Ну и Вера, естественно, тут же уцепилась за мое предложение насчет фотографии в отпуске.
- Ой, Вить, я тебе давно хотела сказать! Твой «ФЭД» - он, конечно, очень хороший аппарат, но больно уж старый.
Ты даже не представляешь, насколько, подумал я. Ему уже лет шестьдесят, он мне от отца достался. Правда, обращались с ним бережно.
- А недавно появился «Зенит-З», это вообще чудо! Он зеркальный и с большим видоискателем. Давай ты себе такой купишь? И экспонометр к нему, а то на глаз трудно выдержку определять. А я тебе с деньгами помогу, ты же знаешь, я весь июнь буду в Ботаническом саду МГУ работать, там заплатят целых шестьдесят рублей.
Я с трудом удержался от улыбки. Шестьдесят рублей, это ж какие деньжищи! Хотя у Антонова в ее возрасте примерно так и было, только не один месяц, а девять в году. Мать оформилась дворником по совместительству, но работал и получал деньги я - подметал и чистил снег во дворе нашего дома и соседнего. Сам, отец помогал только после сильных снегопадов.
- Я тогда таких снимков наделаю! - не унималась Вера. - И потом, в такой аппарат не жалко и цветную пленку заряжать, ты же обещал меня научить в цвете печатать. Давай прямо с этой получки, а?
Вообще-то деньги у меня и без получки были, но я не поддался и напомнил:
- Вер, если ты будешь только верещать, а не работать, то забудешь, что вон там в углу лежит и второй цилиндр, левый, к которому ты еще не приступала. На одном мы далеко не уедем. Да, и еще две головки, их тоже полирнуть не помешает. Про фотоаппарат я подумаю, но ты давай уж не сбавляй трудового энтузиазма.
- До ужина же почти час!
- Так тебе еще умываться, а это явно не пара минут. Или пойдешь за стол вся в зеленых пятнах, как какая-нибудь кикимора?
- Ой, да! А ты мне покажешь, как это зеленое отмывать? Я в таком еще ни разу не пачкалась.
- Вер, ну мне тебя что, как маленькую, умывать придется? А еще замуж собралась!
- Я не... - начала было девушка, но потом покраснела и пискнула:
- Кто тебе проболтался?
- Сам дошел, видно же.
- И ты согласен?
- Конечно, не волнуйся.
Я немного порылся в ящике стола и скоро достал искомую коробочку.
- Вот тебе колечко. Оно не обручальное, а просто для красоты. Ну и как напоминание, что у тебя есть я. Только прямо сейчас, на грязный палец, не надевай.
- Урааа!!! - завопила Вера, но тут же спохватилась:
- Все, молчу, молчу. Иду работать. А когда закончу и умоюсь, ты меня поцелуешь? Хотя бы в щечку?
Снова зажужжала шарошка.
Если кого интересует, были ли шарошки в продаже в шестьдесят четвертом году, я отвечу честно - да хрен же их знает. Мне не попадались, но это еще ни о чем не говорит. Зато бормашин для зубных врачей было полно, и достать их гибкий вал с наконечником особого труда не представляло. А уж сделать из него шарошку и тем более, подходящий моторчик я подобрал в куче всякого барахла с разобранных установок на работе. Получился, конечно, не совсем дремель, но что-то достаточно на него похожее. Ну, а Веру я посадил именно на полировку оттого, что у нее пальцы тонкие. Гораздо тоньше, чем у меня, а при полировке каналов это важно. И вообще у меня будет хорошая жена, а мнение старого брюзги Антонова Витю Скворцова совершенно не волнует.
Глава 14
Магнитофон я отдал завлабу не в феврале, а в последний день марта. Задержка была связана с тем, что и лентопротяжку потребовалось слегка доработать, дабы она полнее соответствовала обновленной электронике. Завлаб отнесся к переносу срока с пониманием и даже спросил, не нужно ли оплатить не оговоренные заранее работы. На что я ответил в том духе, что, мол, если сам сразу не догадался, что такие доработки понадобятся, то сам и дурак. По уму за срыв сроков вообще полагается слегка уценить работу. Но на это завлаб не согласился, так что я получил свои пятьсот пятьдесят рублей.
