В общем, сплошной геморрой с этими генераторами и движками постоянного тока, и необходимость в нём меня изрядно напрягала. Это сейчас, пока потребность в нём мала, можно ещё багдадскими батареями обойтись, но один ведь хрен рано или поздно она у нас вырастет и до промышленных масштабов, да ещё и где-нибудь вдали от моря, и тогда уж волей-неволей на другие источники постоянного тока переходить придётся. Как подумаешь об этом — тоскливо становится, так что порадовал меня Сёрёга возможностью диодного выпрямления переменного тока, однозначно порадовал. Я-то ведь о ламповом диоде думал или о "настоящих" полупроводниках, и мысли о них получались, скажем прямо, ещё тоскливее.
А бабы ж наши — в смысле, не все, а Юлька с Наташкой — как узнали про работу нашего экспериментального генератора, так с цепи сорвались. Подавай им теперь, млять, электрификацию всего домашнего быта! До сих пор мы их урезонивали тем, что одна багдадская батарея напряжение всего в 0,4 вольта даёт, а отводить целый немаленький зал под "аккумуляторную", а главное — тратить целое состояние на золотые электроды жаба давила даже Юльку. Но теперь-то ведь у нас аж целый генератор, то бишь — в их бабьем понимании — современная электроэнергетика! Я-то, хвала богам, на хроноаборигенке женат, бытовой электротехникой не избалованной и воспитанной правильно — есть твои бабьи дела, которые мужику не интересны, если обед подаётся вовремя, и есть мужские, в которых твоему бабьему носу делать абсолютно нехрен, потому как ни хрена ты в них ровным счётом не соображаешь, и если мужик говорит, что приборы ночного видения работают исключительно на танках и бронетранспортёрах, то стало быть, так оно и есть, без вариантов.
Ну, это в "домостроевской" теории — в реале, конечно, и в античном мире есть эдакая полоса совместной компетенции, и у хорошо образованных аристократок она достаточно широка, но — в античных рамках, а наша прогрессорская часть в основном и для Велии находится в области означенных танков и бронетранспортёров. Но эти-то две нашу современную школу окончили, после которой полагают себя всё понимающими, и нехрен их типа нагрёбывать, будто то или это невозможно, когда в нашем современном мире оно было и в каждом магазине по вполне доступной цене продавалось. Так что раз появилась у нас электростанция — ага, уже целая электростанция, то теперь, значит, всё электрическое стало возможным, а все наши отмазки техническими трудностями — типа, от нашей мужской лени. Наташка-то володина ещё более-менее вменяема, но Юлька и сама то и дело с нарезов срывается, и её баламутит. Я-то с этой ходячей циркуляркой не всё время контачу, и как достанет своим тупизмом, так передразню ейное "ав-ав-ав-ав-ав", и с меня взятки гладки, а Серёге она мозги выносит регулярно. Ладно бы ещё толк от этого какой-то был, но тут такая же хрень, как и на тех недоброй памяти оперативках на старой работе — чтобы придумать что-то умное, нужны те самые мозги, которые тебе только что напрочь вынесли. И тут как раз наглядная иллюстрация — не дома в Оссонобе Серёгу идеей старинного меднозакисного диода осенило, а здесь, в Лакобриге, куда я его вытащил якобы для геологических поисков, без которых у нас будто бы всё дело встанет намертво, а на самом деле — просто, чтоб отдохнул от юлькиной циркулярки. Значит, закись меди — полупроводник, получается…
— Так, Серёга, а скажи-ка ты мне теперь вот что. Ведь один p-n переход — это диод, а два таких перехода — это, как мне смутно припоминается, уже транзистор?
— Ну, в принципе да, уже транзистор. Но он же дохленьким получится — диоды на закиси меди многослойными делать надо, чтобы они нормальные напряжения и токи держали, я ж уже говорил…
— А два таких диода?
— Макс, это только в теории. Тестировать нормальный транзистор как два диода можно, но это вовсе не значит, что два нормальных диода будут работать как транзистор. Эти два перехода должны быть именно вместе, в одной полупроводниковой хреновине.
— Хорошо, пусть будут не два диода через провод, а пластинка кристаллической закиси меди между двумя металлическими. Ты же сам мне показывал эту закись меди в медной руде, даже с довольно крупненькими кристалликами — забыл только, как минерал дразнится…
— Куприт. Но хрен ли толку? В какую толщину ты эти пластинки сделаешь? Там же, чтоб оно всё-таки работало как транзистор, толщина слоя базы — ну, промежуточного слоя между этими двумя p-n переходами — должна быть мизерной, буквально микроны.
