– Извините, майор, за резкий тон. Сами понимаете...
Кавлис понимающе улыбнулся.
– Вот мерзавец! – Куренков уставился на окно третьего этажа. Там появилась фигура мужчины, держащего впереди себя плачущую девочку лет шести. В руке убийцы был пистолет.
– Я всех перестреляю!! – раздался его срывающийся на визг голос. – Приведите сюда моего сына!
Куренков отошел от братьев и жестом попросил мегафон.
– Валентин Михайлович! – прозвучал его голос, усиленный динамиком. – Пожалуйста, успокойтесь. За вашим сыном уже послали людей.
– Почему так долго ходят?! Вы уже который раз говорите одно и то же. Если через десять минут его не приведут, я застрелю девчонку!
– Прошу вас, успокойтесь. Детсадовская группа, где находится ваш сын, утром отправилась на прогулку на речном трамвайчике. В данный момент навигационная инспекция делает все возможное, чтобы как можно быстрее доставить вашего сына на берег. Потерпите немного.
Мужчина несколько секунд постоял у окна, после чего скрылся в комнате.
Кавлис одобрительно кивнул: затяжка времени проводилась вполне грамотно.
Куренков краем глаза поймал его жест.
– Не идет на контакт, подлец, пока не выполнят его требование. Время потянуть можно максимум час-полтора. Единственный вариант – брать квартиру штурмом.
Майор поддержал мнение подполковника:
– Я тоже так считаю. Террорист, насколько я знаю, не просто неуравновешенный человек, а психически больной. В любую минуту может наступить критический момент, и он убьет одного из заложников. К тому же он уже убил, а это очень весомый фактор: «мне терять больше нечего».
Куренков покачал головой и цокнул языком:
– Черт! Почему он вооружен не обычным ножом! Я бы, не колеблясь, отдал приказ на штурм. Но у него «ДОГ» со свинцовыми пулями. Для ребенка даже касательное ранение может стать фатальным. Какой дурак разрешил охранным структурам использовать такое оружие! Двенадцатый калибр! В вашей практике, майор, были подобные ситуации?
Подполковник чуть прищурился на Кавлиса, словно собирался запомнить каждую черточку его слегка продолговатого лица, а потом написать портрет по памяти.
– Стандартная ситуация, – ответил майор спецназа.
Куренков невесело усмехнулся.
– Вам легко говорить. А в нашем городе это вообще первый случай захвата заложников. Ну ладно бы там с целью выкупа, можно было бы как-то варьировать, собрать деньги, потянуть время и так далее.
– Это называется контактом. Здесь контакт практически отсутствует. Поэтому единственный вариант – штурм.
– Нет опытных людей с практикой за плечами, а вызывать спецбригаду из Москвы или из другого города поздно. Надо было с самого начала так поступить. Кавлис понял подтекст фразы: «...и снять с себя ответственность». Однако положение у подполковника ФСБ было тяжелое. И вообще тяжелое. Был еще вариант: привести сына Спорышева. В этом случае отец сам открыл бы дверь квартиры и оказался на достаточном расстоянии, чтобы произвести точный выстрел. Однако после неудачного выстрела последует другой – в заложника. Поэтому обычный штурм имеет некоторое преимущество перед штурмом при комбинации с ребенком, поскольку террорист будет держать заложника под прицелом, а палец – на спусковом крючке. Если на обычный штурм требовалось несколько секунд, включая фактор неожиданности и некоторую растерянность террориста, то второй вариант предполагал лишь короткое мгновение. Спорышев, несмотря на психические отклонения, должен понимать, что при передаче ему ребенка у силовых структур появляется реальный шанс взять его.
– Вы говорите об ответственности? – прямо спросил Куренкова майор. – Или в бригаде ОМОНа действительно нет опытных людей?
– И то и другое, – не скрывал подполковник. – Тренировки чуть ли не каждый день, отрабатываются различные ситуации, как вы сказали, стандартные. Лично я в этом случае доверил бы дело людям с практикой за плечами. Вас попросил бы.
