В общем, я громко и с большим чувством исполнил ту песню из будущего, каковую имел основания считать как минимум наполовину своей. То есть «Дави клопа».
- Неплохо, - прокомментировал Брежнев, - полностью согласен, мерзкие насекомые. Давненько, правда, не доводилось их видеть, но помнить помню. Однако ты прав, эту песню еще шлифовать и шлифовать. Вот, например, строчка «дави клопа, дави ногой» явно неудачная. Кто же их ногами-то давит? Тапком надо, тапком.
А ведь он прав, подумал я. Как же это Антонов тогда сплоховал? Впрочем, предлагать данную песню для исполнения я никому не собирался. В СССР приличных поэтов хватает, они смогут сочинить и что-нибудь получше.
В результате этих встреч мое мнение о Брежневе начало потихоньку меняться. Прежнее-то базировалось на воспоминаниях Антонова, а он помнил в основном позднего Брежнева, тупо сюсюкающего из телевизора про сиськимасиськи и сосискисраны. А я видел перед собой другого человека. Да, он сибарит и явно работает под девизом «живи сам и не мешай жить другим». Так это же совсем неплохо! Главное, идеологически он не зашорен, это видно. Ну, а его периодические советско-коммунистические вставки в речь - так это просто привычка. Они у него получаются вообще без задействования головного мозга. Примерно как у дяди Миши, когда рядом нет тети Нины или Веры, неопределенный артикль «мля» сам собой встает через два слова на третье.
И Вере новый глава КПСС понравился.
- Надо же, какой приятный дядечка! - поделилась она со мной сразу после нашего первого концерта. - Ой! Что ты на меня так смотришь?
- Думаю, мне как - уже можно начинать ревновать или лучше пока погодить?
- Вить, ну что ты! - покраснела Вера. - Я ведь совсем не в том смысле!
- Да шучу я, шучу. Но все же, как ты считаешь - он будет лучше Хрущева или хуже?
- Так я с Никитой Сергеевичем не знакома, - резонно ответила Вера, - но Леонид Ильич хороший человек.
В самом конце сентября состоялся очередной пленум ЦК КПСС. Когда я начал читать его материалы, то понял, что история идет уже не совсем так, как раньше. В основном они совпадали с текстом, который мне заранее переправил Антонов, но были и существенные отличия.
Во-первых, Демичев из кандидатов стал действительным членом Президиума. А так как секретарем ЦК он уже был, то теперь именно ему предстояло заниматься вопросами идеологии. Ну, а за Сусловым пока оставался отдел внешних сношений ЦК. Понятно, что это всего лишь первая ступенька вниз, небось его там быстро засношают до пенсии. Ай да Леонид Ильич! Без него у Косыгина с Шелепиным задвинуть Суслова не получилось бы.
Правда, именно Демичев был тем, кто несколько лет назад пытался заставить Ефремова замусорить галактику памятниками Ленину, Марксу с Энгельсом и, кажется, даже Хрущеву. Кстати, а не поручить ли мне луноходикам изваять памятник Никите на ночном светиле? В соответствии с указаниями партии, в которую я вот-вот вступлю. Из подручного материала. Во весь рост, с голым задом, здоровенной кукурузиной в одной руке и ботинком - в другой. А потом, когда спросят, кто же это меня надоумил на такое безобразие, сделать наивные глаза и сослаться на товарища Демичева. Хотя нет, это, пожалуй, еще рановато. Такие маленькие луноходы не справятся.
То есть этот Демичев, надо полагать, классический приспособленец. Ну и что? Зато, надо думать, управляемый, недаром мне Володя Семичастный заказывал мне подробное досье на него. А в комитете небось и свое готово, не хуже моего, собранное еще до упомянутого Косыгиным запрета. Так что есть надежда - возможно, с идеологией все будет немного получше, чем в прошлом Антонова. Не одни провалы непрерывной чередой, а вперемешку. Успех - провал, успех - провал, и за какой-нибудь очередной Демичева снимут. А на его место посадят того, кто успеет хоть чему-то научиться на его ошибках.
