Уходя от Ольрика, девушки подавленно молчали.
И лишь по дороге в храм Линуаль, вздохнув, сказала:
– Может, и прав учитель… наверное, прав… Но вот вспоминаю я тех несчастных, что на дороге встретила, деревню их сожженную и думаю…
– Что?
– Думаю, – чуть слышно ответила Линуаль, – когда люди потеряли все, да еще так страшно, они вряд ли сами понимают, какие разговоры просто с горя, а от каких до мятежа недалеко. Не хочу я, Паола, стражу звать для таких бедолаг. Не лежит к такому сердце.
Паола вздохнула, ободряюще сжала руку подруги:
– Что заранее переживать. Там поглядим. Может, смилуется Всевышний, обойдется…
Но паника уже расползалась по столице – видно, не от пустого ума Ольрик предупреждал о ней своих учениц. На площади перед храмом выла, билась на земле баба в разодранной одежде, не поймешь, то ли беженка-крестьянка, то ли городская побирушка, – билась, завывала:
– Ой, лышенько, погибель-беда, вижу демона крылатого, огненного, вижу чудищ каменных, кровь и огонь, земля горит, горит земля наша, горят луга зеленые, кровью и огнем разливаются!
На глазах девушек подбежала стража, подхватила бабу под руки, уволокла, а та все голосила, словно не осознавая, что с ней происходит:
– Нету больше наших лугов заливных, все кровью залито, огнем затоплено… погибло, все погибло!
– Упаси Всевышний, – вздрогнула Паола. Схватила подругу за руку и бегом вбежала в храм.
Всегда на памяти Паолы здесь стояла благоговейная тишина, нарушаемая лишь молитвами и праздничными проповедями. Здесь можно было часами рассматривать роспись на стенах и куполе, витражи на высоких стрельчатых окнах – суровых ангелов-меченосцев и крылатых дев-архангелов, рыцарей на вздыбленных конях, попирающих злобную нечисть, и цветы, цветы, цветы… Здесь как нигде верилось в торжество Жизни.
Теперь тишину сменили плач и стоны. Храм принимал беженцев. Среди столпившихся на просторном дворе людей сновали целительницы, служки с водой, хлебом и кашей. Старая аббатиса собирала женщин – увести на постой в монастырь.
– Вон жрец, – Линуаль дернула Паолу в направлении внутреннего дворика, – скорее!
Увидав крылатых дев, плачущие на мгновение смолкали, а потом кидались к ним – дотронуться, поднести детей, испросить благословения…
– Погодите, – отмахивалась Паола, – да погодите же!
Жрец оглянулся, стремительно, раздвигая народ, пошел девушкам навстречу. Паола и Линуаль поклонились:
– Нас помогать прислали.
– Хорошо, – кивнул жрец. – Помощь нужна. Пойдемте, девы.
Раненых было много: все беженцы из одной деревни, спасшиеся чудом, успевшие добежать до леса, пока слуги Проклятого жгли их дома и убивали их соседей. Бабы выли горько, безутешно, плакали дети, немногие мужики потерянно молчали. Они принесли убитого, молодого лучника, почти мальчишку.
– Кабы не он, – выдавливал коренастый угрюмый крестьянин, – всем бы хана. На колдуна напоролись. Огнем окружил, принимайте, грит, волю Бетрезена, иначе спалю живьем. Ну и… вот…
– Нам не подобраться бы, – закивал другой, баюкающий разрубленную руку. – А он… спаси Всевышний, паренек во внуки мне годится, вся жизнь впереди была. Эх, лиходеи проклятые.
Смотреть на сожженного злым колдовством юношу было страшно. Черты лица не угадывались, легкий доспех вплавился в кожу.
– Вы правильно сделали, что принесли его, – веско сказал старый жрец.
– Ну дык. – Мужик потупился. – Не оставлять же злыдням на поругание. Хоть так, думаем, спасибо пареньку сказать.
Жрец дотронулся кончиками пальцев до лба убитого, прислушался к чему-то, неслышимому другим, улыбнулся:
– Поживет еще. Если будет на то воля Всевышнего…
Предоставив раненых монахиням и молодым служкам, крылатых дев жрец оставил при себе. Сказал:
– Здесь ваша помощь понадобится.
