Кроусмарш - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич 13 стр.


В следующее мгновение он отчетливо различил приглушенный топот копыт, а еще мгновение спустя сумел различить мчащихся на них всадников. Он послал стрелу в несущегося первым всадника, он четко расслышал стук наконечника о металлический доспех, но с удивлением обнаружил, то всадник хотя и покачнулся, но остался в седле. Этого не могло быть, так как с такого расстояния орочий лук пробивал любые доспехи, но это было.

От несущихся всадников послышались хлопки арбалетов, и в ряды орков вновь ворвался рой смертоносных болтов, и что удивительно, не все они прошли мимо. А затем Угре стало уже не до раздумий, так как в скопление орков влетели разъяренные всадники с копьями наперевес, оставалось только отбросить лук и схватиться за ятаган. Но что может поделать пеший против всадника? Практически ничего, если всадник умелый воин, а эти, судя по всему, были весьма умелыми.

Из той карусели смерти, что завертелась на небольшом пятачке, Угра практически ничего не запомнил. Помнил только, что метался из стороны в сторону, избегая смертельных ударов мечей и несколько раз сумев парировать смертельно опасную отточенную сталь. Пару раз он наносил ответные удары, но с досадой понимал, что они не достигали своей цели, вернее, ему удалось попасть достаточно точно, но из неудобного положения и с недостаточной силой, а потому доспех прорубить не получилось.

Так уж вышло, что он и еще несколько воинов сумели выскользнуть из этой круговерти смерти и, воспользовавшись тем, что остальной отряд в это время добивали, метнулись в сторону Могучей реки, как орки называли Яну. Только отбежав с пару десятков перелетов стрелы, беглецы остановились и осмотрелись.

Лишь пятеро вышли из той пляски смерти на берегу небольшой реки. Угра вдруг понял, что что-то сжимает в левой руке, бросив взгляд на нее, он увидел, что сжимает пять браслетов из желтого металла. Инстинкты работали сами, вне зависимости от того, о чем думал орк. Воинские браслеты не должны достаться врагу. Враг мог получить тело орка, но душа воина была заключена в эти браслеты: вознеси на погребальный костер браслет – и считай, что ты вознес на него самого орка, освобожденная из оплавившегося браслета душа воина воспарит в небеса, в места вечной охоты, и займет достойное место среди душ предков. Остальные орки тоже сжимали браслеты. Всего их собралось тридцать два, а значит, когда они уходили, от отряда практически ничего не оставалось, так как снять браслет можно было только с мертвого орка или смертельно раненного, но такому воину уже не подняться, тело не может существовать без души, лишенный браслета воин совсем скоро умирал. Считалось, что воин не сможет жить, даже если снять браслет с абсолютно здорового орка, но в действии это никто не проверял. Угра собрал все браслеты и ссыпал их в свой кошель.

Поход окончен. Окончен полным разгромом. Но Угра не чувствовал за собой никакой вины по поводу оставления места схватки. Да, их отряд практически полностью уничтожен, да, они возвращались без добычи, но они несли с собой весть. Весть о том, что люди в очередной раз решили закрепиться на этом берегу и перекрыть проход – иного объяснения нахождению здесь такого большого отряда Угра не видел. Ясна ему стала и странность с дорогой: ее укатали множество повозок, копыт и ног. В долину пришло много людей. Совет старейшин должен знать об этом. Эти людишки сильно пожалеют об этом. Племя за эти годы целиком восполнило былые потери и даже успело разрастись – у них достаточно воинов, чтобы люди пожалели о том, что решили сделать.

Уже занимался рассвет, когда всадники под командой Андрея начали настигать беглых орков. Те, прилагая неимоверные усилия, рвались к берегу Яны, но не к удобному проходу, а к обрывистому берегу. Все понятно – орки же не дураки и прекрасно понимали, что через проход им не уйти; прыжок с тридцатиметровой высоты тоже особо здоровья не прибавит, тем более если попадешь на мелководье, но здесь был хотя бы шанс вырваться из ловушки. До берега им оставалось совсем немного, всадники уже видели четко очерченный край обрыва, им до него было еще около двух сотен шагов, оркам – не больше тридцати.