— Микроны? Ты точно уверен, что тут нет ошибки? Как ты к микронному слою контакт присобачишь?
— Ну, под контакт-то там, конечно, местное утолщение, но оно по транзисторной части не работает — это просто контакт, а работает именно остальная тонюсенькая часть.
— Млять, засада! А я уж было и на транзисторы заодно губу раскатал…
— Не, Макс, с транзисторами однозначно закатывай свою губу обратно. Будь доволен, что хотя бы уж диоды получим.
— Дык, а я ж разве недоволен? И на том спасибо преогромное, как говорится, но — млять, обидно же, что с транзисторами такой облом!
— А нахрена они тебе сдались?
— Радиосвязь.
— Ну, это можно и без транзисторов. Искровая же простая, как три копейки. И приёмник простейший детекторный, и передатчик достаточно элементарный.
— Антенна, млять! Эйфелеву башню помнишь? А всего-то навсего мачта для антенны искровой радиостанции, млять!
— Ну, ты уж утрируешь — строилась-то она не для этого, а для понтов. Но — да, потом и в этом качестве использовалась. А хрен ли делать, если для сверхдальней связи и антенна нужна монструозная? Ну так башня-то типа Эйфелевой зачем? Водородный аэростат разве не проще будет?
— Во-первых, тоже пишется с мягким знаком. Во-вторых — слишком уязвим. В-третьих — тоже слишком заметен и привлечёт к себе ещё большее внимание римлян. А мне как-то, знаешь ли, совершенно не хочется корчить из себя графа Цеппелина и снабжать Республику дирижпомпелями. Я не то, что огнестрел, я даже нормальные средневековые арбалеты показывать им не хочу, а тут — авиация, считай, самая натуральная. Все и так летать мечтают, вспомни тот же миф про Дедала с Икаром, так что на дирижпомпель, как увидят, мигом слюну пустят. На хрен, на хрен!
— Так Макс, ты ж не забывай, что Эйфелева башня — это ещё девятнадцатый век, и как мачта антенны она начала использоваться ещё в его конце. Радиопередатчик — ещё самый примитивный, системы Маркони — Попова с его широченным диапазоном частот сигнала и быстрым затуханием. Это же архаика! А в Первую Мировую применялись уже передатчики Брауна, усовершенствованные — и диапазон частот поуже, и сам частотный пик выражен ярче, и затухание уже не такое. Там и антенна уже не такая здоровенная требовалась. Для ближней связи — вообще где-то метров от сорока и до ста пятидесяти.
— Тоже немало, — заметил я.
— Если проволока нетолстая, то уже вполне реально на "корзину" намотать, и получится уже достаточно компактно.
— Ага, вот она, вот она, на хрену намотана. И всё это городить ради морзянки? Для ближней связи хочется всё-таки иметь нормальную голосовую, типа радиотелефона.
— А чем тебе тогда обычный проводной телефон не подходит? Проволоки на него, кстати, при наших городских расстояниях, ничуть не больше уйдёт, чем на намотку корзиночных антенн…
— Серёга, ну ты прямо как не из России! Тут на охране этих телефонных линий разоришься на хрен! То, что у меня "на хрену намотано" — это у меня, что у тебя — это у тебя — дома и под замком, а телефонные провода — на улице. Даже в Оссонобе, если не охранять, скоммуниздят их на хрен, а представь себе линию из Оссонобы хотя бы сюда, в Лакобригу. Да тут тогда через каждую сотню метров по часовому надо будет ставить!
— Ты так думаешь?
— Это же электротехническая медь, мягкая и пластичная. Помнишь мою иголку в самые первые дни, которую я сделал из медной проволоки? Из тутошней обычной меди с ейными примесями свинца и висмута так легко её сделать хрен выйдет, из бронзы — тем более, и швейные иглы — дефицит, стоят дорого, а посеять такую звиздюшку — как два пальца обоссать. Посеет её баба или сломает, так из нашей проволоки ей хоть муж, хоть сын-сопляк максимум в полчаса новую сделают. Слухи о нашей рафинированной меди наверняка уже разошлись, и додумаются до такого её применения мигом, так что можешь не сомневаться — коммуниздить "бесхозные" провода будут со страшной силой.
