Немного постоял, подумав, и решил перебраться в другой порт, тут их по берегу – как у собаки блох, морская держава все-таки Голландия. На небольшом одномачтовом паруснике добрался до Амстердама. Бухта была забита различными кораблями – каравеллы, бриги, бригантины, каракки, галеры, шхуны под флагами самых разных стран. О, то, что надо. Правда, уже смеркалось, и ходить по причалам не время, надо искать гостиницу и трактир и с утра начинать поиски попутного судна.
Недалеко от порта – а чего зря ноги бить, – я нашёл затрапезную гостиницу с трактиром. Оставив вещи в номере, спустился поужинать. Не знаю, как в гостинице, но трактир был полон моряков. В военных формах разных стран, в цивильном платье с торговых кораблей, они занимали почти все столики, дым от трубок стоял коромыслом, стучали по столам глиняные и стеклянные кружки.
Я нашёл столик, заказал поесть и вина, не собираясь долго задерживаться. Когда я заканчивал жареную курицу, ко мне подсел почтенного вида пожилой моряк во флотской курточке.
– Куда направляется уважаемый господин?
– Если Бог пошлёт попутное судно, то в Россию.
– Так здесь, в Амстердаме, сейчас московитская делегация, поищите их корабль, может, возьмут.
– А где стоит их судно?
– Если не запамятовал, у дальней стенки. Говорят, и царь ихний, герр Питер, тоже приехал.
Вот как, это новость! Неужели Пётр приехал корабельному искусству учиться?
Что-то я подзабыл историю, или это – первый его визит в Европу, а плотничать он будет позже?
Я сидел, задумавшись. Может, не искать судно, а искать в Амстердаме Петра? Как он меня примет после плена и вспомнит ли? Одни сплошные вопросы. Морячок, что подсел ко мне, принял мою задумчивость за грусть.
– Эй, хозяин, дайте нам кувшин вина, а то гость загрустил.
Хозяин подскочил, угодливо смахнул полотенцем крошки со стола и поставил кувшин с вином. Что ж, промочим горло, поговорим с морячком, может быть, ещё какие интересные новости узнаю.
Вино оказалось приятным, но с каким-то привкусом, а может – показалось. После пары стаканчиков меня сильно развезло – кружилась голова, веки смыкались.
Что за вино такое? Морячок услужливо подставил плечо и помог подняться в гостиницу, на второй этаж. Дальше – темнота. Очнулся я на корабле, вокруг было темно; вероятно, я был в каюте или трюме, но то, что на корабле, не вызывало сомнений – по борту плескалась вода, судно раскачивало. Голова болела, и во рту было сухо, как с похмелья. Я начал припоминать вчерашний вечер – да, сидел в трактире, пил с морячком. Но как я здесь оказался? Что-то я не припоминаю, что договорился о попутном судне, да и вещи не помню, чтобы носил. Чертовщина какая-то. Сверху открылся люк, по трапу спустился мой вчерашний знакомый.
– Очнулся?
– Где я?
– На каперском судне – «Святая Мария»!
– А что я здесь делаю, я не помню, как сюда попал?
– Пить меньше надо. Ты вчера подписал бумагу, обязуясь прослужить на судне один сезон.
Вот уж чего точно не помню, наверное, подмешали в вино какую-то гадость. Слышал я о таких проделках: спаивают, доставляют на корабль, и поди в открытом море, попробуй качать права. Вот это влип!
– Вставай, сейчас опохмелиться дам. Я боцман этого судна. Ты что умеешь делать?
– Канонир я.
– Во, то, что надо. Саблями махать желающих много, а с пушками обращаться – не каждый может. Вставай, вставай, надо тебя капитану представить, да главному канониру.
Я встал, меня сильно качало. Дать бы в зубы этому боцману. Я нащупал свой пояс – ни шпаги, ни пистолетов не было, кошеля с деньгами – тоже. Сволочь!
Кое-как, с помощью боцмана, поднялся на палубу. Судно оказалось небольшим двухмачтовым бригом, грязным до неприличия. На палубе валялись объедки еды, пустые бутылки, обрывки верёвок, грязь покрывала доски палубы так, что и досок кое-где видно не было. Боцман подвёл меня к двери в кормовой каюте – капитанской. Постучавшись, мы вошли. За столом, уставленным полными и пустыми бутылками, сидел капитан – заросшее волосами чудовище – волосы вылезали из-под рубашки, волосатыми были кисти рук, длинные патлы выбивались из-под морской фуражки, огромная борода прикрывала половину лица. Волосы пучками даже лезли из ноздрей и ушей. Неандерталец какой-то! Сбоку стола сидели ещё двое офицеров, выглядевших более презентабельно.