Последняя фраза ничего не значила для обоих. Во всяком случае для Куренкова. Потому что он был ее автором и вложил в нее столько значения, сколько пожелал сам. Ею он завершал неприятный разговор об ответственности, отсутствии практики. Может, извинялся перед майором спецназа за откровенно пренебрежительный тон во время знакомства или прикрылся ею, поскольку произнес ее безучастным голосом, хотя был страшно возбужден.
Кавлис на несколько секунд задумался.
– Это действительно стандартная ситуация, я работал и в худших условиях.
Он снова замялся. По его лицу было видно, что в нем происходит внутренняя борьба. Разобраться в ней мог, пожалуй, только брат Николая, следователь Аксенов. Николай поймал его взгляд и покачал головой.
А секунды шли: и здесь, в Новограде, и в Таджикистане.
– Вот что, – обратился наконец Кавлис к Куренкову. – Вам нужно связаться с Управлением по борьбе с терроризмом и получить от директора приказ на освобождение заложников силами моего подразделения.
– Вы здесь с бригадой? – удивленно спросил Куренков.
– Будем говорить, с отрядом. Вместе со мной восемь человек, в данной ситуации больше и не требуется.
Подполковник засомневался. Кавлис поторопил его:
– Я назову вам прямой телефон директора Департамента «А». Все равно он в курсе сегодняшних событий. Вы ведь докладывали в Управление о случившемся?
– Каждые полчаса докладываю. И все же у меня сомнения насчет вас.
– Позвоните директору, и ваши сомнения исчезнут.
– Вы часто себя хвалите?
– При каждом удобном случае. – Кавлис посмотрел на Аксенова. – А тебе, Дима, придется заняться нашей отправкой. Сами, как ты понимаешь, мы уже не успеем. Заказывай девять билетов на самолет.
Директор Департамента «А» оказался на месте. Он внимательно выслушал Куренкова.
– Дайте мне Кавлиса.
Подполковник протянул Николаю телефон.
– Здравствуйте, Вадим Романович.
– Здравствуй, дорогой! – Голос Осоргина прозвучал любезно. – Развлекаешься? Сапрыкин – твоя инициатива? Мне уже доложили, а сам Сапрыкин объявлен в розыск. И ты тоже. Ну нигде их нет! А они оказываются вон где. – Директор говорил без пауз. Неожиданно он повысил голос: – Кончай самодеятельность, майор! Сколько человек ты набрал? Семь?
– Да, – ответил Кавлис. «Оперативно работает Осоргин, – подумал он, хотя про Ремеза и Печинина, конечно, не догадывается».
– Вот возглавляй их – и марш на базу!
– Слушаюсь, товарищ генерал-майор!
– Ты не шути, твою мать!
– Я вполне серьезно. Мы все обдумали, даже в прокуратуре Новограда знают о наших планах. Старший следователь прокуратуры Аксенов уже заказал билеты на самолет.
– Дай мне этого Аксенова. – Генерал не сомневался, что любой нужный ему человек должен немедленно отозваться.
– Вадим Романович, – тихо подсказал Николай брату. И многозначительно добавил: – Не подведи меня, Дима.
Аксенов с явным неудовольствием принял из рук брата телефон.
– Здравствуйте, Вадим Романович. Это Аксенов, старший следователь прокуратуры.
– Вы действительно заказали билеты на самолет для майора Кавлиса?
– Да.
– До Мурманска?
Аксенов, глядя на брата, покачал головой. Николай неотрывно смотрел на него, в темно-карих глазах мольба. Дмитрий, мысленно выматерив брата, решился.
– Так точно, – отчеканил он в трубку.
– М-м... – В трубке повисла недолгая пауза. Затем снова жесткий голос Осоргина: – Дайте мне Куренкова... Евгений Петрович, разрешаю вам провести операцию по освобождению заложников силами отряда майора Кавлиса. Люди опытные, все отмечены правительственными наградами.
Подполковник молчал. Правительственные награды для него ничего не значили. В данной ситуации – орден Сутулова, лучше не скажешь.
Осоргин, чувствуя настроение подчиненного, добавил:
– Майору Кавлису достаточно собственной самооценки и оценки своих товарищей. Ясно?
Вот это уже что-то конкретное.
– Понял вас, Вадим Романович.
– Очень хорошо. После проведения операции вы лично должны посадить Кавлиса и его группу на самолет и доложить мне.
