— Кого, интересно, после Брута пришлют? Ну, если ему, конечно, сенаторы ещё на год империум не продлят…
— Да не должны бы — он ведь не избранный, а назначенный вместо погибшего Бебия, — по юлькиной выжимке из Тита Ливия новым претором Дальней Испании будет Гай Атиний, но ведь не скажешь же об этом Траю прямо, — Но на лучшего, чем этот, я бы не рассчитывал — с тех пор, как Катон выбился в консуляры, он везде своих "вышедших родом из народа" пропихивает, — этот Гай Атиний как раз из катоновской кодлы, судя по его плебейству и отсутствию знаменитых предков, так что, скорее всего, так оно и будет.
— Значит, облегчения ждать не приходится?
— Я бы не ждал. И кстати, с одной стороны ты сделал правильно, построив себе такой дом, но с другой — лучше бы ты тогда уж построил его в черте римского города.
— Я хотел, но там позволяют строиться только римлянам и италийцам. Тебе — как римскому гражданину — позволили бы, а я-то ведь, хоть и имею заслуги, но всего лишь перегрин, и мне — не положено. Но в гости к ним хожу, принимают…
— Дело не в этом. Стены! Старая Кордуба свои стены сохранила, но в своём тамошнем доме ты уже не живёшь и жить, как я понимаю, не будешь…
— Ну да, разве для этого я себе новый строил?
— Об этом и речь. Стены вокруг римской Кордубы, я вижу, строятся, а ваш пригород между ними остаётся незащищённым…
— Лузитаны? Мы же их, вроде бы, хорошо проучили…
— В ближайший год не сунутся, а вот на следующий или через год, когда у них их нынешние сопляки подрастут — уже могут, — по юлькиной выжимке они однозначно сунутся, так что предупреждаю, как могу, — Но за год и вы стен вокруг пригорода тоже не осилите, так что начинать надо бы уже в ближайший год, а каков будет преемник Брута, мы не знаем. Не лучше ли выхлопотать разрешение ещё у Брута?
— Ну, может быть, ты и прав…
— А в Гасте у тебя нет близких друзей?
— Друзей? Ну, как тебе сказать… Я же, как ты знаешь, сторонник лояльности к Риму, у них на этот счёт другое мнение, и это, конечно, сказывается на взаимопонимании. Но во всём остальном — да, друзья, и очень хорошие друзья. В их числе — и родня моей жены по линии её матери.
— Тогда постарайся вытащить их оттуда. Не сей секунд, но где-нибудь в течение года или двух…
— Ты думаешь, они опять восстанут, как и в тот раз? Тогда это было не просто так, а связано с лузитанским набегом.
— Они ещё придут, Трай, а в Гасте слишком легко верят тому, чему им хочется верить. И если снова ошибутся, то на этот раз уже так дёшево не отделаются, — Гаста снова восстанет как раз в тот предстоящий набег в конце второго срока полномочий Гая Атиния, и пропретор случайно погибнет при её осаде. И хотя особых подробностей у Тита Ливия не приведено, ежу ясно, что гибель пропретора безнаказанной не останется — римляне и гораздо меньших провинностей не спускают, и моё дело — предупредить…
Пока мы "кухонной политикой" занимались, пацанва развлекалась тем, что виноградину друг другу щелчками пальцев перефутболивала. Но вскоре Волнию такой примитив наскучил, и он очередной пас провёл телекинезом. Икер поднапрягся и тоже от брата не отстал — обычно у него получается хуже, но сегодня и он оказался в ударе. У траевского спиногрыза глазёнки выпучились от изумления, а глядя на него, просекла ситуёвину и тоже выпала в осадок его мать, затем толкает локотком мужа, глазами ему указывает, а тот многозначительно кивает — он-то это и у нас уже видел. Переглядываются они с супружницей, перемигиваются, та встаёт, уходит и возвращается через некоторое время с дочуркой, мелкой четырёхлетней примерно шмакодявкой. Подводит её к столу, сама назад отступает, к стеночке, скромненько эдак, да только позу при этом как бы невзначай принимает — ну, не самую скромную для порядочной замужней бабы, скажем так. Зато очень удобную для заценки её внешних достоинств, и если бы не присутствие законного супружника, так можно было бы запросто подумать, что клеится, а так — хрен её поймёшь, чего у ней на уме. А Трай подманивает мелкую поближе и мне подмигивает:
— Время не стоит на месте, и наши дети растут. Твоему Волнию понадобится невеста, моей Турии — жених. Тебе не кажется, что из них вышла бы прекрасная пара? — млять, ещё один всё туда же! Юлька то и дело свою Ирку навязывает, Наташка свою Ленку в меньшей степени, но тоже, Сапроний, военачальник миликоновский, свою старшую внучку пиарит, ещё и сам Миликон на предмет шмакодявки от своей младшей наложницы как-то раз намекающе эдак обмолвился, Фабриций сетует на то, что слишком уж близкая мы родня, а иначе тоже клинья бы подбил, а теперь вот ещё и этот! Прямо загонную охоту на моего оболтуса устроили — ага, как на последнего мамонта, гы-гы!