Однако это было еще не все. Относительно промышленности в новых материалах пленума говорилось почти слово в слово то же, что и в старых, но имелось и довольно существенное дополнение. Оно состояло в утверждении, что индивидуально-семейная трудовая деятельность социалистическому способу производства нисколько не противоречит. В силу чего совету министров предписывалось разработать нормативные акты, обеспечивающие ее всемерное развитие на благо советского народа.
И тут оказалось, что материалами пленума интересуюсь не один я. Дядя Миша зашел ко мне с газетой и вопросил:
- Вить, вот ты все знаешь. Может, объяснишь, что это за... ин... мля, дивидуальная деятельность такая? Опять сажать будут или просто раскулачивать?
- Да нет, имеется в виду немного другое. Вот как выйдут регламентирующие документы, ты сможешь, получив патент, купить машину, нарисовать на ней шашечки и в свободное время подрабатывать извозом.
- Так это и на рабочей машине неплохо получается, - не понял всей глубины новаций сосед. - И никакого патента не надо. Хотя, с другой стороны, и бригадиру отстегивать не придется... опять же можно не беспокоиться, не из ментовки ли пассажир... в общем, надо подумать.
М-да, прикинул я, надо же, живу-то здесь уже скоро как три года, а только сейчас понял, на какие шиши дядя Миша ухитряется не так уж редко закладывать за воротник. Получку-то он всю до копейки сразу отдает тете Нине.
Наибольшую же прозорливость проявила Вера. Она зашла ко мне после дяди Миши, пристроилась рядом и молча смотрела, как я внимательно читаю и делаю выписки. А потом сказала:
- Знаешь, Вить, ты только не смейся, но у меня такое впечатление, что ты все это придумал сам, а сейчас смотришь, правильно ли придуманное тобой воплощают в жизнь Брежнев с Косыгиным. Выписываешь ошибки, чтобы потом их в них ткнуть носами. Жалко, что меня не позовешь, а то интересно было бы посмотреть.
Глава 30
Наверное, у многих людей в подсознании дремлют темные силы, и некоторые предметы способны их активировать. Например, если человек в глубине души Раскольников, то при виде хорошего топора он может задуматься о том, что одна старушка, конечно, это всего-навсего двадцать копеек, но зато пять старушек - уже рубль.
Если это правда, то я в душе закоренелый бюрократ. При первом же взгляде на свой кабинет мне захотелось сначала постелить в приемной красную ковровую дорожку, а потом учинить какое-нибудь выдающееся головотяпство. Впрочем, это атавистическое желание продержалось всего несколько секунд - ровно до того момента, когда я обратил внимание на свою секретаршу. А после того, как она закурила, да еще не какую-нибудь благородную «Герцоговину Флор» и даже не «Беломор», а «Север», появилось другое - сбежать отсюда и больше в свой кабинет без противогаза не заходить.
Когда кадровый вопрос еще обсуждался, замдиректора по режиму Лев Васильевич Птицын спросил:
- По поводу секретарши какие-нибудь пожелания будут?
- Ну, во-первых, чтобы она разбиралась в своем деле. Я в нем не разбираюсь и учиться тоже не буду.
- Это само собой.
- Ну и чтобы она была старой мымрой.
- Уточните, пожалуйста.
- Моя невеста при виде нее не должна переживать за мой моральный облик.
- Понятно. Это условие как раз выполнить нетрудно, в отличие от обратного.
- Неужели в Москве мало симпатичных девушек?
- В Москве, может, и много. А в органах, да еще с соответствующим допуском, уже не очень.
В общем, мое пожелание было не только выполнено, но и перевыполнено. Октябрина Григорьевна Ванина оказалась сушеной каргой в возрасте где-то от сорока пяти до восьмидесяти, в ее личное дело я не заглядывал. И дымила, как паровоз, причем не какая-нибудь маневровая «Овечка», а как полноценный «ФД», то есть «Феликс Дзержинский». Правда, печатала она со скоростью хорошего пулемета и без ошибок.
Впрочем, там, где я буду проводить большую часть своего рабочего времени, никаких секретарш не предвиделось.
Институт состоял из двух корпусов - трехэтажного «А» и двухэтажного «Б», соединенных застекленным переходом. Вся администрация размещалась в пока еще на две трети пустом корпусе «А», а для прохода в «Б» требовался особый пропуск, который будут иметь далеко не все сотрудники.
