Со слов Остея мы узнали, что император Владимир, правитель великой страны, лежащей далеко на западе за Винландом и Гринландом, отправил своих лучших бояр — т. е., нас — в погоню за страшными убийцами и нечестивцами. Так уж получилось, что убийцы те пересекли множество земель, прежде чем здесь, в лесу, столкнулись со сторожевым дозором «литовцев». Остей весьма красочно расписал, как его храбрые дружинники рисковали жизнью, изрубив ворогов на куски, и как из лесу выкатились дивные самодвижущиеся повозки, из чрева которых появились доблестные витязи в странных шлемах. Далее последовало увлекательное описание происходившего утром на поляне, полётов на параплане, во время которых князь, вдруг, понял, что странных чужеземцев ему послал сам Бог. Дабы он, Остей, всячески помогал нам, а мы, в свою очередь, станем помогать его ратной дружине. Вновь обретённые союзники, по словам князя, не подвели, избавив от неминуемой смерти двоих раненых утром воинов. Чем ещё раз утвердили Остея в своей правоте насчёт нас.
Признаюсь, именно в тот самый момент ораторского триумфа князя я осознал, насколько сильно недооценил Остея. Этот явно неординарный человек продолжал удивлять нас яркими талантами и остротой ума, самим фактом своего существования лишний раз подтверждая известную пословицу про историков-проституток, торгующих историей ради получения денег. Мда, как говорил один мой подопечный рецидивист — гешефт рулит миром, гражданин начальник.
Закончив толкать перед ратниками свою пламенную речь, князь предложил нам пройти к соседнему шатру, чтобы в узком круге приближённых лиц испить чарку мёда, да закусить, чем бог послал. За здравие всех присутствующих, так сказать. Учитывая настроение широких дружинных масс, а также текущий политический момент, мы не смогли отказаться от данного приглашения. Пришлось потратить ещё примерно час на выпивоны и закусоны в весьма представительной компании. Нас перезнакомили со всеми восемью сотниками, с которыми мы до сих пор как-то не пересекались, а также с командиром отряда пешцев, непосредственно сопровождавших обоз с пушками.
Хитроумный Остей продолжал гнуть «линию партии», успешно внедрив в сознание собственных подчинённых мысль, что теперь-то, с нашей-то помощью, его дружинникам и море по колено, и сам чёрт не брат. Слегка захмелевшие от мёда и впечатлений сотники на полном серьёзе предлагали варианты дальнейших совместных походов в земли свеев, ляхов, и прочих здешних народностей. Мы дипломатично отмалчивались, отделываясь общими фразами о дружбе и сотрудничестве. Я чувствовал, что Стрельцова так и подмывает пожелать местным воякам длительного вояжа по пешеходно-сексуальному маршруту, вместо совместных походов на врагов, но майор каким-то образом ухитрился сохранить железную выдержку до конца посиделок. Мне было проще: привыкнув за долгие годы работы в органах к частым заседаниям в кабинетах разнокалиберного начальства, я не принимал за чистую монету мечтательные разглагольствования княжеских сотников. Вместо этого я кушал жареную оленину, внимательно слушал, присматривался к людям Остея, лишь иногда, важно надувая щёки, задавал уточняющие и наводящие вопросы. Михаил также помалкивал, сдержанно благодарил, отвечая на восхваления его знаний и талантов, и налегал на аппетитное жаркое. В какой-то момент князь, похоже, почувствовал, что нам уже пофигу, какие именно военные приключения предлагают его сотники, и дипломатично намекнул, мол, не пожелали бы оставшиеся у БТРов бояре принять в дар бочонок хмельного мёда. Наш командир только того и ждал — моментально закрыл переговорный процесс, сообщив, что он сам донесёт бочонок, благо тот не тяжёл. Зачем из-за такой ерунды гонять ратников туда и сюда? Пожелав Остею со товарищи спокойной ночи, мы пошагали по направлению к своему бивуаку.
— Чёрт побери, (цензура), (цензура), да в (цензура), куда мы попали, (цензура)? — отойдя на полсотни шагов, Стрельцов, наконец, дал выход своим эмоциям. — Блин, эти бородачи в кольчугах, прям, чингисханы какие-то. За пять минут напридумывали, как завоевать полмира, нафиг… А вот хрен им. Нет у меня никакого желания терять своих людей ради прихоти сотников Остея, чёрт возьми! Артур, чего молчишь? Скажи хоть что-нибудь.