— Видишь ли, Трай, у нас не заведено неволить наших детей и предопределять их браки, и в моей семье этого не будет. Кого он выберет в жёны сам, та и станет его женой. Я, конечно, буду воспитывать его так, чтобы его выбор был разумен, и конечно, я позабочусь о том, чтобы к моменту его совершеннолетия у него перед глазами было побольше подходящих невест, и я буду ему советовать, но выбирать и решать будет он.
— Ну так а чем плоха моя Турия? Вот её мать, и она наверняка пойдёт в неё. Я понимаю, что нужно ещё и римское гражданство — это тоже не проблема. Хоть я и не одобряю того способа, которым его получил ты, и сам я на него не пойду, а постараюсь заслужить более почётным путём — но то я, а её, если надо, проведу и этим способом, мне есть с кем договориться. Ты ведь не станешь попрекать её этим?
— Не стану, конечно. И гражданство, тут ты прав, тоже нужно для законного римского брака, и любой, не имеющей его, придётся через это пройти, но и это ещё далеко не всё…
— Я понимаю. Не стану забивать тебе голову перечислением её приданого — знаю, что не очень-то тебе это интересно. Скажу только, что оно будет достойным. Не буду говорить тебе и о знатности рода — ты сам прекрасно без неё обошёлся и вряд ли считаешь её такой уж ценной саму по себе. Но вот качество породы, как мне известно, ты ценишь высоко. О внешних достоинствах сказано достаточно. О здоровье — ну, меня ты в военных походах видел, мой тесть тоже от военной службы не освобождён. К облысению я, как видишь, не склонен, и за тестя тоже ручаюсь, а волосы моей жены ты и сам видишь собственными глазами — детям Волния и Турии облысение не грозит.
— Вижу, — я заценил не одни только волосы евонной супружницы, а и все ейные стати как в целом, так и по частям — заценил куда дольше и подробнее, чем это допускали приличия, так что не иди у нас сейчас обсуждение породы потенциальных общих внуков, у него были бы все основания для недовольства…
— Тогда что ещё? Особые способности? Ну, с этим труднее, но — ты ведь знаешь уже, что мы с Велией дальняя родня? Её прабабка была знаменитой знахаркой и вот этим делом тоже владела, так что способности Волния — от неё. Ну, и от тебя, конечно, судя по Икеру, но и от неё тоже. А моя прабабка была родной сестрой прабабки Велии…
— И это не помешало тебе свататься к ней. Меня, если честно, смущают эти ваши родственные браки. Не очень это хорошо, знаешь ли…
— Знаю, и мы все об этом знаем. Но куда нам деваться? Мы, турдетаны знатных родов — все потомки того или иного из древних тартесских царей и в этом смысле все друг другу дальняя родня. Да и переженились, конечно, за прошедшие с тех пор века. Это ты и со способностями родился, и развить их сумел, и тебе их хватило, чтобы выйти в люди. А нам нужно и знатность рода поддерживать. Разве сделали бы вы царём Миликона, не будь он потомком самого Аргантония? Вот и мы все тоже мечтаем о подобном из поколения в поколение. Несбыточно, даже глупо, согласен, но — традиция. Да и способности эти, вроде твоих, опять же — не думай, что один только ты их ценишь. А их ведь по обеим линиям наследовать желательно. Вот нам и приходится выбирать из своих, родословная которых известна, и мы стараемся, конечно, близкого родства избегать. У меня вон её уже двое сватают — один ей пятиюродным братом приходится, второй вообще троюродным. Этому — ну, его отцу — я, конечно, сходу отказал, а вот насчёт того — уже приходится думать. Есть и более дальняя родня, которая моей девчонкой тоже интересуется, но их семьи мне не нравятся — есть в их породе гнильца. А твоя порода — вот она, перед глазами, — кордубец многозначительно кивнул в сторону моих спиногрызов.
— Но я ведь сказал тебе уже, Трай, что не стану предопределять выбор моего сына. Выбирать будет он и не сейчас, а после совершеннолетия. До этого, считай, десять лет. Что вырастет из их обоих за это время, мы с тобой не знаем, а можем лишь гадать. И обещать я тебе, если ты настаиваешь, могу только одно — твоя Турия будет В ЧИСЛЕ тех, из кого Волний будет выбирать. Но выбор и решение — за ним. Выберет её — радуйся, если за эти десять лет ты не передумаешь сам. Выберет другую — не обессудь…
— Гм… А каковы шансы? Ты ведь сказал, что будешь стягивать ему под нос побольше хороших по твоему мнению кандидатур?