Там и было мое основное рабочее место, состоящее из двух комнат со стальными дверями и мощными решетками на окнах с матовыми стеклами, причем армированными стальной проволокой. Меня уверяли, что ни увидеть, ни услышать что-либо сквозь них даже теоретически невозможно. Именно здесь мне предстояло имплантировать элементы из будущего в изделия настоящего. Поначалу в одиночестве, но моего будущего напарника уже вовсю проверял КГБ, и Семичастный сказал, что парень вроде подходит.
С одной стороны, для заместителя директора как-то не совсем комильфо работать руками, но я ведь на эту должность и не рвался. Меня на нее засунул Косыгин, сказав, что так будет лучше. А Семичастный две недели назад вообще вручил мне диплом МФТИ - правда, заочного отделения. Я с некоторым удивлением узнал, что, оказывается, после армии уже успел получить высшее образование, сдавая экзамены экстерном. Правда, оценки мне нарисовали так себе, там даже тройки попадались, но это возмутило только Антонова, а Скворцов считал, что дареному коню в зубы не смотрят.
Моего будущего помощника звали Александром, он работал со мной уже полгода и как электронщик меня вполне устраивал, а как человек - не только меня, но и Семичастного. Не исключено, что он будет на меня постукивать, но это, кстати, не факт. И совершенно неинтересно.
Уже через день мне позвонили из комитета и сообщили, что проверка благополучно завершена, возражений против представленной мной кандидатуры нет. А это означало, что на само деле нет возражений против открытия Саше моей тайны. Частично, естественно, в варианте «я из параллельного мира». Сразу после этого я позвонил в свой бывший подвал, где Саша готовил оборудование к переезду, и сказал, чтобы он вместе с очередной партией ехал в Троицкое.
Как только он тут появился, я подсунул ему бумагу о допуске к сведениям под грифом «Совершенно секретно».
- Если подпишешь, пути назад уже не будет, - предупредил я его. - Но и скучно тоже не будет, это я гарантирую.
Полюбовавшись на аккуратную подпись, я убрал бумагу в сейф и сообщил:
- Ну, главная часть секрета состоит в том, что я не из этого мира.
- В общем-то я так и думал, - кивнул Александр. - Не очень-то ты похож на простого советского парня только что после армии. Даже если на самом деле служил в комитетских войсках, все равно. Ты из космоса или из параллельного мира?
- Второе.
- Да, вряд ли в иных галактиках разумные существа были бы стопроцентными людьми. Хотя в принципе ты вполне можешь быть и неотличимым от человека роботом, как у Азимова. Ну так рассказывай, мне же интересно, в конце-то концов!
Кстати, по нему этого было совершенно не видно. Мне он и нравился тем, что был очень спокойным человеком.
- В общем, у нас почти такой же мир, как ваш, только заметно опережает его в техническом развитии. И у нас никакого СССР нет, есть Российская федерация. Насколько я понял, отличия появились где-то в начале девятнадцатого века и с тех пор потихоньку нарастали...
В общем, я примерно за полчаса вывесил ему на уши всю лапшу, что мы с Антоновым сочинили как раз для таких случаев. Закончил я предложением:
- Хочешь, в порядке доказательства того, что я не робот, дам кому-нибудь в морду? Робот ведь не может причинить вреда человеку.
- Нет, спасибо, это он только у Азимова не может. Но, по-моему, этот вопрос не только недоказуемый, но и совершенно неважный. Кстати, одно, хоть и не совсем исчерпывающее, доказательство все же есть. Ты не пьешь.
- А роботы - они что, по-твоему, все квасят по-черному?
- Нет, но если они человекообразные, то и вести себя должны как люди.
- Ага, а не как рептилоиды вроде меня. Ладно, против переезда сюда ты ничего не имеешь? Из твоей Балашихи ездить будет далековато. Пока могу предложить только место в общежитии, в первом корпусе все квартиры уже поделены, а второй сдадут только в будущем году.
Кстати, этот первый корпус, в котором должны были поселиться мы с Астаховыми, строился ни шатко ни валко. К ноябрю его точно не сдадут, хорошо бы хоть к новогодним праздникам успели.
Александра же Фроловского я решил посвятить в тайну потому, что иначе с луноходной программой мне было не справиться. Во всяком случае, имелся риск ее завалить.