— Тогда — да, нужен радиотелефон. Погоди-ка, чего-то у меня про старые рации на флэшке было — далеко у тебя твой аппарат?
Я протянул ему мою "Нокию", и он принялся исследовать содержимое своих информационных загашников.
— Так, так… Ага, вот! Самохин, статья "На заре радиокоммуникаций" — про доламповую радиотехнику. Тут есть, короче, про электродуговые генераторы Дудделя с возможностью регулировать частоту незатухающего сигнала за счёт регулирования характеристик элементов колебательного контура — катушки и конденсатора. И ещё про усовершенствованный дуговой генератор Паульсена на дуговой лампе — суть в том, что в некоторых газовых средах частота сигнала дуги резко повышается, и лампа тут просто ради колбы, которая эту среду поддерживает. Радиопередатчики на таких генераторах были в принципе ещё морзяночными, но были и более-менее успешные эксперименты со звуковой модуляцией сигнала, так что в принципе для радиотелефона подходит.
— А из-за чего они тогда в голосовом радиовещании не прижились? — насторожился я, — По идее, за них должны были тогда ухватиться обеими руками.
— Там дуга была нестабильной из-за перегорания электродов. Если даже и не гасла совсем, то пульсировала, и это, естественно, сказывалось и на несущем сигнале — частота "гуляла", и качество голосовой связи — сам понимаешь. Ну и пропадала совсем — как раз когда у нас в девятнадцатом году с этим экспериментировали, так конфуз вышел. Тут про это тоже есть — ага, вот оно — эксперимент Острякова. Из Нижнего, короче, в Москву ровно в 10–00 сообщение голосовое передавалось, так связь наладилась только через две минуты, в 10–02, когда там в эфир уже не официозный текст бубнили, а крыли в три этажа. Как раз на основании этого конфуза и решили отказаться от принципа дуги для нормальной голосовой радиосвязи. А в простом морзяночном режиме дугу продолжали успешно применять вплоть до широкого внедрения ламповой аппаратуры.
— Да хрен ли мне этот морзяночный режим! Мне радиотелефон нормальный нужен, а не эта пипикалка!
— Ну, был ещё электромеханический генератор Александерсона…
— А там в чём суть?
— Да принципиально-то — обыкновенный генератор переменного тока вроде нашего, только высокочастотный — 50 килогерц — в тысячу раз выше частота.
— Мыылять! — взвыл я, — Альтернатива называется! Так что ты там про причины хреновой работы дуговых аппаратов говорил?
— Да электроды ж эти грёбаные при работе перегорали. Они там либо угольные применялись, либо угольный и медный, ну и горели, сволочи. Ресурс электродуговой лампы на угольных электродах составлял часы, в лучших случаях — десятки часов. Так это просто хоть какого-то горения дуги, когда она не гаснет, о стабильности и речи нет…
— Тогда, получается, в звизду угольные электроды. Какие лучше? Вольфрам?
— В лампах накаливания вольфрамовая нить быстро окисляется, если в колбу попадает кислород воздуха. Лучше, конечно, чем уголь с медью, особенно если создать для дуги бескислородную среду, но раз полная герметичность для нас малореальна, то я бы предложил платину. Она тоже довольно тугоплавкая, и на воздухе в качестве тела накаливания служит гораздо лучше вольфрама. Думаю, что и для дуговых электродов лучше окажется…
— Платина, говоришь? — я зачесал репу, — А где её брать прикажешь?
— Если в Старом Свете, то есть самородная на Урале…
— Ну, спасибо! А в Сибири, где-нибудь в районе Оймякона, её часом нет?
— Тогда надо искать в золоте — отдельные белые вкрапления. Но выделять её химическим путём загребёшься, так что лучше приобретать золотой песок из россыпных месторождений, и уже его перебирать по цвету крупинок — платиновые будут белыми. Есть в нубийском золоте и в эфиопском, но песок оттуда приобрести будет нелегко — египтяне, сам понимаешь, предпочитают торговать готовой ювелиркой. В Галисии ещё есть платиновая примесь в золотых россыпях…
— Оттуда предлагаешь золотой песок заказывать? Ещё и дикари эти, млять…
— Ну, это мизер будет, конечно. Тогда, если не хочешь — остаётся Новый Свет.
— Млять, Анды, что ли? Я тебе что, Франциско Писарро? Я за картофаном туда ни хрена не попёрся, так ты меня тогда, значит, за платиной туда заслать решил? Так что ты там говорил насчёт Галисии?
