Утром пленных вывели из окруженного кольями загона и, вразумляя плетьми, поставили в несколько рядов перед Южными воротами. Жирный атлант в белой одежде и блестящей синей шапке выехал из ворот на черном коне. Несколько человек подскочили к нему и, сняв с коня, усадили на бронзовое сиденье. Ор стоял рядом с Чазом, которого тоже свалил медведь у моста, когда пробивали путь Огненноволосой.
Одетый в снег, глянув на пленных, что-то сказал склонившемуся бронзовогрудому. Тот побежал к воинам, то показывая семь пальцев, то загибая один из них. Атланты пошли по рядам, вытаскивая каждого седьмого и отводя их на утоптанное место перед воротами. Туда же спешили проводники с медведями на поводу.
- Куда их… - начал Ор. В это время воин поравнялся с ними. Против Ора он загнул шестой палец и дернул за ворот стоящего с ним Чаза.
- Ешь досыта! – крикнул тот, в прощальной улыбке растягивая дырявые щеки.
Ор рванулся за другом, но атлант захохотал и ударил его в грудь, загоняя в ряд. Он не знал, что по-гийски выразил высшую похвалу пленному.
Когда седьмых согнали вместе, вождь в белом очнулся и даже встал, чтобы подойти поближе. Водящие зверей окружили полторы сотни пленных. Все поняв, Ор обхватил голову руками, чтобы не видеть гибели товарищей…
- Войди, - Палант оторвался от кожи, на которой писал тонкой палочкой, макая ее в краску. На вошедшем Стропе не было привычного красного пояса – знака главы челна.
- А я сегодня дважды искал тебя в доме воинов! – вскочил Палант.
- Я уже не воин. Вчера за мной пришли гиены Наследника, сорвали меч, пояс, отвели в подземелье. А утром туда явился вестник и, подвывая от торжественности, объявил, что меня не подвесят для коршунов, а милостиво шлют искупать вину на Канал. Не иначе – руки Акеана!
- Думаешь, за тебя просил этот…
- Ну, не из братских чувств. Просто я много знаю, а перед казнью человек хоть раз в жизни говорит, что хочет.
- Да, слава, склеенная слюнями, может рассыпаться от одного крепкого слова. И эта голова: ты заметил, уж больно она изуродована.
- Хороший удар. Не знаю, чья рука его нанесла, только не Акеанова.
- Рука не Акеанова, может быть, и голова не…
- Э, Палант! Оставим чужие головы – свои целей будут. Лучше скажи-ка: ведь ты бывал на Канале? И сама эта затея пошла из рук твоего… кормчего, что ли?
- Учителя, Строп. У знатоков нет кормчих. Да, старый Ферус сумел убедить Подпирающего, что Канал превзойдет подвиги всех прежних повелителей.
- Вот и расскажи, что ждет меня на вашем Канале: смогу ли я там горбом выслужить помилование или подохну через две луны?
- Рассказать о Канале… - Перед глазами Паланта встала огромная рытвина в земле, медленно ползущая от середины перешейка к двум океанам. Горы выброшенной земли по сторонам. Вереницы согнувшихся под корзинами людей несут землю со дна земной раны. Мамонты тянут на канатах каменные глыбы. Пламя горящей нефти – от него трескаются и падают кусками скалы. Визг бронзовых пил – там, куда не подобраться с огнем. Главы участков с вымазанными глиной листами замеряют, считают, перегоняют людей. Вся мощь и знание Атлантиды отданы Каналу – послушные животные, самая твердая бронза, хитрые приспособления, свитки с чертежами… Но девять десятых работы тяжко легло на плечи сотен тысяч рабов. Строптивые гии и могучие котты, бешеные в ярости борейцы и глубоко таящие злобу либы – роют, долбят, носят проклятую чужую землю, умирают от усталости, от бессмысленности труда; новыми вереницами бредут из восточных гаваней…
Палант из встающего перед глазами старался выбрать то, что может пригодиться Стропу.