Этот визит начальника не вызвал такого ажиотажа среди соседей, как первый, все-таки он был уже четвертым. Завлаб приезжал, чтобы забрать магнитофон после записи «битлов» всем желающим, затем в конце января привез его обратно и вот сейчас окончательно забрал, уже в преображенном виде.
Зато через день к нам в гости заехал Ефремов, ему было интересно, как я тут устроился. И вот этот визит поверг семью соседей в шок. Правда, не всю - дядя Миша если что и читал, то только Брянцева и Ардаматского. «Великая дуга» показалась ему слишком скучной и не пойми про кого написанной, а больше он ничего из Ефремова читать и не пытался. Джулька, наверное, вообще ничего не читал, но это не уменьшило энтузиазма, с которым он вертел хвостом и повизгивал. Зато и тетя Нина, и Вера читали все, что было из фантастики в библиотеке на улице Строителей, в том числе и недавно вышедшее «Лезвие бритвы». Не знаю уж, что они про меня подумали, но потрясение было настолько сильным, что тетя Нина потом несколько дней то и дело обращалась ко мне на «вы», и только после неоднократных напоминаний о том, что лично я вообще ничего не написал и не собираюсь, вернулась к прежнему обращению.
А Вера вбила себе в голову, что прототипом Гирина был я.
- То-то, когда я читала, он мне казался каким-то знакомым! - заявила девушка.
Мои попытки объяснить, что, когда роман писался, я служил в армии и вообще вдвое моложе Гирина, успеха не имели. Мне было сказано, что Гирин тоже когда-то был молодым, а я, наоборот, со временем достигну его возраста. А что на момент начала написания романа Ефремов не был со мной знаком, так это и вовсе ерунда. Он же гений, а, значит, мог предвидеть и не такое.
Ладно, решил я, это у нее возраст такой. В юности всех тянет кого-то идеализировать, так пусть уж лучше меня, чем фиг знает кого. Когда со временем наступит разочарование, оно все-таки будет не очень сильным, я постараюсь.
Третьего апреля шестьдесят четвертого года в семье соседей произошло знаменательное событие - они наконец-то купили телевизор. Вообще-то у них были поползновения совершить покупку еще полгода назад, но средств тогда хватало только на самый дешевый аппарат, какую-то «Зарю». Антонов, даром что занимался ремонтом телевизоров, ничего про такой не слышал - видимо, к началу его трудовой деятельности эти динозавры давным-давно вымерли. Поэтому Скворцов посоветовал не выбрасывать деньги на ветер, а подкопить и приобрести что-нибудь качественное. К его совету прислушались, и вот, наконец, в один прекрасный пятничный вечер дядя Миша на служебной «Победе» и со мной в качестве грузчика-консультанта привез долгожданный рассадник культуры домой.
Я втащил ящик в квартиру и с облегчением поставил его на пол в прихожей. Хоть это был и не более поздний «Рубин», цветной, который в одиночку и не особо поднимешь, а черно-белый, марки «102В», но весил он все равно порядочно - тридцать два кило.
Естественно, вокруг телевизора тут же запрыгала и заверещала Вера. Ей по мере сил помогал Джулька. Никто не усмотрел в этом ничего необычного - все давно привыкли. Отсутствие такой реакции могло означать только одно - девушка серьезно заболела.
Выяснилось, что соседи до сих пор не решили, куда его ставить. Вера вообще предложила в прихожую - мол, чтобы я его тоже мог смотреть, когда захочу.
- А что, вы меня в комнату не пустите?
- Пустим, конечно, но вдруг ты захочешь посмотреть что-нибудь ночью, когда все спят?
- Ночью, когда все спят, телевизор может показывать только настроечную таблицу, да и то не всегда.
В общем, с двухэтажной тумбочки нашими с дядей Мишей усилиями был снят верхний блок и водружен на комод, благо высота потолка позволяла, а на освободившееся место мы поставили телевизор. После чего дядя Миша нас покинул, ему надо было отогнать «Победу» в парк.
Честно говоря, я не очень понимал, из-за чего люди испытывают такой восторг. Несмотря на то, что «Рубин» теоретически мог принимать двенадцать каналов, реально в Москве работали только два, причем далеко не круглосуточно. Никакой аппаратуры видеозаписи на студиях еще не было, поэтому передачи шли либо в прямом эфире, то есть в основном беседы на камеру, либо это были сюжеты, снятые на кинопленку. То есть кроме изредка показываемых фильмов, в основном тягомотно-скучных, смотреть было нечего. Ни «Кинопанорамы», ни «Кабачка 13 стульев», ни даже «Спокойной ночи, малыши» еще не было.