— Да, я хочу, чтобы его выбор был как можно шире. Настоящий хороший выбор, а не такой, как это обычно бывает — между хреном и редькой…
— И в основном это будут, конечно, дочери твоих друзей и хороших знакомых?
— И наших солдат, и даже наших вольноотпущенников, если их качества будут такими, как нужно. И все они будут учиться одному и тому же в одной и той же школе и взрослеть будут на виду друг у друга.
— И тогда получается, что и я тоже должен отдать свою дочь в вашу школу, если хочу, чтобы у неё были хоть какие-то шансы?
— Да, получается так. И преимуществ перед прочими у неё там не будет никаких — только личные качества, если они окажутся лучшими.
— По сравнению с дочерьми солдат и бывших рабов, из которых вы отберёте, конечно, самых лучших из многих сотен, а то и тысяч? Это же почти никаких шансов! Ну, хорошо, я понял тебя. Волний — твой наследник, и качество породы его потомков для тебя, конечно, превыше всего. Это я понимаю и осуждать не могу, хоть и досадно. Тогда — как насчёт Икера? Он у тебя от Софонибы, а не от Велии, и это, с одной стороны, конечно, не так престижно, как мне бы хотелось, но с другой — способности у него, как я вижу, тоже есть, а родства с нами — вообще никакого, так что в этом плане даже лучше получается. И по возрасту он моей Турии тоже подходит. Так как?
— Трай, Икер — такой же мой сын, как и Волний, и всё то, что я сказал тебе об одном, в равной степени касается и второго. И вообще это относится ко всем моим детям, какие есть и какие ещё будут. Все они будут учиться в той же самой школе и выбирать себе пару, какая приглянётся, и никого из них я неволить не собираюсь. Мы рабов своих принудительно не женим, а это — свободные люди и наши дети…
— Так, так… Если её там у вас не выберут ни Волний, ни Икер…
— Кроме них там будут и другие, обученные всему тому же самому.
— Включая сыновей солдат и рабов?
— Да, будут и такие, но — лучшие из лучших. И я тебе даже больше скажу, Трай. Если ты рискнёшь отдать свою девчонку в нашу школу — уже через пару-тройку лет тебе даже передумывать будет поздно. Это — дорога в один конец.
— Из-за того, что она будет слишком много знать?
— И из-за этого тоже, хотя и немного в другом смысле. Можно ведь в конце концов взять с неё страшную клятву молчания со страшной карой за её нарушение, и это будет не пустая угроза — мы выполним её, если придётся. Хотя вряд ли до этого дойдёт — в твоём роду не бросают слов на ветер, и клятвы будет достаточно. Так что не в этом даже главная проблема, а совсем в другом. Через пару-тройку лет обучения у нас любой, не обученный тому же, покажется ей тупым и скучным дураком. И вот тогда, если ты вдруг передумаешь — она не захочет возвращаться. Ты помолвишь её с самым лучшим женихом Бетики, какого только найдёшь, а она сбежит из дому обратно к нам и предпочтёт ему любого из нашей школы. Ну, почти любого, пусть даже и сына простого солдата или даже раба. И что мы с тобой тогда будем делать? Она ведь тогда будет уже НАША, а своих мы в беде не бросаем. Не хотелось бы становиться с тобой из-за этого врагами…
— Хорошо, я понял. Задал ты мне задачу! С одной стороны, выдавая дочь замуж, я ведь и так отдаю её безвозвратно, и в этом смысле разницы никакой. Но с другой — дети солдат и рабов! Я всё-таки хотел бы для неё партии получше, а получается, что отдав её вам, я уже никак не смогу на это повлиять. А с третьей стороны — гм… Велия, помнится, тоже выбрала простого солдата, и не скажешь по ней, чтобы она об этом жалела. У вас с ней уже двое и на подходе третий? Дай мне подумать, Максим. Ты ведь погостишь ещё в Кордубе несколько дней, так что время есть, а подумать над этим мне надо хорошенько…
— Обучение у нас начинается с шести лет, но нужно знать наш язык — кое-что преподаётся только на нём. Дети учатся быстро, и можно в принципе нагнать вместе со всеми, но будет тяжело, и выглядеть она будет тогда на фоне остальных — сам понимаешь, не лучшим образом. Лучше было бы начать её подготовку лет с пяти. Ей сейчас четыре? У тебя есть примерно год времени на раздумья.
