикончить? Не потому ли, что мы все же нужны тебе?
Гаарк усмехнулся.
— Да, вы еще можете принести нам пользу.
— Все, что у нас осталось,- это наши близкие. Только ради них мы продолжаем работать на вас.
— И ты в том числе, — утвердительно произнес кар-карт,
— Да, и я. Если ты отнимешь у людей их семьи, им уже незачем будет жить на этом свете. Если ты так поступишь, можешь быть уверен, что мы все покончим с собой. Тогда ты сможешь заменить нас, но в этом случае еще несколько недель или даже месяцев фабрика будет выпускать вдвое меньше продукции, чем сейчас.
— А как же эти слухи?
— Кто тебе сказал такую чушь? Или ты просто гадаешь на кофейной гуще?
— Не важно, кто сказал. Но мне кажется, в этом что-то есть.
Ганс наклонился и сплюнул на землю. Гаарк последовал его примеру.
— У тебя есть что-то на уме, человек. Я думаю, что в другом мире, при других обстоятельствах мы могли бы стать друзьями. Я восхищаюсь твоим бесстрашием. На этой планете больше нет человека, который осмеливался бы так говорить со мной, как ты. Отчасти мне это даже нравится.
Ганс сохранял молчание. Очевидно, напускное дружелюбие Гаарка имело целью притупить его бдительность.
— Все ваши солдаты такие, как ты?
— Большинство. Наша армия состоит из свободных людей. Когда человек независим и должен защищать свободу ценой своей жизни, с ним что-то происходит. Он приобретает умение контролировать свой страх и готов пожертвовать собой, нравится ему это или нет. Долг призывает его отдать свою жизнь, и он идет на это.
— Этот твой Кин. Я так понимаю, именно ты внушил ему подобные мысли.
— Нет, все это уже было в нем. Я обучил его только тактике и тому, как вести за собой людей во время боя. А характер был у Эндрю еще до того, как я встретил его.
— Но ты закалил этот характер.
— Вот когда будешь с ним воевать, тогда и узнаешь, какая у него закалка, — улыбнулся Ганс, — Если тебя интересует еще чье-то мнение, обратись к меркам.
Гаарк расхохотался и покачал головой.
— Я наслышан о переговорах, которые вели перед войной кар-карт мерков и Тартанг, вождь бантагов.
— Тот, которого ты убил?
Гаарк нагнулся к Гансу и пронзил его взглядом.
— Он был идиотом. Ему надо было заключить союз с мерками, а не пытаться извлечь преимущества из этой войны. В то время когда мерки жертвовали собой ради всей нашей расы, Тартанг устраивал мелкие набеги за скотом и лошадьми. Если бы не он, орда уже давно решила бы свою самую насущную проблему.
— И меня бы здесь не было, — заметил Ганс.
— Ты прав, — согласился Гаарк. — Человек, хотя мне многое в тебе нравится и я ценю наши беседы наедине, знай, что мы с тобой смертные враги. Это так же непреложно, как положение звезд на небе. Ты видел, как все это начиналось. Война, развязанная вами в этом мире, может иметь только один исход. Или вы выиграете гонку вооружений и победите, или мы ее выиграем и победим. Вот главный урок, который должен усвоить мой народ. В конечном итоге доблесть ничего не значит. У кого толще броня, мощнее артиллерия и быстрее авиация — та раса и выживет.
— Не сбрасывай со счетов храбрость, — негромко посоветовал ему Ганс. — От нее всегда много зависело в прошлом и будет зависеть в будущем.
— Что такое храбрость по сравнению с пулей? В этом мире только зарождается новая эпоха. Здесь и в двух тысячах миль отсюда, на Руси и в Риме, победы куются на фабриках, где изготавливают современное оружие. Одна внезапная атака на центры по производству оружия — и баланс сил будет бесповоротно нарушен в пользу победителя. Ты можешь добраться только до того места, куда ведет твоя железная дорога. Мерки так и не поняли этого. Я внимательно изучил историю вашего отступления из Суздаля к Испании. Это был виртуозный маневр, но все висело на волоске. В вашем распоряжении была одна-единственная линия.
Лицо Ганса было совершенно невозмутимым, казалось, его вовсе не интересуют слова кар-карта.
— Что-то ты сегодня не слишком разговорчив, Шудер.