В частности, в день покупки передачи начались в половину двенадцатого с программы «На просторах Родины», но тогда все были в школе или на работе, и вообще телевизора у нас еще не было.
В обед он тоже не появился, но в вещании наступил перерыв до пяти вечера.
Когда мы с дядей Мишей только покупали этот «Рубин», шел какой-то «Экран международной жизни».
Зато когда телевизор наконец-то оказался на своем месте и был включен, по второму каналу шел мультфильм «Приключения Буратино». Его я посмотрел, в основном с целью оценить качество звука и изображения. А ничего так, я, честно говоря, опасался худшего.
И, наконец, когда мы с опозданием почти на час поужинали, начался фильм «Мать». Нет уж, мать вашу смотреть не буду, подумал я и ушел к себе, отговорившись тем, что у меня много несделанной работы, а этот фильм я уже видел. Это было чистой правдой, но то, что данный просмотр состоялся где-то лет пятьдесят назад и все увиденное я напрочь забыл уже через месяц, осталось невысказанным.
Ну, а в воскресенье пятого апреля я выкатил преображенную «Яву» на улицу.
Степень сжатия я ей увеличивать не стал - это в Москве с бензином было терпимо, но если от нее отъехать километров на сто - двести в любую сторону, то, как мне сказал дядя Миша и подтвердил завлаб, сразу становилось наоборот. А в таком виде «Ява» даже могла потихоньку, без фанатизма ехать и на шестьдесят шестом.
Однако полированные каналы и электронное зажигание все-таки привели к тому, что мотор стал раскручиваться заметно резвее. Максималку я пока не замерял, для этого лучше выехать из Москвы, но приемистость возросла.
Вечером я проверил свет. Да уж, с таким ночью ездить одно удовольствие!
В фаре у меня теперь стояла двенадцативольтовая галогенка на шестьдесят/пятьдесят пять ватт, которой я переделал цоколь, чтобы она вставала в явскую оптику. Но питалась фара не от бортсети, а от преобразователя, выдающего три фиксированных напряжения на выбор - восемь с половиной, десять и тринадцать с половиной вольт.
На самом малом напряжении лампа светила желтовато и тускло, примерно как штатная у «Явы». На среднем - уже заметно ярче, но не очень выделяясь на фоне, например, «Урала». Но зато на максимуме зона уверенной видимости была метров сто тридцать! Где-нибудь в горах Кавказа или Крыма это будет очень к месту, ночи там темные, а дороги извилистые.
Как уже говорилось, теперь бортсеть моего мотоцикла стала двенадцативольтовой. Генератор давал порядка девяноста ватт. Аккумулятор я поставил от «Тулы», в отличие от более поздних времен они пока продавались практически свободно.
Кстати, магниты в статоре обеспечили еще один довольно приятный плюс. Обычную «Яву» без аккумулятора (или с севшим) с кика не заведешь, только с толкача. А моя теперь заводилась и с ноги. Правда, не первого тыка, как с аккумом, а с третьего. Первые два обеспечивали заряд конденсаторов в контроллере зажигания.
Пассажирская часть сидения теперь была приподнята примерно сантиметров на семь. Во-первых, это обеспечило дополнительное пространство под седлом, куда теперь можно было что-то сунуть. Во-вторых, у меня появился упор для копчика, в дальней поездке он не липший. А в-третьих, Вере стало гораздо удобнее. Раньше ее глаза были примерно на сантиметр ниже моего плеча, из-за чего девочке было довольно неудобно смотреть вперед. Ну, а теперь все стало нормально.
Кроме того, вместо неудобной явской рукоятки газа, которую для выкручивания на полную приходилось перехватывать, стояла от «Паннононии», этого недостатка лишенная.
И, наконец, моя «Ява» обзавелась зеркалами и поворотниками, коих у нее в стандарте не было. Да и вообще их на мотоциклы пока не ставили - типа пусть водитель вертит головой и руками показывает намерение повернуть.
В общем, мотоцикл получился очень приличный. Когда молодой Антонов в первый раз поехал на юг, его «Ява» была заметно хуже.