– Слушаюсь.
– Удачи. – Директор положил трубку.
Кавлис попросил телефон и набрал номер.
– Алексей? Это я, Николай. Оставляй Костю заниматься бытовыми проблемами, сам бери остальных и срочно приезжай по адресу: Суворова, 36. Есть работа, заложники, приказ директора Департамента. Потом нас лично начальник регионального управления ФСБ доставит на борт самолета.
– Понял, – ответил Ремез после секундной паузы.
– Леша, не рисуйтесь, поймайте какой-нибудь фургон, «уазик» или... – Николай покосился на брата... – «ГАЗель». Подъедете, из машины не выходите. Я сам подойду. Все, жду. – Он передал телефон Куренкову. – Евгений Петрович, мне необходим план квартиры. Входная дверь металлическая или обычная?
* * *Куренков подозвал к себе начальника ОМОНа майора Сунгурова.
– Ну что, Игорь Васильевич, как и договорились, снабди майора всем необходимым. Его люди прибыли.
– Пойдемте, – Сунгуров пошел впереди Кавлиса. Черный берет эффектно заломлен на правую сторону, символика с российским флагом смотрит за спину, где на униформе в желтом обрамлении красуются четыре буквы – ОМОН. Он слегка повернул голову. – Так что, вы говорите, вам необходимо?
На этот вопрос Кавлис уже отвечал и Куренкову, и Сунгурову, однако спокойно повторил:
– Три наименования: бронежилеты, маски и пистолеты.
– Ах бронежилеты!.. – насмешливо воскликнул Сунгуров.
Кавлис не обратил внимания на реплику майора, однако помимо ноток уязвленного самолюбия, которое вполне закономерно владело сейчас командиром ОМОНа, в его голосе Николай различил некоторое облегчение. Это удивило Кавлиса.
– Да, бронежилеты, – подтвердил он. – Если меня убьют, некому будет спасать заложников. Это касается каждого, кто будет выполнять операцию по освобождению. В другой ситуации я попросил бы у вас бронированные щиты. Я слышал, у вас не так давно ограбили банк. Так вот, если бы охранники были надежно защищены, грабители никогда не пошли бы на ограбление. В этом весь смысл: в первую очередь надежно должен быть защищен охранник, а не кассир, к примеру.
– Читаете мораль или учите? – любезно осведомился Сунгуров.
– Отвечаю на собственные мысли. Теперь о масках. Здесь полно корреспондентов и тележурналистов, мне не хочется, чтобы лица моих бойцов были запечатлены видео– или фотокамерой. Если вы заметили, они находятся в машине и выйдут оттуда только в масках. У каждого из них есть семьи, родственники, близкие. Немного добавлю о себе. Сейчас за нами следуют объективы видеокамер, подполковник Куренков обяжет журналистов скрыть мое лицо на пленке ретушью. Кассеты из любительских камер будут изъяты. И последнее – пистолеты...
– Думаю, мы с вами подружимся, – перебил его Сунгуров. – В каком подразделении вы работаете, тоже секрет?
– Разумеется.
– А рации вам не нужны?
– Нет, обычно мы громко разговариваем и всегда слышим друг друга. Иногда кричим. Когда и это не помогает, кричим очень громко.
Кавлис не стал требовать от Куренкова удалить с места происшествия прессу, было уже поздно – как правило, от присутствия журналистов, включая телерепортеров с видеокамерами, террористы начинают работать на публику. При определенном стечении обстоятельств Кавлис мог посоветовать даже самому Осоргину не мешать им заниматься делом; впрочем, директор Управления по борьбе с терроризмом в подобных ситуациях разбирался хорошо и с советами не лез бы. Командиру отряда специального назначения на время подготовки и проведения операции даются властные полномочия. И как только их принял, он не подчиняется никому.
Майор ОМОНа подозвал к себе заместителя.
– Олег, сними с бойцов восемь бронежилетов, столько же масок и пистолетов.
– И отнесите, если это возможно, вон в ту машину, – добавил Николай, указывая рукой на микроавтобус. – Там вас правильно поймут. А мне нужно отдать последнее распоряжение.