— А что ты удивляешься? Думаешь, мне приятно слушать, как ты рассуждаешь об уничтожении человечества?
— Мы ведь все равно можем побеседовать.
— Ты разговариваешь со мной, чтобы понять суть моего народа, выудить из меня информацию, которую ты сможешь использовать против моих друзей.
— Да, но ведь наши беседы интересны не мне одному. Ты же тоже хочешь понять мою суть, проникнуть в мои мысли.
— Я знаю, что ты смотришь на своих подданных как на варваров. Я бы даже сказал, что у тебя больше общего с нами, янки, чем с ними. Так почему бы тебе не перейти на нашу сторону?
— Лучше править в аду, чем прислуживать в раю, — рассмеялся Гаарк.
Ганс удивленно посмотрел на него. Он уже слышал эти слова. Его командир в Техасе очень любил повторять эту присказку.
— Ты услышал это от кого-то из нас?
— Нет, — с улыбкой ответил кар-карт. — Это строчка из нашего народного эпоса. Эпизод с проклятием Горма. Занятно…
К удивлению Ганса, черты лица Гаарка вдруг смягчились.
— Ты ведь раньше был студентом, да? — спросил Шудер.
— Угу, — утвердительно кивнул кар-карт. — И я ужасно не хотел отправляться на войну. Из-за небольшой неприятности, случившейся с дочкой — как это по-вашему? — судьи, мне пришлось записаться в армию, и я был послан в войска, сражавшиеся против Изменника.
Лицо Гаарка вновь затвердело.
— Я научился многому из того, о чем раньше не имел никакого понятия и что очень пригодилось мне здесь. Мои студенческие годы кажутся мне теперь детской возней в песочнице, но знания, полученные в университете, тоже нашли себе применение. Я знаю, как манипулировать этими дикарями, как управлять ордой. Из моего взвода со мной попало сюда еще четверо. Двое из них — обычные солдафоны, но они нужны мне для создания новой армии. Двое других были перед войной студентами, как и я, и, на мое счастье, они обладают достаточным запасом знаний, чтобы вооружить наше войско. — Гаарк усмехнулся. — Прямо как ваш Фергюсон.
По спине Ганса пробежал холодок. Чак Фергюсон, гений, осуществивший индустриализацию Республики, был, пожалуй, самым важным человеком в их мире после Эндрю. Если бантаги знают о его существовании, жизнь Чака под угрозой.
— Да, если я смогу добраться до Фергюсона, то его, несомненно, будет ждать смерть. Он нам не нужен, Два мои спутника обладают гораздо большими познаниями в области техники, чем он. Он знает, как создать несущую поверхность, крыло самолета? Или турбинный двигатель? А как насчет доменной печи? Мы уже запустили такую печь, а скоро установим еще одну — на твоей фабрике. Ты когда-нибудь слышал про холодное стержневое литье пушек или атомную энергию? А беспроволочный телеграф? Ты хоть что-нибудь об этом знаешь?
Ганс продолжал меланхолично жевать, стараясь загнать полученную информацию в самые дальние уголки своего мозга и не подавая виду, что слова Гаарка представляют для него хоть какой-нибудь интерес.
— Ты задумал побег?
Этот вопрос застал Ганса врасплох. В эту секунду он как раз думал о том, что, если ему удастся когда-нибудь добраться до Чака, их вундеркинд, возможно, сумеет понять, что это за хитрые штуки, о которых говорил Гаарк.
Он отчаянно замотал головой.
Глаза кар-карта не отрывались от него, и Гансу казалось, что взгляд Гаарка буквально проникает ему под череп.
Ганс поднял голову, и его глаза встретились с гла-зами Гаарка.
— Если хоть один человек попытается бежать, я уничтожу всех людей на твоей фабрике.
— Понятно.
— Я просто хотел, чтобы у тебя не было в этом сомнений. Доведи эту информацию до сведения каждого рабочего. Ты отвечаешь за то, чтобы все они услышали это.
— Разумеется, мой карт.
Гаарк сунул руку в карман и вытащил тяжелый сверток с плиточным табаком.
— Ты пристрастил меня к этой привычке, так что я решил пополнить твои запасы.
Ганс взял пакет и непроизвольно кивнул, благодаря за подарок.