Обе девушки впервые видели воскрешение, совершаемое без эликсира, одной лишь молитвой. Сила Небесного Отца текла через старого жреца, укрепленная намоленной за века мощью столичного храма. Стекала на убитого щедрым водопадом. На глазах сходили страшные ожоги, сменяясь нежной розовой кожей, проявлялись все четче легкая горбинка носа, резкая линия скул, по-юношески пухлые губы…
Грудь вздрогнула, приподымаясь… пальцы, бессильные сжаться, царапнули дерево широкой лавки…
– Быстро, милые, – выдохнул жрец, – работайте, помогайте…
Почти одновременно Паола и Линуаль взмахнули крыльями, призывая на лежащего перед ними воина благодать Небесного Отца. Исцелись, молила про себя Паола, исцелись, живи, именем Неба, волей Всевышнего, живи!
Стрелок задышал ровно, спокойно.
– Спит. – Жрец слабо улыбнулся, отер лоб чуть дрожащей рукой. – Хвала Всевышнему, справились.
Линуаль всхлипнула, уткнулась Паоле в плечо:
– Получилось? Правда получилось?
– Да вроде. – Паола нервно рассмеялась и тут же замолчала, прикусив губу: испугалась разреветься. Тяжко далось чудо возрождения – до тьмы в глазах, до звона в отяжелевшей голове. Ударило вдруг: а ведь многих так не воскресишь. Вон над одним лучником втроем весь день… А если бы двоих принесли мертвыми? Или, упаси Всевышний, десятерых? Паола обняла подругу и без сил опустилась на пол. Руки скользнули по шелковой ткани плаща…
– Паола, ты что? – Линуаль упала на колени рядом с ней. – Плохо?
– Ничего… сейчас…
Тяжелая ладонь легла Паоле на макушку. К затылку, по шее, по спине пробежалось уютное тепло. Жрец вздохнул:
– Идите, девы, отдыхайте. Я бы вас при храме ночевать оставил, да нынче и устроить негде, сами видите. Завтра пораньше приходите, с самого утра.
Возвращались из храма притихшие. Паола стыдилась приступа слабости, но из мыслей все не шло, не получалось забыть: а ну как десятерых бы? Что тогда – выбирать? Как? А ведь чудо на то и чудо, что не может случиться с каждым…
У ворот гильдии мялись двое: женщина в крестьянской одежде, в черном траурном платке, и щупленький дедок с котомкой через плечо. Задорно торчащая вперед седая бородка придавала ему вид воинственный и озорной, никак не сочетающийся со строго сжатыми губами.
– Мы сказать пришли. Рассказать… – Женщина теребила кончики черного платка.
– И отдать, – добавил дедок. – Имущество, значь. Дело такое, магическое, глядишь, пригодится вам. Ворога, значь, бить.
– Так заходите, – улыбнулась гостям Линуаль. Окликнула пробегающего мимо вездесущего Клаську: – Позови кого-нибудь из учителей, тут люди пришли. Пойдемте пока что в приемную.
На самом деле приемных в гильдии магов было не меньше десятка. Для гостей простых и высокопоставленных, сведущих в магии или нет, своих, не совсем своих и совсем чужих… Сообразуясь с простонародным видом посетителей, Линуаль провела их в маленькую комнатку для просителей из числа крестьян и малоимущих горожан. Гости замялись на пороге, поклонились, входя. Здесь можно было бы их и оставить, но девушки, не сговариваясь, решили подождать. Вести ценились нынче в столице больше золота.
Сесть гости не посмели, так и маялись у входа, пока не вошел Ольрик.
Старый маг не стал разводить долгих предисловий. Оборвал поклоны, сказал:
– Поздоровались, и будет. Рассказывайте, люди добрые, с чем пришли.
– Беженцы мы. – Женщина все мяла свой платок, мяла и мяла, и почему-то Паоле было трудно оторвать взгляд от ее рук, грубых, обветренных, со следами свежих ожогов. – Погорельцы. В столицу шли, потому куда ж еще? Нас со всей деревни только двое и осталось. Пятиизбищи деревня наша звалась.
Голос женщины задрожал; она смахнула слезы уголком платка, хотела еще что-то сказать, но не смогла. Уткнулась лицом в ладони и тихо, почти беззвучно заплакала.
– Большая сила на нас пришла, – мелко закивал старик. – Силища. Такое дело, значь, у нас возле деревни, за рекою, рудник магический был. Вот он, видать, ворогу и понадобился.
– Где точно ваши Пятиизбищи? – вскинулся Ольрик. – Ты мне, дед, точно скажи! Сам понимаешь, тех рудников по Империи…
– Недалеко. – Дедок почесал в затылке. – Шли мы, значь, на закат прямехонько, три дня шли, значь, от дому до столицы. Только где ж тот дом… нету больше нашего дома…
Ольрик подошел к гостям, положил ладонь старику на плечо, вгляделся в лицо. Сказал тихо:
– Война у нас. Утешать не могу, извини, дед. Сам сказал – силища. Значит, захватили те вороги рудник?