— А что сказать, Сергей? — пожал плечами я. — Народ здешний мыслит категориями своего века — убивай, завоёвывай, грабь, порабощай. Фиговый листок демократии, лживые «права человека» и власть массмедиа здесь ещё не изобрели. Нам здешние расклады по-барабану, самим бы выжить, да домой свалить… Теперь-то, хоть, не сомневаешься, что мы в четырнадцатом веке?
— Да, какие, теперь, (цензура), сомнения, — шумно вздохнул майор. — Нет, будь нас, здесь, батальон спецназа с усилением, я бы, может, и подумал бы о планах по завоеванию отдельно взятой страны. Чтобы совесть на каждом шагу не мучила…
— Сотник Мирон спешит, за ним ещё один воин бочонок тащит, — услышав шум шагов за спиной, обернулся молчавший до этого Мышкин. — Литров на тридцать, похоже.
— Бояре, негоже самим мёд нести, неправильно то. Евдоким стащит до самых повозок, — догнав нас, произнёс сотник, кивая на сопящего под тяжестью груза ратника. — Весьма вы Ляксандра Андреевича порадовали, исцелив его побратима кровного, Кирилла Рыжебородого. Князюшка наш крепко огорчился, когда адовы душегубы исподтишка Кирюху поранили.
— Мирон, с этого момента давай поподробнее, — сразу же навострил уши я.
— Так я и молвлю: зимы три обратно Рыжебородый спас жизнь князю, вот с тех пор то они оба и побратимы, — удивлённо покосившись на меня, мол, неужели боярин не знает про кровное братство, уточнил Мирон. — Зело теперь рад Ляксандр Андреевич, когда вы спасли Кирилла от неминуемой смерти. Добрый ваш лекарь, ой как добрый.
— Всё, пришли. Евдоким, ставь бочонок на ящик, — жестом указав, куда водрузить княжеский дар, произнёс Стрельцов. — Всё, ратники, спасибо за помощь.
Слегка поклонившись в ответ, оба дружинника развернулись, и неторопливо пошагали обратно. Глянув на парней, я сразу же отметил, что Юра Вонг почти незаметно провожает удаляющихся ратников стволом лежащей на коленях винтовки. А Роман Скорохватов как бы невзначай поглаживает приклад пулемёта, удобно положенного, словно на бруствер, на ящик с дизель-генераторами.
— А мы здесь ужинать собрались. Присаживайтесь к костру, командир, вот, и оленина поспела, — кивнув на ящик с цинками, произнёс капитан Коваль. — Док, а что в бочке-то?
ГЛАВА 8
— …Вот такие у нас дела, товарищи, — закончил свой краткий рассказ о визите к князю наш командир. — Теперь мы являемся лучшими друзьями и верными союзниками дружины князя Александра Андреевича. Завтра он намерен продолжить свою поездку в Москву, а потом, не исключено, захочет завоевать полмира, имея таких союзников, как мы.
— Для начала Остею хорошо бы остаться в живых в самой Москве, — заметил я, принимая из рук Коваля свою папку с блокнотами. — Мы, если пойдём вместе с князем, то также окажемся в осаждённом городе.
— Артур Иванович, а сколько там, в Москве, народа погибло при взятии города Тохтамышем? — поинтересовался Кравченко.
— От двадцати до двадцати пяти тысяч, если верить некоторым современным историкам, — припомнил я прочитанное у одного скандально известного исследователя архивов и разнообразных старинных тайн. Уж очень всякие холёные либарастические профессора и прочие педриотические дятлы не любили того дядьку: он рубил историческую правду-матку сплеча, невзирая ни на лица, ни на красоту официальных версий нашей многострадальной истории. А эта правда — она иногда весьма страшная, словно сидящая на героине спившаяся проститутка пенсионного возраста, и нафиг никому не нужна. — Полагаю, что татары убили не менее пятнадцати тысяч жителей Москвы. Поэтому нам следует решить — полезем ли мы изменять историю, либо отсидимся где-нибудь в тихом уголке.
— Вечно, ты, Иваныч, вперёд батьки в пекло лезешь, — покачал головой майор. — Ладно, в главном ты прав: нам необходимо сделать выбор, от которого много что в мире может существенно измениться.