— Ну, так уж прямо сразу и Анды! — Серёга едва не упал со смеху от моего испуга, — Очень богатые россыпные месторождения в Колумбии вблизи от побережья Карибского моря. До наших времён, кстати, продолжали разрабатываться и не были исчерпаны — Колумбия так и оставалась в числе хоть и не основных, но известных экспортёров платины. Тамошние индейцы должны её знать, а кубинские финикийцы, к которым ты плавал, должны были за века неплохо изучить регион. И если заказать им "белое неплавкое золото" или "тяжёлое неплавкое серебро" — как-нибудь вот так его обозвать, то должны понять, о чём речь. Блеск у платины тускловатый, по античным технологиям хрен расплавишь, так что для ювелирки она в чистом виде непригодна и вряд ли ценится на уровне драгметаллов.
— Ну, наконец-то хоть одна приятная новость об этой грёбаной платине, гы-гы!
В общем, получается, что даже не освоив толком ни самой нашей испанской метрополии, ни Азор, надо форсировать вдобавок к этому ещё и колонизацию Кубы. А куды деваться? Даже и без тех заокеанских табака с кокой и прочих редких американских вкусняшек — в самом буквальном смысле вкусняшек — есть ещё и другие вкусняшки, хоть и несъедобные, но оттого не менее соблазнительные. Бакаут нужен? Каучук нужен? Хром с никелем и нержавейка на их основе нужны? Наташка вон ещё время от времени насчёт хины нудит, которая вообще в глубине южноамериканского материка — в предгорьях Анд. Это же, млять, по Амазонке до самых её верховий проплыть за ней придётся, повторив маршрут некоего Франциско де Орельяны, только наоборот — не по течению, а против течения. А потом, ясный хрен, ещё и взад по той Амазонке сплавиться, заделавшись таким манером дважды Орельяной. Ничего так задачка? А ведь надо, тут хрен оспоришь. Это пока-что нам везёт, боги милуют, но вообще-то малярия на югах — дело вполне обычное и вполне житейское, и до Средиземноморья она может добраться запросто — и у нас-то в Подмосковье того малярийного комара обнаруживали, а уж тут-то, в средиземноморских субтропиках ему прописаться ни разу не проблема. Может, он и есть уже давным давно, откуда ж мне знать? А по нашей милости — в качестве компенсации римлянам за недобор турдетанских рабов — уже увеличились поставки рабов из Африки, включая и черномазых, и неровен час, кто-нибудь из них малярийным окажется, и разнесут от него те комары эту заразу, а у нас хинину всё ещё нет. Брррр! А теперь вот выясняется, что ещё и платина колумбийская нужна…
— Млять, где колонистов набрать для кубинской колонии?
— Я тебе вообще-то не о колонизации Кубы говорю, а о заказах тамошним финикийцам, — напомнил геолог.
— Это я понял, Серёга, но пойми и ты — нельзя нам от них зависеть. Первое время — да, деваться некуда, но надо поскорее в свои руки всё там брать. И даже не потому, что за хинным деревом для нас финикийцы, например, через всю Амазонку хрен поплывут, тут ещё глобальнее и печальнее — видел бы ты, до какой степени у них там всё на честном финикийском слове, да на соплях!
— Да, ты рассказывал — ни каменных зданий, ни даже керамики почти нет. Дыра, получается, ещё та?
— Ага, ещё какая! И это, прикинь, за века так и не удосужились покапитальнее отстроиться и нормальным хозяйством обрасти. Кукурузное зерно — и то так и возили с материка, с нашей подачи только и начали у себя выращивать, но даже для этого ольмеков с материка привозят — самим невмочно. Строения — как дождливый сезон, так оплывает везде, где штукатурка повреждена, а как ураган с хорошим таким тропическим ливнем, так и разрушения, считай, гарантированы. Расслабились они там и разленились…
— И ты считаешь, что это уже неизлечимо?
— Боюсь, что да. Ведь прикинь, какая хрень получается. Городишко этот там УЖЕ есть, то бишь был уже и без нас. Был, стало быть, и в реальной истории. Ну и куда он тогда, спрашивается, сплыл так, что и следов никаких бесспорно финикийских после себя так и не оставил? Получается, что так до самого конца они там за ум и не возьмутся, и всё у них так и будет оставаться сикось-накось, на честном финикийском и на соплях.