– Надо людей снять.
– Почему?
– Чечены на конечной остановке автобуса захватят заложников. И еще где-то готовятся, возможно, к захвату вертолета. По крайней мере, Мария спрашивала меня об умении с вертолетом справиться. Могут пострадать люди. Мы с Леней, думаю, сладим с ними сами. Класс у них не тот. Сама Манька о себе сильно мнит. На этом ее, надеюсь, можно и поймать. По крайней мере, у Проханова рука единственная сильно чешется. Предупреди только охрану, чтобы сильно в нас не стреляли. Так, для острастки по потолкам. Чтобы звук был...
Сержант смотрел на меня, разинув глаза, как зевающий разевает рот. Он так и не понял, что за разговор мы ведем с Лоскутковым. Ему и не положено это знать.
– Рискуете, заразы...
– А ты хочешь, чтобы они перебили заложников?
– Ладно. Обмозгуем. Что еще?
– Оставьте там сотовик. Мне нужна будет связь.
– Там уже есть сотовик. У старлея. Я прикажу, он отдаст. Сколько человек там оставить?
– Троих. Можно еще рабочих заменить на омоновцев.
– Сделаем.
– Пусть спрячут оружие в комнатке, где их можно будет закрыть. Сами пусть мне комнатку покажут. Дальше слушай... Взрывчатка будет в грузовике. Детонаторы доставят отдельно. Скорее всего в моей машине. Ее спрячут в лесу неподалеку. Попробуйте захватить, только машину не взорвите. Все. Мне пора. А это тебе... – Я достал из кармана сотню баксов и протянул Лоскуткову. – Когда вернусь, отдашь.
Майор с погонами старшего лейтенанта посторонился и выпустил меня из машины. И, никого не стесняясь, посмотрел банкноту на просвет. Должно быть, чтобы Мария это действо могла увидеть и адекватно отреагировать. Я вернулся к «тройке» почти бегом.
– Что так долго? О чем говорили?
У Марии начался приступ подозрительности.
– Ты не могла бы зарплату выдавать купюрами помельче? Хотя бы двадцатками... – сказал я, садясь за руль.
– Что такое?
– Пришлось сто баксов им выложить...
– За что?
– За подполковника. И за себя. Прибор показал у меня наличие алкоголя. Остаточные явления после вчерашнего вечера.
– Пить надо меньше... – буркнула она. – Поехали, времени почти не осталось.
Время в самом деле поджимало. Я не стал рисовать колесами круги по асфальту и срезал путь, проскочив через маленькую улочку с частными домами – с кочки на кочку, из выбоины в выбоину. Мария терпела, Леня, думаю, мысленно матерился, не решаясь материться при женщине вслух. Время я тоже ценю. И потому задержка на передвижном посту почти не сказалась на нашем графике. Дальше путь лежал уже по бетонке через сосновый бор. Здесь дорога почти прямая, можно и скорость врубить. А вот и сам шлюз. На остановке перед ним как раз замер с открытыми дверьми автобус.
– Его Исмаил дожидается?
Она ответила неохотно:
– Его...
– А следующий когда будет?
– Через полчаса.
– Нам надо спешить...
И тем не менее я не стал сразу давить на акселератор. Мимо здания мы проехали не спеша, равнодушными взглядами рассмотрели и дверь, которая по нынешней обстановке в стране просто не имела права быть обычной – в этом я и не сомневался, и окна, которые, на наше счастье, оказались довольно высокими, и никому в голову не пришло ставить на них решетки. Иначе штурм мог бы затянуться и привести к нежелательным последствиям.
– Как, господин подполковник? – не оборачиваясь, поинтересовался я у напарника.
– Я, даже не глядя, просчитал правильно единственный вариант. А ты хочешь, чтобы я сейчас сменил его?
– Достанете ли? – засомневалась Гаврош.
– Главное, чтобы площадка под тентом была достаточно прочной. Чтобы было от чего оттолкнуться. А уж допрыгнуть мы сумеем.
Площадку в кузове машины уже должны были начать делать. К нашему приезду будет готово.
Я доехал до конечной остановки автобуса, развернулся на кольце и остановился.
– Что? – спросила Гаврош.