Как ни быстры были спасающие свою жизнь воины урукхай, но всадники все же успели приблизиться на дистанцию выстрела и с ходу спустили тетивы арбалетов. Свою цель нашли только два болта – в паре шагов от обрыва. Хотя было отчетливо видно, что орки смертельно ранены, а так изогнуться мог только смертельно раненный, они все же преодолели последние метры и безвольными куклами рухнули вниз. Остальные, не замедлившись ни на мгновение, с ходу прыгнули в пугающую пустоту.

Подскакав к обрыву, Андрей резко осадил коня и, спрыгнув на землю, тут же взвел арбалет и наложил болт. Глянув вниз, он увидел над водой только две головы – третий, не пострадавший от обстрела, или разбился, или не сумел избавиться от доспеха, утянувшего его вниз. Но эти двое так просто сдаваться не собирались и, энергично загребая воду, со всей возможной поспешностью отдалялись от берега.

Андрей вскинул арбалет и, тщательно прицелившись, нажал на спусковой крючок, болт вспорол воду, подняв небольшой фонтанчик вблизи от одной из голов, но цель поражена не была. Вслед за ним послышались хлопки арбалетов остальных всадников, вода вокруг беглецов вспенилась, и один из пловцов вдруг дернулся, он еще какое-то время пытался плыть, но у него ничего не получалось – и уже через пару-тройку секунд его голова погрузилась в воды Яны. Но оставшийся орк продолжал неистово грести мощными гребками, и каждый такой гребок отдалял его от жаждущих его крови людей. Свою лепту вносила и Яна, стремнина которой на этом участке была смещена к скалистому берегу, и сейчас относила беглеца в сторону, но течение люди вполне компенсировали, перебегая дальше по берегу. Каждый сумел сделать еще по нескольку выстрелов, однако результат был нулевым. Вскоре орка если и можно было достать, то только из длинного лука или карабина, но ни того ни другого не было. Андрею оставалось только, сжав зубы, наблюдать за тем, как орк продолжал отдаляться к противоположному берегу: надежд на то, что он не доплывет, тоже не было – судя по его энергичным гребкам, пловец орк отменный.

– Теперь вся надежда только на Жана, – тяжко вздохнув, проговорил подошедший Джеф.

– Но ведь в форте есть лодка, – встрепенулся Андрей.

– Есть. Да только на тот берег совался лишь сэр Ричард, со своими дружками, никто больше не пытался ею пользоваться, так что за это время она сильно рассохлась и нуждается в ремонте, – разочарованно возразил ветеран. – Да даже будь она в порядке. Пока доскачем, пока спустим на воду, пока дойдем досюда, а потом еще и его искать… Это отсюда его хорошо видно, а там не больно-то и рассмотришь. Нет, этого орка мы упустили, надеяться нужно только на Жана и его охотников.

– Но они могли и вовсе не заметить этого отряда, берег большой.

– Могли, – не стал его обнадеживать Джеф.

Андрей нервно потер грудь, и его кольчужная рукавица тут же скрежетнула по застрявшему в нагрудной пластине наконечнику стрелы. Орк бил в упор, от удара даже древко расщепилось, а Андрей остался на коне только благодаря рыцарскому седлу со спинкой: ни один доспех не сумел бы остановить эту оперенную смерть, а титановая пластина справилась.

Ночь прошла спокойно, орки так и не появились. Все говорило о том, что либо орочий отряд преспокойно отправился в свой поход, так и не обнаруженный людьми, либо все же был без лишнего шума перехвачен значительно разросшимся гарнизоном форта. Хотя, если честно сказать, Жан не представлял, как можно бесшумно уложить полсотни воинственных орков, каждое мгновение держащихся настороже. Поверить в полную беспечность лесовиков Жану было куда сложнее, нежели в то, что люди все же проспали их. Однако отсутствие на реке возвращающегося врага говорило именно об этом, или же для отхода они воспользовались другим маршрутом.