– Воткнули, – снова закивал дед, – воткнули, злодеи, палку свою окаянную! Чтоб их самих тою палкой да по шее! Были за рекою за нашей луга зеленые, а теперь… эх! Огнем, все огнем…
– Что ж, спасибо вам, люди добрые. Будем рудник отбивать. – Ольрик сердито дернул себя за бороду. – Вам за вести награда полагается, сейчас пойдем…
– Погодьте еще, господин маг. – Дедок смущенно кашлянул. – Не все у нас вести-то. Еще, значь… вот…
Смешавшись, вынул из котомки ребристую, чтоб на ощупь ни с какой другой не спутать, склянку с эликсиром Жизни, пузыречек лечебного бальзама и погнутый, оплавленный целительский талисман. Положил на стол. Сказал тихо:
– Имущество, значь.
– Откуда? – Голос старого мага внезапно сел, осип. Паола, охнув, шагнула к столу, вцепилась пальцами в край. Она уже поняла, что ответит старый крестьянин-погорелец.
– Дева там была, – потупившись, вздохнул дедок. – Вот как… – Наверное, он взглянул на них с Линуаль, краем сознания отметила Паола. Наверное… Оторвать взгляд от талисмана казалось невозможным. Такой талисман был у… – Она, значь, как это непотребство увидала, так туда и помчалась. Хотела, видать, ту палку чужую окаянную убрать. А тут как раз эти… чудища каменные да колдуны, что огонь бросают… И на нее…
…у Хетты.
Ей, Хетте, слабо давались целительные чары, она носила талисман, чтобы усиливать…
– Оно быстро все случилось, – почти шепотом закончил старик. – Не мучилась девочка… быстро… Там ее и бросили, на берегу. Мы уж потом подобрались, поглядели: мертвехонька, бедная. Там ее, значь, и схоронили. На берегу, над рекой. Прям напротив рудника.
Схоронили, эхом отдалось в голове Паолы. Схоронили. А вещи сюда принесли. Ну что, что им стоило влить Хетте в рот эликсир из ребристой склянки!
Они не знали. Не могли знать. Откуда им, они простые крестьяне. И на том спасибо, что после всего того ужаса подойти не побоялись.
Линуаль застонала глухо, согнулась пополам. Паола подскочила, подхватила. Оглянулась на Ольрика. «Уведи», – одними губами велел маг.
– Пойдем, – зашептала Паола, – пойдем…
Вывела подругу из приемной, довела до внутреннего дворика – и тут силы оставили. Разом, как будто выдернули державший ее невидимый стержень. Паола осела на землю.
– Хетта, Хетта, – рыдала Линуаль. – Хетта-а…
Следующие несколько дней промелькнули, как не было. Первая потеря оглушила. Обыденные мелочи резали сердце. Яблочные пирожки на ужин – Хетта их любила. У Изы порвалась нитка бисерных бус – раньше ее собрала бы Хетта, никто не умел так ловко нанизывать бисер, составлять узорами… А вон идет сестра-келейница, и слышится голос Хетты: «Наша мамуля-хлопотуля!»
Линуаль больше не плакала. Только стала откровенно тяготиться работой в столице и все чаще досаждала учителям просьбой отправить ее в поход.
А Паола ждала и боялась возвращения отряда, с которым ушел Гидеон.
Первым узнал новость вездесущий Класька. Немудрено – шалопай мотался то в казармы, то к воротам.
– Вернулись! – Мальчишка ворвался в трапезную посреди ужина, хотя за такое нарушение порядка его наверняка ждала выволочка. – Вернулись…
– Ты, негодный… – Ольрик неторопливо встал, явно намереваясь отчитать ученика хорошенько прямо при всех.
– Учитель, они целителей просят! И эликсиров! И жрецов! Я в храм еще побегу, а вы туда идите, ладно?
Откинул пятерней со лба прилипшие мокрые волосы, развернулся и умчался. А у Паолы будто сердце на миг остановилось – а потом заколотилось так, словно тесно стало в груди. Целителей, эликсиров, жрецов… видно, плохо там дело!
– Мы за эликсирами, – Гэриэл, маг-целитель, стремительно поднялся с места; вслед за ним, не дожидаясь приказания, вскочили трое его учеников, – а ты собирай, кто из твоих пойдет.