Боцман ткнул меня кулаком в бок, я слегка поклонился.
– Кто таков?
– Канонир Юрий Кожин, – отчеканил я.
– Куда попал, знаешь?
– Боцман объяснил.
– Бежать с корабля некуда, будешь выполнять команды – получишь свою долю добычи, будешь отлынивать – пропущу под килем или отправлю по доске. Не зря меня зовут Кровавая Борода. Уяснил?
– Уяснил.
– Иди, знакомься с командой, боцман покажет.
Мы вышли. В голове неотступно стучала мысль – бежать! Но куда и как? Мы в открытом море, суши не видно, вплавь не доберусь, да и вода холодная. Придётся сделать вид, что смирился, до первой возможности. Я не пират и не капер, это не моё, тем более с таким капитаном. Урод какой-то. Боцман подвёл меня к орудиям на носу, по два с каждой стороны. Пушки были укрыты от брызг холстиной, выглядывали лишь бронзовые лафеты. Рядом с пушками сидели матросы – да нет, матросами их и назвать нельзя – какие-то оборванцы. В драной одежде, небритые, давно немытые и оттого чудовищно пахнувшие. При виде боцмана они приподнялись.
– Вот, нового канонира привёл, будешь с ними жить, есть, воевать. Звать его – Юрий.
Боцман повернулся и ушёл. Босяки скептически меня оглядели.
– Что за имя у тебя странное, откуда будешь?
– Русский, из России.
– Это где-то на севере, один мой приятель туда плавал, там очень холодно. Знаешь пушки?
– Знаю, в армии царя Петра был канониром.
– Ну вот и посмотрим, как ты стрелять умеешь, когда добычу брать будем.
Судя по их виду, богатой добычей здесь и не пахло, или, может, все в кабаках спускали?
Кубрик на всех был один и не велик, спали в нём, только когда шёл дождь или было очень холодно. К тому же в кубрике было полно клопов, тараканов и прочей нечисти, а уж крысы так и сновали.
Тьфу, помойка какая-то. Грязных судов я не видел, европейцы, мать иху.
Дня два болтались в Северном море, потом капитану взбрело в голову податься поближе к Шотландским островам, где пролегали морские торговые пути. Правда, и шансов нарваться на неприятности тоже было больше – в виде кораблей охраны.
По вечерам, лёжа на палубе, я слушал байки матросов об удачливости и храбрости их капитана. Верилось мне в это слабо. На четвёртый день плавания, у острова Фэр-Айл, мы заметили на горизонте паруса. «Приготовиться!» – зарычал капитан. По палубе засновали пираты, позванивало оружие. Пушкари оружия не имели; мы расчехлили орудия, подсыпали свежего пороха к запальным трубкам. Паруса быстро приближались; чтобы не спугнуть вероятную добычу, капитан отвёл судно за остров и там выжидал. Как только чужое судно показалось из-за острова, мы подняли все паруса и ринулись на добычу. Нас сразу заметили, но уйти уже не могли. Это было большое трёхмачтовое судно под португальским флагом. Невооруженным взглядом видно, как там готовились к отражению атаки – на головах блестели шлемы, матросы размахивали саблями, вот откидных орудийных портов видно не было. На верхней палубе были видны лишь несколько маломощных пушечек. Мы сближались, вот кабельтов, дружно грянули пушечки португальца. Их маленькие ядра не причинили каперам никакого вреда. В ответ, по команде капитана, мы выстрелили картечью. С палубы португальца послышались крики боли, народа поубавилось. Корабли сблизились, и пираты стали забрасывать кошки; удар бортами – и пираты посыпались на палубу португальца.
Звон сабель, крики ярости и боли, ругань, пистолетная и мушкетная пальба. Канониры похватали лежавшие у мачты абордажные сабли и кинулись помогать товарищам.
– Давай за нами, а то ничего не достанется.
Я схватил саблю, потоптался и повернул назад. Открыв люк в трюм, я спустился на пару ступенек трапа и, выбрав укромное место, воткнул саблю в балку шпангоута. Заметить её сразу нельзя было, но я запомнил место. Зачем я это сделал, сразу и не скажу, но мне подумалось, что надо иметь оружие под рукой. Выбравшись, я подобрал из кучи ещё одну саблю и кинулся на палубу португальца. Совсем не участвовать в бою было нельзя, могут и поплавать пустить с ядром на шее. Когда я перепрыгивал, поцарапал щёку и слегка вымазался кровью. К моменту, когда я уже стоял на палубе португальца, все было почти кончено. Лишь в двух местах – на корме и около трюма была горстка сопротивляющихся. Я присоединился и, яростно крича, стал размахивать саблей, но португальцев прикончили и без меня. Все, бой закончен. Я слонялся по палубе, когда пираты начали потрошить карманы убитых, стаскивали с пальцев перстни, снимая или срывая золотые цепочки. Боцман с несколькими матросами спустился в трюм, откуда вскорости вылез довольный: медь, мануфактура – знатная добыча. Посовещавшись, пираты решили не перегружать груз, просто сняли португальский флаг, убитых побросали в море. Часть команды осталась на бывшем португальце, часть вернулась на каперское судно. Оба корабля пошли на восток, следуя в кильватере недалеко друг от друга. Капитан подозвал боцмана и о чём-то с ним разговаривал, поглядывая в мою сторону. Боцман махнул мне рукой, подзывая.