Ей ответила только хлопнувшая дверь. Я вышел из машины и осмотрелся, пытаясь предположить, откуда будет стрелять Исмаил. Ни его самого, ни подходящей и достаточно скрытой позиции поблизости не увидел. Куда же запропастился будущий французский легионер? Будет стрелять издалека? Но ему, насколько я понимаю, необходимо к следующему автобусу успеть на остановку. Чтобы при общем дефиците людей помочь с захватом заложников. Значит, слишком далеко не уйдет.
Мария тоже вышла. Стала осматриваться, как и я. И покосилась в сторону ближайшего березняка. Дистанция метров двести. Для «винтореза» вполне допустимая дальность. Но я отлично знаю, что там не лес. Там, среди берез, – дачный поселок. Присмотришься – и крыши строений видно. Если только стрелять со второго этажа какого-то из домов? Плохой обзор. И кто знает, как встанет автобус. А стрелять надо в двигатель так, чтобы вывести его из строя. И кроме того, в дачном поселке есть охрана. Исмаил не стал бы рисковать делом, которое может сорваться из-за пустяка, из-за дурного настроения какой-нибудь служебной собаки, которая бегает между садовых участков. Не тот он человек.
– Понял, где он? – спросила Мария.
Она умышленно показывала мне глазами на березы. Нет, там не может быть снайпера. Я посмотрел вокруг.
Конечно!
– Ну, а рыбы-то он хоть принесет?
– Поехали... – сказала она разочарованно.
Значит, я просчитал правильно. Самая ближняя от берега палатка рыбака. Вон она... Вход в палатку расположен с подветренной стороны. Не будет рыбак так устанавливать палатку. Так ее установит только тот, кто будет из-под полога стрелять по автобусу.
Я угадал и этим командира расстроил – она же мнит себя гением. Мы поехали. На прощание я бросил взгляд на остановку. Человек десять ждут автобуса. Значит, еще столько же наберется и на следующий. Двадцать заложников. Вон та бабка с большими сумками – наверняка перепугается так, что ей будет плохо.
От таких мыслей злость взяла на Гавроша и на всех этих чеченов. Нашелся бы добрый человек, захватил бы их мам и жен вместе с детьми...
– Теперь ты поняла, Машенька, что такое опыт? – чтобы хоть так ее позлить, говорю с ехидцей. – И опыт, и подготовка... Это тебе не ваши доморощенные боевики...
Она поморщилась. Мой тон задел ее. И обращение – Машенька – ей не нравится. Значит, так и буду звать постоянно.
– Ты знаешь, что он должен быть рядом. И выбрал позицию для себя. Там он и оказался. Все естественно, и удивляться тут нечему... – пытается мой успех принизить.
– Не совсем так. В палатке полог с подветренной стороны. Специально для скрытого выстрела. Ребята из моего батальона времен афганской войны, если бы им понадобилось ловить здесь снайпера, уже прошили бы Исмаила несколькими очередями. Рыбак в этой палатке давно бы замерз даже с включенным примусом.
Именно примусами, насколько я знаю, рыбаки палатки и отапливают. Читал недавно в газете, что были уже в этом году случаи ожогов – ткань палаток загоралась от неосторожного обращения с бензином. Все-таки примусы приспособлены для работы на керосине, а керосина сейчас в продаже нет. Говорят, его делают только в Чечне и продают как настоящий бензин.
Перед плотиной я тормознул и пересел на место Марии, чтобы окна, в которые нам предстояло прыгать, опять оказались в поле моего зрения. Подполковник тоже пододвинулся к правой дверце. Мария ехала чуть быстрее, чем перед этим я.
– Не разгоняйся, дай пейзажем полюбоваться...
Я любовался. Только не пейзажем, а «Волгой», которая подъехала к нужному нам зданию.
– Это еще кто? – В голосе Марии откровенная угроза.
Из машины вышел человек, разговаривающий на ходу по сотовому телефону, и сильно стукнул кулаком в дверь. При этом даже не посмотрел, что рядом с дверью есть звонок. Так стучит только руководитель, которого подчиненные не догадались встретить.
– Какой-то начальник пожаловал... Ничего. Пусть его чайком угостят, пусть анекдотами покормят, пусть нас дождется... Одним заложником будет больше...
Я даже хохотнул, представив, как беру в заложники майора Асафьева.
