– Внимание! Приготовиться к развороту!..
Однако все последующие команды так и не успели слететь с уст капитана. Нет, он не поперхнулся и не превратился в соляной столп. Просто необходимость в командах отпала. Дело в том, что разворот бригантины вовсе не был управляемым, в чем он мог убедиться, вновь взглянув на палубу пирата через подзорную трубу. Штурвал был предоставлен самому себе, корабль же продолжал разворот, закладывая опасный крен.
Команда пыталась спустить на воду шлюпки, что при таком крене было просто нереально. Да и не хватит шлюпок на всех. Кто-то это уже осознал и в отчаянии бросился за борт, схватив первую попавшуюся под руки доску. Сквозь решетку грузового люка наружу начали вырываться языки пламени. Если Павел Иванович что-то понимал в устройстве корабля, а он понимал, пламя уже подбирается к крюйт-камере.
Вот один из членов команды что-то сообразил и, подбежав к штурвалу, начал усиленно его вращать. Не безрезультатно, надо заметить. Конечно, лучше бы убавить парусов, но на мачты сейчас точно никого не загнать. Вот бригантина более или менее выровнялась. Человек у штурвала что-то кричит суетящимся возле баркаса и показывает рукой себе за спину, явно намекая на небольшой ял, висящий на шлюпбалках.
Верное решение, с этим суденышком получится управиться куда быстрее, чем с громоздким баркасом. Впрочем, выровнявшаяся под ногами палуба заставила все еще остававшихся на борту корабля людей взглянуть вокруг более трезвыми глазами. Осаждавшие баркас переключились на ял, в свою очередь те, кто до этого собирался выпрыгнуть за борт, бросились к оставленному в покое баркасу. Однако народу на борту все еще оставалось куда больше, чем средств спасения, и, несмотря на все усиливающийся пожар, между членами команды началась борьба за плавсредства.
Скорее всего, наблюдатели с «Чайки» стали бы свидетелями того, как на борту бригантины развернулась самая настоящая поножовщина. Все шло именно к этому. Переизбыток численности команды и недостаток спасательных средств неплохой катализатор для возникновения резни. Но жирную точку поставила крюйт-камера, до которой все же добрался огонь.
Корпус бригантины словно вспух изнутри и в одно мгновение окутался непроницаемым густым белым облаком. Взрыв был такой силы, что под ногами содрогнулась палуба «Чайки». Выглядывавшие из облака мачты бригантины вздрогнули, приподнялись, а затем вертикально ушли вниз, скрывшись в клубах молочного дыма.
– Ура-а-а-а!!!
Ну что же, команде «Чайки» было от чего ликовать.
Неподалеку от борта в воду посыпались останки пиратского корабля. Пылающие или тлеющие головни среди них были вовсе не редкостью, поэтому капитан поспешил отдать приказ осмотреть все на предмет горячего привета от погибшего судна. Не хватало еще пожара.
– Павел Иванович, прикажете спустить шлюпки для спасения выживших? – кивнув за борт, поинтересовался подошедший помощник.
– Охраняй потом еще эту сволочь. К чему нам эти хлопоты. Пожалуй, отпустим их с миром. Господь сам решит, кто из них еще не безнадежен и кому следует продлить земной век.
– Кхм. Вообще-то это верная смерть, – дернув себя за нос, возразил Васильев.
– Осуждаете?
– Из-за кого? Из-за этой мрази? Да не боже ж мой.
– Тогда не понимаю.
– Так ведь просто все. Вы же сами говорили, что одна из основных наших задач– это внушение уважения к триколору. Но ведь кто-то должен рассказать о произошедшем, да так, чтобы дошло всем до печенок.
– Согласен. Но только не вижу причины ради этого вытаскивать из воды негодяев и тащить их на виселицу. У нас сотня свидетелей, которые наблюдают за всем этим и разнесут весть по десяткам направлений.
Все именно так. Сам бой наблюдало не более полутора десятков пассажиров из числа благородных, оккупировавших окна кормовых кают. Но зато взглянуть на результат высыпали уже и обитатели кубриков «Чайки». Поди удержи взаперти того, кого так и распирает от любопытства. Так что рассказы о коварных русских, способных уничтожить нападающих всего лишь несколькими выстрелами, обеспечены.