– Вот, господин капитан, я сам видел его в бою, даже рану на щеке успел получить, так что кровью уже повязан.
– Так-то оно так, но все же лучше, как в порт придём, пусть в трюме посидит.
На следующий день мы пришли в маленький порт и городишко Харлинген. Меня заперли в трюме, выводя ночью оправиться, воду и еду давали днём через люк.
Простояли два дня; вероятно, капитан за это время успел продать трофей вместе с грузом. Ночью вышли в море, отошли недалеко от берега и бросили якорь. Команда выкатила из трюма бочки с ромом и вином и всю ночь беспробудно пила. Меня выпустили из трюма, и я присоединился к пирующим. Хоть наелся вволю и выпил пару кружек вина.
Под утро матросы захмелели и попадали, кто где стоял. Палуба была усыпана спящими, бодрствовала лишь вахта. Я начал озираться, раздумывая, а не отвязать ли мне лодку, что болталась за кормой? Берег был виден, ходу на вёслах – часа два. Сзади, в поясницу, уткнулось что-то острое. Я повернул голову.
– И не думай, я за тобой наблюдаю. – Рядом со мной стоял боцман. Вроде и пил он со всеми наравне, а вот стоит рядом и не качается, голос трезвый.
Ладно, сорвалось сейчас – получится потом, все равно подвернётся удобный случай, я в это верю.
Прошло дней десять, за это время мы ещё взяли на абордаж пару небольших судов и под конец еле удрали от испанского галеона. В бою против него нас бы ничего не спасло, только с одного борта я насчитал шестьдесят четыре пушечных порта. Нас выручила скорость. Галеон был здоров, тяжел, и ход его был меньше нашего лёгкого брига. После удачного бегства наш каперский корабль пару дней отстаивался в небольшом порту, заодно капитан распорядился набрать свежей воды, сухарей и солонины.
Мартовским днём мы снова вышли на промысел. Солнце светило по-весеннему ярко, море было спокойным, дул лёгкий ветерок.
Из-за мыса показались паруса, и почти тут же капитан хрипло проорал:
– К бою, канальи!
Я уже привычно расчехлил орудие, зажёг фитиль, ждал команды. Суда сближались, наш противник уваливался правее, стараясь выйти в открытое море; вот он повернулся бортом, и я увидел родной российский флаг. Свои! Как же мне по своим стрелять? Я начал прикидывать варианты, хотелось и нашим помочь и самому живым остаться. В это время капитан заорал:
– Огонь!
Я вынес упреждение вперед судна и поднёс фитиль к запальному отверстию. Грянули выстрелы. Каперский корабль окутался дымом, но я успел увидеть, как моё ядро легло впереди курса русской шхуны. Ядра остальных пушек особого вреда не нанесли. В ответ с русского судна также прогремел залп. На палубе завопили раненые. Вот! В голове мелькнула мысль. Главный канонир проорал:
– Заряжай картечью!
Зарядили, выстрелили. Я снова сознательно промахнулся. В ответ русские влепили картечью довольно точно. Рядом со мной попадали раненые пиратские канониры. На одной из мачт вдрызг разорвало паруса, и ход сразу упал.
У соседнего орудия крутился только один человек, и быстро зарядить у него не получалось. Я подбежал, помог зарядить картечью, попросил помочь зарядить мою пушку, поскольку русская картечь выбила пушкарей. Не заподозрив подвоха, пират засыпал порох. Но зарядил я не картечь, а бомбу. Пока пират возился с лафетом, я подобрал валявшуюся недалеко от убитого саблю и вонзил ему в спину. Тот беззвучно упал. Этой же саблей я перерубил канаты, что удерживают пушку при отдаче от выстрела, натужившись, развернул одно, за ним другое орудие в сторону кормы. Зажёг фитиль своей пушки и шустро отскочил в сторону. Выстрел! Не сдерживаемая канатами, пушка рванулась назад и, проломив фальшборт, упала в воду. Но какой был эффект от бомбы! Я направлял пушку на кормовую надстройку, взрывом бомбы надстройку почти снесло. Ни рулевого со штурвалом, ни капитана больше не было. Да и ахнуло так, что звенело в ушах. Со второй палубы выбежали наверх пираты, поглядеть, что случилось. Подождав пару минут, когда их соберётся побольше, я подбежал ко второй пушке и зажёг трубку. Снова грохот, палубу заволокло дымом. Выстрел с десяти метров картечью был ужасен. На палубе валялись изорванные в клочья тела пиратов, кое-кто ещё стонал. Схватив саблю, я подскочил к месту побоища. Тех, кто был ранен несильно, я добил, пока они не отошли от шока. За спиной раздался шорох, я мгновенно обернулся и отпрыгнул в сторону. Это меня спасло, из люка выглядывал боцман, держа в руке дымящийся пистолет. Выстрела я почему-то не услышал – то ли в горячке боя, то ли уши ещё не отошли от взрыва бомбы.
