«Как бы Антибиотик на Катю глаз свой не положил», — обеспокоенно подумал Званцев, подъезжая к серому дому на 13-й линии. Но, оглядев Катерину, успокоился. Она была явно не в лучшей форме — заревана, глаза красные, опухшие. Да все равно красива, конечно…
Катя внимательно оглядела невысокого лысоватого человека с пронзительными серыми глазами, которого Олег почтительно назвал Виктором Палычем. Встречала Катя в своей жизни людей с такими глазами и умела интуитивно вести себя так, чтобы нравиться им, не нарушая дистанции. Вот и сейчас, поняв, что от этого лысоватого очень многое зависит, включила Катерина на полную мощность магнетизим своего обаяния.
Олег с Виктором Палычем ушли в кабинет, оставив Катю в гостиной. Она присела на шикарнейший диван и стала прислушиваться к глухим голосам, доносившимся из кабинета.
А там шел интересный разговор. Сначала говорил Олег, а Антибиотик слушал его с совершенно непроницаемым лицом. Когда Званцев наконец замолчал, Виктор Палыч налил себе коньячку (Олегу не предложил) и задумчиво протянул:
— М-да… Веселенькие истории ты на ночь рассказываешь… Совсем не жалеешь старика… Антибиотик вдруг хищно прищурился и дернул губой над клыком:
— Что же… Гончарова я помню. Способный был делец. Когда-то… — и, помолчав, спросил: — А скажи-ка мне, Адвокат, по совести — зачем тебе-то нужна эта баба?
Олег внутренне весь напрягся и тяжело катнул желваки под небритыми щеками:
— Это не баба. Это… Я за нее пол-Москвы вырежу!
— М-да? — Было видно, что Антибиотик что-то очень быстро просчитывает в уме, взвешивая плюсы и минусы различных вариантов своего решения. Наконец он ласково улыбнулся Олегу:
— Ну-ну, не кипятись! Пол-Москвы, говоришь? Пол-Москвы не надо, лишнее это, но кое-кто в златоглавой действительно зарвался. Ну да об этом после. А сейчас…
Званцев вздрогнул от резкого телефонного звонка и сам про себя удивился предельной натянутости своих нервов. Звонок был междугородным, и инстинкт выжившего фронтовика подсказал Олегу, что звонит Гурген. Званцев хотел было встать и выйти из кабинета, но Антибиотик жестом остановил его и переключил телефонный аппарат на громкую «беструбочную» связь.
В кабинете раздался чуть искаженный расстоянием и помехами уверенный голос с плавающим грузинским акцентом:
— Приветствую тебя, дарагой! Как дыла, как здоровье?
— О! С Божьей помощью, — бодро ответил Виктор Палыч. — День добрый, а как твои дела? Как столица?
— Шумыт сталица, да…
— А как здоровье?
— Тваими малытвами, дарагой. Все слава Богу, да вот малчики твои мыня агарчили. Приехали в чужой город, нанимаешь, на двух машинах, напачкали и соскочили, не прибрав, не рассчитавшись.
Антибиотик скосил глаз на Олега, который стиснул зубы так крепко, что их аж заломило.
— Так молодые, озоруют, резвятся, что им…
— Неправильное озорство, — голос в Москве чуть загустел и приподнялся в тоне. — Ответить придется, да… Ласковые тона в голосе Антибиотика тут же пошли на снижение:
— Зачем так сразу? Ребятки правильно поступили, от хулиганов девушку спасли.
— Э-э… Ты меня нэ понимаешь, дарагой. Хорошие луди были, да… Братва волнуется, недовольные есть, успокоить надо…
— Что ж… У нас пацаны серьезные, и тоже очень недовольны московским гостеприимством… А Катерина Дмитриевна с нами работает, обижать нельзя…
Олег снова вздрогнул. Он был готов поклясться, что не называл Антибиотику Катиного отчества.
В Москве возникла недолгая пауза.
— Пачиму мы раньше не знали, а?
Антибиотик горестно вздохнул в трубку, подмигнув Олегу:
— Все мы, к сожалению, узнаем все не сразу, а постепенно. А может, к счастью это. Я вот тоже не сразу узнал, что твои в Твери с чухонцев получают…
Видимо, для Гургена это было большим сюрпризом, потому что он замолчал. И только после длительной паузы сказал:
— Э-э… Мы поняли друг друга, дарагой. Прыятно пабиседовать с умным чэловеком, да… Будишь в Москве — для хорошего человека всегда настоящая «Хванчкара» найдется… Будь здоров, дарагой… «Хванчкара», кстати говоря, была любимым вином Антибиотика.
— О! Ну после такого обещания — буду непременно. Как-нибудь. Только вот с делами разберусь… Удачи тебе, дорогой…
И связь прервалась. Званцев почувствовал, как под свитером его рубашка прилипла к телу. Виктор Палыч еле заметно усмехнулся:
— Ну, Адвокат, пойдем к твоей избраннице, а то она поди заждалась, тем более с дороги вы…
Когда мужчины вышли из кабинета, Катя резко вскочила с дивана навстречу. «Ну что вы, Катенька, сидите», — запротивился было Антибиотик, но Катерина увидела, что ему было приятно. Виктор Палыч ласково глядел на Олега и Катю: ни дать ни взять — посаженый отец на свадьбе, а по совместительству — опекун-затейник.
— Ну что, молодые люди, живите в радости. Отдохните чуток — и за работу. Работать надо, а не воевать! Любовь, она ведь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. А сейчас самое время дела делать…
У Кати комок подступил к горлу, потому что именно эту фразу точно с такой же интонацией любил последний год повторять Вадим Петрович Гончаров.
Вот так Катерина вернулась в Ленинград. Жить она стала у Олега — сначала Кате было слишком страшно ехать к матери, ну а потом… В первые дни после бегства из Москвы Олег возился с ней, как с заболевшим ребенком: никуда не отходил, кормил чуть ли не с ложечки, приволок в дом кучу разного фирменного шмотья, большая часть которого Катерине, естественно, не подошла — либо по размеру, либо по стилю. Жил Званцев теперь на Петроградской стороне в большой, но абсолютно неухоженной квартире. Поначалу, конечно, ни о каком сексе между ними не могло быть и речи — слишком силен был шок, пережитый Катей. Но мало-помалу природа начинала брать свое — им ведь было-то всего ничего, по двадцать пять лет. Однажды с утра Олег, одуревший от изнурительных ночных эротических видений, зашел в ванную (зашел в чем спал, а спать он еще в армии привык абсолютно голым), а там Катерина в таком же наряде — душ принимать собралась — стояла, вся выгнувшись, как кошка, и хлопала глазами… Короче, душ они уже потом приняли вместе и совершенно не торопились выбираться из ванной, игнорируя надрывавшийся в прихожей телефон. В реальный мир, правда, вернуться все-таки пришлось, когда кто-то забарабанил по входной двери с явным намерением ее в конце концов высадить. Олег чертыхнулся, оторвался от мокрой стонущей Катерины и, намотав полотенце вокруг бедер, побежал открывать дверь, прихватив по привычке с тумбочки в прихожей свой ТТ.
На лестничной площадке стояли встревоженные Танцор с Доктором. Подозрительно оглядев Олега (а видок у него был, прямо скажем, странноватый — голый, мокрый, с абсолютно глупой и счастливой улыбкой и с пистолетом в руке), Доктор спросил:
— Адвокат, ты в порядке? У нас же стрелка сегодня с Ваней Витебским. Мы тебе звоним, стучим… Стряслось что?
Олег вытер рукой лоб и, не приглашая Танцора с Доктором в квартиру, ответил:
— Я это… приболел малость. Смотайтесь сами, поговорите… Вы же в курсе проблемы? А мне отлежаться надо.
И он захлопнул дверь перед обалдевшими братками, которые только покрутили головами, постояли в недоумении и потопали вниз по лестнице под аккомпанемент страстных стонов, слышных даже через двери…
Так они и зажили. На этот раз у Катерины не было никаких иллюзий относительно «работы» Олега. Она прекрасно отдавала себе отчет в том, что он был бандитом или, как тогда говорили, рэкетиром. Впрочем, говорили об этом тогда, в 1988 году, еще мало…
О Сергее они условились не вспоминать. Они знали, что Челищев работает в прокуратуре, и не хотели ломать ему жизнь своим появлением из прошлого. Антибиотик постоянно искал новые контакты в правоохранительных органах, спрашивал Званцева и Катерину об их бывших однокурсниках, но они отговаривались тем, что связи все утратили — слишком давно, мол, все это было. Виктор Палыч намекал, что для пользы дела связи-то можно было бы и возобновить, особенно если кто-то уже вырос, но сильно на Олега с Катей до поры не давил, так — посмеивался… А они твердо решили про Сергея не рассказывать.
— Пусть лучше Серега считает, что я погиб, а ты в Москве, — сказал как-то ночью в постели Олег жене на ухо. Катерина ничего не ответила, только с внезапной неприязнью оттолкнула руку Олега.
Они оформили брак лишь осенью 1991 года, когда Олег буквально припер Катерину к стенке, надоедая ей своими требованиями «оформить отношения, как у людей». Катя стала настоящим наркотиком для Званцева, он страшно ревновал ее и баловал, а она… Она вертела им, как хотела, и он, похоже, почти не догадывался об этом. Катерина стала его настоящим ангелом-хранителем. Она гораздо лучше его разбиралась в интригах теневого мира и была полностью в курсе всех дел команды Адвоката. В свое время Вадим научил ее играть по правилам «команды мастеров», а уровень Званцева на момент Катиного возвращения в Петербург еле-еле дотягивал до «первой лиги». Катя давала советы Олегу осторожно, так, чтобы не насторожить Антибиотика, который, как быстро поняла Катерина, любил управлять людьми «втемную» и не терпел рядом с собой игроков одного с собой класса. Катя старалась повысить и уровень общей культуры Званцева, буквально заставила его читать книги, таскала по выставкам и театрам. Братва посмеивалась над переменами в образе жизни Адвоката, но лишь за его спиной, потому что заводился Олег моментально, особенно если улавливал хоть малейший намек на насмешку над Катериной. А заводки Адвоката могли кончиться для шутников очень печально, и все это хорошо знали, благо пара прецедентов, как говорится, имели место быть… Катя, впрочем, быстро сама «вошла в авторитет», потому что не раз и не два уберегла Званцева и его братков от реальной опасности там, где ее даже не видели… Братва привыкла называть Катю Катериной Дмитриевной, хотя многие из боевиков Адвоката были старше его самого и его красавицы жены.
Привык Званцев слушаться Катю, и все у него шло хорошо, богател он, «поднимались» и его люди, но… В начале 1992 года Антибиотик «подвинул тему», связанную с загадочным препаратом, который назывался альфа-фетапротеином. Был якобы этот препарат каким-то чудодейственным лекарством от рака или необходимым элементом для этого. На Западе синтез альфа-фетапротеина был затруднен тем обстоятельством, что для его производства требовалась кровь эмбриональных младенцев (то есть, грубо говоря, выкидышей или абортных эмбрионов). Законодательства большинства западных стран запрещали использовать массу даже мертвых эмбрионов для легального синтеза лекарств. Ну а в России такого добра было навалом, особенно в первые голодные и трудные девяностые годы. Нашелся и химик-самоучка, который открыл какой-то совершенно уникальный метод синтеза. «Протеиновая лихорадка» захлестнула Ленинград. За препаратом и ученым-химиком гонялись чуть ли не все городские группировки, большие люди из милиции и УМБР, серьезные дяди из мэрии. Слишком высока была цена. Речь шла о миллионах долларов. Вписался в эту гонку и Антибиотик, пристегнув к ней Олега. Как могла, Катерина отговаривала его от участия в этой странной истории. Чувствовалось, что слишком много игроков бежит за мячом. Да, видно, надежда на близкие легкие миллионы затмила Званцеву глаза. Через два дня после удачных, как посчитал Олег, переговоров с химиком Адвоката и почти всех его ближайших братков задержало ОРБ, обвинив в вымогательстве. Петербургская прокуратура избрала для Званцева и его коллег меру пресечения — содержание под стражей.
Катя осталась одна. Нет, конечно, всю группировку ОРБ не смогло взять, а уж тем более не смогли они добраться до Антибиотика. ОРБ срубило верхушку, на свободе остались одни быки да чудом избежавшие ареста Доктор с Танцором. Все дела упали на Катины плечи. Антибиотик при встречах, конечно, предлагал помощь, но Катя отказывалась, говорила, что справится, а Виктор Палыч поглядывал на нее хитро и посмеивался. Изучал ее Антибиотик, тестировал, реакцию снимал, и неприятно было Кате ощущать это изучение.
Связь с сидящим в «Крестах» Олегом была постоянной и устойчивой, но все равно находящийся в камере Адвокат был совсем не то, что Адвокат на свободе: Катерина чувствовала уже направленные на «объекты» группировки Олега волчьи взгляды конкурентов. Да и глаза Антибиотика стали ей нравиться все меньше и меньше. Кате срочно нужна была умная поддержка, а не просто тупая преданность «братков». И в этот момент Олег передал из «Крестов», что встретил там Челищева.
…Пауза явно затягивалась. Катя стояла неподвижно, но Сергей каким-то внутренним зрением видел, как корчится от отчаяния и боли ее душа.
— Слишком много мне нужно тебе рассказать, Сережа, чтобы объяснить все, что с нами случилось за эти годы. А тайны… Да, они есть, и не только у меня и Олега. Есть еще и чужие тайны доверившихся нам живых и мертвых уже людей. И чтобы рассказать их тебе — просто доверия мало, потому что секреты бывают опасны для того, кто их узнает. И я не знаю, готов ли ты к таким рассказам.
Сергей хмыкнул и расправил плечи. Вид растерянной, слабой, испуганной Катерины придал ему уверенности в себе и ощущение собственной значимости. Интересно, сколько миллиардов мужиков, начиная с Адама, попадались на такие вот женские штучки? Вечная, как жизнь, история.
— Я адвокат, Катюша… А стало быть, имею некий опыт хранения чужих тайн.
Сергею показалось, что Катя вздрогнула, когда он назвал себя адвокатом.
— А что касается доверия… После того, как убили моих родителей, со мной остались только вы двое — Олег и ты… В памяти моей… Я вас так часто вспоминал. А тут выясняется, что вы оба живы и все время рядом были.
«Да что же она все время вздрагивает?» — удивился про себя Сергей и автоматически, по въевшейся в кровь следственной манере сменил тональность разговора, чтобы разрядить психологически накалившуюся атмосферу.
— По каким делам Олег в «Кресты» залетел? — довольно сухо поинтересовался Челищев.
— Его подставили… Ты же его знаешь — он в каждой бочке затычка. А после Афгана совсем стал… — Катерина махнула рукой.
— Катюша, в «Крестах» просто так не сидят… — опять же по-следовательски начал было Сергей, но, встретившись глазами с Катей, осекся. — Ладно, под что его подставили?
— Под 148-ю.
— Понятно… Нормальная бандитская статья, — хмыкнул Челищев и испытующе глянул на Катерину. Она закурила сигарету и посмотрела Сергею в глаза холодно и властно.
— Сережа, я не на допросе у тебя. Не надо. Ты не хуже меня знаешь, что сейчас без помощи бандитов никакой бизнес невозможен. И ты достаточно умен, чтобы понять, кто смоделировал, кто создал такую ситуацию. Когда явление становится таким массовым — это уже не просто закономерность, это уже объективная необходимость…
— Ну и кто же это все смоделировал? — Сергей несколько растерялся от Катиного напора.
— Те, у кого власть.
— Демократы, что ли? Жиды с масонами?
— Сережа! Не надо ерничать. Какие демократы, где ты их видел? Неужели ты всерьез думаешь, что эти клоуны в телевизоре что-то решают? Реальная власть была и остается совсем в других руках. Да ладно, об этом можно бесконечно говорить. Ты спрашивал, почему мы с Олегом не нашли тебя раньше? Наверное, ты сам догадываешься, почему. Мы не хотели лезть в твою жизнь, потому что контакты с нами могли реально помешать твоей карьере. Да, если говорить прямо, не все то, через что пришлось пройти нам с Олегом, укладывается в рамки закона. Но ведь этот закон сам ни в какие рамки не укладывается и ни в какие ворота не лезет, а те, кто должны его блюсти и охранять, сами же вынуждены нарушать его же чуть ли не чаще всех остальных — и именно чтобы охранять закон… Ты же сам все это знаешь! Что, не так, скажешь?!
Сергей молча опустил взгляд. Катерина словно читала давно мучившие его мысли.
— Катя, не надо меня за советскую власть агитировать. Для меня всегда было важнее не формальное соблюдение Закона, а злодей человек или нет.
— Мы с Олегом не злодеи. Челищев усмехнулся и покрутил головой.
— Ладно. Давай не будем размазывать кашу по чистой скатерти, — процитировал он любимые с детства «Одесские рассказы» Бабеля. — Что нужно от меня?