- В главы наделов послано много знатных юнцов, - закончил знаток. – Они ненавидят работу. С твоим умением направлять людей ты можешь стать доверенным такого мягкорукого. А в конце Подпирающий по обычаю щедро раздаст награды и помилования.
- Кувшин меду твоей глотке! А сколько еще рыть этот… Подвиг?
- Хроан спешит, ему уже пятьдесят пять. Еще зим десять…
- Я на четыре зимы младше. Дотяну? Старые волки живучи… - Строп взял в углу кувшин и наклонил ко рту. – Все не привыкну, что воды вволю, - усмехнулся он, напившись. – А скажи, на что нужен этот подвиг? Какой толк перегонять рассол из океана в океан?
- Помнишь, на холме у того окаянного стойбища я говорил, что льды все больше покрывают землю? Так вот, если ты бывал на западном берегу Срединной, то, наверно, помнишь, как там тепло.
- Еще бы! Я тогда засунул куртку в мешок и носил красный пояс на голом брюхе! – Глаза воина сощурились от удовольствия.
- А знаешь, отчего это? По Западному океану течет большая теплая река.
- Река по океану? Не может этого быть!
- И все же это так. Она налетает на западный берег Срединной, обогревает его и, сворачивая к югу, рассеивается. А если будет канал…
- Теплая река войдет в него?
- И потечет на северо-восток. Ее теплое дыхание заставит льды отступить от Срединной и других земель.
Строп задумался, пытаясь представить бой тепла и стужи:
- В воинском искусстве, если на тебя бросается сильный отряд врага, можно расступиться перед ним и сжать с боков. Не обойдут ли льды твою теплую реку?
- Ферус думает, что нет. Вот, послушай притчу: бьются медведь и бык. Их силы почти равны. Медведь сильнее, но совсем ненамного, и он одолевает – медленно, почти незаметно. Но вдруг в лапу ему втыкается колючка, заноза, которая в обычное время не страшна зверю. Он выдернет ее зубами и пойдет дальше. Но, если он станет делать это сейчас, бык пропорет его рогами. Значит, сражаться с занозой в лапе? Ведь она совсем немного ослабила его силу…
- Но эта сила и была всего чуть больше, чем у быка!
- Ты понял! Бык и медведь это почти равные силы тепла и холода, а теплая река – маленькая, но острая колючка, которая должна совсем немного ослабить холод – и решить борьбу.
- Ну вот, стало даже как-то веселее…
Знаток и бывший воин обнялись по-атлантски, опустив головы на плечо друг другу.
В высоком зале анжиерского дворца звучал голос Тейи. Добытчик удовольствий Наследника сбился с ног, ища еду и развлечения для пира в честь Великой Победы. Тейю за три дня примчали из Умизана. Она пела, стоя лицом к возвышению, на котором в окружении властных восседал обрюзглый Тифон:
Она боялась, что знать, пресыщенная лучшими певцами Атлы, засмеет ее – безвестную певицу из Умизана. Зря она решилась петь свою новую песню. Но теперь поздно.
С удивлением она заметила, как стихают хмельные голоса, осторожно опускаются чаши, оборачиваются к песне новые лица.
«Славная песня! – думал Палант, глядя на певицу из угла, где теснились гости попроще. – Сама она придумала эти изгибы мелодии, или я их уже где-то слышал?»
В памяти знатока почему-то всплыла тундра, землянки, пасущиеся олени. Неужели это дикие гийские напевы освежили песню, сделали волнующей и горячей?
Несколько мгновений все молчали, потом пир одобрительно зашумел. Добытчик удовольствий поднес Тейе чашу пенного сока. Она почти падала – столько сил отняла песня.
Италд сделал Добытчику знак. Тот покосился на Наследника. Тифон задумчиво жевал, похлопывая по бедру жрицу. Тогда Веселитель взял певицу за руку и подвел ее к вождю броненосных. У того было длинное горбоносое лицо с покатым лбом; глаза не такие узкие, как у большинства атлантов, жесткие, прямые губы.