– Не нравится он мне, – заметил заместитель, провожая глазами Кавлиса, и покачал головой. – Слишком самоуверенный.
– Черт его знает... – себе Сунгуров врать не мог: майор спецназа внушал ему уважение.
* * *Куренков нервничал. Некоторое беспокойство ощущалось и по ту сторону оцепления. Толпы людей, среди которых было немало журналистов, с беспокойством и нетерпением ожидали развязки. А она, судя по всему, должна была произойти скоро, очень скоро, об этом свидетельствовали частые передвижения высокого человека лет тридцати, который, по всей видимости, возглавил операцию по освобождению заложников. И еще микроавтобус, примостившийся у торца дома и окруженный нарядом милиции, куда трое боевиков ОМОНа отнесли кипу бронежилетов и баул. Что происходило внутри машины, никто из посторонних не видел: слишком плотно обступили ее милиционеры; зато сами работники милиции с нескрываемым любопытством смотрели, как облачаются в жилеты крепкие парни, тщательно проверяют оружие, освободив магазины от патронов, а затем собственноручно заряжая их. И ноль эмоций на лицах, которые вскоре скрылись под черными масками.
– Начнете, когда террорист подойдет к окну? – спросил Куренков у майора.
Николай отметил, что губы подполковника слегка «подморозило». Язык поворачивался быстрее, чем открывались губы. Нервничает.
– Ни в коем случае, – ответил Николай. – У окна террорист напряжен. В это время он угрожает заложнику, имитирует агрессию. То есть он готов к выстрелу. И любой шум – а мы будем шуметь – тотчас спровоцирует его. Поэтому я хочу скоординировать наши с вами действия. После того как отряд займет свои места в подъезде на втором и четвертом этажах, я дам вам команду, и вы в мегафон вызовите Спорышева на контакт. Скажете ему, что сын уже на пути сюда, скажем, через пять-семь минут он сможет увидеть его. Это обнадежит террориста, отвлечет, вызовет некую лихорадочность действий, что нам, собственно, и нужно. Когда он отойдет от окна, вы просто кивнете мне. Я буду наблюдать за вами из окна на втором этаже. Это и будет сигналом к началу штурма. Через пять минут мы займем свои места. Да, вот еще что. Вызовите «Скорую» и пожарных, пусть встанут в отдалении, чтобы не привлекать внимания Спорышева. Подъедут тихо, без «мигалок» и сирен. Лишние перемещения по двору запрещаю, все остаются на своих местах.
Подполковник с завистью смотрел на майора, удивляясь его хладнокровию. Самого Куренкова лихорадило от слов Кавлиса: «я дам команду... через пять минут... кивнете... сигнал...»
Куренков вдруг поймал себя на мысли, что майор оттого так спокоен и уверен, что здесь не его родной город, в котором он не работает и не живет. Для него это отвлеченная материя; так же хирург смело режет плоть больного, потому что ему самому не больно, но тем самым он спасает человеку жизнь. А если бы майор жил и работал тут, смог бы он столь же хладнокровно действовать? Приближалось время штурма, однако скорость пугала: пять минут. Если бы что-то зависело от переговоров, подполковник вел бы их до изнеможения, оттягивая ту минуту, когда все средства, кроме силового акта, исчерпаны.
* * *Журналист вдруг подался вперед и, рискуя выдавить глаз видоискателем, направил камеру в сторону микроавтобуса, окруженного милицией. Открытая дверца машины выпустила восемь рослых фигур в масках. По ходу выстраиваясь в цепочку, они быстро скрылись за углом здания.
– Пошли! – раздался чей-то голос в толпе. – Вон они!
Девушка из квартиры номер 19 на первом этаже, выходившей окнами на противоположную сторону, была предупреждена и держала окно открытым. Ремез стоял, прислонившись к стене и подставляя сцепленные руки товарищам. «Беркуты», опираясь на них, проворно проникали в квартиру. Девушка едва различимым шепотом здоровалась с каждым:
– Здравствуйте... здравствуйте... здравствуйте...
Ремез поднял руки, и его рывком втянули в комнату.
Все были обуты в кроссовки. Бесшумно, отмеряя по две ступеньки, бойцы достигли пролета между вторым и третьим этажами.