Об этом будут говорить в шумных тавернах, опрокидывая в себя кружку пива, эля или рома. Об этом вспомнят уютным тихим вечером на какой-нибудь отдаленной плантации или ферме. Об этом посудачат кумушки теплым вечером, когда наконец спадет дневная жара, а домашние заботы останутся в прошлом. И с каждым рассказом это событие будет обрастать все новыми и новыми подробностями, подчас леденящими душу.
– Господин капитан, а я все же поднял бы на борт пару-тройку негодяев, – задумчиво произнес артиллерист.
– Причина? – обернувшись к Ларину, поинтересовался капитан, уверенный в том, что уже поставил в этом деле точку.
– Зажигательные снаряды, Павел Иванович, – пожав плечами, объяснил офицер. – Коль скоро мы принимаем участие в их испытаниях, то нам следует знать, какой именно они произвели эффект. Ведь вы сами говорили, учение это одно, а боевая практика другое. Думаю, сведения из опросных листов пиратов будут полезны генерал-майору Пригожину.
– Ч-черт. Вы правы. Ладно, Виктор Юрьевич, прикажите лечь в дрейф и выловить спасшихся. Их вроде не так чтобы и много.
– Есть, – бросив руку к козырьку, коротко ответил помощник и начал раздавать команды.
Глава 2
Един в двух лицах
Н-да-а. Круто у них там все завертелось. Европа словно взбесилась. Все же прав оказался Иван, шурин ненаглядный, а по совместительству глава КГБ. Или все же наоборот? Да какая, собственно говоря, разница. Главное, что его прогнозы сбывались с поразительной точностью. И кстати, далеко не в первый раз. Покойному Андрею Ивановичу Ушакову и не снилось, до чего изменилась его канцелярия за последние восемь лет, под руководством молодого и энергичного Туманова. Ну, относительно молодого, разумеется. Все же сорок четыре уже. Хотя, конечно, мужчина в самом расцвете сил и умудренный жизненным опытом.
Уходила старая гвардия. И это несмотря на все старания Петра сберечь проверенные временем кадры. Ягужинский, Трубецкой, Левашов и многие другие птенцы гнезда еще Петра Великого покидали этот мир один за другим. На смену им приходили иные, подчас те, о ком раньше и слыхом никто не слыхивал. Такие, как, например, генерал-майор от артиллерии Пригожин, генерал-майор от пехоты Румянцев, профессор Ломоносов.
Последнего Нартов прочит на свое место, уже сегодня нагружая его обязанностями и ответственностью за свое детище Саглино. Правда, характеры у обоих не подарок, и случаются меж ними серьезные размолвки. Хорошо хоть это пока не выливается в откровенную вражду. А так… В споре рождается истина, и это ничем не опровергнуть.
Остерман Андрей Иванович в свои шестьдесят два тоже совсем уж плох и отошел от дел. Петр время от времени посещает его, дабы посоветоваться, потому как ум у старика все еще остер и желание послужить России так и не растратилось. Вот только здоровье не позволяет.
Иван Лаврентьевич Блюментрост дожил до глубокой старости, но не отказывает молодым в помощи добрым советом. Правда, и его силы уже давно не те. А ведь сколько успел сделать для развития медицины. Спору нет, во многом он прислушался к советам императора. Но ведь прислушался, а не отмахнулся от высказываний человека несведущего в медицине. Мытье медиками рук, обработка ран растворами на основе трав, научный подход к использованию опыта деревенских знахарок и травниц – вот то немногое, что успел насоветовать Петр.
Все остальные открытия стараниями Ивана Лаврентьевича. Да за одну только вакцину от оспы, являющуюся целиком его заслугой, этот русский немец достоин памятника при жизни. Кстати, отлитый из бронзы во весь рост, стоит на площади Медицинской академии, как маяк для подрастающей смены.