Сидящие у костра спецназовцы затихли, устремив внимательные взоры на Стрельцова. Стало слышно, как закипает в котелке вода, потрескивают угольки, вдалеке перекликаются дозорные, где-то в княжеском стане ржут лошади.
— Я не умею красиво сочинять всякую хрень, поэтому скажу чистую правду — я не знаю, как мы здесь очутились, и возможен ли путь обратно, — глухо зазвучал голос майора. — Не исключено, что мы не вернёмся отсюда домой, товарищи… Как командир, я несу ответственность за жизнь каждого из вас, поэтому, (цензура), никому не позволю сдохнуть хрен знает за чьи интересы в этой переделке!
Слушая Стрельцова, я машинально всматривался в лица спецназовцев, пытаясь определить психологическое состояние своих товарищей по несчастью. Поймав мой, вероятно, излишне наряжённый взгляд, сидевший прямо напротив капитан Коваль слегка усмехнулся, подмигнув в ответ. Да, не просто так Владимир получил свой позывной, напоминавший о неуязвимой фантастической боевой машине в человеческом обличии. На прошедшего кровавую мясорубку двух чеченских войн Коваля можно смело положиться в любой ситуации, он никогда не подведёт. Стоит Стрельцову отдать приказ, и Володя моментально превратится в того самого Шварца, именем которого арабские наёмники пугали в горах молодое поколение рекрутов-боевиков.
— С этой минуты приказываю считать, что началась мировая война, а мы находимся в автономном рейде в полном отрыве от основных сил. Почти каждый из нас проходил через подобные командировки, и большинство прекрасно знает, что и как, — железным тоном продолжал наш командир. — У каждого из нас, и у меня в том числе, дома остались родные и близкие. Думаю, что там им ничего не грозит, наоборот — командование обязательно окажет всяческую помощь нашим семьям. Если кто-то почувствует, что не в состоянии справиться с этим грузом, не предлагаю, а приказываю — обращаться ко мне, к доктору, либо к Артуру Ивановичу. Вопросы есть?
Понятно, что произнося столь проникновенную речь, Стрельцов, прежде всего, обращался к бойцам-срочникам, которым, безусловно, требовалась моральная поддержка со стороны более старших товарищей. Ну, и, в какой-то мере, слова майора касались лейтенанта Скорохватова, самого молодого из офицеров, а может быть — и меня. Остальные спецназовцы являлись достаточно закаленными в последних военных конфликтах мужиками, а кроме того, представляли собой спаянную дружбой, потом, и кровью боевую команду.
— Слышали, бойцы? — обернулся к одному из мехводов Степан Кравченко. — Не вешать нос, никто вас в обиду не даст, в рабство местным не продаст.
— Да мы и не вешаем нос, товарищ старший лейтенант, — не совсем уверенным тоном ответил Василевский. — Вот, только, мало нас…
— Мало? С чего это ты, Леонид, решил, что нас мало? — поинтересовался капитан Хабибуллин. — Говори смело, здесь все свои.
— Ну, я и Виталик, т. е. старший сержант Бондаренко, не имеем никакого боевого опыта, хотя и служим прилично, — поняв по жесту Стрельцова, что можно высказывать любые мысли, произнёс Василевский. — Товарищ майор, ну, Артур Иванович, работает в полиции, и служил очень давно. Остаётесь вы семеро, товарищ капитан, воевавшие на реальной войне. Вот так, как-то.
Ага, а механик-водитель вовсе не дурак, хотя и разгильдяй порядочный. Ну, в таком духе о нём отзывались его непосредственные начальники. Но боец сразу же уловил свою главную проблему — оба срочника не видели настоящего врага в своих прицелах, не стреляли по живым людям.
— Что же, вполне логичное умозаключение, товарищ старший сержант, — кивнул майор. — Боевой опыт — вещь, безусловно, ценная, и Артур Иванович, действительно, служил лет двадцать с гаком назад, ещё при Союзе. Значит, нас семеро, говоришь… А ты знаешь, Леонид, что на спецназ не распространяются обычные законы математики?
— Товарищ майор, математика — наука точная, и её законы неизменны, — блеснул знаниями предмета мехвод «триста четвёртой» машины.
— Ну, давай-ка, Лёня, сейчас посчитаем вместе. Один спецназовец — это просто спецназовец, два спецназовца — уже отделение, три — целый взвод, — невозмутимо начал подсчёт Стрельцов. — Четыре спецназовца — рота, пять — батальон, шесть — полк, семь — бригада. Сколько нас — семеро? Значит, мы — бригада спецназа. Целая бригада, не меньше. Вот такая, вот, Лёня, математика у спецназа.