ГЛАВА 17
1
Асафьев сразу увидел машину Толстова. И понял, что женщина за рулем – это и есть страшная Гаврош, которая, как рассказывал вчера единственный из четверых недурно подготовленных физически мужчин, оставленных в засаде в квартире Сабировой, убивает незаметно одним прикосновением. То же рассказывала и Марина Николаевна Сабирова. Но она вообще не увидела, как Мария убивает. Она видела только кровь, много крови, видела, что рука у Марии была в крови. Сейчас Асафьеву почему-то стало страшновато за Толстова и Проханова. Но и самого в то же время невыносимо тянуло как следует рассмотреть Марию Тропынину. Удержался майор с трудом. Только бросил рассеянный взгляд. Но и этого хватило. А издали и сквозь автомобильное стекло она даже привлекательна. Сам Сергей Иванович сидел справа, а сзади пристроился подполковник.
Асафьев старательно не подал вида, что его заинтересовала проезжающая машина – мало ли их здесь проезжает... И чтобы показать свое безразличие, он достал трубку сотового телефона и нажал повтор последнего номера. А последнему он звонил Лоскуткову, который только что сменил форму старшего лейтенанта ОМОНа на привычную гражданскую одежду ментовского майора.
– Вижу Серегу... Все в той же компании, что ты и описывал. Похоже, проводят рекогносцировку. Смотрят на меня. Ничего страшного... Мария меня в лицо не знает. Сколько у нас времени в запасе? Хорошо. Успею провести инструктаж и уехать. Только очень уж большое желание самому здесь засесть и их дождаться...
«Тройка» проехала мимо. И сразу ускорила движение. Асафьев ее прямым взглядом не провожал. Только слегка косил глазами. Но тут загрохотала открываемая дверь.
– Что, товарищ майор? – спросил омоновец. – Скоро они пожалуют?
– Только что мимо проехали. Разведка. Теперь будем ждать грузовик... Знаете, как это будет?
– Майор Лоскутков звонил уже. Вкратце объяснил.
– Собирай людей, речь буду толкать...
Собирать никого не надо было. Они и так собрались здесь. Десять человек в бронежилетах и с автоматами. Только речь толкать Асафьеву не довелось. Он больше сам спрашивал.
– Стоп-стоп... Лоскутков же говорил, что останутся трое? Так просил Толстов.
– Трое останутся внизу, и еще двое в гражданской одежде. Самые возрастные у нас под работяг канают. – Командир омоновцев успокоил майора. – Остальные поднимаются на чердак. Здесь не чердак даже, а так – щель с разводкой труб. Семьдесят сантиметров от пола до потолка. Только и места, что залечь за трубами.
Асафьев недоверчиво покачал головой.
– А если они туда сунутся?
– Наши внизу Толстова предупредят. Пусть сам осмотрит помещение. Да здесь и осматривать трудно. Только трубы видно. Они горячие. Никто не захочет между ними ползать. Задницу обжечь можно.
– Все равно – слишком рискованно.
– А если чечены заложников пригонят? Как тогда будет? Штурмовать нельзя. Они сразу половину людей уложат. Идти на поводу? Соглашаться на требования?
– Толстов сказал, что они с Прохановым обойдутся своими силами. Он знает, что делает.
– Подполковник Проханов однорукий. Что он сможет?
– Вдвоем они уложат вас всех десятерых.
Омоновец недоверчиво засмеялся.
– Ты слышал, как группа захвата пыталась взять Толстова? Пятеро не хилых парней...
– Ну и?
– Штабелем уложил.
– Все равно. Я уже со своим командованием согласовал. Сумел убедить.
Асафьев вздохнул. Вот так всегда при проведении совместных операций. Один в одну сторону тянет, другой в другую. И приказать нельзя, потому что непонятно, кто всей операцией командует. ОМОН не подчиняется ФСБ. А здесь должны быть именно омоновцы.
– Ладно, что еще приготовили?
– На всех трех нижних парнях пробитые бронежилеты. И пакеты с кровью. Они кровью обольются. И будут корчиться, якобы Толстов с Прохановым их подстрелили. Ранение в живот, в спину и в грудь. Такие бронежилеты...
– Когда эти бронежилеты привезли?
– Пятнадцать минут назад.
– Рискованно здесь суетиться. У них же разведка.