Петр всячески старался окружить стариков заботой, приставить к ним лучших докторов. Российская Императорская академия медицинских наук за последние годы шагнула далеко вперед, а ее выпускники пользуются заслуженным мировым признанием. Но даже их возможности не безграничны.
Хм. Вообще-то просвещенные научные круги признавать русских медиков не желают. И причина этого до банальности проста. В академии иноземных профессоров днем с огнем не сыскать, одни лишь русские. Даже Блюментрост был рожден в России. Потому и практику завести русскому доктору за границей практически нереально.
Не сказать, что им нет работы на родине, но ведь они не крепостные. По окончании обучения обязательная семилетняя практика в России, а потом вольная птица. Вот и разлетаются медики по всему свету. Только свет тот их принимать не хочет, все норовит отторгнуть.
Но, как говорится, время все расставляет по своим местам. А главное все же выбор больных. Хворому ведь все одно, признан тот медикус соратниками по цеху или заклеймен шарлатаном. Ему бы недуг победить. И коли «безграмотный» смог справиться там, где сплоховал образованный, то выбор очевиден.
А вот Миних красавец. Ничто этого старого вояку не берет, ни вражеская пуля, ни заразная болезнь, ни проклятия народные, ни старость, в конце концов. Со всей солдатской непосредственностью этот немец сметает все преграды, появляющиеся на его пути, и гнет свою линию. Сколько жалоб лежало в канцелярии Петра на этого мужа, император уже и не подсчитывал. Разве только приказал все аккуратно подшивать и сберегать для истории, не забывая при этом оставлять на листах свой рескрипт. Пусть их лают. Расцветающие под руководством Миниха Крым и Причерноморье – вот он, рукотворный памятник бессменному генерал-губернатору Таврической губернии…
Что-то его опять увело в сторону… Итак, к делам насущным. Хм. И грязным до невозможности. К политике, одним словом. Век бы ее не видеть, но и без нее никуда. И чего, главное, господам европейцам неймется. Ведь не хотел Петр лезть в дела Европы. У него своих забот полон рот. Но нельзя. Вот так запустишь болячку, а она потом начнет саднить. Потому и держит руку на пульсе.
И потом, европейские державы и сами нипочем не оставят Россию в покое. У них уже вошло в привычку доить русских, и они откровенно недоумевают, отчего в последние годы делать это все сложнее. Правда, нужно отдать должное, в борьбе с русскими товарами европейцы избрали тактику улучшения качества и добились впечатляющих результатов. В этой ситуации русские купцы и промышленники начали смещаться на восток, все чаще ведя торговлю с азиатскими народами.
Не сказать, что такой значительный перекос устраивал самого императора. С одной стороны, к чему ломиться в закрытую дверь, если есть открытые ворота. Но двери те на Западе, а ворота на Востоке. А из виду упускать нельзя ни то ни другое. И потом, только конкуренция с более сильным соперником ведет к развитию. Если двигаться исключительно на восток, к не имеющим промышленной базы народам, можно безнадежно отстать от Запада. Просто пропадет стимул для развития. К чему лишний раз напрягаться, если и так хорошо.
Сейчас движение вперед осуществляется практически только стараниями императора. Стоит ему ослабить давление, и все очень скоро превратится в болото. А процесс промышленного развития должен быть саморегулирующимся. Что в свою очередь возможно лишь при наличии целого сословия промышленников. Не поможет он им встать на ноги, оформиться и обрести самостоятельность – все, съедят их помещики на корню.
Ну да бог с ними, с экономическими интересами. В том смысле, что это далеко не единственное, что интересует европейских монархов. Тут ведь какое дело. У этих диких московитов есть трехсоттысячное войско. Оно, конечно, не может идти ни в какое сравнение с европейскими армиями, но все же это штыки. Даже турецкой армией нельзя пренебрегать, а уж теми, кто побил турок, и подавно. Вот и тянут европейцы русских в свои свары. И ведь не оставишь этот вертеп без присмотра.