Наблюдая за реакцией явно озадаченного подобным математическим раскладом Василевского, я невольно заулыбался. Судя по всему, Леонид никогда не читал классику советской патриотической литературы, чем и воспользовался наш командир. Эх, поколение перестройки и демократии, телевизора и компьютерных игр… А Стрельцов — голова! Вон, даже Скорохватов и Мышкин, похоже, не сразу врубились в хитроумную спецназовскую математику. А внешне невозмутимый, похожий на каменное изваяние Вонг, поначалу удивлённо приподнял бровь. Впрочем, снайпер быстро просёк логику майора, и вернулся к прежнему занятию — перебиранию патронов от своей любимой ВСС. Так, что у нас, там, с патронами?
Открыв один из блокнотов, я быстренько пробежал глазами ровные столбики цифр. Ай, да молодцы, мужики, как всё грамотно расписали! И общее количество боеприпасов, и конкретные данные по каждому человеку. Плюс — амуниция, экипировка, отдельным листом идёт техническое состояние БТРов, вплоть до наличия лопат и тросов, остаток горючего. Кстати, соляры у нас осталось на сто сорок — сто пятьдесят километров пути максимум. До Москвы, может быть, и хватит, а что дальше?
— Артур, дай-ка глянуть наш гроссбух, — протянул руку Стрельцов. — Шварц, ты писал? Ага, вижу: всё толково подсчитано.
— Колдун, мы тут с Юрой подумали — нет никакого смысла во втором снайпере, — вместо ответа произнёс капитан Коваль. — У Кома патронов к его красавице кот наплакал, поэтому я отдал ему «эсвэдэшку».
— Чёрт, жаль, если честно, — почесал подбородок майор. — Нам бы весьма пригодилась хорошая снайперская пара в местных условиях. Так, а что у нас с дополнительным оружием?
— Командир, ты же знаешь, что без короткоствола за пазухой на войне никуда, — ответил на вопрос капитан Хабибуллин. — Опыт Гудермеса и Ачхой-Мартана, ети его мать, кровью писаный. В общем, у каждого из нас в наличии родной сердцу солдата «стечкин», по два-три ножа, а у Шварца ещё и сюрикены в поясе зашиты.
— Нету у меня никаких сюрикенов, — под дружный хохот офицеров возразил Коваль. — Всего лишь пара метательных ножей в разгрузке, и всё. Хорош ржать, Гюрза, лучше займись вооружением сержантов и товарища майора из смежного ведомства.
— Да нормально у парней с оружием: по АКМу с пятью набитыми магазинами на брата, штык-ножи есть, — вступился за механиков-водителей Кравченко. — Командир, если Артур Иванович не возражает, мы бы отдали им бандитские ТТшки. Всё равно патронов к ним с гулькин нос. Ну, и пару ножей из трофеев.
— Артур, нет претензий насчёт вещдоков? — посмотрел на меня Стрельцов. — Ну, и хорошо. Филин, обучи парней обращаться с «токаревами», чтобы руки себе не попортили. И ножи выдай, здесь это не оружие, а что-то вроде столового прибора для всех нужд.
— Раз пошла такая пьянка, то я тоже хочу охотничий нож, трофейный, — вступил в разговор я. — И рацию себе прихомячу, для полноты радости жизни. Если серьёзно — у меня ПМ с тремя полными магазинами, плюс — ещё восемь патронов россыпью. Кстати, наган никому не нужен? Тогда забираю его себе.
— Ну, ты, Иваныч, и хомякоид, почище нашего Валентиныча будешь, — покачал головой майор. — Ладно, забирай наган, и бери себе трофейную рацию. Да, и набери штук шесть магазинов к «калашникову» из бандитских запасов. Будешь работать со мной в паре, если стрелять придётся. Чёрт, жаль, что лишней разгрузки нет.
— О, Артур Иванович, а не поделитесь ли ПМовскими «маслятами»? — неожиданно попросил Мышкин, как раз доставший из разгрузки свой пистолет. — У меня всего пятнадцать патронов в «стечкине», авось понадобится побольше.
— Да не вопрос, Миша, — ответил я, вытаскивая из кармана неожиданно пригодившийся излишек боеприпасов. — Держи.