Жан мог сутками сидеть в засаде, выслеживая дичь, и не имело значения – на четырех ногах она передвигалась или на двух, имела она выпирающие из губ клыки или нет. Но что он ненавидел больше всего, так это изнывать от неизвестности. Его буквально ломало оттого, что он не знал о том, что сейчас предпринимают орки. Поэтому, едва рассвело, он разрешил парням по одному отдыхать, пока двое будут бдеть, а сам отправился к Яне.

Жан двигался по лесу совершенно бесшумно: подобное перемещение даже в незнакомой чаще было основой его выживания, а потому он выбирал, куда поставить ногу, абсолютно не думая, действуя на автомате. Его взгляд, расфокусированный и охватывающий периферийным зрением всю местность, не упускал ни одной детали, глаза сами собой выискивали участок, на котором отсутствовали какие-либо сучки, одновременно они осматривали окрестности на предмет засады и успевали приметить, не остается ли за охотником след. Достичь такого, будучи в напряжении, было невозможно: человек в напряжении может сохранять внимательность слишком непродолжительное время – этим нужно было жить, дышать, и достигалось это только большой практикой. Именно по этой причине его люди практически не бывали в селе, предпочитая постоянно жить в лесу, они должны были сжиться с лесом, и, судя по всему, им это неплохо удавалось. Из парней получились отличные лесовики, и не взял он их с собой только потому, что сейчас ему было куда проще одному.

Как и предполагал Жан, лагерь орки разбили в месте слияния рек, на противоположном от него берегу. Лагерь они расположили удачно, ловко припрятав свои лодки: несмотря на свой огромный опыт, Жан их так и не обнаружил, чем был сильно уязвлен. Самих орков было обнаружить куда проще – они расположились не на полянке, а прямо под деревьями, огня не разводили. Однако сидеть без движения в ожидании назначенного срока им не хотелось, а потому они позволяли себе перемещаться и даже устраивать кое-какие забавы. В конце концов, люди на орочьей стороне практически не появлялись, если не сказать, что в этой части они не появлялись уже больше двух лет, – так отчего вести себя как на вражеской территории.

Убедившись, что орки никуда не делись, Жан, словно тень, скользнул в обратном направлении. Судя по всему, противник не собирается предпринимать ничего неожиданного, и путь отхода у них будет именно по этой речке. Вернувшись в импровизированный лагерь, он отправил одного из подчиненных отдыхать, сменив его на дежурстве: старший артели должен быть образцом выносливости, да и вообще если рядовому полагалось отдыхать вполглаза, то старший делал это только в четверть.

Разбудило его даже не прикосновение к плечу, а какое-то необъяснимое чувство, безошибочно сигнализировавшее о необходимости просыпаться. Когда он открыл глаза, рука Билли замерла, не успев коснуться плеча старшего.

Жан метнул в его сторону вопросительный взгляд, инстинктивно избегая говорить даже шепотом, Билли изобразил гримасу, долженствующую означать орочью морду, и скосил глаза за левое плечо, указывая таким образом направление, оттуда могли появиться только те орки, которых они, собственно, и ждали. Но что могло случиться? Почему они возвращаются так рано? Ответ на оба вопроса был очевиден. Враги возвращались, неся весть о том, что в Кроусмарше произошли кое-какие изменения. Жан бесшумно скользнул к кусту, который выбрал своей позицией, Билли последовал на свое место.

Как только Жан осознал, что орки возвращаются, он тут же задался вопросом, сколько воинов смогло вырваться из мышеловки, – если слишком много, то остановить их они не могли. Карабины, конечно, скорострельные, но только стрелков слишком мало. Однако его опасения не оправдались.

Вверх по течению, уже в вечерних сумерках, поднимались все шесть лодок. К слову сказать, их лодка была раза в два меньше, хотя и способна была вместить в себя до десятка воинов в полном облачении, – такие лодки чаще всего использовали охотники. Эти были значительно больше – сразу видно, что предназначены для боевых походов. Несмотря на свои габариты, лодки тем не менее были достаточно легкими и столь же легки в управлении, конечно, при наличии необходимых навыков. Такая лодка способна была вобрать в себя не меньше двадцати воинов, но орки предпочитали ходить с неполной загрузкой: ведь нужно было еще переправить и добычу.