– На гражданской машине доставляли. Работяги ящики сгрузили.
– Хорошо. Дальше...
– Дальше – ждем, что будет. И когда...
– Подъедет грузовик. С него Толстов и Проханов запрыгнут в окна. И начнут поливать вас пулями. Не подставьтесь. Пятеро заранее наверх, остальные пусть будут на первом этаже. Чтобы эффект неожиданности соблюсти. Куда прятаться будут?
– Бытовая комната. Там шкафчики с рабочей одеждой и душ. Оружие спрятали под решетку от слива под душем. Достать – меньше минуты. Один ключ будет у Толстова, второй у нашего парня. Там же сотовый телефон. И у меня наверху. Для координации действий. В нужный момент будем атаковать с двух сторон.
– Заложников не заденьте. Кто даст команду к атаке?
– Толстов. Его трубка заблокирована на последний звонок. Раскрыть ее, и мы атакуем.
– Хорошо, – одобрил майор. – Очень мне хочется с вами остаться...
– Нет уж, спасибо... С нас заложников хватит вполне...
Командир омоновцев даже засмеялся. Он знал привычку начальства влезать куда не следует. И знал, что в бою от этого начальства толку никакого не будет. Только защищать придется, вместо того чтобы самому драться. Такое уже случалось не раз.
– Тогда я поехал. Надо успеть проверить группу в лесу.
– А там что?
– Там должна пройти легковая машина. Подвезут детонаторы. Ее готовятся встретить.
– Наши?
– Ваши. Другой взвод.
– Не повезло ребятам. – Командир омоновцев непритворно вздохнул. – С людьми все равно работать легче, чем со взрывчаткой. Она, дура, как грохнет, пиши пропало... Меня четыре года назад в Чечне контузило, так до сих пор башка побаливает.
– Можно сказать, что в рубашке родился. Подполковник Проханов там руку оставил.
– Значит, он наш? Отлично! За своих мы всегда горой. Выручим...
– Кто кого, – усмехнулся Асафьев самонадеянности молодого парня. – Все. Я поехал. Только еще одна просьба. Гавроша – женщину эту – постарайтесь живьем взять...
– Попробуем. Слышал уже про нее.
– Удачи...
2
Леня проверил настил под тентом. Забрался с одной рукой без лестницы – обезьяна, а не человек – более ловко, чем «лопухи» это делали с двумя руками. Попрыгал на досках, пытаясь выбить их ногами. Что-то сказал одному из «лопухов». Второй тут же полез в кузов и застучал молотком. Исправляли и укрепляли. Должно быть, Лене не хватало жесткости в начале и упругости в конце.
Мы с Марией наблюдали картину со стороны.
– Дотошный подполковник... – оценила она.
– Будешь дотошным, если от этого зависит твоя жизнь. В данном случае настил – это все равно что подготовка парашюта.
– При чем здесь парашют, – бросила раздраженно. Нервничает из-за задержки времени.
А нам надо время потянуть, чтобы дать возможность ребятам там, на шлюзе, основательно подготовиться и получить инструкции. А то случится какая-то накладка со связью, запрыгнем мы в окна и нарвемся прямо на очереди омоновцев. А жить почему-то мне еще хочется.
– При том, что ни один десантник или спецназовец не будет прыгать с парашютом, который свернул другой человек. Ты прыгаешь – ты отвечаешь за свою жизнь. Разница только в том, что с парашютом прыгаешь вниз, а здесь прыгать придется вверх. Это сложнее.
Она все равно злится.
– Времени совсем не осталось...
– Тебе надо было раньше думать, раз ты командир, и проинструктировать нас. Долгие сомнения – это не признак умения руководить, Машенька. Тебе бы еще лет двадцать повоевать, тогда начнешь соображать правильно...
Я по-прежнему насмешлив. Почти нежен в своей насмешке. И здорово ее этим достаю, выбиваю из привычной уверенности в себе. А мне именно это и требуется. Будет сомневаться – будет метаться мыслями, не сможет правильно сообразить, когда придет время. И одноногий Муса мне в этом помогает, он тоже считает, что более способен к руководству операцией, нежели она. И хотя моя кандидатура, точно так же, как и кандидатура подполковника, на роль главных ударных сил его сильно раздражает, все равно Муса льет воду на мою мельницу.