Я все-таки сочинил письмо от имени Ефремова будущему кавалеру всех мыслимых и немыслимых орденов - нашему дорогому Леониду Ильичу однако никакого восторга у «автора» оно не вызвало. Сначала он долго придирался к запятым, а потом, заикаясь заметно сильнее, чем обычно (обычно-то оно было почти незаметно), вопросил:
- В-вы же вроде собирались ни во что н-не вмешиваться до четырнадцатого октября? А это будет самое настоящее вмешательство, причем не м-микроскопическое.
Я в общем-то прекрасно понимал Ивана Антоновича - ему было просто противно. Мне-то что - накорябал текст и забыл, а ему под ним подпись ставить! Это ж потом самому себе будет в глаза смотреть стыдно. Но так как и то обоснование, что он мне высказал, выглядело вполне логичным, мы решили этот вопрос пока отложить. Зато перед майскими праздниками съездили в Архангельское - посмотреть, как оно там.
Надо сказать, что пассажиры с точки зрения мотоциклиста бывают разные. Например, Вера представляла безусловный идеал, такой даже Антонову вроде бы не встречался, хоть он и успел повозить на заднем сиденье множество народу обоих полов.
Так вот, правильный пассажир должен, во-первых, не очень много весить. Во-вторых, он должен сидеть, крепко прижавшись к спине водителя, и наклоняться вместе с ним, причем как можно более точно. А это не так просто.
Обычно водитель выдерживает одну и ту же позу относительно мотоцикла, но иногда требуется иное. В длинных поворотах, проходимых на большой скорости, водитель наклоняется внутрь поворота сильнее, чем мотоцикл. А в «змейках», наоборот, он сидит прямо, а виляет только мотоцикл под ним.
И, наконец, правильный пассажир глядит вперед всегда из-за одного плеча водителя, заранее оговоренного. Мне было привычней, чтобы справа.
Как уже говорилось, Вера в этом смысле была полным идеалом. А Ефремов - наоборот, он ухитрялся не соблюдать ничего из перечисленного. Да к тому же оттого, что Иван Антонович весил существенно больше Веры, а сидел немного выше, чем на мотоцикле без доработок, его отрицательное влияние на устойчивость и управляемость еще усилилось. Разумеется, на безопасности поездки это не сказалось, но ехал я медленнее обычного. И, наверное, устал бы, если бы до Архангельского было не тридцать километров от улицы Губкина, а сто пятьдесят или двести.
По приезду мы разделились, договорившись встретиться часа через три на площади у небольшого дошатого сарайчика, громко именуемого автовокзалом. Кстати, рядом там стояла гораздо более современная, почти целиком из стекла и бетона, столовая. Из чего я сделал вывод, что, наверное, жители Архангельского в большинстве своем домоседы, но зато любят покушать.
Ефремов пошел осматривать окрестности и любоваться пробуждающейся от зимней спячки природой, а я путем опроса местного населения попытался выяснить, насколько реально здесь снять дачу на лето. Оказалось, что вполне - правда, цены слегка кусались. Если с июня по сентябрь включительно, то мне сказали, что потребуется как минимум девяносто рублей, а то и вовсе все сто. Да и то если договариваться и платить аванс прямо сейчас, к лету сумма еще подрастет. Это было заметно дороже, чем в Абрамцево, где Ефремовы снимали дачу в прошлом и позапрошлом году. Но, с другой стороны, здесь, в Архангельском, имелось существенное преимущество. По Абрамцево сколько не слоняйся, все равно не встретишь даже самого захудалого кандидата в члены президиума ЦК КПСС, не говоря уж о полном члене. Максимум, кого можно увидеть, если постараться - Константина Федина. Однако он хоть и первый секретарь, но не ЦК, а всего лишь Союза писателей. В общем, лично мне он неинтересен ни как секретарь, ни как писатель, ни как человек. И, наверное, Ефремову тоже.
Зато в Архангельском теоретически можно совершенно случайно - ну, или почти случайно - познакомиться с Алексеем Николаевичем Косыгиным, а это личность совсем другого масштаба. Да и не обеднею я от каких-то там ста рублей! То есть, как будет сказано Ивану Антоновичу, не лично я, а благодарные потомки.
Тем временем события шли своим чередом - тем самым, что однажды уже прошли в прошлом Виктора Антонова.