В трех сидело по паре гребцов, еще три тащили на буксире. Только в последней лодке было трое орков, причем третий был бездоспешным, с наложенной на правую руку повязкой и явно измотанный настолько, что казалось, будто он вплавь переправился через Яну, а потом еще и преодолел многокилометровый марш. Впрочем, скорее всего, так оно и было. Значит, сэру Андрэ удалось уничтожить орочий отряд, спасся только вон тот воин.

Жан внимательно изучил измотанного орка, который полулежал с закрытыми глазами, опираясь о борт лодки спиной. Этому, чтобы прийти в боевое положение, потребуется некоторое время, и вообще он наименее прыткий, а значит, и наименее опасен и в плане боя, и в плане бегства. Жан решил не менять уже намеченного плана, о чем сигналами известил артельщиков. Охотники прильнули к прицелам, подпуская противника на намеченный рубеж начала стрельбы.

Уставший и изможденный, Угра сидел в лодке, предоставив возможность гребцам самим выгребать против течения. Конечно, двигались они куда медленнее, чем с полным комплектом гребцов, но, откровенно говоря, он сомневался, что сможет вообще удержать в руках весло. Могучая выпила из него все силы, а то, что еще оставалось, взяли в качестве жертвы лесные духи.

К берегу он сумел выйти далеко вниз по течению – настолько далеко, что пришлось переправляться через Проклятую речку. Отчего ее называли Проклятой, он доподлинно не знал: знал только, что вытекает она из Проклятой долины. Поговаривают, что в ней очень много желтого металла, из которого шаманы делали воинские браслеты, но даже они сторонились брать оттуда этот дорогой и очень редко встречающийся металл. Начало свое она брала из Проклятой долины, в которую никогда и никто не ходил. Гиблое место. Даже речку никогда не переходили вброд и вообще старались не приближаться к ней, предпочитая огибать ее по Могучей. Но ему пришлось-таки пройти по прямой и переправиться через нее вброд. Плыть по Могучей у него не было сил.

Только к вечеру он сумел добраться до лагеря и сообщить остававшимся ставшие ему известными сведения. Оставленный с молодняком старший решил тут же донести весть до совета старейшин. Угра поднял вопрос о том, чтобы бросить лишние лодки и идти на одной, но старший воспротивился этому, справедливо отметив, что таким образом они смогут выиграть не так уж и много времени, а вот для большого набега понадобятся все лодки, какие только найдутся.

Угре наскоро перевязали руку: один из болтов все же настиг его, правда не задел вены и кости. Ранение было болезненным, но орк предпочел перетерпеть боль и в результате спас жизнь.

Откинувшись к борту лодки, Угра наслаждался покоем, буквально физически ощущая, как усталость покидает тело. Его даже сморило, и он задремал, и эта дрема обещала перейти в здоровый сон. Его за это никто не осуждал – это не проявление слабости, прояви он слабость – и сейчас покоился бы на дне Могучей, терзаемый вечно голодными рыбами.

Проснулся он мгновенно. Из близких кустов, до которых едва ли было с десяток шагов, послышались резкие хлопки – он не смог опознать, что это были за хлопки, слишком сильные даже для арбалетов, но вот действие было не менее смертоносным. Рывком придя в себя, он заметил, что орк, сидевший на носу, заваливается на спину. Хотя было очевидным, что тот получил смертельное ранение, – ни стрелы, ни какого иного предмета Угра не заметил. Прийти в себя и оценить обстановку было делом одной секунды, Угра был заслуженным ветераном, а потому привести его в смятение было непросто. За это время он успел оценить и то, что воины на других лодках тоже подверглись нападению. Из кустов послышались легкие щелчки, суть этого звука была ему непонятна, но мозг инстинктивно отметил опасность. Возможно, кто-то назвал бы его трусом, но бывалые воины поняли бы его поступок. Что должен делать безоружный, бездоспешный, подвергшийся обстрелу, не имея возможности не то что защищаться, а просто рассмотреть врагов? Угра одним плавным движением перевалился через борт и в мгновение ока оказался под водой – все произошло настолько быстро, что он едва успел вдохнуть воздух.

Назад Дальше