Что же касается пределов империи, так России есть куда расти. Едва только удалось заселить Таврическую губернию, а ведь есть еще и Сибирь, и Дальний Восток, и Аляска. Где взять столько народу? Тут не к месту обрадуешься, что в России крепостное право все еще неколебимо, как ни расшатывал его Петр. Народ не больно-то стремится покидать насиженные места. Вот и срывают их императорскими указами да гонят через всю страну. Н-да. Тяжкий тот путь получается, многие погибают. И с этим нужно непременно что-то делать, потому как должны те земли заселяться русским крестьянином, и только так.
Кое-что предпринимается и для увеличения численности населения. Вон, у молдавских бояр в турецкую кампанию оттяпал двести тысяч крестьян, и сразу в Причерноморье стало куда как люднее. Опять же поощряет всякого рода перебежчиков из разных стран, определяя их на жительство. К примеру, на Волге и на Дону уже несколько немецких поселений стоят. И даже процветают. Но это опять его куда-то увело…
Не по этой причине он закрылся в дедовском кабинете, что случалось только тогда, когда его одолевали серьезные сомнения. В эти моменты он словно хотел заручиться поддержкой этого великого человека. Сегодня ему не давало покоя полученное от Туманова известие, из которого следовало, что в Европе случилось событие весьма неординарное. В частности, давние даже не соперники, а враги Австрия и Франция заключили между собой союз. И это сразу же переворачивало с ног на голову всю прежнюю расстановку сил. И даже с учетом того, что Петр старался не влезать в европейскую свару, предпочитая сосредотачивать свои усилия в ином направлении, России это касалось самым непосредственным образом.
Уже тринадцать лет согласно субсидному договору с Англией Россия содержит в полной готовности на границе Лифляндии тридцатитысячный корпус и сорок шлюпов. На Балтике эти суда пришли на смену галерам и строятся в особом порядке, применительно к использованию в балтийских шхерах. Как результат, корабли имеют мелкую осадку и хорошо приспособлены для действия в мелководных проливах. Благодаря же невысоким бортам вполне возможно использование весел.
Так вот, Россия содержит эти войска для защиты Ганновера, материковых владений короля Георга Второго. За это Англия ежегодно выплачивает субсидии в сто тысяч фунтов, что составляет четыреста пятьдесят тысяч рублей. Не бог весть какие деньги, если учесть то обстоятельство, что ежегодное содержание одного полка обходится в сорок тысяч.
Но, с другой стороны, есть возможность сэкономить на содержании одиннадцати полков. Уже немало. А уж в условиях, когда Петр претворял в жизнь сразу несколько дорогостоящих проектов, и подавно. С началом же боевых действий, без учета означенной суммы, ежегодная выплата англичан должна была вырасти до пятисот тысяч фунтов, то есть до двух миллионов двухсот пятидесяти тысяч.
А вот это уже куда как серьезнее. Тем более что Петр вовсе не собирался понапрасну лить кровь русского солдата. В конце концов, эти деньги платились за участие в войне, а не за победу в ней. Тактика русских военачальников в турецкой кампании, стремившихся идти на сближение с противником кратчайшим путем и навязывавших ему генеральное сражение, одобрения в европейских кругах не нашла. Придерживаясь же общепринятой тактики постоянного маневрирования, можно было играть в шахматы чуть ли не вечность, неся при этом потери в приемлемых для мирного времени пределах.
С учетом мобильности русских полков это было не так уж сложно. Пехота иноземных государств за день могла покрыть расстояние максимум в тридцать километров. Русские же полки преодолевали это расстояние едва ли не с легкостью. При необходимости их дневной переход мог составить даже пятьдесят километров (Россия уже пять лет как целенаправленно переходила на метрическую систему мер). Правда, в этом случае возникали кое-какие сомнения относительно боеспособности частей. Все же подобные переходы сильно выматывали. Но ты поди сначала догони эдаких скороходов, чтобы намылить им холку.
А все потому, что поддержанию физической формы в русской армии уделяли куда больше внимания, нежели муштре. Опять же продуманное обмундирование и амуниция, не без того. Плюс к этому отлаженная тыловая служба, что позволяло иметь при себе все необходимое. Одни только ротные полевые кухни чего стоили, изрядно экономя время. Кстати, централизованное питание помогало во многом избегать недугов, верных спутников всех армий.