— Надеюсь, ты сознаешь, Шудер, что, пока ты будешь верен мне, ты, твоя жена и твой ребенок будут под моей защитой. Твой сын вырастет, родит собственных детей, и все они будут в безопасности. Я забочусь о людях, преданных мне.
— Я понимаю это.
— Но тебя что-то гложет?
— Вчера Карга убил жену и ребенка моего человека, одного из тех, за кого я отвечаю.
Ганс сразу же пожалел о том, что сказал это. Гаарк живет далеко отсюда, а с главным надсмотрщиком Ганс общается каждый день, и тот легко может превратить его существование в непереносимую пытку.
— Она совершила какую-нибудь ошибку?
— Она поскользнулась, упала и уронила пару кусков угля. Но дело не в этом. Карга был в ярости из-за того, что нам пришлось остановить работу на нескольких плавильнях, чтобы очистить их от шлака.
— Мой народ знает только один механизм власти — страх, — произнес Гаарк. — Они не могут жить иначе.
— И именно так ты и управляешь ими?
— В более тонкой форме, но, по сути, ты прав.
— Ты распространил свою защиту на меня и на моих рабочих.
— Их не отправят на убой и не выберут для пиршественного стола без причины. Но, по-моему, в этом случае у Карги был повод для наказания.
— Несколько фунтов угля стоят дороже человеческой жизни?
— Да, — резко бросил Гаарк. — Карга является главным надсмотрщиком. Если норма не будет выполнена, ему придется за это отвечать. Таков закон здешнего мира. Карга живет по этим правилам, и вы должны приспособиться к ним или умереть. Ты больше думай о себе и о своей семье, Шудер. Они находятся под моим прямым покровительством, и, пока ты будешь мне верно служить, я не перестану лично заботиться о вашей безопасности. Чем меньше ты будешь переживать за других, тем дольше проживешь сам.
Гаарк слегка склонил голову, давая понять, что разговор окончен, и развернул своего коня.
Ганс смотрел ему в спину, все еще не давая себе расслабиться.
— Дам тебе хороший совет, — не оборачиваясь, бросил ему на прощание Гаарк. — Если, как я подозреваю, ты действительно задумал какое-то безумство, то ради своего же блага одумайся, пока не поздно.
Провожатый Ганса ждал его неподалеку. Они пустили лошадей вскачь и стремя к стремени понеслись вниз по склону холма. Из паровозной трубы в небо взметнулся сноп искр, и локомотив, тянувший покрытые брезентом платформы, тронулся с места. Длинная вереница рабов-чинов, похожих на строителей фараоновых пирамид, впрягшись в лямки, тащила прочь от депо огромные известняковые блоки. Ганс скакал молча, все еще не позволяя себе ни единой опасной мысли.
Вдруг Гаарк способен читать его мысли, даже когда его нет рядом?
— Он знает.
Ганс пораженно вытаращился на своего спутника.
— Он чувствует, что вы что-то затеваете, хотя не знает, что именно. Считай это предупреждением,
— О чем ты говоришь? — с деланным удивлением спросил Ганс.
— Его разум видит далеко.
— Тогда почему ты вообще начал эту беседу?
— Я не знаю, где сейчас его мысли, но они не здесь, не внутри меня или тебя. Они блуждают далеко отсюда.
Ганс оглянулся и увидел, что Гаарк остановил коня и смотрит на него. Шудер ощутил внезапный холод, словно ему в душу вонзилась ледяная стрела.
Гаарк ехал сквозь становище орды, глубоко погрузившись в раздумья. Что-то не давало ему покоя. Он может развязать войну прямо сейчас и скорее всего победит, если его удар окажется достаточно сильным и неожиданным, но все же лучше пока подождать. Однако откуда у него это тревожное предчувствие?
— Ты что-нибудь выяснил? — спросил у Гаарка подъехавший Джамул.
— Шудер хитер. Конечно, он мечтает вырваться из плена. Я почувствовал это, когда увидел, как он смотрит на железную дорогу, ведущую на запад. Там, за горизонтом, ему мерещилась свобода.
— Ты не можешь винить его за это. Шудер полезен, потому что он силен. У него самые дисциплинированные рабочие, они слушаются его и производят намного больше продукции, чем на любой другой нашей фабрике.