Не давая ему вылезти, я подскочил и взмахом сабли снёс ему голову. Захлопнув люк, я задвинул засов.
Не дай бог снизу, вылезет ещё кто-нибудь из уцелевших. Ну что же, пора покинуть пиратский корабль. Нет, они мне задолжали. Я пробежал к развалинам капитанской каюты. Обшарил то, что осталось из мебели, под кроватью нашёл сундучок. Маленький, с виду он был довольно тяжёл. Я с трудом перетащил его в лодку. Кажется, ничего не забыл. Нет, надо на прощание устроить салют.
Я помчался к крюйт-камере, где хранился порох, выбил пробку из бочонка с порохом и, пятясь, посыпал им дорожку. Из трюма разносились удары и крики уцелевших пиратов. Небось крышку люка пытаются сорвать. Надо поторопиться, у них есть боевые топоры, дерево рубить ими несподручно, но можно. Я бросил бочонок, чиркнул кремнем; огонёк, шипя, весело потрескивая, побежал по дорожке.
Теперь и мне надо быстро делать ноги. Я по верёвке скользнул в лодку, саблей обрубил последнюю связь с кораблём и веслом оттолкнулся от судна.
Сев на вёсла, как мог быстрее стал отплывать подальше. Но не успел проплыть и ста метров – приблизительно половину до русского судна, как сзади рвануло. Поскольку я грёб спиной к русским, то картина взрыва была перед глазами.
Сначала из-под палубы вырвался столб пламени, судно вспухло изнутри, и во все стороны с грохотом полетели обломки. Меня на лодке изрядно подбросило, рядом начали падать доски, реи, непонятно ещё какой мусор. Жалкие остатки пиратского корабля пошли на дно. Я оглянулся, русское судно уже было недалеко. Слава богу, оттуда не стреляли. Подплыл к борту; судно сидело низко, видимо, было хорошо нагружено.
– Чего тебе, басурманин?
– Да какой я басурманин! Свой я, русский.
– А чего на пиратском судне был?
– В плену, родимые, вас увидел, да судно и взорвал.
– Как звать-величать тебя?
– Кожин, Юрий Кожин, бомбардир первой роты Преображенского полка.
На корабле пошушукались.
– Ну, лезь сюда.
С корабля сбросили шторм-трап. Я крикнул:
– И верёвку сбросьте!
Сбросили верёвку, на парусных судах этого добра хватало. Я отвязал сундучок, сверху потянули, и сундучок оказался на палубе. По трапу я шустро взобрался наверх. У борта стоял капитан и его помощник, несколько в отдалении – матросы. Всем было интересно узнать, как мне удалось взорвать пиратский корабль и, оставшись в живых, сбежать.
Я представился – главный бомбардир Преображенского полка Юрий Кожин. В Азовском походе Его Величества Петра Первого был пленён турками, бежал, добираюсь домой. Силою и обманом попал на пиратский корабль, прослужил две недели, завидев родной флаг, из пушки бомбою снёс кормовую надстройку и взорвал крюйт-камеру.
Капитан покачал головой.
– То, как разлетелась надстройка, мы видели. Поскольку в это время сами не стреляли, зело удивились, решив – несчастный случай, взорвалось у них что-то. А потом лодка отплыла и – взрыв. Неплохо землякам подсобил. Вишь, гружёны зело, осадка большая, ход малый. Помог, помог землякам, о чём царю-батюшке будет доложено. Да ты и сам скоро его увидишь, здесь он, в Голландии, учится корабельному делу. А что за сундучок сей?
– Трофей боевой, на саблю взятый. У меня же отобрали оружие, деньги, расписку банка.
– Давай посмотрим.
Капитан подозвал матроса, тот живо топориком сломал замок и поддел крышку. Сверху лежала моя банковская расписка на сданные для хранения картины, а под ней – золотые монеты, перстни, колье и прочие золотые изделия.