Ведь сделать тележку с моторами, солнечными батареями, заряжающими аккумуляторы, с руками-манипуляторами и хвостом-антенной, это даже не полдела, а от силы четверть. Ей еще надо управлять. И дело даже не столько в задержке сигнала на две с небольшим секунды, за которые радиоволны проделают путь от Земли до Луны и обратно, хоть это и не подарок, а в малой пропускной способности этого канала и приличного уровня помех в нем. И, значит, помимо мер по повышению помехозащищенности, требовалось еще и оснастить луноходики собственными мозгами. В каких-то заранее предвиденных ситуациях они сами должны знать, что делать. Поэтому Саше пора было начинать осваивать электронику образца двадцать первого века. Нынешнюю, шестьдесят пятого года, он знал едва ли не лучше меня.
И, значит, Антонов в два приема переправил мне еще один планшет - первый до сих пор оставался у Косыгина. А также компактную клавиатуру к нему, программатор и мышь, тыкать пальцами в экран не всегда удобно. У меня даже возникла было мысль приспособить перед планшетом большую лупу, чтобы он хотя бы казался крупнее. Для Саши, я-то уже привык, смартфон еще меньше. Но оказалось, что это не нужно. У Фроловского была близорукость, минус три, и он, просто снимая очки, получал примерно такой же эффект.
Итак, в одной из комнат за бронированными дверями была наша с ним лаборатория. А вторая использовалась практически впустую. Там стоял набор реостатов киловатт на пятнадцать, мощный вентилятор и воздухопровод для выдувания горячего воздуха наружу. По легенде, именно там базировалась установка межмировой связи. И, значит, теперь я для получения тех посылок из будущего, которые должен увидеть Саша, заходил в эту комнату, запирал за собой дверь, включал нагреватели и вентиляцию, после чего отправлялся сознанием в двадцать первый век. А потом выключал все это безобразие и нес Саше горсть деталей.
Зато теперь, даже заведись в моем институте шпион (а Семичастный утверждал, что это волне вероятно, хоть его люди и бдят), он сможет узнать, что там действительно располагается какая-то установка, потребляющая пятнадцать киловатт.
А еще у меня появился служебный транспорт - «Волга». Правда, не черная, а светло-синяя, но зато без водителя. Мне вообще-то хотели всучить и его, но я категорически отказался.
Зато у директора «Волга» была черная, а водитель - из комитета. На оставшихся трех замов имелась всего одна машина. Но незачем им ездить одновременно и в разные стороны, жить они будут в том же доме, что и я, а он стоит в трехстах метрах от окружающего институт бетонного забора. Мне же довольно часто придется посещать не только Москву, но и Загорск, где для моих луноходов уже начали делать оптику и кое-какую точную механику. А летом и в Ленинград лучше ехать на машине, чем лететь на самолете.
Вообще-то для меня приближался первый экзамен, причем настоящий, не чета тем, которые я сдавал на права и уж тем более якобы сдавал в МФТИ. Я сдал аппаратуру, которая будет осуществлять передачу изображений со станции «Луна-9». В той истории она долетела, мягко села и даже передала какую-то информацию. То есть долетит она скорее всего и сейчас, но вот что передаст - это еще большой вопрос. По идее старт должен состояться тридцать первого января, а до этого мне остается только волноваться. Впрочем, не очень сильно. На сильное волнение не оставалось времени, луноходы сжирали его целиком.
В середине октября в институт привезли первую тележку, и теперь она бодро раскатывала по актовому залу, куда для имитации лунной поверхности навалили бордюрных блоков и битых кирпичей. Эта фиговина чем-то напоминала небольшую собаку с прямоугольным туловищем и крыльями, в качестве которых фигурировали раскладывающиеся солнечные батареи. Спереди на телескопической штанге выдвигалась «голова» с тремя камерами - одной большой для передачи качественных фото, то есть это был вроде как нос. А по бокам не то широко расставленными глазами, не то сдвинутыми на лоб ушами торчали две камеры поменьше для управляющего аппаратом оператора, они обеспечивали передачу стереоизображения с частотой один кадр в две секунды. Сзади бодро торчала вверх антенна-хвост. При езде по пересеченной местности она забавно виляла.