- Сядь, - сказал Италд, - подкрепись едой. Видно, петь не легче, чем сражаться.
По знаку Держащего меч поднялся Акеан, которому на этом пире было доверено вознести хвалу победителю. Нового кормчего шатало, приплюснутый нос и широкие губы блестели от жира, а глаза от верноподданности.
- Слава и хвала Великому Победителю бунтовщиков! Боги, как никогда, радуются, глядя на его величие! – зал угодливо взревел. Тифон благосклонно шевельнул губой. – Мы, верные слуги Наследника, - продолжал Акеан, - несказанно счастливы выполнять его повеления! Мы жадно ждем дня, когда он примет на свои мощные плечи Небесный Свод!
- Что он плетет! – Глаза Держащего меч полезли на лоб. – Завтра Хроан узнает, что новый кормчий торопит его смерть. И кто же из них умрет раньше?!
А Акеан не унимался:
- И тогда Могучий выберет себе достойный подвиг: не копание земли, не выдумки знатоков, а великие завоевания. Бронзе опостылело тупиться о камень! Она хочет рвать тела врагов!! Слава и хвала Великому…
Зал снова взвыл.
- Нет, хмельной щенок знает, что вопит! – понял Держатель. – Наследник не даст его в обиду. Видно, Тифон решил показать отцу, что готов возглавить недовольных. А их нынче хватает!..
- Кто умеет добыть богатства и щедро раздарить их? Напиться сам и упоить целое войско? Наловить диких и не тащить на Канаву, а для веселья затравить зверями?! Наш Повелитель! Настоящий Повелитель!
Обвислые губы Тифона разъехались в улыбке. Он поманил Акеана и ткнул ему свою недопитую чашу. Держащий меч застонал от зависти.
Одним духом осушив чашу Наследника, Акеан из своей с хвалебным возгласом выплеснул некту под ноги Тифону. Один за другим гости, норовя переорать друг друга, изливали перед повелителем свою преданность, расплывшуюся пузырчатой пенной лужей.
«Дикари льют прямо на голову», – усмехнулся про себя Палант.
Добытчик удовольствий ввел полуголых танцовщиц. Осипшие от славословий гости с новой силой брались за еду и питье.
- …У меня был покровитель, но он уехал, оставив меня с маленьким сыном, - ответила Тейя Италду.
Тифон, брезгливо отвернувшись от неумелых, мало округленных танцовщиц, подозвал Главу кораблей:
- Завтра к полудню будь готов развернуть паруса.
Пятерых вождей и сотню разноплеменных воинов – все, что осталось от войска Севза, - привел Зогд в Долину ибров. Не раз по дороге в горное гнездо беглецы вспоминали о страшной битве, гибели Севза, чудесном спасении Айда и Даметры, но старались не думать о своей дальнейшей судьбе. Теперь, когда, они оказались в безопасности, такое время настало.
На зеленой площадке перед пещеркой Промеата, где всего две луны назад Зогд прощался с учителем, собрались ученики Приносящего, отдохнувшие вожди, наиболее уважаемые ибрские Матери. Для некоторых Ситтару пришлось пересказывать беседу, шедшую на языке атлантов.
Койр, Мать ибров, предложила спасенным вечное гостеприимство, ведь сейчас им было небезопасно возвращаться в свои земли.
- Навечно остаться здесь! – воскликнула Гезд. – Для меня это равносильно вечному плену.
- Вернусь в Борею и разделю судьбу своего племени, - обреченно сказала Гехра.
- Мы разбиты, - кивнул Посдеон, - боги атлантов оказались сильнее наших. Но все равно я вернусь в свою землю и буду вредить узкоглазым, чем сумею.
- Ваши слова вселяют надежду, - проговорил Промеат. – Вы не сломлены, значит, битву еще можно выиграть. Но путь к этому один – вооружиться знанием и стать подлинными братьями, позабыв старые распри.