— Боюсь, что уже нет, — заметила его жена, указав на шмакодявку, во все глаза наблюдавшую за виноградиной, которую увлечённо телекинезили мои спиногрызы…
8. Урок истории
— Итак, ребята и девчата, почтенная Юлия уже успела рассказать вам о царском периоде истории Рима? — вопрос этот был чисто риторическим, потому как в разработке учебной программы я участвовал и сам, и преподавание истории Греции и окружающих её стран, включая и Рим, было решено вести параллельно, в хронологическом порядке, дабы детворе с самого начала была понятнее взаимосвязь средиземноморских событий.
— Успела, досточтимый! — ответил класс хором, как и следовало ожидать от мелюзги — спасибо хоть, не гаркнули как в самом начале урока, когла я вхожу, а они тут же вскакивают и изображают "хайль Миликон", и мне приходится эдакую фюрерскую отмашку "зиг хайль" изображать. А всё Юлька! Накрутила детвору, расписала школоте, что член правительства к ним на следующий урок пожалует, аж целый министр — ага, министр внутренней и внешней торговли села Остаповки, гы-гы! Был такой фильм, если кто не в курсах, про село на берегу Чёрного моря в Гражданскую, которое объявило о своём нейтралитете и самостийности, да своё правительство учредило, выбрав министра земли и министра баркасов, а заезжий хулиганистый городской пацан взял, да и набился в министры внутренней и внешней торговли.
— Вот и хорошо. Тогда мы с вами не будем сейчас повторять всё, а коснёмся только тех самых важных моментов, из которых вам станет понятнее и наше собственное государственное устройство. Ведь создавая наше с вами государство, мы взяли за образец именно тот царский Рим, а все наши отличия от него направлены на то, чтобы у нас не повторились ошибки тех ранних римлян. У нас есть царь, как был и в том древнем Риме, есть правительство в узком составе, как был и в Риме совет приближённых царя, и есть расширенный состав правительства, с участием вождей всех крупных общин государства, и это аналог тогдашнего раннего римского сената. Но в основном у нас всё вопросы решает узкий состав правительства с царём, а расширенный состав собирается редко, и в этом наше сходство с правлением последнего из римских царей — Тарквиния Гордого. Вот о причинах этой его непомерной гордыни, которая и привела в конце концов не только к изгнанию самого Тарквиния, но и вообще к падению царской власти в Риме, мы с вами сейчас и поговорим, — класс озадачился, выпучил глазёнки и развесил ухи.
— Отцом Луция Тарквиния Гордого был Луций Тарквиний Приск или Древний. Он не был сыном и законным наследником своего предшественника Анка Марция, а получил царский престол при его живых малолетних сыновьях через избрание Народным собранием граждан города. И в этом была первая ошибка древних римлян — если законные наследники недееспособны по причине своего малолетства, римлянам надо было избрать авторитетного человека — пускай даже и Тарквиния Приска, раз уж он так понравился римлянам — регентом до совершеннолетия наследников, но никак не сажать его на их законное место. И хотя вряд ли обосновано предание о его приезде в Рим именно при Анке Марции — ну кто в здравом уме выбрал бы царём пришлого чужака — дело не в этом. Пусть не чужак, пусть представитель известного и уважаемого в городе рода, каким и были в том раннем Риме этруски Тарквинии, но ведь нельзя же было создавать такой опасный прецедент! Вот давайте, ребята и девчата, хоть на миг представим себе, что случилось — не дайте боги, конечно — такое несчастье, умер не только наш царь Миликон, но и все его законные сыновья в дееспособном возрасте. Вот среди вас сидит Миликон-младший, и если вдруг не станет ни его отца, ни старшего брата, и кому же тогда ещё быть законным наследником, как не ему? Но ведь он — ещё малый ребёнок и не может управлять государством, и конечно, управлять им должен взрослый и авторитетный человек. И вот, представьте себе на миг, вы ломаете голову над тем, как вам выкрутиться из этого положения, и тут вдруг перед вами выхожу я, весь в белом, и заявляю, что не нужен вам малолетний царь, я уж всяко получше его буду — выбирайте меня, сажайте на трон, и будет вам всем под моим мудрым правлением счастье — бочка варенья и корзина печенья, а каким чудом они у вас — вот не было до сих пор, при прежних царях, а под моей властью вдруг откуда-то появятся — то не ваша забота, а моя. Ваше же дело — развесить уши и поверить моему честному благородному слову, что так всё и будет, — даже Юлька, поначалу выпавшая в осадок от такого поворота темы урока, расхохоталась — что уж тут говорить обо всём классе! Дав малышне отсмеяться, я продолжил: