После недолгих размышлений Обнорский отказался от идеи подробной консультации с Кудасовым. Бог его знает, что с этой Даллет вытанцуется — вдруг она, действительно, Екатерина Званцева? Тогда Никита по-простому наложит на нее лапу, а Андрея «бортанет» — и снова скажет, что это вызвано исключительно интересами дела… Кроме того гражданка Званцева, как ни крути, нарушила подписку о невыезде — это как минимум (если она жива, конечно). А если выяснится, что Рахиль Даллет и Екатерина Званцева — одно и то же лицо, то тетеньке можно «вламывать» еще кучу статей — начиная от незаконного пересечения границы и кончая подделкой документов… Нет, нельзя, ничего толком не выяснив, на хозяйку медальона официальную правоохранительную структуру ориентировать, а действовать частным образом Никита никогда не согласится — это, видите ли, идет вразрез с его принципами.
Андрей вспомнил один разговор с Кудасовым, состоявшийся не так давно, Обнорский тогда «наезжал» на Никиту, спор шел о допустимости использования в борьбе с оргпреступностью незаконных методов.
— Ты что, — с издевательской улыбкой спрашивал шефа 15-го отдела Серегин, — не видишь, что государство — нормальное государство — разваливается, что оно перерождается в полутеневое, в котором государственные чиновники занимаются лоббированием интересов преступников? Для них закон — ширма, из-за которой можно в любой момент выбежать! И в этой ситуации они почти неуязвимы, потому что действуют, используя весь спектр возможностей — и легальными методами, и нелегальными… Те, кто пытается бороться с ними только законным путем, заранее обречены на поражение — возможностей-то меньше!…
Никита в ответ тогда только плечами пожал:
— Не сгущай краски… Как же я до сих пор умудрялся бандитов в камеры отправлять?
Обнорский посмотрел на Кудасова выразительно и махнул рукой — сам, мол, знаешь, кто в этих камерах надолго задерживается… Никита Никитич от этого жеста завелся:
— А что ты машешь? У тебя что — есть конструктивные предложения? Может быть, ты, как какой-нибудь мудак-депутат, скажешь, что бандитов надо прямо на улицах расстреливать? Может быть, нам пора «эскадроны смерти» вводить? Кто только расстреливать-то будет? По каким критериям в эти «эскадроны» людей отбирать? И чем им руководствоваться в своей работе — классовым чутьем? Было это уже все — сам видишь, чем кончилось… Преступность нельзя победить преступными методами. Да ее вообще нельзя победить — ты не хуже меня знаешь, что она всегда была, есть и будет, ее можно только ограничивать, загонять в определенные рамки, мешать ей поразить все общество… А если расстреливать без суда и следствия — вот тогда точно всякой демократии и свободе можно будет рукой помахать, мы тогда начнем как в джунглях жить — кто сильнее, тот и прав! Тогда кровавый хаос начнется! Нельзя на законы плевать, люди не могут жить в обществе без законов!
— А я и не говорю, что законы похерить надо, — вкрадчиво сказал Обнорский. — Ты все говоришь очень правильно — с точки зрения государственного подхода, если рассматривать вопрос масштабно… А если на личном, так сказать, уровне? Ты же не робот запрограммированный, Никита, ты же — человек! У тебя же должно быть личное отношение — особенно к некоторым нашим общим знакомым… Скажи, если, например, они что-нибудь сделают твоей семье — ты тоже им ответишь исключительно законными методами? А?
Кудасов долго молчал, катая желваки на скулах и опустив глаза, а потом вздохнул и упер Андрею в переносицу тяжелый взгляд:
— Если они тронут мою семью… и еще некоторых очень дорогих мне людей, то… То, возможно, я бы и предпринял кое-какие э-э… не процессуальные меры. Но я очень хочу, чтобы до этого все-таки не дошло… Те, кому надо — знают, что есть черта, которую им не стоит переступать. До сих пор они ее не переступали…
— Все когда-нибудь случается впервые, — пожал плечами Андрей. — Ты это не хуже меня знаешь… А кто эти дорогие тебе люди, ради которых ты… мог бы пойти на «непроцессуальные меры»?
Взгляд у Никиты потеплел, он улыбнулся, но полного ответа все равно не дал:
— Один из этих людей — ты… Хотя мы с тобой и собачимся все время, но я как-то привык к тебе…
Андрей смущенно отвел глаза — они с Никитой, действительно, не баловали друг друга теплыми словами и разными, как говаривал когда-то Кондрашов, «сясями-масясями». Разговоры Кудасова и Обнорского очень редко выходили за рамки профессионально интересующих обоих тем — оба они практически никогда не только не делились какими-то личными проблемами, но и вообще ничего не рассказывали о своей «частной» жизни… Но при этом — странное дело — они неплохо, что называется, «чувствовали» друг друга…
И вот именно поэтому-то Андрей и отказался от того, чтобы рассказать Кудасову о странной израильтянке, проживавшей в пятизвездочной гостинице «Европа» — госпожа Рахиль Даллет (кем бы она не являлась на самом деле) ух никак не входила в ограниченный круг людей, ради которых Никита мог бы пойти на какие-то нехарактерные для него шаги… Инстинктивно Обнорский чувствовал, что начальник 15-го отдела может быть просто опасен для этой загадочной Рахиль…
Ну и что, казалось бы? Кем была для Андрея эта незнакомая женщина — и кем был для него Никита? Вроде бы не имел Обнорский оснований переживать за зеленоглазую израильтянку (к тому же так холодно пресекшую его попытку ненавязчиво «подклеиться»), но… Но она как-то зацепила Обнорского, он и сам себе не признался бы в этом — но она понравилась ему… И в глазах у нее что-то такое щемящее было, за душу берущее… Андрей ничего не знал о том, какие события придали глазам Рахиль такое выражение, но он уже подсознательно сочувствовал, сопереживал ей… Ну и — если уж совсем честно — тетенька обладала не только печальными глазищами, но и отличной, зверски сексапильной фигурой, на Обнорского действовал и этот фактор… В общем, он не отказался бы как-то развеять грусть госпожи Даллет и уж никак не стремился создать ей новые проблемы. Даже если она — никакая не Даллет. Даже если она — Екатерина Званцева…
Серегин, конечно, не мог знать о том, что как раз в то время, когда он ломал голову над загадкой медальона Рахиль, сотрудники 15-го отдела РУОПа предотвратили покушение на Антибиотика и задержали Василия Михайловича Кораблева… О неудачной попытке убить Виктора Палыча Андрей узнал лишь поздно вечером, когда закончил все свои дела в редакции и решил навестить в «Европе» Рахиль Даллет. Обнорский по-прежнему ни в чем не был уверен и смутно представлял себе, как выстраивать разговор с занимавшей его мысли брюнеткой — он полагался на экспромт, на наитие…
Но в тот вечер Андрей так и не дошел до триста двадцать пятого номера — в холле «Европы» ему встретился знакомый бандюгай Слава-Солдат (Обнорский знал его еще по спорту — давным-давно Слава подавал большие надежды в дзюдо, учился в ЛИСИ и сам никоим образом не подозревал даже, что станет известным в Питере гангстером). Слава поделился с Серегиным сенсационной новостью — слухи быстро распространялись среди «братвы». По словам Солдата выходило, что Антибиотика обстреляли, но сидевшие в засаде руоповцы «нахватили» киллеров, а командовал операцией лично легендарный Никитка-Директор, принявший непосредственное участие в перестрелке…
Услышанная новость заставила Андрея изменить планы — он захотел узнать о сорвавшемся покушении побольше и поточнее, ему почему-то сразу подумалось о том, что эта информация может каким-то образом помочь ему в разговоре с израильтянкой — особенно в том случае, если она не израильтянка… Да и при любом раскладе — даже если госпожа Даллет все-таки нормальная, природная еврейка, ее должны заинтересовать любые новости о человеке, который имел самое непосредственное отношение к гибели тех мужиков, чьи портреты она хранила в своем медальоне… Вспомнив о медальоне, Андрей вдруг на мгновение словно увидел его перед глазами и даже вздрогнул — вензель на крышке! Вензель в форме буквы «Е»! Эта буква — начальная в имени «Екатерина»…
«Стоп, — сказал Обнорский сам себе. — Спокойно… Так можно черти до чего дофантазироваться… С этой же буквы начинаются десятки, если не сотни других имен. Хотя — совпадение, конечно, любопытное… А что, если эта Рахиль Даллет — действительно настоящая израильтянка, но действует в интересах, допустим, Екатерины Званцевой… Если допустить, что она бежала за кордон… Может такое быть? Вполне… Такое даже очень может быть… Катя-Катерина сама в Россию вернуться побоялась, да и рожать ей надо было — но остались у нее в Питере какие-то интересы, какие-то незавершенные дела… Она договорилась с госпожой Даллет или наняла ее, а медальон дала как пароль, как ключ… Ключ к чему?»
Андрей (он сидел над чашкой кофе в баре «Европы») даже сам улыбнулся своим фантазиям. Есть все-таки сермяга в словах Никиты, когда он его, Обнорского, неисправимым романтиком называет — вечно его сносит на какую-то «Санту-Барбару»…
Было уже достаточно поздно, стрелки часов подбирались к полуночи, и Серегин понял, что в любом случае какую-то достоверную информацию о покушении на Антибиотика он сможет получить не раньше утра… Уходя из отеля, Обнорский не удержался и все-таки позвонил из холла в триста двадцать пятый номер — он сам не знал, зачем это делает: скорее всего ему просто хотелось убедиться, что госпожа Даллет никуда не скрылась и не уехала…
— Да, я слушаю, — ответил по-английски на другом конце провода голос, в котором Андрей с облегчением узнал голос брюнетки, с которой вместе парился в сауне гостиницы.
— Добрый вечер, госпожа Даллет, извините за беспокойство, это вас из службы размещения беспокоят, — затараторил Обнорский на предложенном языке общения. — Простите, но мы бы хотели узнать — не изменились ли ваши планы относительно проживания в нашем отеле?
— Что? — Рахиль явно удивилась вопросу. — Я не понимаю, в чем проблема? Мой номер оплачен до пятнадцатого ноября и… В чем дело?
— Да-да, все верно, — Серегин вложил в свой голос максимум виноватой растерянности. — Но… У нас возникла маленькая проблема — четырнадцатого числа к нам приезжает большая делегация из Франции. Они несколько изменили время прибытия и… Мы оказались не совсем готовыми, свободных номеров недостаточно… Извините еще раз, просто мы вынуждены беспокоить клиентов — узнавать, не уезжает ли кто-то раньше…
— Нет, — холодно ответила госпожа Даллет. — Я не собираюсь выезжать до пятнадцатого точно, и кроме того мы договаривались, что в случае необходимости я могу продлить срок проживания…
— Да-да, — Обнорский закивал, как будто бы Рахиль могла его видеть. — Конечно, госпожа Даллет… Извините нас еще раз за беспокойство, это наши проблемы, просто мы оказались в такой ситуации, что на всякий случай вынуждены уточнять — не изменились ли планы наших клиентов… Вы знаете, у нас часто так бывает, что постояльцы уезжают и раньше, и позже первоначально оговоренной даты… Извините пожалуйста, всего доброго…
Положив трубку, Андрей шумно выдохнул и вытер вспотевшую ладонь о джинсы — теперь он точно знал, что Рахиль Даллет никуда не денется из гостиницы в течение по крайней мере еще четырех дней… Это давало Обнорскому небольшой временной «люфт»… А еще Андрей уверился в том, что зеленоглазая брюнетка — никакая не израильтянка, по крайней мере не природная, потому что интонации ее речи не соответствовали еврейским… Обнорский не очень хорошо знал иврит (хота этот язык входил в программу его обучения на востфаке), но языковые интонации чувствовал неплохо. Так вот — интонационный строй английской речи госпожи Даллет был очень близок к славянскому… Это, конечно, тоже еще ни о чем не говорило — в Израиле, как пел когда-то Высоцкий, «на четверть бывший наш народ». И все-таки…
* * *Почти весь следующий день Серегин потратил на узнавание обстоятельств покушения на Антибиотика — информация Славы-Солдата подтвердилась лишь частично, довольно быстро Андрей выяснил, что никакой перестрелки на Среднеохтинском проспекте не было… До Никиты Обнорский дозвониться не смог, но зато ему удалось набиться на интервью к исполнявшему обязанности начальника РУОПа Серафиму Данииловичу Лейкину — и это было большой удачей… Тщеславный полковник, даже не понявший, что журналист «пробивает» его, рассказал Серегину очень много о задержанном киллере — имя Кораблева он все-таки умудрился не назвать, но зато сболтнул и про возраст старика, и про то, что тот разводит кроликов… С точки зрения Серафима Данииловича эти детали были не очень существенными, Обнорскому же впоследствии они весьма пригодились… А самое главное — Андрей понял, что в РУОПе начались мероприятия по розыску и задержанию заказчика — стало быть, задержанный исполнитель «потек»…
Когда Лейкин употребил слово «заказчик», Обнорский даже сам не понял, почему переспросил и уточнил пол нанимателя — наверное, снова интуиция сработала, «верхнее чутье»… А может быть, дело было в том, что в подсознании у него все время оставался образ странной израильтянки, носящей на груди фотографии двух людей, уничтоженных Антибиотиком… В июне Виктор Палыч убирает Челищева и Званцева, в ноябре пытаются убить его самого, и при этом в Питере неизвестно откуда и непонятно зачем возникает некая Рахиль Даллет, имеющая какое-то отношение к Белому и Черному Адвокатам…
Лейкин, конечно, не мог «просечь» всю сложную ассоциативную цепочку, побудившую Обнорского задать вопрос — о заказчике или о заказчице идет речь? Серафим Даниилович просто решил, что журналист «и так все сам знает» — и подтвердил, да, мол, есть такая версия, что нанимала женщина… Собственно, полковник даже не сказал этого впрямую, но его реакция на вопрос была слишком уж очевидной — тем более для Обнорского, умевшего улавливать очень тонкие нюансы… Для дальнейших логических построений Андрею потребовалось времени ровно столько, сколько он шел от кабинета Лейкина до 15-го отдела: с одной стороны, в «Европе» проживает странная женщина, имеющая отношение к Званцеву и Челищеву, уничтоженных Антибиотиком, с другой — есть информация, что покушение на Виктора Палыча организовала как раз женщина… Только дурак не обратил бы внимание на такое совпадение, а Серегин дураком не был… Подходя к дверям кабинета Кудасова, Андрей уже почти не сомневался в том, что Рахиль Даллет имела самое непосредственное отношение к несостоявшемуся покушению на Среднеохтинском, и ломал голову над тем, как проверить свои интуитивные догадки. Поговорить откровенно с Никитой? А что получится в результате этой откровенности?
Если догадки Обнорского верны и если он поделится ими с Кудасовым, то зеленоглазая Рахиль (или кто она там на самом деле) окажется в камере, это однозначно… Для Никиты человек, заказавший убийство — преступник, невзирая на то, кого именно планировалось уничтожить. Эту свою позицию начальник 15-го отдела подтвердил прежде всего тем, что предотвратил убийство Антибиотика. Андрей понимал, в принципе, мотивы, заставившие Кудасова поступить именно так, а не иначе, но согласиться с ними не мог — душа не принимала…
Обнорский считал, что мир стал бы намного чище, если бы Виктор Палыч перестал существовать физически — и именно поэтому, именно из-за своего личного счета к Антибиотику, он сочувствовал тем, у кого сорвалось покушение… О киллере Серегин думал мало — киллер, он и есть киллер, придаток пистолета, да к тому же в данном конкретном случае старичок-кроликовод и вовсе не вызывал симпатии — судя по всему, он довольно бодро сдавал заказчицу… А вот сама нанимательница — о ней Обнорский размышлял много и с симпатией.
Во-первых, он все-таки полагал, что заказчица — это зеленоглазая красавица Рахиль, понравившаяся ему еще до того, как стало известно о покушении, а во-вторых, любая женщина, вступившая в почти безнадежную борьбу с питерским паханом, заслуживала уважения… Она не могла не понимать, на какой риск шла — но все-таки рискнула… Стало быть, мотивы у нее были очень серьезными, а раз так — она объективно могла бы стать союзницей для тех, кто тоже считает Антибиотика своим врагом… А разве можно союзницу в тюрьму запихивать? Андрей полагал, что это — просто глупость, правда, справедливости ради стоит отметить, что журналист не был стеснен рамками государственной службы — а частное лицо всегда думает и действует несколько не так, как казенное…
Тем не менее, разговор между Андреем и Никитой все же состоялся — он был коротким, не очень приятным для обоих, и в ходе его Обнорский окончательно решил действовать в отношении Рахиль Даллет самостоятельно…
Выйдя из Большого Дома, Серегин сразу же поехал в «Гранд-отель». Он понимал, что времени осталось мало — у Никиты, судя по всему, подготовка к операции шла полным ходом… Да и, к тому же, информация о неудаче киллера ведь тоже как-то могла дойти до заказчицы — а в этом случае она должна была удариться в бега, понимая, что ее начнут искать и менты, и бандиты…