- Мы бились вместе, - возразила Гезд, - и либы были с нами, и оолы…
- Это был первый шаг. Ребенок, учась ходить, часто падает. Ведь у него мало сил и умения. Атланты сильны знаниями. Севз пренебрег ими, думая обойтись смелостью и лукавством. Я подарю их вам.
Первое – умение выращивать зерна – восприняли япты Даметры. Оно кормит, но привязывает к земле. Земледелец более уязвим для врагов. Это знание пригодится вам после победы. Но есть три вещи, которые сделают вас сильными. Это – тайна бронзы, искусство письма и наука приручения птиц-вестников.
Я шел к вам, чтобы принести мир, сытость и умение всем племенам. Я хотел научить их выращивать зерна добра, но мои злобные сородичи не хотят этого! – В глазах и в голосе Промеата угасла боль и зашевелилась ярость. – Пусть так! Я буду учить вас выращивать зерна гнева. Но вновь говорю: долог и мучителен будет путь к победе. Стянет тело голод – стерпи, схватит сердце страх – одолей, ляжет на пути обычай предков – перешагни его.
- Будете ли вы заодно? Не отступите от нашей цели из страха, от усталости, из вражды к соседу?
Встала Гезд. Ее обрамленное пламенными волосами лицо поднялось к нему. Вынув из-за пазухи кремневый нож, она воткнула его в левую руку выше запястья. К ней потянулись руки матерей и вождей. Последней лезвие рассекло бронзовую кожу Промеата, и кровь Приносящего свет смешалась на каменном клинке с кровью племен, поднявшихся против титанов.
- Но это не все, - сказал Промеат, когда обряд был закончен. – Каждый год Срединная земля проглатывает тысячи юношей разных племен. В Атлантиде сейчас коттов может быть не меньше, чем в земле коттов, а яптов – больше, чем в яптской стране. У этих людей нет ничего, кроме жалкой жизни и ненависти к похитителям. Гнев их, если он вспыхнет, будет неодолим. Но атланты за много веков научились разъединять людей, глушить жажду свободы и вырывать зубы непокорности. Надо соединить и поднять рабов. Если удар извне сольется с ударом изнутри, власть зла рухнет, как источенная ветром скала.
Но кто превратит жалкие забитые толпы в гневных тысячеруких гигантов? Готовящий рабов к битве должен сам стать рабом.
Ужас и отвращение исказили лица вождей и учеников.
- Да, выбравшие этот подвиг добровольно отдадутся в руки охотников за людьми, будут трудиться под плетями и тайно шептать слова братства и гнева. Я не укорю тех, кто не решится ступить на этот путь, ибо слабый не только погибнет сам, но и навлечет беду на остальных. – Промеат замолк.
Юный ибр рванулся вперед, но его остановил, взяв за плечо, Сим из земли яптов. Тихий, рассудительный, он все делал медленно и основательно: постигал знания, упражнялся в навыках, учил других.
- Учитель, - сказал Сим, - из робких никто не пошел за тобой. Этот камень действительно тяжел, но я понесу его.
- А я мог бы стать работорговцем, - предложил Ситтар. – Лавка работорговца стала бы местом встречи и отдыха наших тайных друзей, помогла бы привлекать новых.
- Ты мог бы разыскать и выкупить Хамму, - сказал Зогд, - скорее всего она оказалась среди пленных.
- Вот что, - выступил вперед Бронт, - мне удалось спасти часть денег, захваченных нами в Таре, Кербе и Умизане. Их хватит и на открытие лавки в Атле, и на покупку небольшого корабля для связи со Срединной и на многое другое. Я передаю их тебе, бывший знаток.
- Благодарю тебя! – воскликнул Промеат. – Твой вклад сделает нас намного сильнее.
До вечера не смолкали горячие речи, обсуждались планы, принимались решения. Все понимали, что впереди долгие годы подготовки и ожидания, но чувствовали, что битва за справедливость уже началась.