Ольрик кивнул коллеге, обвел взглядом затихшую трапезную. Резким взмахом руки отделил жезлоносиц:
– Вы.
– И мы! – вскочила Иза. Вслед за ней поднялись Фариша и Вера. – Мы исцелять уже умеем, верно, девочки?
– Мы уже старшие ученицы, – добавила Вера, – скоро тоже жезлоносицами станем. Мы должны помогать.
– Ладно, – отрывисто бросил Ольрик. – Но кто плакать начнет – выгоню.
Девушки торопливо выбрались из-за стола.
Странное дело, подумала Паола, оглядываясь на взволнованно загудевший стол, сколько нас здесь, и магов, и учеников, а лечить почти никто и не может. Редкий дар. Хотя нет, возразила сама себе, не такой и редкий. Просто с ним чаще в храм идут учиться, а не в гильдию магов. Из храма Класька хорошую помощь приведет. Все будет хорошо. Все будет хорошо, твердила себе Паола, спеша за Ольриком в тесной группке подруг, обязательно хорошо, был бой, наши вернулись, значит, они победили и войне конец. В крайнем случае придется прочесать страну, выловить всяких там разбежавшихся, чужие жезлы поубирать, в общем, навести порядок…
«Хорошо» разбилось вдребезги с первого же шага в казармы. Не бывает у победителей таких лиц. Победители не отводят виновато глаза, встретив взгляд девушки. И не молчат настолько тяжело.
– Ольрик, твоих девиц по легким, – командовал Гэриэл, – а я своих лентяев на тяжелых беру и на мертвяков. Пусть учатся, дармоеды. Как храмовые подползут, всех ко мне.
«Легких» было мало – как раз под небольшую силу неопытных жезлоносиц. К ужасу Паолы, среди них не оказалось ни Гидеона, ни Фабиана. Вообще рыцарей не было. Лучники, маги, несколько конюхов и оруженосцев – те, кто в сражении позади. Ольрик мгновенно распределил их по девушкам, велел:
– По взмаху на каждого, дальше долечат.
И умчался.
Белобрысый Кай, оруженосец Гидеона, подошел к Паоле последним. Улыбнулся криво:
– Господин тебя всю дорогу вспоминал.
– Он… жив?
– Жив, оба живы. Последние эликсиры по глотку делили… до дому добраться.
Кай говорил медленно, хрипло. Паола понять не могла – то ли голос мальчишка сорвал, то ли грудь помята и дышать трудно, а может, просто устал сверх меры.
– Погоди, подлечу – расскажешь. – Паола глубоко вздохнула, собирая остатки сил. «Волей Неба, именем Всевышнего…» Ей показалось, крох целительной силы, сорвавшихся с кончиков ее крыльев, не хватило бы и на сопливого ребенка. Но Кай задышал ровнее.
– Устала? – спросил, совсем как Гидеон тогда, кольнуло Паолу.
– Обидно, когда сил мало, – честно ответила она. – Ты подожди немного, сейчас отдышусь, еще тебе махну.
– Не надо, легче уже…
Соврал, поняла Паола. Тут подошел Ольрик, глянул хмуро, сунул мальчишке початый флакон восстановительного зелья:
– Пей.
Тот отхлебнул осторожно, словно боясь израсходовать лишнего.
– Все пей, – сердито буркнул маг. Мазнул взглядом по Паоле: – А ты ступай домой. Ступай-ступай, нечего тут. Я и остальным велел.
– Но, учитель…
– Кому сказал! Целители подошли, теперь управимся. И не спорь, будет еще вам работа. Не в последний раз.
Возвращались в подавленном молчании. Только у самых ворот гильдии Джатта сказала:
– Учитель велел рты на замке держать.
– Ой, да ладно уж, – Ойка зло пнула подвернувшийся под ногу камушек, – сами толком ничего не знаем. Только и ясно, что дела плохи. Всех погибших не смогли принести даже, позорище.
Предупреждение Джатты пришлось вовремя: девушек ждали. От «ну что?» да «ну как?» со всех сторон у Паолы аж голова закружилась.
– Учитель придет, все расскажет, – выпалила Джатта.
– Нам бы отдохнуть, – тихо сказала Линуаль, – выдохлись.
Паола молча проскользнула к себе.
Села, завернувшись в одеяло, прикусила губу – больно, до крови. Бил озноб. Тупо, глухо болело в груди, как будто кто-то невидимый медленно и упрямо тянул оттуда жилы. Хотелось выть. И назойливо, нудно, на самом краю сознания бился странный, неправильный, непривычный звук. Будто щенок скулит – да откуда б ему здесь взяться?